Геологический институт РАН, valentina@ilran.ru

Геологический институт РАН, valentina@ilran.ru

Впервые проведено сравнительное изучение радиоляриевых ассоциаций позднего мела и раннего палеогена из разрезов Северо-Востока России (обрамление Северо-Западной Пацифики) и Южной Пацифики (Новой Зеландии, о. Тасмания, плато Кемпбелл в Тасмановом море, материалы рейсов 113, 114 из Приантарктических территорий). Анализ географического распространения высокоширотных мел-палеогеновых видов радиолярий родов Bathropyramis, Buryella, Clathrocyclas, Lithostrobus, Prunobrachium и Theocampe позволил высказать предположения о возможных путях миграции и центрах расселения.

Центром зарождения первых представителей сем. Prunobrachidae скорее всего был юг Западной Сибири и возможно юг Поволжья, на что указывает появление здесь большого числа видов всех четырех родов (Amphimenium, Amphibrachium, Prunobrachium и Phaseliforma) уже в коньякское время (Вишневская, 2007). По-видимому, в сантоне начиналось расселение прунобрахид в приполярные области. В конце сантона и в кампанском веке происходит активное расселение всех родов этого семейства в Западную Сибирь и наблюдается расцвет прунобрахид, которые иногда составляют до 50% в ассоциациях или резко преобладают над другими группами. В начале кампана это семейство появляется в Средней Азии (Атлас…, 1998) и Корякско-Камчатском регионе (Вишневская, Басов, 2007), а в кампане – в Калифорнии (Pessagno, 1975). В конце кампана прунобрахиды массово встречены в радиоляриевых ассоциациях о. Шикотан, Курильские о-ва (Палечек, Терехов, 2007; Палечек и др., в печати), а затем в скв. 208 и 275 в Тасмановом море и в маастрихте–раннем палеоцене некоторые представители этого семейства достигают Новой Зеландии и приантарктических акваторий (Вишневская, в печати).

Существование центральноазиатского прохода подтверждается находками четырех сибирских видов рода Prunobrachium в кампане Таджикской депрессии, Bathropyramis sanjoaquinensis Campbell et Clark – в маастрихте (Liu, Aitchinson, 2002), а Buryella granulata (Petrushevskaya) – в раннем палеоцене Тибета (Ding, 2003). Анализ литературных материалов показал, что уже в нижнем сантоне в разрезах Таджикской депрессии появляются несколько видов рода Phaseliforma, а в раннем кампане зафиксированы первые представители сибирского бореального вида Clathrocyclas tintinabulum (Grigorjeva). Виды Amphibrachium spongiosum Lipman, Prunobrachium cf. angustum (Lipman), P. cf. articulatum (Lipman), P. sibiricum (Gorbovets), P. crassum (Lipman) и Phaseliforma cf. meganosensis Pessagno, а также Parvicuspis cf. chastaensis Pessagno широко распространены в кампане Таджикистана (районы Актау, Булгари, Газдаган). Сходную картину расселения имеют некоторые представители родов Lithostrobus (L. rostovzevi Lipman, L. turitella Lipman) и Clathrocyclas (С. diceros Foreman, C. hyronia Foreman, C. tintinnaeformis Campbel et Clark, C. gravis Vishnevskaya), Theocampe (T. altamontensis Campbel et Clark, T. vanderhoofi Campbel et Clark), Stichomitra livermorensis Campbel et Clark, которые в позднем мелу более широко представлены в Северном полушарии. Центром расселения клатроциклид и батропирамид была скорее всего Пацифика, а не Сибирь, как у прунобрахид и литостробид.

Такая же закономерность в расселении радиолярий, вероятно, сохранялась и в палеоцене-эоцене. Так, Amphicraspedum gracilis (Lipman), Spongasteriscus cruciferum Campbel et Clark, Lophophaena mugaica (Grigorjeva), Bathropyramis magnifica Campbel et Clark, B. sanjoaquinensis Campbell et Clark, хорошо представленные в Корякско-Камчатском регионе, а также Buryella granulata (Petrushevskaya), встреченная на хр. Ширшова и др., имеют биполярное распространение (Вишневская, в печати). Различия видового и подвидового состава при значительном сходстве наборов позднемеловых-раннепалеогеновых радиоляриевых родов Северо-Востока России, Калифорнии и Новой Зеландии, свидетельствуют об их общем происхождении и указывают на параллельное развитие в сходных условиях. Вероятно, сходные условия во второй половине позднего мела в высоких широтах привели к расцвету многочисленных близких видов рода Prunobrachium. Хорошо развитый потагиум и наличие пилома у сибирских и корякско-камчатских прунобрахид и спонгурид, скорее всего, указывают на обитание в холодных водах при среднегодовых температурах не выше 15ºС, как предполагала М.Г.Петрушевская (1979) для палеогена Норвежско-Гренландского бассейна.

Совсем недавно на побережье Карского моря в обломках пород из зювитов Карского кратера найдены многочисленные представители рода Prunobrachium, обнаруживающие большое сходство с сибирскими видами. Это наиболее высокоширотная находка рода Prunobrachium в Северном полушарии (Вишневская, Алексеев, в печати). Она подтверждает предположение Э.О.Амона (2003) о возможном расселении рода в Северную Атлантику через Палеоарктику (Полярный и приполярный Урал). Так, в Приполярном и Северном Предуралье в сантоне–кампане встречены виды Amphymenium concentricum Lipman, Amphibrachium ornatum Lipman, A. mucronatum Lipman, Prunobrachium crassum (Lipman), а в кампане P. articulatum (Lipman), P. incisum Koslova и P. longum Pessagno. Распространение прунобрахид в Южном полушарии ограничено широтами 40–52º ю.ш. Это 5 видов [Prunobrachium crassum (Lipman), P. aucklandensis Pessagno, P. kennetti Pessagno, P. longum Pessagno, P. sibericum (Lipman)] из верхнего кампана плато Кэмпбелла, два вида (Amphymenium concentricum Lipman, P. kennetti Pessagno) из маастрихта Новой Зеландии и один вид (A. cf. splendiarmatum Clark et Campbell) из нижнего палеоцена Новой Зеландии (Vishnevskaya, 2007). Наиболее близки палеоцен-эоценовые ассоциации обрамления Северо-Западной Пацифики, Калифорнии, Западной Сибири, Норвежско-Гренландского бассейна и Новой Зеландии. Как известно, Крымско-Прикаспийский бассейн в палеоцене и эоцене также относился к бореальной области, но вероятно имел более высокие температуры – около 17–20ºС (История микропланктона…, 1979). К сожалению, позднемеловые (сантонские–маастрихтские) и палеогеновые ассоциации Крыма до настоящего времени практически не описаны (Вишневская, Курилов, 2007), поэтому для прослеживания миграций в этом регионе требуются дальнейшие исследования.

Таким образом, изучение видового состава мел-палеогеновых высокоширотных ассоциаций Северо-Востока России и Центральной Азии (Таджикистана, Тибета), а также Южной Пацифики (Новая Зеландия, Тасманово море) позволило проследить возможные пути миграции аркто-бореальных видов радиолярий через центрально-азиатский коридор в Палеопацифику и затем, возможно в приантарктическую область. Недостающим звеном остается возможный маршрут в Палеоатлантику, прослеживание которого требует изучения материалов по радиоляриям позднего мела и палеоцена Канады, Бразилии и дополнительное изучение видового состава радиолярий данного интервала в Германии, Дании, Нидерландах, Польше, где ранее отмечалось присутствие радиолярий умеренных широт или высокоширотных радиоляриевых ассоциаций. Работа выполнена при поддержке РФФИ, проекты 06-05-64859 и 07-04-00649, и Программы Президиума РАН "Происхождение и эволюция биосферы".
НЕТОЧНОСТЬ БАЗОВЫХ ПОНЯТИЙ – ПРИЧИНА СПОРОВ В СТРАТИГРАФИИ

В.К. Голубев

Палеонтологический институт РАН

Время – фундаментальное понятие естествознания, которому очень трудно дать исчерпывающее определение. В повседневной жизни мы воспринимаем его как существующее независимо от нас текущее вместилище событий и процессов (Левен, 1989; Мейен, 1984). Время пронизывает все и вся, связывая в единое целое все происходящее во Вселенной. Оно не стоит на месте, но неуклонно и равномерно течет в одном направлении, от прошлого к будущему, течет, даже если ничего в мире и не происходит. Время абсолютно. И не удивительно, что многие исследователи интуитивно относятся ко времени как к реальности. Однако эта абсолютность кажущаяся. В действительности, мы не можем сказать о времени ничего определенного – существует оно или нет, течет или стоит, – если отсутствует движение, если ничего не происходит, если нет смены событий. Для нас время неразрывно связано с движением, с изменением, с событиями: есть события – есть время, нет событий – нет времени. Даже операции со временем, его измерение, исчисление – это операции с событиями: мы либо упорядочиваем их хронологически, по принципу "раньше – позже – одновременно", либо сравниваем различные их последовательности. Время – это последовательность событий, запечатлённая в памяти системы (Красилов, 1977). Следовательно, сколько систем, столько и времен. А значит, нет необходимости каждому из них давать собственное название: "геологическое", "физическое", "биологическое" и т.п. События можно систематизировать, формируя сложные иерархические системы периодизации истории той или иной системы. В геологии это создание геоисторических шкал.

