Весна была неустойчивой, оттепели сменялись заморозками, что сильно сдерживало сев. Но всходы были дружные, по всем ямам и увалам любо было смотреть на чисто зеленевшие полоски, разделённые узенькими межами. Не мало было и пустошей, давали отдыхать земле несколько лет, после этого родился хороший урожай, даже гораздо больше, чем на довоенных парах.
До чего же хорошо в поле весной! Кто не бывал там в это золотое время, тот не может разделить восторженного чувства. Радуешься всему и ярким лепесткам каждого цветочка, и пчёлке, и каждой букашке, ищущей себе пропитание или тащившей что - либо в своё жильё, и малой птахе. А песня жаворонка для своей подруги! То он взмывает ввысь, то плавно спускается к земле. Так бы лежал на тёплой траве слушал и слушал. В субботний день с пашен вечером все едут домой. У одних настроение весёлое, довольны работой, но этой же дорогой некоторые идут грустные, с заплаканными глазами, они получили похоронную, не увидят больше своего кормильца. Вот на бурой кобыле, запряженной в старую телегу, понурившись ехала домой Мария Шадрина, рядом на каких - то дерюжках сидели три дочки подростки. Не покидали её черные думы, как она будет растить детей. Уж какой был хороший муж Фёдор и ласковый отец. Сколько прожили - поперёк друг другу слов не говаривали. В хозяйстве порядок был, соседи хвалили. А вот убит. Душило горе, и не было просвета. И народ жалел Федора, добрый был мужик, и справно подати платил, ни водку, ни пиво не пил, хоть за какой нуждой обратись, не откажет. Под стать ему была и жена, ни кто о ней худого слова не скажет. Из хозяйства она пока ни чего не продала, ни лошади, ни коровы, ни колоды пчёл. Сама пахала, сама сеяла и убирала урожай. Не легко было. А вот другая семья. Мать, дочь Паранька, и сын Васька. У них тоже убили на фронте отца и мужа, но они его не жалели, был пьяница, из хозяйства всё тащил, пьяный бушевал, дрался. Агафья из хозяйства тоже ничего не размотала, сама больная, но вовремя со всем управлялась. А о Маркеле говорили, что гнилой был человек, убили - одним пьяницей меньше.
По логу расстилался негустой голубоватый дым, в каждом дворе топилась баня. Шли домой коровы с молодняком. В оградах бабушки их ждали уже с подойниками. Принесенные с поля огоньки, кандык, кукушьи слёзки детишки помещали в банки и склянки с водой и ставили на окошки, а сплетённые венки развешивали на передние стенки к висевшему, вышитому причудливыми птицами, полотенцу. Так заведено было во многих домах, этим показывалось, что тут живут искусные мастерицы и прясть и ткать и вышивать.
Через Михайлов ключ на Кислянное и в Будачиху верховым ветром несло чёрную грозовую тучу, по россыпям ударила молния, и загремело. От грозы добра не жди. Не мало бывало пожаров и лесных, и сгорали дома и заимки, сгорали, свежесмётанные стога, убивало молнией скот и даже людей, не обходилось ни одного лета без грозовой беды. Крестились богомольные старухи и слёзно просили громовержца Илью отвести от них кару за грехи тяжкие. В этот раз туча крылом задела край села, застучали редко по крышам капли дождя, второпях собирали хозяйки с зелёных лужаек и клали в подолы маленьких утят, гусят, цыплят. Притихли собаки, забившись под крыльцо. Полил, как из ведра дождь и застучали крупные градины. На рысях понеслись к своим оградам матки с визжавшими поросятами. Дождевые потоки сливались в ручьи, которые валом неслись в переулки и огороды. Град не переставал, туча как будто остановилась и повернула обратно. Мокрая с ног до головы Катька, отбиваясь от гусака, притащила в своём холщевом подоле трёх гусяток и вместе с гусихой втолкнула их в сени. Снова выскочила, поймала за шею пёстрого телёнка и втолкала в сарай. Громовые раскаты усиливались. Из - за Маральего щебня выплеснуло свинцовый клуб и понесло на деревню с грохотом и треском. Катька сняла с себя мокрое платьишко и залезла на полати, откуда серый кот жадно смотрел на жолтых гусят. В тот день ливень с градом много натворил бед и хлопот. У многих выбило окна, побило огороды. Около Слизунки молнией убило корову. В улицах и переулках сделалась непролазная грязь. Ребятишки с восторгом бродили по успокаивающимся ручьям.
Глубокая ночь, помолясь богу спит весь взрослый люд, позабыв тревогу и тяжкий труд. Утром, за долго до восхода солнца, двадцатипудовый колокол своим малиновым звоном сзывает верующих к обедне. Вереницей тянутся старые и молодые в праздничных разноцветных нарядах. Несут на руках грудных ребятишек, чадо надо тоже причастить. Несут крестить и родившихся. Ученики сначала собираются в школе, оттуда вместе с учителем строем идут в храм. Учителю нельзя не ходить он узнал, что поп Моисей написал на него донос. Якобы не только сам учитель атеист, но своим не посещением храма оказывает вредное влияние на детей, а с полицией шутки плохи, лучше уж не перечить долгогривому Мосяге. Незаменимый, с плешью, как светлая луна на угловатой голове, церковный староста и он же завхоз Лука Косинцев едва успевает совать в протянутые руки свечки. Кому за три копейки, кому за пятак, кому за полтинник. Старик доволен - сегодня будет большая выручка. Народу в церкви в притирку. Перед алтарём на подсвечниках уже кучи свечей и тонких и толстых. Больше всего их горит перед ликом старца Николы, да Егорием - победителем, топчущим своим белым конём змея. Посеребрянная, а кое - где и позолоченная большая трёх ярусная люстра, висевшая под тридцатиметровым потолком, как сказочная жар - птица, горела шестьюдесятью полтинничными стеариновыми свечами. Хор тянул - "Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите". Возле паперти толкотня, давка, каждому хотелось "вкусить тело Христово" вперёд другого. Поп Моисей едва успевал совать свою позолоченную ложечку очередному божьему рабу приготовленной им бурды на воде и кагоре, с мелкими кусочками просфоры. Тут же клали на поднос медяки, серебрушки и бумажные - за услуги и божью благодать. Богмольцы - женщины с детьми. А мужики, особенно пришедшие с фронта, не стали и лба крестить. Сельский староста Сергей Тельминов, высокий большебородый, в церковь не заходил не только в этот день, а за весь свой век не маливался на эти размалёванные деревяшки да крестоулины, как он говаривал сам, но ждал конца обедни. Сегодня надо проводить сельский сход. Главный вопрос - выборы делегата на волостной съезд. Человек уже намечен, со многими есть договоренность, что его поддержат. Лучшей кандидатуры не найти. Надо создать комиссию по покосам, вынести приговор о городьбе поскотины, постыдить неплательщиков подати. Народу собралось много, проводить сход вышли на улицу к коровьим пригонам Зуева. Староста открыл сход, писарь зачитал вопросы, которые следовало решить. Начал объяснять, что царя свергли, а власть забрали в свои руки министры да буржуазия. Рабочие и крестьяне не согласны с этим, устанавливают везде Советы. Сказал, что для обсуждения этого вопроса по всем губерниям созываются учредительные собрания, где будет решено, какую власть установить, Идет какая-то неразбериха, появилось много партий: каждая предлагает свою программу, каждая лезет вон, из кожи, всякими путями старается захватить власть, сесть на царский стул да командовать нами. Войне не видно конца, а она каждый день уносит на тот свет тысячи таких вот, как мы с вами, за что, за кого, за чьи интересы воюем? Вот и нам надо сказать свое слово. Для нас самая лучшая программа партии большевиков, они предлагают объявить войну войне, заводы и фабрики должны взять рабочие, а землю - крестьяне. Правительство заменить Советами. Отобрать всё неправедно нажитое богатство и разделить его между нуждающимися.
Надлежит избрать человека грамотного, авторитетного, который бы там, на съезде, отстаивал наши интересы. Обдумайте все и выдвигайте кандидатуру. Загалдели во всех концах. Шум остановил звонкий пронзительный голос Белькова:
- Староста, я хочу сказать, мужики, надо послать Бронникова, он грамотней нас всех и в этих вопросах разбирается лучше. На съезде он и высказаться сумеет, и нужды наши знает.
Предложение поддержали Новоселов, Колесников, Филлипов и другие, даже со стороны было заметно, что вопрос был заранее решен. Сидевший на скамье поодаль от стола Бронников встал и подошел поближе:
- Я благодарю за оказываемое мне обществом высокое доверие, но я бы просил учесть мое семейное положение. Жена останется с четырьмя детьми, да и сам я после операции до сих пор не поправился, как следует. Может быть, пересмотрите этот вопрос и выберете другого, ведь есть мужики толковые и тоже грамотные. Я очень просил бы.
Но все словно сговорились:
- Просим Анатолия Ивановича послужить обществу, если что надо будет, семье поможем.
Вот так и был избран делегатом Бронников. Не наградила природа человека даром провидения, не знал он, что будет впереди. Не знал, что эти безобидные льстивые лисы в образе бородатых мужиков через два года превратятся в зверей и растерзают его.
- Ну, а теперь, мужики, давайте говорить о поскотине, - вставая, сказал староста, - дыр стало шибко много в городьбе. Некоторые прясла совсем развалились. Хлеб на пашнях растет, как на опаре киснет. Многие свои полосы пропололи. А вот по отдельным пашням вблизи от поскотины ходит скот, портит посевы. У меня тут есть жалобы на некоторых.
-- Штраховать надо, городить за их счет, хватит с такими цацкаться! Таким надо плевать в глаза всем сходом, - зло прокричал Алексей Кобяков.
- Вот тебе сейчас и наплюем в шары-то, ведь у Язевских ворот в твоей городьбе выломано звено, в дыру-то валом валит скот на пашни Кочегарова да Стахнева! Ты всегда больше всех орёшь, рыжий колонок, - заикаясь и ехидно смеясь, укорил его Федор Шмаков. Поднялся шум. Как ни старался староста водворить тишину, да разве две сотни глоток сразу остановишь. В таких спорах на сходках бывали и драки, и от этой ссоры мог быть такой же исход, но подъехавшая к сборне солдатка Лебедева крикнула, что под седлом паскотину изломали, весь скот в полосах! Кобяков вынырнул из толпы и бегом к мосту через речку, в сторону Язёвской дороги, проверять свою городьбу паскотины. Староста подозвал к себе сотского Прокопия Добрыгина, велел взять с собой двух понятых, пойти на место и, если посевы потоптаны, составить акт о потраве.. За разговорами и решением вопросов времени ушло много, дома уже были накрыты столы, мужики к обеду запаздывали, договорились остальные вопросы решить на следующем сходе. Когда все разошлись, сторож, он же десятник, Кузенька Попов, маленький, аршин с шапкой мужичок, сроду не стриженный и не чесанный, подобрал все окурки, вытряс в грязную тряпицу оставшийся в них табак и измочаленной метлой подмёл полы. Принёс воды, закрыл дверь, а на порог поставил метлу - это издавна служило знаком, что в сборне пусто, и сам ушёл обедать к хозяину Евстратию Волкову, за которого бегал десятником по найму.
***
В разгаре апрельская оттепель. Наняв подводы, Анатолий Иванович распростился с семьей и уехал в Томск на учредительный съезд. Выйдя из вагона на станции города Томска, с трудом продирался через разноголосую, чем-то или кем-то взбудораженную толпу. Город он знал хорошо, направился взять извозчика и как раз попал к людям, посланным встречать делегатов. В одной из гостиниц, куда его привезли, встретил нескольких знакомых, стал присматриваться и прислушиваться.
Делегаты были из разных волостей и городов, разговоры между ними велись на разные темы, но больше всего о том, каким должно быть правительство. Хотя и грамотный был Бронников, выписывал различные журналы, но то, о чем услышал там, не мог бы никогда узнать у себя в деревне. Большинство делегатов имело свои определенные взгляды, принадлежало к какой-либо партии, но были и без всяких идей и взглядов, беспартийные, как и Бронников. Назавтра открылось учредительное собрание. Здесь на покрытых зелёным сукном столах, продавались горы разных книг, журналов, брошюр с программами различных партий. Анатолий Иванович купил по одному экземпляру. Чтобы на досуге самому прочитать и разобраться. В зале он присоединился к группе беспартийных и занял место в левой стороне. Съезд был открыт с большой помпезностью.
Председательствующий в пространном докладе о внутреннем положении страны рассказал и о задачах, стоящих перед делегатами при выборе государственной власти России. Для Бронникова последний вопрос, как темный лес. Но он был убежден: война народу не нужна, в деревне мужик испокон веку привык к хозяйству, к земле. Нужна такая власть, думал он, чтобы выбрал и установил ее сам народ, чтобы каждый мог спокойно работать в хозяйстве, приумножать его и кормить семью.
Прения были бурными. Выступающие готовы были браться за грудки, каждый доказывал свое, именовался представителем какой-либо партии, речь подкреплял положениями своей программы. Нервничали, сверкали злобные взгляды, сыпались ядовитые реплики, было шумно, в руке председателя, не умолкая, звенел колокольчик. Кого здесь только не было: анархисты и монархисты, кадеты, эсеры и эсдеки, меньшевики и большевики.
Возвратился депутат и привез программы разных партий, которые долго читались и обсуждались в Тележихе. Больше всех нравилась программа партии большевиков, за нее и велась агитация. Это и решило исход голосования. В программе большевиков подкупал главный пункт - прекращение войны. Никто не был рад этой кровавой бойне, стало быть, всех распустят по домам, и опять каждая семья будет работать в своем хозяйстве и заживет спокойной жизнью. Однако полностью отдаться этой мысли все же не каждый мог. Всяк думал: случилось что-то страшное, никак не разберешься в происходящих событиях. Царя сбросили, стало быть, так и надо, немало народа погубил. Не жалко. Отберут заводы, фабрики, земли у помещиков - это тоже неплохо. У купцов отнимут лавки с товарами и отдадут народу, так и надо. Будут советы, значит, власть народная, так оно и должно быть. А вот не коснется ли чем-нибудь меня, моего хозяйства, моей семьи - вот заковыка. Поживем - увидим, думали многие.
Для подготовки и проведения голосования была создана комиссия, в нее вошли писарь Федот Сергеевич Филиппов, Иван Родионович Новосёлов, учитель Павел Михайлович, Иван Петрович Борисов и Ларион Васильевич Колесников. Их обязанностью было составление списка лиц обоего пола, оповещение людей, подготовка помещения, поделка урн для бюллетеней, а главное - через более революционно настроенных фронтовиков вести разъяснение на селе, чтобы голосовали за большевиков.
Как бы ни были взбудоражены людские умы, жизнь в деревне шла своим чередом - работали, ели, пили, спали, гуляли, смеялись, дрались, встречали, провожали, плакали, богу молились, бабы ребятишек в поле да в банях рожали, свадьбы играли, покойников хоронили.
Наконец в одно из воскресений было назначено голосование. Не только у взрослых, а даже у детей приподнятое настроение. Каждый ждал чего-то нового, интересного. Говорили об этом и дома, и с приятелями, один на один, и даже семьями решали голосовать за один номер. Разъяснительная работа проводилась фронтовиками. Объясняли по - простому, что монархисты хотят снова посадить на престол царя, эсерам надо правительство из помещиков, заводчиков, фабрикантов да генералов, те и другие хотят продолжать войну с немцем. А вот анархистам ни какой власти не надо - это тоже, поди, не ладно будет. Большевики хотят, чтобы власть была народная, везде организовать совдепы, в которые избирать самим народом представителей от рабочих, от солдат, и от крестьян, чтобы прекратить войну. Это для крестьян самая лучшая и нужная партия, за неё и надо голосовать. Как ни доказывал фронтовик Павел Бельков преимущества партии большевиков, Лука Косинцев, церковный староста, с ним не соглашался и крикливо твердил свое.
- Антихристу служишь ты, Пашка! Большаки народ в грабители толкают! Ну, землю отнять у помещиков и отдать крестьянам - это можно. Землю-то матушку пашем мы. А вот как это лавки-то с товаром у купцов отобрать? Человек работал век, наживал и вдруг отобрать! Ведь это грабеж, не согласны на это старики будут. Ведь так-то можно и у меня, и у тебя все отобрать, без штанов по миру пустить. Я на тако голосенье не согласен, да и старухе с Филькой и Василисой не позволю, они пока в моей воле.
- Хоть ты мне и сосед, дед Лука, да не туда поешь, - со злостью парировал Бельков. - Ты что, хошь опять посадить царя на шею народу?! Чтобы еще воевали три года. За войну ты ничем не пострадал, сын твой Филька косорукий пороху не нюхал, вшей окопных не кормил, не у дымного костра на фронте грел свои ручёнки, а у бабы под подолом! Да и сам ты, дед Лука, за это время свое хозяйство приумножил. Помог ли ты хоть чем-нибудь тем вдовам с сиротами, у которых убили на войне их мужей и отцов? Ты, наоборот, отбирал трудовые гривенники да полтинники за копеечные свечи. Жадный ты, иуда!
Голосование проводилось в школе. В зале от стены до стены поставили три стола, крытые красным материалом. На них лежали списки граждан села. Голосовали все, независимо от социального положения. Для заготовки бюллетеней были привлечены три лучших ученика: Решетов Сема, Косырев Ваня и я. День был тихий, теплый, и у людей приподнятое настроение. Новое общественное мероприятие занимало всех, но серьезность происходящего представляли себе немногие.
Все одеты в лучшие одежды: женщины в разноцветных сарафанах, горбачах, юбках, в цветных шерстяных, в кашемировых, а некоторые, кто побогаче, в шелковых платках. У многих в ушах блестели серьги золотые, серебряные, на пальцах разного металла кольца. У девушек кольца сделаны из трех или пятикопеечных медных монет, у каждой в руках вышитые белые платочки. Каких только цветов и сочетаний не было в женских и девичьих одеяньях! И мужчины были в чистых, выстиранных, выкатанных вальком или новых рубахах, суконных, хлопчатобумажных, пестрорядинных, тканых из разноцветной пряжи в двенадцать ниченок штанах. Одним словом, по достатку.
Все это население выливалось поодиночке и семьями из своих ворот и шло к зданию школы, где уж давно в сборе сельское управление и комиссия. Недалеко от калитки на принесенной откуда-то деревянной табуретке сидел, поджав ноги, Володька-хохол и залихвастски наяривал плясовую на однорядной с колокольчиком гармошке. В два круга дробью выстукивали чечетку солдатки с девками. В освобожденном от парт классе было много мужчин, тут же между собой спорили поп и писарь.
- Вполне ли ясно, вы, Филиппов, представляете себе программу партии большевиков? - нервничая, говорил поп. - Свержение с престола законного помазанника божьего церковью считается великим прегрешением, в святом писании говорится, что всякая власть от Бога. В программе прямое подстрекательство мужиков к бунту, к братоубийственной резне, никакого человеколюбия. Церковь с религией отвергается, а народ без Бога не может жить. Экспроприация собственности при любой власти является актом противозаконным, испокон веку собственность была и будет священной и неприкосновенной. Немцы - наши исконные враги, они не православные, а католики наших святых не признают и им не поклоняются, нашу православную веру всячески хулят. С ними наши мужественные христолюбивые воины всегда дрались и побеждали. Так должно быть и сейчас. А знаете ли вы, что большевики все не русские - это больше всего евреи, татары, латыши, которые никогда ни какой пользы не приносили России. Многие не знают своей родины, большую половину своей жизни находятся или в бегах или живут за границей. Всё это неучи или недоучки, выскочки, попирающие всякие моральные устои, претендующие на руководство отечеством. Паства моего прихода должна знать о них всю правду. Самую лучшую программу, я считаю, предлагает партия кадетов, за неё и надо голосовать. Поп нервничал, не мог стоять на одном месте, пальцами трясущейся левой руки перебирал большой серебряный крест. Часто хлопали белые ресницы, властный огонь в его серых глазах то исчезал, то появлялся вновь.
- Вот вас бы, батюшка, вот такой болванкой бздануло, как меня, вы не ратовали бы за войну! - заикаясь, кричал Шадрин Гур.
- Вас тут, батя, вши не ели и ножки вы в болоте зимой не морозили. А я домой их тыщу принес да ревматизму в ноге получил. Хорошо хоть другую-то енкутировали, а то бы ревматизма на весь век была в обоих ногах.
Заговорил писарь
- Вы, отец Моисей, слышали, что сказали вам сейчас. Это члены вашей паствы, но, вернее сказать, бывшие. Вряд ли они, как и многие другие, будут ходить к вам на исповедь, чтобы сдавать придуманные грехи. Вряд ли они будут вкушать ту бурду из позолоченной чаши, приготовленную вами из просфорных белых крошек на красном вине, именуемую телом Христовым. Ведь это вы их благословляли на кровавую бойню. Ведь это вы, вот этим самым крестом, что висит у вас на шее, за все прошедшие три года благословили на ратный подвиг, а вернее, на смерть двести самых здоровых мужиков. Вот что вы и вам подобные пастыри сделали со своей паствой! Ведь это вы все время молились за благочестивейшего царя и пронемецкую шпионку царицу! И вы, отец Моисей, даже еще и сейчас ратуете за продолжение войны с немцам до полной победы! Это за чьи же интересы и чье благополучие должны русские крестьяне и рабочие с немецкими крестьянами и рабочими уничтожать друг друга? За интересы господ генералов да за ваши, отец Моисей! Так что ли? Нет уж, увольте! А насчет большевиков, ваши характеристики просто лживые! Они в своей программе правильно ставят вопрос о войне. Хватит мужикам убивать таких же мужиков, мира ждет народ, а не войны! Вот за них и будем голосовать!
- Как, товарищи, может быть, еще благословимся у батюшки да пойдем доламывать последние ноги, руки, ребра да глаза?!
По всей школе раздался злой, разноголосый крик.
- Хрен с луковицей, чтоб я пошел!
- Пусть поп идет морозить свои яйца в окопах!
- Я глаза выцарапаю тому, кто будет еще посылать моего!
Чего только не кричали! Злого, непристойного. Поп убежал. Зазвонил школьный колокольчик, и шум смолк. Комиссия объявила о порядке голосования, которое сразу же началось. Голосование в этот же день было закончено, и комиссия собрала все материалы для подсчета.
В следующее воскресенье был собран сход, на котором было объявлено, что за большевиков проголосовало девяносто восемь процентов, два процента было подано за другие партии. Это приблизительно от девятисот избирателей полтора десятка человек. Народ был против войны, так как почти в каждом дворе был кто - то в армии или уже вернулся калекой. Этот сход был самым полным и самым шумным. Тогда же происходило переизбрание старосты. Встав из - за стола, староста, поправив на животе поясок, заговорил:
- Ну вот, мужики, сегодня моей власти пришёл конец. Спасибо вам за доверие, может кого - ни будь, чем и обидел, так уж и простите, не держите на меня зла. По своему уму и силам заботился о сельских нуждах. Паскотину весной поправили, но у Пашенных Язёвских ворот много бьётся скота, могут опять изломать, надо следить. Теперь о дороге. Копанец от Рехтиных надо расширять и поставить надолбы, на всех бродах надо расчистить камни, поправить мост через Тележиху. Пособие солдаткам выдаётся аккуратно, жалоб от них нет, только некоторые из них озоруют, чуть вон деда Ипата не снасильничали. Староста засмеялся, прокатился смех и среди мужиков.
- А ты дядя Сергей, не щупал без нас тут наших бабочек - то?
- А штоб тебе пусто, что мне жизнь надоела, отжеребцовал паря, старуха кличет сивым мерином. Ну, ладно, к делу. Тут кое - за кем осталась подать, так писарь назовёт. Страховой фонд в магазеях проверен, зерно сухое. О дровах для школы, попечитель принял нарезанных тридцать сажен. А за пожары виновникам надо бы жопу надрать. Ну, вроде всё. Староста в пояс поклонился и сел. Последовал ряд вопросов, но все они были личного характера. Мужичья критика коротка, два - три матерных слова, на этом и кончается. Старосте общество вынесло благодарность и стали выдвигать нового кандидата. Поднялся невообразимый шум, каждому хотелось сделать старостой своего родственника или приятеля. Многих выдвигали и тут же отвергали. Наконец был назван Иван Степанович Кобяков, который и был единогласно избран головой села.