Сергей Сергеевич Степанов Век психологии: имена и судьбы

Ж. Пиаже

(1896–1980)

На рубеже веков членам Американской Психологической Ассоциации (а число их превышает 100 тысяч) было предложено назвать 100 самых ярких фигур мировой психологии уходящего столетия. Первенство в получившемся рейтинге патриотичные американцы отдали своему соотечественнику Б.Ф. Скиннеру (с чем многие европейцы, пожалуй, поспорили бы), зато второе место в «золотой сотне» занял швейцарец Пиаже, опередив таким образом даже Фрейда. На протяжении десятилетий он оставался самым цитируемым психологом, а на пороге нового века авторитетный журнал «Тайм» и вовсе включил его в сотню самых влиятельных личностей столетия. Почетный доктор свыше 30 университетов (включая знаменитые Гарвардский, Кембриджский и др.), лауреат дюжины престижных научных премий, Пиаже Монбланом возвышается на ландшафте мировой психологии. Однако для большинства российских психологов знакомство с Пиаже исчерпывается несколькими его яркими экспериментами да кочующей из учебника в учебник периодизацией умственного развития. А что же это был за человек, которого психологи всего мира почитают величайшим авторитетом? Каким путем пришел он к своим открытиям, в каких источниках черпал вдохновение? Не претендуя на подробное изложение его идей (этому посвящены десятки и сотни книг, статей, диссертаций), обратимся к творческому пути великого ученого, о котором до сих пор написано до обидного мало. Даже крупнейший в нашей стране знаток творчества Пиаже Л.Ф. Обухова фактически сводит биографию мэтра к хронологии его научных публикаций. А ведь все эти книги (числом более полусотни) и статьи (кажется, вообще не поддающиеся подсчету) написаны интереснейшим человеком. О нем и пойдет речь.

Жан Пиаже родился 9 августа 1896 г. в городе Невшателе, в одном из франкоязычных кантонов Швейцарии, знаменитом своими винами и часами (по сей день огромным спросом пользуются швейцарские хронометры от Пьяже – так наши модники называют часовщика, однофамильца известного ученого). Французский был его родным языком, на нем он всю жизнь говорил и писал (из-за чего некоторые поверхностные «знатоки» ошибочно причисляют его к французам), хотя, как всякий образованный европеец, достаточно свободно владел и другими языками. Отец Жана, Артур Пиаже, был профессором местного университета, специалистом по средневековой литературе, а помимо того – увлеченным историком и краеведом. Он оказал большое влияние на интеллектуальное развитие сына, постоянно стимулируя его любознательность. Однако интереса к своему любимому предмету – истории – он у Жана не поощрял, намекая на ненаучность большинства исторических изысканий: по его мнению, достоверность большинства так называемых исторических фактов спорна, не говоря уже о вольности их толкования. К примеру, самому Артуру Пиаже удалось доказать, что некий древний документ – свод привилегий невшательских горожан, относимый к раннему средневековью, – является на самом деле поздейшей фальсификацией, из-за чего важные моменты в истории края подлежат серьезному пересмотру.

Вероятно, не без влияния отца сложился научный стиль Пиаже – скрупулезный подход ко всем деталям исследования, высокие требования к достоверности данных. Не оттого ли выявленные им впоследствии психологические феномены, при всём возможном многообразии их толкований, отвечают всем самым строгим научным критериям и не подвергаются сомнению даже его критиками?

Мать Жана, Ребекка, была женщиной чрезвычайно яркой и интересной, сочетавшей широту кругозора с не типичными для своего круга политическими идеалами, да еще и фанатичной кальвинисткой. Отчасти под ее влиянием юный Жан Пиаже отдал дань увлечению политикой в составе молодежного движения христиан-социалистов, но быстро охладел к этой стезе, хотя в его социологических работах (социология также входила в круг его интересов) встречаются весьма политизированные антикапиталистические высказывания. Если бы советские психологи обратили на это внимание, то это только подняло бы авторитет Пиаже в их глазах. Однако сам он, погруженный в науку, никогда своими политическими убеждениями не козырял, в отличие от советских коллег, которым это было просто-напросто положено. Впрочем, как мудро заметил А. Адлер, сражаться за свои убеждения гораздо легче, чем иметь их.