Под "стратоном" часто понимают совершенно разные геологические объекты. С одной стороны, стратон – это часть деления осадочной оболочки земной коры, т.е. осадочная оболочка Земли есть совокупность всех стратонов. В этом случае стратон должен выделяться только как литогенетическое тело и иметь собственное название, а сами стратоны могут быть систематизированы, организованы в сложные иерархические системы. Именно такой стратон, литостратон s.l., является аналогом таксона в биологической систематике. К сожалению, исторически сложилось так, что в стратиграфии литостратоны считаются ненастоящими, а сама литостратиграфия ненастоящей стратиграфией. "Настоящий" стратон, т.е. подразделение стратиграфической шкалы, - это литогенетически разнородное геологическое тело со стратиграфическими (геохронологически изохронными) границами. Такие стратоны, хроностратоны, используются исключительно для хронологического упорядочивания самых разных геологических тел, и организовывать из в сложные иерархические системы нет никакой необходимости. Таким образом, под стратоном в одних случаях понимают литостратон, а в других - хроностратон.

По моему мнению, понятие хроностратон является излишним. Для хронологического упорядочивания геологических тел (=стратиграфической корреляции) нужны не "стратоны-тела", а лишь стратиграфические границы. Первый шаг в осознании этого уже сделан хроностратиграфией. Однако следует сделать и следующий шаг, снимающий все существующие ныне проблемы модернизации стратиграфических шкал: именно стратиграфические границы должны иметь собственные названия, а не ограниченные ими тела (название таких тел можно образовывать из названий ограничивающих их границ). Поскольку назначение стратиграфических границ исключительно корреляционное, то им не нужен ранг, и их не нужно систематизировать, создавая сложные иерархические системы, какими являются современные стратиграфические шкалы. Только после преобразования в шкалу безранговых стратиграфических границ с собственными названиями стратиграфическая шкала превратится в полноценный измерительный инструмент.

Палеонтологический институт РАН

К ориктоценозам аристовского типа, основу которых составляют рыбы, хрониозухиды, двинозавры и крупные растительноядные рептилии парейазавры и дицинодонты, условно может быть отнесено местонахождение Покровка. Ориктоценозы соколковского типа в Самаро-Оренбургском Заволжье пока не обнаружены. Эти ориктоценозы отличаются доминированием водных и околоводных рептилий; двинозавры немногочисленны, а рыбы, хрониозухиды и котлассиоморфы являются редкими элементами. В ориктоценозах котельничского типа присутствуют только наземные позвоночные, а водных форм (рыбы, хрониозухиды, двинозавры, котлассиоморфы) вообще нет. Характерная особенность самих местонахождений – рассеянный тип захоронения цельноскелетных остатков. К этой группе могут быть отнесены местонахождения Вязовка-2 и Вязовка-5.

Потеряхские и аристовские ориктоценозы характеризуют прибрежно-озерные биотопы, соколковские – речные биотопы, а котельничские – биотопы водораздельных пространств. Доминирование ориктоценозов потеряхского типа может свидетельствовать, что в позднепермское время данный регион представлял собой озерную низменность с обширными сильнообводненными межозерными пространствами и со слаборазвитой речной системой. Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект 07-04-00907, гранта Президента РФ для Ведущей научной школы, комплексной программы Президиума РАН № 18 "Происхождение и эволюция биосферы. Подпрограмма II".
О ПРИСУТСТВИИ ТРИАСА В МЕЖДУРЕЧЬЕ КЛЯЗЬМЫ И ОКИ

(ВЛАДИМИРСКАЯ И НИЖЕГОРОДСКАЯ ОБЛАСТИ)

В.К. Голубев, И.В. Новиков, А.Г. Сенников

Палеонтологический институт РАН

В 1968 г. во время гидрогеологической съемки сотрудником Вязниковской партии Геологической экспедиции Геологического управления Центральных районов С.Н. Никитиным в левом борту оврага в 0,5–0,6 км восточнее д. Щекино (окрестности Вязников) в северодвинских песчаниках были собраны кости тетрапод. В настоящее время данная коллекция хранится в Палеонтологическом институте РАН. Ее изучение привело к весьма неожиданным заключениям о возрасте костеносных отложений. Костные остатки представлены преимущественно фрагментами отдельных костей крыши черепа и посткраниального скелета. Присутствуют также два фрагмента черепа: фрагмент основания неба, включающий части парасфеноида, крыловидной и квадратной костей, и фрагмент посторбитальной части левой половины крыши черепа, включающий таблитчатую кость и части заднетеменной и боковой затылочной костей. Оба вышеуказанные фрагмента черепов несомненно относятся к Wetlugasaurus. Более того, по форме таблитчатой кости и скульптуре один из них, скорее всего, принадлежит к W. angustifrons Riabinin – форме, характеризующей в нижнем триасе Восточно-Европейской платформы рыбинский и слудкинский горизонты. Среди других остатков наиболее диагностичным является фрагмент левого птеригоида небольшого трематозавроидного лабиринтодонта из подсемейства Thoosuchinae. Некоторые особенности морфологии этого образца – степень суженности и удлинения краниоквадратного прохода, уплощенность депрессорной части восходящей пластины, ориентация crista oblique – позволяют предположительно отнести его к Angusaurus, известному из слудкинского и усть-мыльского горизонтов нижнего триаса.