Глава четвертая. Всероссийская социально-революционная организация
Разгром 1874 года казался страшным. Сотни активных революционеров были вырваны из движения. Но, разумеется, арестовали далеко не всех.
В конце того же 1874 года «группа грузин и цюрихских студенток, бросив заграничные университеты, приехала в Россию на помощь товарищам, потерпевшим поражение. Стихийности порыва своих предшественников они попытались противопоставить строго регламентированную организацию. Наученные горьким опытом, они не нырнули в народ в одиночку, не пошли летучими пропагандистами в деревню, а направили свою деятельность по линии наименьшего сопротивления, сулившей в то время наибольший успех, – в среду фабричных рабочих». Так в 1920-х годах писала известная исследовательница революционного движения Э. А. Корольчук.
Начало новой организации положил Иван Джабадари. Когда он приехал из-за границы в Петербург, то нашел в нем полное опустошение. Тогда у него возникла мысль перенести центр тяжести подпольной деятельности в Москву, где полицейские условия были гораздо легче, чем в столице. В ноябре 1874 года было положено начало новой революционной группы. В нее вошло в общей сложности 55 человек. Помимо Москвы, они располагали своими представителями в Киеве, Ивано-Вознесенске, Серпухове, Туле, Шуе и Одессе. Организация выработала и свой устав, включающий 13 подробных разделов. Для нас наиболее интересен последний:
«Раздел XIII. Условия межобщинного сношения.
... 2. Уведомление об общинном шифре;
3. Пользование общим словарем для телеграмм;
4. Необходимо давать знать о пароле путем телеграмм;
5. Извещение о кличках личного состава администрации...» (25).
По-прежнему организация держалась на равенстве и товариществе ее членов, централизации не было. Молодые революционеры повторяли ошибки своих предшественников. Они были так же доверчивы и наивны, так же по-детски конспирировали и не имели опыта практической подпольной борьбы. Результат не заставил долго себя ждать.
Аресты начались в марте 1875 года, а к осени организация перестала существовать. В феврале 1877 года в Петербурге открылся очередной показательный судебный процесс над революционерами. Хотя они были арестованы позднее тех, кто «ходил в народ», их дело закончилось быстрее. Объясняется это и относительной малочисленностью организации, и обилием улик, и стремлением властей публично и строго наказать молодых людей, значительная часть которых оказалась девушками. Сама фабула деятельности этой организации хорошо и подробно изучена, «процесс 50-ти революционеров» широко освещен. Вычленим здесь вопрос о применявшихся подпольщиками шифрах. Как и «процесс нечаевцев» в прошлом, и «процесс 193-х» в будущем, суд над 50-ю членами «Всероссийской социально-революционной организации» также отличался гласностью. По опубликованному в печати обвинительному акту все желающие могли получить полное представление о тогдашней шифрпрактике революционеров. Процитируем самую интересную для нас часть обвинительного документа:
«Единство шифров, употреблявшихся разными лицами в разных местах, не может не служить прямым доказательством принадлежности как писавшего шифрованную записку, так ровно и лица, которому она предназначалась, к одному и тому же сообществу...
1. Так в бумагах Цвилинева в квартире администрации был найден шифр: «Чаще держать экзамены...»
2. Наиболее употреблявшийся между пропагандистами шифр был найден и разобран по бумагам иваново-вознесенской общины. Шифром этим «Эй Фомич, кубышкою владей» были написаны следующие письма...
3. После ареста ивановской общины, когда шифр «Эй Фомич» сделался уже известным, начали попадаться письма писаные шифром: «Эй, подлец, негодная тварь...»
4. Шифром «Быстро решающие задачи» написаны записки, писаные Чекоидзе и Верою Любатович к Рыжему во время совместного содержания их в тюрьме...
5. Надежда Георгиевская желала передать своему брату записку, написаную по шифру: «Неуместно безпощадно грубиянить...»
6. Шифр «Южный цветущий лес» употреблялся для сношения арестованных лиц с администрацией...
7. Посредством седьмого шифра: «Привычки завсегда делаются потребны» переписывались, содержась под стражей, обвиняемые Батюшкова и Цвилинев...
8. Обвиняемый Нуромский покушался... передать записку, написаную восьмым шифром: «Рубят цветущий южный лес...»
9. Шифр «Бродяжник, греховодник, заискивание», найденный у Здановича, писан рукой кн. Цициановой.
Кроме того, найдено было у разных лиц еще семь шифров, но документов, ими записаных, обнаружено не было. Следует обратить внимание, что способ употребления шифров и написания ими записок и писем был у всех обвиняемых один и тот же. Он состоял в том, что составлялась табличка, разделенная продольными и поперечными линиями на 9 или 10 клеток. В этих клетках расписывалась фраза, составляющая шифр, так что в каждую клетку приходилось по одной букве. Каждый, как продольный, так и поперечный ряд клеток обозначался цифрой, так что каждая клетка, а, следовательно, и каждая находящаяся в ней буква, соответствовала двум цифрам: одной продольного ряда клеток, а другой поперечного ряда» (26).
При цитировании шифров обвинительный акт ограничивался только передачей начала каждой ключевой фразы. Лишь в одном случае мы знаем полный текст. При обыске квартиры администрации общества был обнаружен чемодан с бумагами революционера Цвилинева, а среди них ключ к шифру: «Чаще держать экзамены, хорошо писать формулы, бегло резюмировать целыя и дроби».
Между прочим, Николай Цвилинев не принадлежал к организации москвичей, а был членом группы уцелевших «чайковцев» в Петербурге. После первых провалов в Москве столица решила помочь своим товарищам. Приведенный шифр, вероятно, служил ключом к переписке Москвы с Петербургом и Цвилинев получил его вместо пароля (27).
После ареста весной 1875 года Ивана Джабадари руководство организацией перешло к Георгию Здановичу. Ранее он заведовал техникой, транспортом и сношениями с заграницей. В сентябре 1875 года подпольщик оказался также арестован. Задержан Зданович был на московском вокзале с фальшивыми документами при попытке получить нелегальный транспорт литературы. Длительное время Георгий не называл себя, хотя полиция была уверена, что он активный революционер, известный в своей организации под именем «Рыжий».
Находясь в одиночной камере, Зданович вел переписку с оставшимися на воле товарищами (Верой Любатович), не подозревая, что жандармы просматривают его письма. Интересно прочесть их и сейчас. Они представляют собой подробные инструкции по практике подпольной деятельности. Вот отрывок из письма от 28 ноября 1875 года:
«Вы мне писали, чтобы я докончил бы шифр для телеграмм – мне это положительно неудобно, да и нет возможности при условиях нашего существования. Я лучше вот что сделаю: я напишу, как дополнить и составить его, а так же способ его, а вы потрудитесь над ним поработать: он проще и практичнее – в имеющихся у вас черновых сделано больше половины работы – остается расклассифицировать слова и добавить некоторые. Дело вот в чем: берется известное количество групп, – положим 18-20, в каждой группе такое же количество слов, 18-20, что составит около 400 слов – количество порядочное. Слова, конечно, берутся самые употребительные и необходимые, сюда же включаются названия городов, имена собственные и фамилии (или псевдонимы); когда, таким образом, имеются слова, то берется равное числу групп количество букв более употребительных как начальные, и вся механика заключается в следующем: например, я хочу телеграфировать, что «книги получены»; я ищу в группах слов (для удобства расположенных по алфавиту) каждое из данных слов, положим, что первое слово выразится так: 5 – 7, т.е. 5 – группа, 7 – слово; я беру 5-букву и 7, ну хоть «Д» и «И». Я уже составляю телеграмму и стараюсь подыскать слова, начинающиеся буквами «Д» и «И» – например, «Дождь идет» и т.д. для остальных слов – дело легкое и удобное» (28).
Шифрованные письма Здановича оказались разобраны жандармами и дошли до наших дней в виде полицейских копий. Местами они по смыслу не совсем ясны и требуют корректировки.
Очевидно, что именно об этом «общем словаре для телеграмм» идет речь в вышеприведенном уставе организации, захваченном полицией как раз у Здановича. Следует признать систему, предложенную им, достаточно сложной и громоздкой. Построена она на том же координатном принципе, что и прочие шифры революционеров. Каждому слову шифровки соответствовало два слова ключа. Гораздо проще было иметь кодированный словарь (вспомним Бакунина и Налбандяна), где тому или иному термину ставилось в соответствие свое жаргонное обозначение. Система Здановича не получила в будущем никакого развития и осталась «памятником» шифровальной мысли революционеров.
В декабре 1875 года по вызову М. Натансона из Швейцарии в Россию выехала молодая студентка Вера Фигнер. Она являлась близкой подругой арестованных в Москве подпольщиц и направилась также в Москву. Из группы «фричей» (цюрихских студенток) и кавказцев уцелела только Вера Шатилова, под руководством которой велась переписка с тюрьмой. По приезде в Москву Фигнер, эта работа перешла к ней. Вера Николаевна оставила воспоминания по этому поводу:
«Я по целым дням разбирала шифрованные записки, полученные из тюрьмы, и шифровала ответы, содержание которых диктовала Шатилова... Обо всем надо было списываться, и при том шифром, правда, несложным, гамбеттовским, но все же шифром и с каждым по особому условленному ключу. Вот и сидишь.., разбираешь длинную узкую полоску, испещренную цифрами, или шифруешь ответ на какое-нибудь хитросплетение» (29).
Воспоминания эти Фигнер написала в 1913 году, но в ее итоговую работу «Запечатленный труд» они не вошли, оставаясь мало известными. До Веры Николаевны непосредственно сношения с тюрьмой поддерживала участница «процесса 50» Надежда Георгиевская. Она же, как мы знаем из материалов следствия, писала своему брату шифром «Неуместно безпощадно грубиянить». Кроме того, при всем обилии шифровальных ключей, приведенных в обвинительном акте, мы не встречаем ни одного гамбеттовского!
Все это заставляет сомневаться в воспоминаниях Фигнер. Вероятно, ее подвела память. В последующем ей предстоит стать секретарем организации «Народная Воля». В своей переписке она будет широко использовать именно гамбеттовский шифр, в том числе и его цифровой вариант. Но в 1876 году революционеры применяли только буквенные записи шифра Гамбетты. Все перечисленные факты плохо стыкуются и можно утверждать, что новый вид шифрования еще не вошел тогда в практику московской организации.
В 1913 году Фигнер считала гамбеттовский шифр несложным. Однако, начиная с 1876 года, на долгие годы он станет основным шифром народников и народовольцев, о чем все мемуаристы предпочли умолчать. Конечно, через тридцать лет прошлое подвергалось переоценке. Не избежали этого и С. Ковалик с В. Фигнер. Но тогда, на заре их революционной юности, все казалось иначе. Весь 1877 год шел непрерывный ряд политических процессов. Стенографические их отчеты ходили по рукам и печатались в прессе. На заседания судов постоянно проникали сами революционеры. И уже на примерах процессов 50 и 193-х народники могли дать оценку действующим среди них шифрам. Все их квадратные системы взламывались жандармами одна за другой. Лишь гамбеттовские ключи каким-то образом не фигурируют в обвинительных актах. В этом, вероятно, и кроется основная причина того, что, начиная с 1876 года, именно они занимают ведущее положение в переписке русских революционеров. И в первую очередь, это относится к такой известной организации, как «Земля и Воля».
Достарыңызбен бөлісу: |