Школа культурной политики История и время
жүктеу/скачать 207.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- другого».
- Щедровицкий П.Г. Сп асибо. Градировский С.
- Historia magistra vitae
- Есть у социальной истории функция легитимации. Общественное действие нуждается в легитимации. Так уже было раньше. Например, реформы Александра II
- Вопрос. С точки зрения историка сегодняшнего дня, что бы вы транслировали о сегодняшней цивилизации историку будущего Савельева И.М.
- Щедровицкий П.Г. Спасибо. Дмитриева Л.
- Лызень Р. Какие представления о времени есть у современных историков по периоду до появления письменности Савельева И.М.
- Вопрос.
- Всякая наука выходит после такого взлета на плато, нормально осваивает теории на уровне обычной рутинной работы, а потом опять происходит что-то новое. Щедровицкий П.Г.
- Спасибо.
Сейчас очень сильная история представлений, история ментальности: как люди думали, чувствовали, воображали, выражали свои чувства. На протяжении многих веков люди были «безгласными», т.е. обычные люди не оставляли о себе никаких воспоминаний. И нам очень трудно судить о том, например, как проявлялась религиозность людей или даже о том, что люди религиозные знали о религиозном прошлом. Долгое время полагали, что была Библия, проповеди, литургии, и это составляло знания обычных людей в религиозном плане. Когда стали исследовать архивные материалы — протоколы допросов инквизиции, то выяснилось, что люди почти ничего и не знали. Т.е. были самые примитивные знания библейской истории. В культурной системе — это история наук, история искусств и история моральных представлений и норм. И историк должен заниматься всем в разные эпохи, в разных географических точках, где существовали разные социумы. И ему очень трудно теоретически работать до середины 20 века, после 2-ой половины 20 века. После второй половины 20 века исторические теории стали активно брать материал из социологии, культурной антропологии, которые тоже изучают «другого». Они разработали методы изучения разных племен, разных примитивных народов, народов, которые находятся на другом уровне цивилизации. Историки стали эти методы применять для изучения других времен, других народов, других эпох. Очень продуктивно. У экономистов много заимствовали. И у философов. Скажем, Мишель Фуко много дал историкам в плане подходов к новым темам, направлениям. Та же самая тюрьма, клиника безумия. Он работал с ними как философ. А сейчас огромная историческая литература существует по безумию, и по клинике, и по тюрьме — таким микронасильственным объединениям. Вот то, что я хотела сказать об историческом времени, и как историк работает с другими эпохами. Но то, что я сказала вначале, очень существенно. Редкий историк вам расскажет о том, что такое время, и как он работает с образами времени. Есть историки, которые, действительно, занимаются представлениями о времени. Это довольно новое направление. Ему лет 50. Как люди представляли себе прошлое, настоящее в разные эпохи. Но таких историков мало. Это просто специализация. А другой историк пожмет плечами и скажет, что он занимается историей 18 века. Щедровицкий П.Г. Спасибо. Градировский С. У меня другая версия ответа про интенциональность истории, исторической науки. Я не знаю, конечно, была ли история в античности, но если предположить, что была, то она была направлена на моральное воспитание. Это было ее целевой установкой. Если у современных историков целевая установка на объяснение, то, мне кажется, понятно, почему есть социальный заказ на переописание истории. Что значит объяснить в пределе? Значит, оправдать настоящее. А так как социальный контекст все время меняется, то его нужно оправдывать вновь и вновь. И встает вопрос: является ли это серьезным кризисом истории как науки? А может быть и наоборот. Это является вашей имманентной характеристикой, которая, кстати, предъявляет требование к другому пониманию времени. Савельева И.М. Тут в одном вопросе два. Сначала про социальную функцию, наверное. Греки очень хорошо понимали социальную функцию истории. Они очень четко формулировали, что история должна, с одной стороны, воспитывать. Это их Historia magistra vitae. Т.е. история — учитель жизни. Это, прежде всего, моральное воспитание. Чего не надо делать, что надо делать, что есть добро, что есть предательство, что есть злодейство, что есть подвиг, что есть доблестный гражданин? Все это содержалось в исторических сочинениях. И те, немногие очень размышления об истории, которые до нас дошли, Лукиана из Самосаты, Аристотеля, кстати, они очень четко формулируют, что задача истории — давать образцы. Причем образцы в двух смыслах. Мы сейчас точно также говорим. С одной стороны, предполагалось, что можно человека научить делать так, как это уже делалось раньше (выстраивать войска перед битвой, если солнце светит с Востока или если гористая местность и т.д.). Т.е. один раз построили — выиграли битву, значит, если всегда так делать, то победишь. Поэтому военная история, пока не появилось огнестрельное оружие, долго и успешно работала на образцах, в том числе и античных. С другой стороны, моральная и морализаторская функция у истории была. В самых ранних сочинениях, которые мы читаем - у Геродота, Фукидида - наставления о моральном и аморальном поведении. И эта функция у истории сохраняется до сих пор. У истории есть две функции: когнитивная — познавательная (познать, что было) и социальная (которая связана с идентификацией). Т.е. человек должен ассоциировать себя с определенным прошлым. Чтобы он был гражданином, представителем этноса, членом семьи. Есть и семейное прошлое. Есть национальное прошлое. А можно быть человеком мира, космополитом и ассоциировать себя с каким-нибудь культурным прошлым. Есть и профессиональное прошлое. В некоторых профессиях оно важно, в некоторых маловажно. Врачи как корпорация имеют свое прошлое. Может оно и не так важно, но клятву Гиппократа они до сих пор дают. Они все-таки знают, какое у них прошлое, как у профессиональной корпорации. Есть у социальной истории функция легитимации. Общественное действие нуждается в легитимации. Так уже было раньше. Например, реформы Александра II или Горбачева. Но это надо четко различать . У науки этой социальной функции нет. У истории как формы знания, у истории, которой учат в школах, эти функции есть и никуда от них не денешься. Просто историки, которые больше заботятся о своей профессии, чем об интересах власти, они борются за то, чтобы историю в школе учили как науку. Чтобы школьники понимали, как устроена наука история. Как историк получает знания, как он их понимает, как объясняет, собирает. С точки зрения общественной важней, чтобы школьник получал представления о прошлом, которые делают его гражданином этого сообщества. Это было сильно в Европе в 19 веке. Была масса инструкций школьным учителям: что говорить и что не говорить, чему учить, про что молчать. Это не наша беда. Но посмотрите что происходит. Сейчас, например, появились феминистки. И какая борьба пошла за женскую историю. Не только за историю женщин вообще, но чтобы восстановить место женщин в истории, чтобы за это место бороться и т.д. Т.е. история как социальное знание находится в такой двойственной ситуации. Но это речь идет не о науке, а историческом знании. Оно очень сложное, идеологическое, философское, религиозное, повседневное, всякое. Именно об этом знании идет речь, когда мы говорим о том, что история переписывается. Да, идеологическая история переписывается по заказу власти. А история запахов не будет переписываться по заказу власти. Она будет переписываться потому, что появятся новые источники, новые подходы, новые биологические данные. Вопрос. С точки зрения историка сегодняшнего дня, что бы вы транслировали о сегодняшней цивилизации историку будущего? Савельева И.М. О цивилизации опять. У вас какие-то глобальные у всех идеи! Ключевский очень хорошо сформулировал, хотя это не его идея, что историк не должен писать о настоящем. Вообще. Вот об этом настоящем, которое еще «горячее», которое еще волнует людей, за которое борются разные интересы, на которые влияют внешние факторы. Историк не должен этого касаться. Я, кстати, считаю, что и в школьных учебниках не должно быть этого. Для нашей страны это время дальше 90-го года. Я считаю, что до 90- го года прошлого века мы жили в другой стране, Это можно считать прошлым. Для европейца, я думаю, прошлое — это 68-й год. Четко маркируют в некоторых странах. Но об этом можно спорить. Никто никогда не договорится, где эта граница. Но в истории не должно быть теперешних президентов и их исторической роли, мероприятий, которые они проводят, войны в Ираке, например. В историческом учебнике этого быть не должно. И историк не должен этим заниматься. Есть специалисты по военной политике, по геополитике. Их сейчас миллионы. Вот пусть они и занимаются теперешними войнами. Щедровицкий П.Г. Спасибо. Дмитриева Л. Вы сказали, что порой для построения или переописания истории берутся модели, которые не всегда соответствуют тому материалу. А есть ли уже в исторической науке некоторая норма? Или как решается этот вопрос? Или просто методом проб и ошибок? Савельева И.М. На самом деле он решается методом проб и ошибок. Совершенно правильно. И интуицией историка. Так же как и в конце 19-го, в середине 20-го века были очень мощные культурные и талантливейшие антропологи: Клиффорд Герц, Маргарет Митт и др. И, когда историки сообразили, что методы, которыми антропологи работают с племенами Арапеши, условно говоря, у которых все иначе построено в отличие от европейцев, они вдруг решили идеи культурных антропологов применить к какому-нибудь средневековому обществу, например. И посмотреть, какие у них могли быть визуальные представления на основе этого. Что они видели в соборе на росписях? Или посмотреть, как происходили средневековые литургии или карнавалы и попробовать понять, что на этих карнавалах репрезентировалось. Какие маски? И что несли? Попробовать понять некоторые особенности ментальности людей того времени. Точно так же, как это делали культурные антропологи. Эта идея оказалась очень удачной. Возможно, у людей были совсем другие представления, но это выглядит интересно и убедительно. Т.е. там эмпирический материал, как и положено науке, соответствует теоретическим выводам. Что такое наука? Эмпирика, рациональность и построения рациональным методом на основе эмпирических наблюдений. Вот так во многих случаях историки пытались применить какие-то концепции. Скажем, большие макросоциологические концепции, такие, как Марксизм. Или теория цивилизаций, или теория модернизаций. Они плохо работают на историческом материале. Хотя был период, когда этим активно увлекались. И, собственно, писали эти огромные книги. Если про цивилизации, как вы спрашиваете здесь иногда, то, по крайней мере, социальные движения периода ранней модернизации, и все-все социальные движения на основе какой-нибудь социологической модели. Но оказывалось, что это все очень схематично, неубедительно. И поэтому интерес к этому постепенно ослаб. Это может быть и плохо. Конечно, надо заниматься макропроцессами. Сейчас историков интересует микроистория. Лызень Р. Какие представления о времени есть у современных историков по периоду до появления письменности? Савельева И.М. Я сказала, что ничего они не думают. Как мы можем что-то говорить о представлениях о времени до появления письменности? У нас ничего нет. На самом деле, на основе мифологии мы можем судить о каких-то представлениях. Мы знаем, что мифология делит время в прошлом на время богов и время героев. Но это очень общие вещи. Вопрос. Как Вы видите будущее историков при условии, что уже написаны истории женщин и зубных щеток? Чем будут заниматься историки в будущем? Савельева И.М. В 19 веке два великих французских историка написали, что карта прошлого уже заполнена почти так же, как географическая карта. И скоро не останется ни одного белого пятна. И что тогда будут делать историки? Оказалось, что историки стали делать в сотни раз больше, чем в конце 19 века. А потому что они пошли по разным другим направлениям. Стали диверсифицировать объект истории и находить массу отдельных интересных объектов, находить способы узнавать об этих объектах и т.д. Но меня очень сильно волнует теоретическое положение социальных наук. Не только истории. Мне и моим коллегам кажется, что в 20 веке произошло какое-то падение интересов к теории. Если мы во второй половине 20 века видели массу великих социологов, Лауреатов Нобелевской Премии экономистов — ярких, придумавших не одну задачку, культурных антропологов и историков, то сейчас мы этого не видим. Первое впечатление такое. Есть журнал «История теорий», который в 20 веке был источником интересных идей. Что я вижу сейчас? То целый номер посвящен глобализму, то постмодернизму, то визуальной культуре, то кино. Т.е. ничего. Как будто бы что-то произошло или с журналом или с теоретической мыслью в истории. Вот это не хорошо. С другой стороны, постоянного взлета не бывает. Всякая наука выходит после такого взлета на плато, нормально осваивает теории на уровне обычной рутинной работы, а потом опять происходит что-то новое. Щедровицкий П.Г. Спасибо. жүктеу/скачать 207.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|