Не перенял Жан у матери и ее фанатичную религиозность. Уже в подростковом возрасте он пришел к убеждению, что Бог и сама жизнь во всех ее проявлениях суть одно и то же, а это, надо признать, не очень-то согласуется с церковными доктринами. По мнению Пиаже, жизнь и есть религиозный долг человека, и правильно его исполнить – значит уметь сосредоточиться на главном деле своей жизни. Таким для Пиаже была наука.

Более никаких сведений о его религиозных убеждениях не удается отыскать ни в каких источниках. Судя по всему, сам ученый считал их делом сугубо личным и никак не связанным с его научным творчеством. Считал, надо думать, весьма справедливо, о чем нелишне было бы напомнить множащемуся в наши дни легиону православных психологов – возможно, кто-то из них и славен своим благочестием, но ученых масштаба Пиаже (а кажется и просто ученых) среди них пока не замечено.

Малое влияние матери на мальчика, а возможно даже и негативное влияние, может быть объяснено ее вздорным характером – по некоторым оценкам, мать Жана и вовсе была человеком душевно нездоровым. Эта ее психологическая особенность негативно влияла на всю атмосферу семейной жизни. Один из биографов Пиаже даже предполагает, что ранний интерес мальчика к естественнонаучным наблюдениям хотя бы отчасти мог быть продиктован простым стремлением вырваться из дома и поменьше там бывать. Впрочем, не под влиянием ли неблагоприятной семейной атмосферы и материнского нездоровья возник у Пиаже интерес к психопатологии, удовлетворить который он впоследствии пытался в знаменитой цюрихской клинике Бурхгёльцли (здесь он слушал лекции Юнга) и в парижской клинике Сальпетриер, где он также прослушал соответствующий курс лекций.

Не будет преувеличением назвать юного Жана Пиаже вундеркиндом – свою первую научную работу он опубликовал в возрасте 10 лет! Ее он выполнил как член Невшательского кружка юных натуралистов, объединявшего в своих рядах преимущественно старшеклассников. Опубликоваться в бюллетене кружка мальчика побудило главным образом стремление к самоутверждению – перед лицом не столько товарищей, сколько директора городского музея естественной истории семидесятилетнего господина Годеля, который не принимал юного натуралиста всерьез и отказывался допустить его в фонды музейной библиотеки. Своей цели Жан добился – не только снискал расположение Годеля, но и стал его внештатным помощником, временами получая в оплату своего труда кое-какие интересные экземпляры для своей коллекции (в самом деле – мальчишка хоть и смышлен, но не платить же ему денег!). Эта первая научная работа представляла собой небольшой, объемом в одну страничку отчет о наблюдениях за воробьем-альбиносом, которого Жан приметил в местном парке. Значение этой работы для науки не стоит переоценивать, но для начинающего исследователя это было первым серьезным шагом по пути научных изысканий.

Интерес к птицам сменился интересом к моллюскам, который также нашел отражение в нескольких публикациях. На основании этих работ Жану Пиаже было сделано предложение занять место куратора коллекции моллюсков Женевского музея естественной истории. Каково же было изумление администрации, когда выяснилось, что «эксперт» еще ходит в школу!

Интерес к психологии пробудился у Пиаже далеко не сразу. Биолог по образованию – Пиаже окончил Невшательский университет в 1915 г. и в 1918 г. стал доктором естественных наук – он не получил никакого формального психологического образования, по крайней мере – за всю жизнь не сдал ни одного экзамена по психологии. (Однако вот уже много лет студенты разных стран штудируют его классические труды по возрастной психологии!) Первоначально у него возник интерес к психоанализу, однако похоже, что прослушанные на эту тему лекции вполне данный интерес исчерпали. Такое происходило в истории психологии не раз – многие выдающиеся психологи на заре своей карьеры отдали дань увлечению психоанализом, но по зрелому размышлению предпочли мифам науку.

Не переломил ситуацию и курс дидактического анализа, который молодой Пиаже прошел у нашей соотечественницы Сабины Шпильрейн, личного друга Фрейда и Юнга, одной из ярких фигур психоаналитической когорты. Анализ длился восемь месяцев, ежедневно по утрам. Как вспоминал Пиаже много лет спустя, анализ не был ни терапевтическим (особых душевных терзаний он не испытывал), ни учебным (о карьере психоаналитика он не мечтал), а носил преимущественно пропагандистский характер, причем свою роль «пациент» не без иронии сравнивал с положением подопытной морской свинки. Пиаже был сильно заинтересован аналитическим процессом, но испытывал сомнения по поводу теоретических вопросов. В конце концов Шпильрейн прервала анализ по собственной инициативе, не желая, по словам Пиаже, «тратить по часу в день с человеком, который отказывается проглотить теорию». К тому же стало ясно, что в ряды психоаналитиков Пиаже не рвется, хотя он и принял участие в берлинском психоаналитическом конгрессе 1922 года, на котором была и Шпильрейн.

Нельзя, однако, сказать, будто общение с Сабиной Шпильрейн оказалось совершенно бесплодным. Историк психоанализа А.М. Эткинд в своей книге «Эрос невозможного» усматривает его весьма значительные итоги. По его мнению, анализ помог молодому Пиаже осознать реальный круг своих профессиональных интересов. Его познавательная энергия, до того метавшаяся от систематики моллюсков до философской эпистемологии, теперь наконец нашла точку приложения.

Примечательно, что список психологических работ Пиаже открывается обзорной статьей «Психоанализ и его отношения с психологией ребенка» (1920). Через год он начинает серию исследований, которые открыли новую эпоху в психологии развития. Именно в 1921 году – в пору прохождения психоанализа – Пиаже публикует первую свою статью, посвященную развитию речи и мышления ребенка. В эти годы он совершает открытие эгоцентрической речи, которая составляет примерно половину речевой продукции шестилетнего ребенка и нужна ему для расширения внутренних мыслительных задач. В этих ранних работах Пиаже эгоцентрическая речь противопоставляется социализированной речи, которая постепенно вытесняет первую, позволяя ребенку полноценно общаться с родителями и сверстниками. Эта идея Пиаже, развивавшаяся им во множестве экспериментальных работ на протяжении более чем полувека, завоевала мировое признание.

Годом ранее, в 1920-м, Сабина Шпильрейн сделала доклад на 6-м Международном психоаналитическом конгрессе в Гааге. Доклад в сокращенном виде был опубликован в официальном органе Международной психоаналитической ассоциации. Он назывался «К вопросу о происхождении и развитии речи». Шпильрейн рассказывала коллегам, что есть два вида речи – аутистическая речь, не предназначенная для коммуникации, и социальная речь. Аутистическая речь первична, социальная речь развивается на ее основе. Первые слова социальной речи – «мама» и «папа» – выводятся Шпильрейн из звуков, издаваемых ребенком при сосании. Первые взаимодействия с внешним миром, приносящие ему удовольствие, дают ребенку позитивные представления о внешней реальности, которые связываются с издаваемыми им звуками. Ставя ту же проблему, которую тогда же или чуть позже ставил Пиаже, Шпильрейн идет в другом направлении: не к логике формальных операций, которые станут открытием Пиаже, а к анализу взаимосвязи речи, мышления и эмоционально насыщенных отношений ребенка с родителями. А.М. Эткинд, известный смелостью своих гипотетических допущений, полагает, что сходство и различие позиций в ходе анализа могло обсуждаться между Шпильрейн и Пиаже, когда пациент подвергал сомнению теоретические основы анализа, а терапевт, помня о своих «пропагандистских» задачах, в ответ приводила свои аргументы.

Можно ли на этом зыбком основании допустить приоритет Шпильрейн в отношении концепции раннего Пиаже? Вопрос это спорный, но влияние Шпильрейн на определение научного пути Пиаже так или иначе представляется весьма значительным. С той поры интересы его определились, с тем чтобы найти воплощение в ярких экспериментах и новаторской теории умственного развития.

Биографы Пиаже традиционно акцентируют внимание на ином источнике его научного вдохновения. В 1919 году приехав в Париж для изучения патопсихологии, Пиаже по приглашению Т.Симона, соавтора знаменитой шкалы Бине-Симона, работал в его лаборатории – в частности, над адаптацией для французских детей тестов интеллекта, разработанных англичанином С. Бёртом. Формально суть этой работы состояла в отслеживании правильных и неправильных ответов детей на те или иные тестовые вопросы. Внимание молодого исследователя привлекла не количественная, а качественная сторона этого процесса. Пиаже стало ясно, что так называемые неправильные ответы детей вызваны не недостатком их ума в сравнении с умом детей более старших либо взрослых, а своеобразием их рассуждений. Экспериментальному изучению этого явления он и вознамерился посвятить свои исследования.

Подобно многим своим выдающимся коллегам, Пиаже не упустил блестящей возможности наблюдать процесс познавательного развития ребенка на примере собственных детей. Приглашенный в 1921 г. в Институт Руссо в Женеве, Пиаже встретил там юную Валентину Шатено, которая вскоре стала его женой. В этом браке родилось трое детей – две дочери и сын, наблюдая развитие которых Пиаже пришел к формулировке новаторской концепции умственного развития, изложенной в одной из самых, пожалуй, известных его книг «Речь и мышление ребенка». Именно в полемике с этим трудом сформулировал свою концепцию развития мышления Л.С. Выготский. Полемика эта была заочной – титаны мировой психологии при жизни никогда не встречались. Лишь много лет спустя, когда Выготского давно не было в живых, Пиаже познакомился с его критическими замечаниями и отнесся к ним с пониманием. Ведь, как отметил однажды Дж. Брунер, Пиаже и Выготский не столько противостояли друг другу, сколько друг друга дополняли. Впрочем, это тема для доброй сотни диссертаций – как уже написанных, так еще и ждущих своих авторов.

Обозревая дальнейший жизненный путь Пиаже, стоит, пожалуй, согласиться с уже упоминавшейся оценкой Л.Ф. Обуховой: «Пиаже прожил жизнь, все главные события которой были связаны с интеллектуальной работой. Знакомясь с его биографией, мы отмечаем: 1923-й – женитьба, 1925, 1927, 1931-й – рождение детей, все остальные годы, начиная с 1907-го – публикации, публикации…» Эти строчки заимствованы нами из недавно изданной под редакцией Л.Ф. Обуховой книги «Жан Пиаже: теория, эксперименты, дискуссия», вобравшей в себя как ключевые для понимания идей мэтра его собственные работы, так и исследования отечественных и зарубежных авторов, вдохновленные открытиями великого швейцарца. Отсылая заинтересованного читателя к этому ценному источнику, нельзя не отметить, что его выход на заре ХХI века лишний раз убедительно свидетельствует: оценка Л.Ф. Обуховой – «ученый, изменивший лицо современной психологии» – более чем справедлива. Через годы после смерти Пиаже (он умер в Женеве 17 сентября 1980 г.) он продолжает оставаться крупнейшим авторитетом в мировой психологии. Да, многое в его наследии не очень-то легко для понимания (это только в учебниках, где Пиаже отведена пара страничек, его концепция предстает ходульно-компактной). Но говорил же Гёте: «Ты равен тому, кого понимаешь». Сравниться с Пиаже было бы наивной амбицией, но любой психолог должен хотя бы постараться его понять.