Сборник материалов Московского Гештальт Института

Терапевт слепил из красного пластилина кубик. «Это я», - сказал он мне. Между нами лежал мой остров. «Где я в твоем мире?», - спросил Терапевт и положил кубик на край листа.
И началось путешествие к границе... Кубик передвигался все ближе, моя тревога росла. Что делал Терапевт при этом? Был рядом. И держал меня за руку. И это, пожалуй, лучшее, что можно было придумать. Мы вместе продвигались вперед и разговаривали. Сейчас даже не могу сказать, о чем. Да и нужно ли?
А ещё мы молчали. Молчание - это способ лучше видеть и слышать. Хочется добавить - вкушать, обонять, осязать. Это о «великих» пустяках, о самых нужных и помогающих радостях в нашей жизни. Это и вкусное во рту, и теплое -коже, и приятное глазу, «и жизнь, и слезы, и любовь»... Во время говорения мы теряем эту возможность подпитать душу такими секундными радостями, а жаль. Молчание может быть необходимо для того, чтобы что-то вспомнить. А это уже о прошлом, всегда о нем. Молчание может последовать за «выбросом эмоций» для того, чтобы интегрировать их, «переварить», пропустить через фильтр свершившееся, и идти к себе, другой, дальше.
И ещё мы все время смотрели друг на друга, проверяя, можно ли двигаться дальше, не нарушена ли граница доверия? Пожалуй, теплая рука и глаза, которые поддерживали не меньше, и запомнились мне ярче слов...
И есть ещё какие-то неназываемые, почти неощутимые моменты, которые отличают, на мой взгляд, терапевта от Терапевта. Мне кажется, Терапевт может за руку ввести клиента в особое пространство и время, которое древние называли пространством и временем сновидений, миром эйдосов, другим миром. А мы называем терапевтическим пространством. Когда я смотрела на свой мир на листе бумаги, он виделся мне Реальностью, не менее действительной, чем та, где были мы все. А это значит, что все, что происходило со мной в этом путешествии, точно моделировало изменения во мне. Об этом трудно рассказать и этому нельзя обучить, как мне кажется... А, может, и можно, как учили, например, средневековых мастеров. Учили собой, тем, что были рядом с учеником... Или как в китайской школе, когда ученику клали кусок нефрита на ладонь и говорили с ним Бог весть, о чем. И так много дней. И в один день ученик, которому, как обычно, положили кусок нефрита на руку, вдруг сказал: «А это не нефрит».
Я отвлеклась от путешествия. И произошло это, видимо, потому, что граница меня становилась угрожающе близкой. И даже здесь и сейчас, у компьютера, мне захотелось отвлечься и поболтать о королях и капусте...
А там? Там красный кубик уже обосновался на самой границе, и я привычно оцепенела. Вообще-то по закону жанра мне пора бы и убегать... А мне не хотелось. Что-то в наших с Терапевтом разговорах «о нефрите» подвело меня к осознанию, что не человека, который близко, боюсь я. А, наоборот, именно его, близкого, я боюсь испугать собой. Своим черным подвалом. Своим вопросительным знаком, о котором я сама ничегошеньки не знаю... То есть, с одной стороны, хочется быть принятой и не только радужной, но и любой, черненькой, так сказать. Непоследовательной, слабой, запутавшейся в своих чувствах, рассеянной, не понимающей то, что ясно всем... И многим другим, чего я о себе даже не подозреваю. А с другой - обреченное понимание, что никто меня
такую не примет. Значит - отвержение. А значит, нужно уйти раньше, чем отвергнут...
Но как об этом расскажешь? Впрочем, этот сюжет уже описан в Аленьком цветочке...
А что же Терапевт? С ним происходило что-то странное. Он покраснел и на глазах у него были слезы. Мне стало совсем ужасно - довела человека! И тут-то он и говорит: «Я вдруг понял до слез ясно, что НЕ боюсь тебя! И мне замечательно чувствовать это!».
Вот этого-то я ожидала меньше всего... И что мне с этим делать? Первый порыв - не поверить. Чем я хуже Станиславского? «Не верю и точка!» И в бега. Но зачем, собственно говоря, ему притворяться? Не на сцене же мы в самом-то деле? И слезы какие-то настоящие... Точно знаю, не обучают терапевтов актерскому мастерству.
А, если верить, то... Выходит, и мне не нужно его бояться?...
Это был момент истины...
Хотелось бы мне закончить этим моментом. Нарру епй, так сказать.
Ноне тут-то было. Пока я блаженствовала, Терапевт придумал новую каверзу для меня. Он взял, ставший мне уже родным, красный кубик... и поменял его форму на конус. И поставил на место моего кубика, направив острие на меня... Думаю, все вы поняли, что он имел в виду? Он хотел проверить, может ли приблизиться ко мне в активной фазе. Как мужчина к женщине.
И, конечно, вы уверены, что я поняла это тоже?
Как бы ни так! Какая там сексуальная энергия? И мыслей у меня таких не возникло. Внутри звучала сирена: «Обман! Опасность! Вторжение! Шашки наголо!!!» Отчего такая дикая реакция, не 8 же мне лет? Радоваться, в принципе, надо))). Не насилуют, изящно предлагают)))).
Но эта форма после мирного и милого кубика виделась мне вовсе не фаллическим символом. Для меня это был скорее меч, сколопендра, жало осы... что-то очень враждебное и угрожающее.
Во всех, практически, культурах был культ поклонения фаллосу. И поклонялись именно его созидательной силе. Я уже не говорю о наслаждении. Почему я увидела только опасность разрушения себя?
Я думала над этим. И пришла к выводу, что не в форме дело. Для меня непереносимым на тот момент было само изменение... То есть, не успела я привыкнуть к одному, как на границе, к которой мы шли вместе, продвигаясь по миллиметру, вдруг сам по себе появился кто-то чужой. И я продемонстрировала тут же чистый образец первобытного мышления: «Чужой - значит враг». До секса ли тут? А уж о близости и речи быть не может.
Так я думаю сейчас, но весьма вероятно, что со временем у меня появятся Другие, более глубокие объяснения...
И Терапевт мне указал направление поиска этих объяснений. Показал олько двери, переступить порог нужно мне самой. И я, набрав побольше воздуха легкие, переступила. Ох, и пожалела же я об этом.

жүктеу/скачать 0.87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: