Шифры и революционеры России
Глава восьмая. «Круглый ключ» и шифр ЦК РСДРП
жүктеу/скачать 3.51 Mb.
|
Глава восьмая. «Круглый ключ» и шифр ЦК РСДРП«Круглый ключ» (или, как его называл В. Акимов, шифр «по таблице Пифагора») несомненно, был придуман российскими революционерами. Он представлял собой прямое усовершенствование квадратного шифра, известного еще со времен народничества. Первое мимолетное упоминание о нем мы находим в переписке за сентябрь 1902 года. За месяц до этого в Лондон прибыл представитель СПб. «Союза борьбы» В. Краснуха. Во время проведенных встреч с редакцией «Искры» было решено возобновить деятельность российского Оргкомитета по созыву II съезда партии. 8 августа Краснуха покинул столицу Великобритании. Надежда Крупская писала в Петербург Ивану Радченко: «Вчера уехал в Швейцарию Ваня. Мы с ним спелись совершенно. Он верный друг Феклы» (215). Владимир Краснуха, известный в подполье как «Ваня», «Гражданин» и «Юрко», сыграл большую роль в становлении нового ОК. Участник Белостокской конференции, он сделал все, чтобы ее решения были воплощены в жизнь. Около двух недель провел «Гражданин» в кругу редакторов «Искры». В его лице Ленин и Мартов приобрели надежного союзника в проведении искровской политики в Петербурге. Это было тем более важно, что как раз в эти дни И. Радченко пришлось срочно покинуть столицу. Его место занял Краснуха. 26 сентября он писал в Лондон: «Того и гляди выйдешь из терпения, несмотря на все прирожденное хладнокровие. Начинаем с безалаберщины… Наплодили столько ключей, что сам леший ногу сломит. Дабы положить конец этому распутству, прошу и умоляю пользоваться только круглым, нашим и «Машей»» [выделено мною – А.С.] (216). Ключ по стихотворению Некрасова «Маша» нам прекрасно известен. Еще с середины 1900 года он служил петербургскому подполью. Но о «круглом» Краснуха более ничего не сообщил. Переписка этим шифром, видимо, не состоялась. Продолжали во всю использоваться старые стихотворные системы. В начале октября 1902 года Крупская выговаривала «Гражданину»: «Перво-наперво позвольте вас выругать… за небрежную шифровку. Не зная, что вы условились о ключе с Евгением [Л. Дейчем в Швейцарии – А.С.], я недоумевала, каким ключом вы пишите, и, наконец, расшифровала ваше письмо без ключа в какие-нибудь 1/2 часа. Это прямо скандал. Не повторяйте одних и тех же знаков для одной и той же буквы, иначе вся шифровка никуда не годится» (217). Так что, несмотря на значительный подпольный стаж, шифровальщиком «Гражданин» был неважным. А речь в письме искровского секретаря шла о стихотворении Надсона «Умерла муза моя». Следующие следы «круглого шифра» мы находим только в 1904 году. В партии не утихала отчаянная межфракционная борьба. Но основные ее баталии перенеслись непосредственно в Россию. Туда один за другим уезжали видные представители «большинства» и «меньшинства», чтобы уже в местных комитетах до конца выяснить свои отношения. Начало нового 1904 года ознаменовалось очередным крупным провалом. Обеспокоенная информацией агентуры о возможном проведении в Киеве III съезда РСДРП, 1 января в резиденции Центрального комитета партии полиция провела масштабную акцию. Было одновременно произведено 600 обысков у неблагонадежных киевлян и арестовано 167 человек. Никто из членов ЦК схвачен не был. Но в Лукьяновском замке оказались их ближайшие помощники – Дмитрий, Анна и Мария Ульяновы с женой «Клэра» Зинаидой Кржижановской. Центр партии был немедленно перенесен в Москву. Там обосновались члены ЦК Левик Гальперин, Леонид Красин и Розалия Землячка. Туда же в апреле 1904 года выехал из Женевы цекист Фридрих Ленгник. Центральный комитет уже не был един, в своем большинстве проводя примиренческую линию. Поэтому большевик Ленгник сосредоточил свою деятельность в Северном бюро ЦК РСДРП, возглавляемом Николаем Бауманом. 19 июня 1904 года по Москве прокатились очередные аресты. Всего в руках охранки оказалось 15 революционеров, причастных к работе упомянутого бюро. Среди прочих – Н. Бауман и еще один господин… Им оказался подданный Германии некий Артур Циглер, специалист по артезианским колодцам системы Ракки. Допросы его велись исключительно на немецком языке. Арестованный ни слова не понимал по-русски. Однако полицейская агентура утверждала обратное – Циглер прекрасно владел русской речью. Задержанная по тому же делу Елена Стасова писала из Таганской тюрьмы в Женеву: «В охранке мне заявили, что я арестована за знакомство с Бауманом и Циглером, который привезен тоже сюда, в Таганку. Он еще не раскрыт, но в нем подозревают какого-то политического ссыльного, бежавшего из Сибири» (218). Не скоро жандармам удалось дознаться, что арестованный Циглер есть бывший ссыльный Фридрих Вильгельмович Ленгник. Родился он в Екатеринославе в 1873 году. Революционную деятельность начал в Петербурге в кружке И. Чернышева. Сосланный на три года в Сибирь, Фридрих познакомился там с двумя марксистами – Владимиром Ульяновым и Глебом Кржижановским. Эта встреча предопределила всю судьбу Ленгника. Весной 1901 года он вернулся на родину в Екатеринослав. А с октября поселился в Самаре, устроившись инженером на железной дороге. Жизнь революционера-профессионала кидала Фридриха по разным городам по обе стороны границы, а в Екатеринославе его ждала семья. Арестованному Циглеру-Ленгнику 10 сентября 1904 года сообщили: «Жена Кола и ребенок здоровы, живут в Екатеринославе». А на следующий день Надежда Крупская отправила письмо к супруге своего товарища. Оно было сплошь зашифровано. Но, помимо криптограммы, сохранился ее открытый текст: несколько строк, подписанных словом «Штерами». Это непонятное буквосочетание отнюдь не было чьей-то кличкой. В конце своего наброска Надежда Крупская приписала ключ к «круглому шифру» Фридриха Ленгника и его жены. Как в обычном квадратном ключе, здесь так же выстраивалась табличка на основе ключевого слова. Но принцип ее построения был несколько иной. К выписанному по вертикали лозунгу сбоку приписывались строго по алфавиту последующие буквы. Делалось это с таким расчетом, чтобы в ячейках таблички появились знаки алфавита лишь по одному разу. Остальные клетки представляли собой «пустышки». Смысл круглого шифра и заключался во введении в его структуру значительного количества фиктивных цифр. Ключевая табличка семьи Ленгник, таким образом, имела следующий вид:
Строки таблички под номерами 3 и 7 также представляли собой фиктивные величины. Тут была полная аналогия с брошюрой В. Акимова «О шифрах» и его примером по слову «Пташекъ». И даже примененный в шифре 30-ти буквенный алфавит был точно такой же, как у «Бахарева». Надо полагать, что здесь имелась прямая связь. Именно книга Акимова дала прямой толчок к составлению шифра Ленгника. Но только толчок… Обозначение знаков в криптограмме осуществлялось по привычной координатной системе, цифры писались без естественных разрывов в одну сплошную строку. Смысл шифра чрезвычайно прост. И легче всего его понять на конкретном примере. Только для уяснения правил шифрования мы разобьем криптограмму на группы чисел: 853 291 273 531 9571 2875 61 672 184 9453 83 8954 91 532 881 8953 О т Ф р и ц а б ы л о п и с /ь/ м о. Как видим, каждая буква обозначалась двумя, тремя и более цифрами, но разобраться в них не трудно. Весь текст письма Н. Крупской гласил: «От Фрица было письмо, его еще не узнали, улик никаких нет, настроение отличное, сидит с товарищами, о нем заботятся, беспокоится о вас, напишите ему письмо, я перешлю» (219). Фраза из черновика «Он здоров» (ее приводят подготовители «Переписки») в шифре отсутствует и, значит, в окончательный вариант текста она не вошла. Надежда Константиновна не стала здесь лукавить. Страдая туберкулезом, Ленгник чувствовал себя в тюрьме весьма неважно. Только весной 1905 года (на волне революции) Фридрих очутился на свободе и, затем, долго лечился в Швейцарии. Ключ семьи Ленгника неожиданно повел меня совсем в другую сторону. Все началось с вышедшей в 1981 году книги С. Рубанова и Г. Усыкина «Под псевдонимом Дяденька». К своему изумлению, я обнаружил на ее страницах тот же самый лозунг! Авторы книги рассказали, как подруги Лидия Книпович и Надежда Крупская разработали в 1896 году (!) шифр на основе буквосочетания «Штерами»! Правда, само это описание не оставляет никаких сомнений, что оно полностью выдумано (220). К большому сожалению, историки не указали источник своих знаний. Но совпадение ключевых слов 1896 и 1904 годов просто поразительно и никак не может быть случайным. Даже в предложенной в книге шифртаблице можно уловить элементы нашей таблички, хотя Рубанов и Усыкин были очень далеки от правильной трактовки круглого шифра. Этот след возвращает нас в Петербург конца XIX века. Очевидно, там и возник подобный вид шифра. И если мы вспомним, что Л. Книпович, В. Акимов и Ф. Ленгник были, как и В. Краснуха, выходцами именно из петербургской «подполь- ной школы», то наша версия еще более окрепнет. Нельзя не вспомнить здесь и гамбеттовский ключ В. Ульянова из 1896 года (число «3 – 7»), цифры которого полностью соответствуют фиктивным величинам шифра «Штерами». Конечно это случайность, но уж очень показательная. Рубанов и Усыкин утверждают, что «Штерами» есть производное от французской фразы «шер ами», что в переводе читается как «милый друг». Это интересное наблюдение нам пригодится в дальнейших рассуждениях. А теперь скажем, что круглый ключ Ленгника в большевистской переписке был отнюдь не одинок. Точно такой же вид шифра использовался в том же сентябре 1904 года – в письме к некоему «Сынку» из Житомира. Кем был этот революционер, мы не знаем. Но известен его шифровальный ключ, который способен нам кое-что прояснить. Им было слово «Учениками». Табличка шифра выписывалась уже без фиктивных интервалов при 28-ми буквенной азбуке:
Сохранилось несколько писем Надежды Крупской, где есть подобный шифр. Что же касается «Сынка», то вот образец его криптограммы: «267736617178934276534147545191». [ Я в к а в О д е с с у] (221). А дальше идет нерасшифрованный публикаторами письма текст: «Преображенская 69, д-р Левенсон, пар/оль/: «Мне нужно видет/ь/ царя персидскаго. Спросит/ь/ Осипа»». Столь странный пароль, несомненно, связан с документами «персидского подданного Якова Леона» – руководителя Южного бюро ЦК Исаака Лалаянца. К осени 1904 года он был уже арестован, но назначенные им явки продолжали работать. Шифр «Сынка» однозначно указывает на принадлежность этого неустановленного историками революционера к большевистской женевской группе. Ибо шифр «Учениками» присутствует в переписке других членов этого кружка – Александра Дивильковского, Вениамина Липшица, Израиля Мордковича и Лидии Фотиевой. Причем первые двое шифровали в классическом «квадратном» варианте, а последние – в «круглой» системе. Например, в июне 1905 года Надежда Крупская «цифирила» Израилю Мордковичу в Кострому: «4/3 4/2 2/2 6/2 318131233616825314631447146». Криптограмму нетрудно понять: «Пошлем еще литерат/уры/» (222). А вот вариант шифра к Лидии Фотиевой (сентябрь 1905 года): «В Питер поехала девица с литературой – 75842151478644345173495637176126». [ Д м и т р е в с к а я ] (223). Такой разброс шифровального ключа – и временной и географический (Житомир, Берлин, Женева, Кострома и Петербург) заставляют обратить на него пристальное внимание. Особенно, на тех подпольщиков, которые им пользовались. Один из них, Израиль Давидович Мордкович («Рюрик» и «Юрий») даже оставил потомкам свои мемуары. Родился он в 1882 году, получил образование счетовода, однако профессию себе выбрал революционную. Весной 1904 года «Юрий» исчез из Одессы и очутился в Женеве, где после некоторых колебаний примкнул к большевистской эмигрантской группе. Мордкович в 1930-х годах вспоминал, как в начале сентября из своего путешествия по Швейцарии в Женеву вернулся Владимир Ленин и тут же сорганизовал «рабочий кружок» большевиков. Среди его членов мемуарист называет и Лидию Фотиеву с Вениамином Липшицем. Помимо Ленина, с кружковцами занимались другие большевики-ветераны. В частности – Крупская. «Надежда Константиновна знакомила нас с отдельной отраслью конспирации – перепиской химическими чернилами и шифрованной перепиской. С этой областью конспирации я совершенно не был знаком и потому для меня это было ново и интересно. Я узнал, что для писания химическими чернилами имеет большое значение и качество бумаги, на которой пишешь, и перо, которое должно скользить по бумаге, не оставляя на ней следа… Гораздо сложнее было дело с шифрованием писем, но и в этом отношении ее уроки не прошли для меня без пользы. Я научился не только шифровать, но и расшифровывать чужие письма, не зная ключа. Это очень кропотливая работа, своего рода искусство. Требуется не только усидчивость, терпение и систематичность в работе, но и известное наитие, вдохновение, догадка… Надежда Константиновна предупреждала нас об опасности пользования шифром вперемежку со словесным текстом» (224). Но если правда, что Крупская преподавала своим слушателям азы дешифровки, то почему же и в 1905 году она продолжала широко использовать сравнительно простые шифры? После начала революционных событий десятки эмигрантов потянулись назад, в Россию. Среди них сам Мордкович и все его товарищи по большевистскому кружку. Совершенно ясно, что именно тогда был со всеми ими условлен общий ключ «Учениками». Это немного корявое слово вполне объясняется следующим образом. «Если поверить, что «штерами» есть «шер ами», то «учениками» так же легко представить как «ученик – ами». То есть: «ученик – друг»! Все это, несомненно, указывает на связь ключа с «рабочим кружком» учеников Ленина. Однако, есть здесь и крупная заминка. Как известно, письмо к «Сынку» в Житомир Крупская пометила началом сентября 1904 года. Следовательно, само появление лозунга нужно датировать более ранним временем, чем образование женевского кружка. И «Сынок» к нему не имеет отношения. Впрочем, легко предположить, что ученических кружков в разные периоды было несколько. Ключ «Учениками» давно известен историкам из опубликованных бумаг революционеров. Так на одном из сохранившихся писем к Фотиевой в Петербург Крупская сделала пометку: «Адрес Киски… Шифр по табличке «учениками»» (225). Однако гораздо любопытнее другой документ. До нас дошел список конспиративных связей ЦК РСДРП за 1905 год. В нем для города Костромы (резиденция Израиля Мордковича!) указан ключ: ««Учениками» - круглый» (226). Именно эта уникальная публикация доказывает, что система шифра «по таблице Пифагора» носила одновременно название «круглого ключа». Об этом ранее в исторической литературе имелись недостоверные сведения. Так историк Ю. С. Уральский считал, что «квадратный» и «круглый» ключи есть одно и то же. Но это были технически разные шифры. Причем, если криптограмма выполнялась в виде цифровых дробей, то использовали первую систему. А при сплошной записи шифра шла в ход вторая. К примеру, так (сразу в двух вариантах) было перекрыто письмо И. Мордковича из Костромы, пример которого был разобран нами выше. «Круглый ключ» (или «шифр по таблице Пифагора») относится к так называемым «прерывистым квадратным шифрам», описанным П. Розенталем. А они, в свою очередь, входили в разряд наиболее употребительных революционных шифров. Поэтому нет сомнения, что «круглые» системы были в большом ходу у социал-демократов. Конечно, они им казались красивыми, простыми и надежными. По первым двум пунктам можно, пожалуй, согласиться. Но надежность подобного способа оставалась под большим вопросом. Кроме того, шифр этот был очень непрактичен и требовал предельного внимания при работе с ним. Достаточно было допустить ошибку в одном лишь знаке, пропустить цифру или, наоборот, приписать лишнюю, как вся криптограмма превращалась в абсолютно нечитаемую «абракадабру». А это, при «химическом» копировании шифра или его некачественном проявлении, происходило сплошь и рядом. Так что у той же Надежды Константиновны были причины пользоваться этим видом ключа как можно реже. Даже по сравнению с «гамбеттовским» и «мудреным» шифрами, «круглый» встречается в большевистской переписке сравнительно редко. В разное время участники женевского большевистского кружка отправлялись в Россию. В январе 1905 года в Костроме оказался Мордкович. В августе в Петербург прибыла «Киска» – Лидия Фотиева, ставшая помощницей в секретариате русского бюро ЦК РСДРП. Но раньше всех в столицу России отправились Александр Дивильковский (Авдей) и Вениамин Липшиц (Лев). Из «отношения» начальника СПб. Охранного отделения подполковника Кременецкого к начальнику СПб. ГЖУ от 11 января 1905 года: «В середине ноября минувшего года были получены в отделении указания, что в местной социал-демократической организации появился некий «Лев», приезжий, по-видимому, нелегальный, который … занял видное место среди главарей указанной организации в качестве опытного и энергичного руководителя и организатора рабочих… При наблюдении за указанным «Львом», который … оказался прописанным по паспорту на имя кр-на Могилевской губернии Михаила Моисеева Кугаева, установлены его сношения со многими видными деятелями социал-демократической организации» (227). Впоследствии сыщики выяснили, что под личиной «Кугаева» скрывался ранее известный жандармам по Одессе рабочий-столяр Вениамин Хаимович Липшиц. С именем этого большевика связан интересный случай употребления ключа «Учениками». В декабре 1904 года из Петербурга в Женеву ушло конспиративное письмо. Липшиц адресовал его своему старому одесскому товарищу Мордковичу: «Вот адрес для Макса… Написано двойным ключом, первый ключ тот же. Я нарочно пишу этим шифром, потому, что я к нему так привык, что вполне свободно владею им…
Твой Алл.» (228). Применяя табличку «Учениками» (здесь при азбуке в 29 букв) легко восстановить второй шифр Липшица:
Этим несложным квадратным ключом и перекрыт в письме адрес для переписки с «Максом» (М. Генкиным). Вот начало криптограммы Липшица: «12352445135331243213324452 …» [Петерб. сторона…] Проще этой системы подпольщикам придумать было уже нечего. Революционер просто «перетасовал» буквы алфавита в удобной для запоминания форме. Естественно, что надежность такого шифра была минимальной. Он очень близок к «походному ключу», описанному в книге Розенталя. В опубликованной переписке большевиков мы больше не встретим подобный способ шифрования. Однако в реальной жизни подполья он использовался повсеместно. Это был полный возврат к старым народническим шифрам. Ценные сведения на эту тему оставила известная большевичка Елена Дмитриевна Стасова: «Иногда обстановка требовала упрощения шифра, которым мы пользовались… У меня… был собственный ключ для шифровки. Он состоял из семи слов, содержащих все буквы алфавита. Например: 1) телефония, 2) привычка, 3) хитрюга, 4) будущее, 5) мездра, 6) сцепщикъ, 7) женьшень. Каждая буква, как в обычном шифре, обозначалась двумя цифрами: порядковым номером слова (числитель) и места буквы (знаменатель), которое она занимала в слове. Так, например, буква «Л» в моем шифре обозначалась цифрой 1/3 (первое слово, третья буква). Кроме того, я могла менять шифр: например, назвать первое слово восьмым, потом пятнадцатым, потом двадцать вторым. Таким образом, один раз буква «Ф» может быть 1/5, другой – 8/5, третий – 22/5. Я шифровала так же быстро цифрами, как писала буквами, так как знала наизусть, в каком слове какое место занимает буква. Вот образец зашифрованного слова «Провокатор» – 2134162416675633,15622. Как видите, сплошной ряд цифр и только в одном месте стоит запятая. Это для того, чтобы показать, что число 15 – это не первое слово и пятая буква в нем, а пятнадцатое слово (т.е. то же первое, но для заблуждения на случай провала названное пятнадцатым, как указано было выше), шестая буква – в данном случае «О»… Я стала зашифровывать адреса в адресной книге «Весь Петербург». На определенной странице с левой стороны в строке ставила легонькую точку, обозначающую числитель. С правой стороны в той же строчке я ставила опять-таки легонькую точку – это был знаменатель… А шифр был тот же – из семи строк» (229). Эти воспоминания хорошо известны. Они вышли несколькими изданиями, широко комментировались. Кстати, «хитроумный способ» запрятывания цифрового шифра в строках книжных текстов даже выдавался советскими историками за изобретение самой Стасовой. Однако, уже в 1902 году Акимов дал его описание в своей брошюре, а еще раньше его узнала полиция. Идея квадратного (координатного) шифра была настолько притягательна, что к ней вновь и вновь обращались подпольщики. Придумывались новые интересные варианты. Но все они содержали прежние пороки – малый набор используемых знаков или алфавитный порядок букв. Не избежали этого и руководители РСДРП. Несомненный интерес и удивление вызывает ключ к шифру Центрального комитета партии, установленный сразу по окончании III съезда РСДРП. Он давно известен (или должен быть известен!), так как еще в 1926 году был опубликован самими большевиками. Однако с тех пор ни один историк не коснулся этого шифра в своих исследованиях. Мы нарушим это длительное умолчание. Но предварительно вернемся к событиям, предшествовавших партийному съезду. К началу нового, 1905 года, межфракционные отношения в РСДРП все более накалялись. Фактически, существовало три партийных центра – примиренческий ЦК, меньшевистская редакция «Искры» и «Бюро комитетов большинства» (БКБ). Последний был создан для непосредственного созыва очередного съезда в обход ЦК, считающего, что этот съезд фактически приведет к расколу партии. «Кровавое» 9-е января и начало революции по-новому осветили задачи партии, показали правоту Ленина в его борьбе за крепкую сплоченную организацию и ускорили созыв съезда. Однако ЦК, все ближе примыкающий к меньшевистскому крылу, всячески мешал БКБ и фактически сам вел раскольническую политику. Выход из партийного кризиса, как водится, нашла российская полиция. 12 февраля 1905 года Надежда Крупская запросила Московский комитет РСДРП: «Сейчас прочли в газетах, что арестованы Андреев, Чириков, Скиталец и еще 14 писателей. Правда ли это? Кто эти 14? Что за причина?» (230). Речь шла об аресте в Москве 9 февраля почти всего состава Центрального комитета РСДРП – Владимира Носкова, Левика Гальперина, Иосифа Дубровинского, Льва Карпова, Виктора Крохмаля, Владимира Розанова, Екатерины Александровой, Александра Квятковского и агента ЦК Михаила Сильвина. Собрание цекистов происходило на квартире писателя Леонида Андреева. Такого провала у социал-демократов еще никогда не было! Несмотря на фальшивые паспорта у задержанных «писателей», полиция быстро дозналась, с кем имеет дело. Только два цекиста остались на свободе: случайно опоздавший на заседание инженер Леонид Красин (Никитич) и находящийся в Смоленске Алексей Любимов (Марк). Уцелел и агент ЦК Дмитрий Постоловский. Разгром центра делал бессмысленным его дальнейшее противодействие сторонникам Ленина. И 12 марта 1905 года Красин от имени ЦК подписал соглашение с представителем БКБ Яковом Драбкиным (С. И. Гусевым) о скорейшем созыве партийного форума. Большинство российских комитетов приветствовало этот шаг и 12 апреля в Лондоне открылся III съезд РСДРП. Однако непримиримая позиция Совета партии и редакции новой «Искры» привела к тому, что 14 меньшевистских комитетов проигнорировали Лондон и собрались отдельно в Женеве. В итоге марксисты получили «два съезда и две партии». Раскол стал фактом. Большевистский съезд длился с 12 по 27 апреля (25 апреля – 10 мая н.с.) и в его работе участвовали делегаты более 20 комитетов. Нет нужды освещать ход съезда и его итоги. Приведем лишь воспоминания Надежды Крупской: «На съезд от ЦК приехал Зоммер (он же Марк – Любимов) и Винтер (Красин). Марк имел архимрачный вид. Красин – такой, точно ничего не случилось. Делегаты бешено нападали на ЦК за его примиренческую позицию. Марк сидел темнее тучи и молчал. Молчал и Красин, подперев рукой щеку, но с таким невозмутимым видом, точно все эти ядовитые речи не имели к нему никакого отношения» (231). 25 апреля на 23-м заседании съезда в 3 часа 25 минут Красин и Любимов начали зачитывать доклад ЦК о проделанной работе. Их двухчасовой отчет представляет исключительный интерес с точки зрения постановки нелегальной партийной работы в России. Опубликованный в протоколах III съезда РСДРП (1959 год), он мало известен, но дает очень многое для правильного понимания всей сложности деятельности партийного центра. Вечером того же дня на закрытом заседании был выбран новый Центральный комитет. В него вошли Владимир Ульянов, Леонид Красин, Александр Богданов, Дмитрий Постоловский и Алексей Рыков. В 1931 году, отвечая на нападки председателя «Общества старых большевиков» Ольминского о «богдановщине» в ЦК, Н. К. Крупская писала: «Неверно считать, что тут были какие-то подвохи со стороны Богданова. Красин играл крупнейшую роль в Баку, исключительно удачно выступал на съезде. К Красину Ильич до конца относился очень хорошо… О Постоловском много хорошего писали товарищи из России. Натансон характеризовал его как крупнейшего работника. Рыков раньше жил за границей и гораздо больше говорил и работал с Ильичом, чем с Богдановым. Выбор ЦК на III съезде ни в чем не противоречил желаниям Ильича, был с ним до конца согласован» (232). Марк Натансон весной 1904 года прибыл в Женеву как член партии социалистов-революционеров. И чета Лениных познакомилась с ним. В своих воспоминаниях Крупская писала: «Натансон был великолепным организатором старого типа. Он знал массу людей, знал прекрасно цену каждому человеку, понимал, кто на что способен, к какому делу можно приставить. Что особенно поразило Владимира Ильича, – он знал прекрасно состав не только своих, но и наших с-д организаций лучше, чем многие наши тогдашние цекисты. Натансон жил в Баку, знал Красина, Постоловского и др. Владимиру Ильичу показалось, что Натансона можно убедить стать социал-демократом… Недели две продолжался роман с Натансоном. …» (233). Об этих памятных встречах с организатором кружка чайковцев писала Крупская и Дяденьке (Л. Книпович) в Россию: «Относительно Никитича дело тоже не безнадежно. У нас был его друг (старый знакомец Чухны) приходил в качестве дружественного нейтралитета, произвел на нас прямо чарующее впечатление, понимали друг друга с полунамека. Вот это голова! Вот это был бы Фауст! К сожалению, – в лучшем случае, – это дипломат – дружеский нейтралитет и никогда ничем больше не будет, но у него есть чему поучиться, и Никитич прошел, значит, хорошую школу» (234). Лидия Книпович (Чухна) хорошо знала Натансона и Красина, очевидно, еще по Баку, куда нередко наезжала из Астрахани. Сам Леонид Борисович познакомился с Натансоном еще раньше – в Иркутске, участвуя вместе с последним в горячих политических дебатах ссыльной колонии между ветеранами народничества и молодыми марксистами. А под «Фаустом» значился Центральный комитет РСДРП. Просто удивительно, как все переплеталось в истории. И человек, стоящий у истоков первых народнических организаций, оказал прямое влияние на формирование нового ЦК РСДРП. 27 апреля (10 мая) Владимир Ленин закрыл съезд. Вечером того же дня состоялось заседание утвержденного Центрального комитета. Сохранился уникальнейший документ. Он выполнен рукою Ульянова и является кратким «конспектом» конспиративного заседания цекистов. В нем масса интересных деталей практической деятельности большевиков. Так в разделе «Сношения между членами ЦК» приводятся пароль, шифр и клички руководителей партии. Трудно удержаться и не дать здесь фрагменты этого любопытного документа. Начинается он следующим абзацем: «Пароль исключительно для членов ЦК: «Иван Иванович Иванов». Письмо к… 1) Ивану – minimum … Поклон и т.д. 2) Ивану Ивановичу - // - 3) Ивану Иванычу Иванову – maximum доверия, «абсолютное». Ответ: «Очень рад, слышал, что он был болен»» (235). Перед нами так называемый «пароль трех степеней доверия». Начиная с 1905 года, он начал широко входить в жизнь большевистского подполья. «Клички: ЦК = Дон Жуан. Винтер = -ерт, Власов = -о, Александров = -а, Ленин - -ей. Центральный Орган = Донна Анна» (235). С «Дон Жуаном» и «Донной Анной» все понятно. Это конспиративные названия ЦК и ЦО партии. Окончания же «вейн, ерт, о, а, ей» были введены для того, чтобы дать возможность в некоторых пределах варьировать клички цекистов при сношениях. Так, Леонид Красин (Винтер) в переписке фигурирует как Розенвейн, Тидвейн, Тидевейн, Явейн и Глинтвейн. Александр Богданов (Вернер) именовался Райнерт, Рейнерт, Зейферт. Дмитрий Постоловский (Александров) обозначался как Антуа, Дюбуа, Дюруа и Делота. Владимир Ульянов (Ленин) был, кроме того, известен как Фрей и Линдлей. Только для Алексея Рыкова (Власова) мы не знаем подобных кличек. Сразу, по-возвращении в Петербург он был арестован. Такая система трансформации конспиративных имен была по тем временам совершенно уникальна. То же самое можно сказать и о шифре Центрального Комитета, который можно изобразить в следующем виде:
Лабиринт: 
+ 7 или: х 10. А = 6/12=12/6=12/13=19/13=60/120=13/12=13/19=12/42=42/12=19/42=42/19 (235). Нетрудно понять структуру этого ключа. Буквы в табличке разнесены согласно положения в алфавите по схеме приведенного в протоколе графического лабиринта. Совершенно оригинальной является нумерация строк и колонок таблички. Обозначенные от 1 до 12, они не совпадают друг с другом. Поэтому при перемене местами числителя и знаменателя дробей их смысл не меняется. Сами же числа можно было увеличивать на цифру семь или умножать на семь и десять. Поэтому максимальные числа, встречающиеся в дробях – 84 и 120. Все эти нововведения должны были сбивать с толку дешифровщиков и маскировать систему шифра. Существовала и фиктивная дробь (пустышка): 6/7 = 7/6 и т.п., соответствующая пустой клетке таблички, она же могла (вероятно) использоваться как знак раздела между словами. Сохранились два обширных письма заграничного секретаря ЦК Надежды Крупской к цекистам Красину и Постоловскому, содержащих подобный шифр. В качестве примера приведем начало послания к «Винтеру» от 1 июня 1905 года: «Дорогой товарищ! Вы, конечно, знаете о провале 19/4 10/13 12/42 16/1 17/21 12/28 6/12. Кого послали вместо него на юг?..» (236). Шифрряд легко преобразовать в более простой вид: 12/4 10/6 12/6 9/1 10/3 12/4 6/12 – [Власова] . Это была «вершина криптографической мысли» большевиков к весне 1905 года. Прикидывая, кто бы мог претендовать на изобретение этого шифра, на первое место следует выдвинуть Леонида Борисовича Красина. Несомненно, что разработчиком шифра мог быть только один из членов ЦК – вся его надежность держалась на уникальной системе обозначения букв. А имеющаяся в документе приписка Ленина о том, что Красин сообщит подробности Крупской, однозначно указывает на автора шифра. Теперь посмотрим хронологию событий. 25 апреля, делая свой доклад, Красин совсем не был уверен, что он будет вновь переизбран в ЦК. Ведь тот же Любимов был назначен только агентом Центрального комитета. Слишком много претензий имели ортодоксальные большевики к двум бывшим цекистам. Но Красин произвел очень выгодное впечатление на всех делегатов съезда и уверенно прошел в новый состав ЦК. И уже через день он предложил свой оригинальный шифр! А они так быстро не рождаются. Совершенно очевидно, что «Никитич» придумал свою систему переписки задолго до партийного съезда. Но ее применение на более раннем этапе партийной истории не выявлено. Шифр Центрального Комитета был известен исключительно его членам и секретарю заграничного бюро ЦК Крупской. Даже назначенная секретарем русского бюро Елена Стасова (Абсолют) первоначально его не знала. 14 июня 1905 года Крупская отправила в Петербург письмо Постоловскому, перекрытое ключом ЦК. Для верности в начале текста она сделала пометку личным шифром «Абсолюта» (Крылов «Дуб и трость»): 1/13 4/5 23/5 17/7 3/5 12/7 11/12 17/5 6/7 – «Для Вадима» (237). Но Постоловского в столице не оказалось – он выехал на Кавказ. И в очередном письме Крупская сообщает недоумевающей Стасовой: «Письмо к Вадиму писано ключом, который знает также и Тидвейн, спросите у него» (238). «Тидвейн» – член ЦК Александр Богданов. Такова роль Леонида Красина в создании новых шифров революционного подполья. Выдающийся революционер, конспиратор и практик нелегальной деятельности. И одновременно видный российский инженер-электротехник. Единственный член ЦК РСДРП, долгие годы сохранявший свою легальность и избегавший подозрений полиции. Созданная под руководством «Никитича» подпольная типография «Нина» в течение пяти лет беспрепятственно работала в Баку и не была открыта полицией. «В деле печатания и распространения нелегальной литературы в России ЦК нашей партии сделал больше, чем было сделано до сих пор какою бы то ни было нелегальной организацией, не исключая «Народной Воли», с ее громадными материальными средствами, с ее строго централизованной организацией» – так с гордостью говорил «ответственный техник и финансист» Леонид Красин в своем докладе III съезду РСДРП. И это был факт. За 1903 – 1904 годы Департамент полиции насчитывал по России не менее 43 типографий, принадлежащих социал-демократам. В значительной степени их работа направлялась лично «Никитичем». Он умудрялся совмещать свою огромную деятельность в крупных российских компаниях с изнурительной и опасной работой члена ЦК нелегальной партии. Оценивая квадратный шифр системы Красина, нельзя не видеть, что он страдает теми же пороками, что и все ключи этой группы. Каждая буква имела до 20 возможных обозначений (Ленин привел лишь часть из них), но пропорции букв в текстах не учитывались. И при значительных объемах перехваченной переписки, шифр мог подвергнуться аналитической дешифровке на основе частоты встречаемости знаков. Кроме того сохранялся алфавитный порядок букв, хотя и скрытый «лабиринтом». Однако несмотря ни на что, нельзя не признать красоту и новаторство этого шифра. Даже здесь Красин проявил себя оригинальным изобретателем. К сожалению, при всей огромности литературы об этом видном деятеле Советского государства, ничего не сказано об этой сфере его подпольной деятельности. Ныне Красина обвиняют в терроризме и авантюризме, экспроприациях и водворении оружия, беспринципности и даже в печатании фальшивых ассигнаций. Но для многих и многих россиян он остался «инженером революции», героем своего времени и одним из выдающихся деятелей России ХХ века. жүктеу/скачать 3.51 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|