36
Похоронная процессия состоялась в «Форест Лаун» солнечным августовским утром, в день, когда планировалась премьера нового телевизионного шоу Тоби Темпла. Тысячи людей толпились на прекрасной холмистой местности вокруг отеля в надежде увидеть всех знаменитостей, пришедших отдать последний долг покойному. Телеоператоры снимали похоронную процессию общим планом и наезжали, чтобы дать крупный план звезд, продюсеров и режиссеров, присутствовавших на похоронах. Президент Соединенных Штатов прислал своего представителя. Здесь были губернаторы, руководители студий, президенты крупных корпораций и представители от всех профессиональных организаций, в которых состоял Тоби; президент отделения Беверли-Хиллз Организации ветеранов иностранных войск в полной парадной форме. А также местная полиция и пожарная охрана.
Пришли на траурную церемонию все, кто работал с Тоби Темплом: статисты и дублеры, одевальщицы и посыльные, осветители и помощники режиссера. Появились О'Хэнлон с Рейнджером, помнившие тощего парнишку, который когда-то вошел к ним в офис на студии «ХХ век – Фокс». «Насколько я понимаю, ребята, вы собираетесь написать для меня несколько острот…» «Он машет руками, словно дрова колет. Мы могли бы, наверное, написать для него сценку с дровосеком… Он слишком уж напирает… Господи, с таким-то материалом ты сам что бы делал на его месте?.. Комик открывает смешные двери». И Тоби Темпл и работал, и учился, и поднялся на вершину. «Тоби был поганец, – думал Рейнджер, – но это был наш поганец».
Пришел и Клифтон Лоуренс. Он побывал у парикмахера, и костюм его был только что из утюжки, но его выдавали глаза. Это были глаза неудачника среди равных ему профессионалов. Клифтон тоже погрузился в воспоминания. Он вспомнил тот первый нахальный телефонный звонок. «Сэм Голдуин просит вас посмотреть одного молодого комика…» И выступление Тоби в училище. «Совсем необязательно съесть всю баночку икры, чтобы понять, хороша ли она, верно?.. Я решил сделать вас своим клиентом, Тоби… Если пивохлебы будут у тебя в кармане, то с шампанщиками справиться будет плевое дело… Я могу сделать из тебя суперзвезду шоу-бизнеса. Все гонялись за Тоби Темплом – студии, телекомпании, ночные клубы». «У тебя столько клиентов, что я иногда думаю, что ты уделяешь мне недостаточно внимания… Это как групповой секс, Клиф. Кто-то всегда остается с эрекцией… Мне нужен твой совет, Клиф… Насчет этой девушки…»
Клифтону Лоуренсу было что вспомнить!
Рядом с Клифтоном стояла Элис Тэннер.
Она глубоко погрузилась в воспоминания о первом представлении, которое дал Тоби в ее офисе. «Где-то за всеми этими кинозвездами прячется молодой человек с большим талантом…» «После того как я посмотрел этих профессионалов вчера вечером, я… мне кажется, что я так не смогу». И о том, как влюбилась в него. «Ах, Тоби, как я тебя люблю!» «…И я люблю тебя, Элис…» Потом он уехал. Но она благодарила судьбу за то, что он у нее был.
Проститься с Тоби пришел и Эл Карузо. Он сгорбился и поседел, а его карие глаза, похожие на глаза Санта-Клауса, слезились. Он вспомнил, как чудесно Тоби относился к Милли.
Сэм Уинтерс. Он думал о той радости, которую Тоби Темпл доставил миллионам людей, и о том, как это соизмерить с той болью, которую Тоби причинил нескольким людям.
Кто-то тронул за плечо Сэма, он обернулся и увидел хорошенькую темноволосую девушку лет восемнадцати.
– Вы меня не знаете, мистер Уинтерс, – улыбнулась она, – но я слышала, что вы ищете девушку для новой картины Уильямса Форбса. Я из Огайо, и…
Приехал и Дэвид Кенион. Джилл просила его не приезжать, но Дэвид настоял на своем. Он хотел быть рядом с ней. Джилл подумала, что теперь это не страшно. С игрой покончено.
Пьеса подошла к концу, ее роль сыграна. Джилл ощущала огромную радость и бесконечную усталость. Словно испытание огнем, через которое она прошла, выжгло весь стержень озлобленности, пронизывавший ее, унесло с собой всю ее боль, разочарование, ненависть. Джилл Касл погибла в жертвенном пламени, и из пепла возродилась Жозефина Чински. Она снова обрела покой, была полна любви ко всем и довольства жизнью, какого не испытывала со времен своей юности. Еще никогда она не была такой счастливой. Ей хотелось поделиться этим счастьем со всеми.
Похоронный ритуал заканчивался. Кто-то взял Джилл под руку, и она позволила отвести себя к лимузину. Когда она подошла к машине, то увидела стоявшего там Дэвида, лицо которого выражало обожание. Джилл улыбнулась ему. Дэвид взял ее руки в свои, и они обменялись несколькими словами. Какой-то фоторепортер запечатлел их в этот момент.
Джилл и Дэвид решили, что поженятся через пять месяцев, и таким образом, все приличия будут соблюдены. Большую часть этого времени Дэвид провел за границей, но они разговаривали по телефону каждый день. Спустя четыре месяца после похорон Тоби Дэвид позвонил Джилл и сказал:
– Меня осенила блестящая идея. Давай не будем больше ждать. На следующей неделе мне надо ехать в Европу на конференцию. Давай поплывем во Францию на «Бретани». Капитан может поженить нас. Начнем медовый месяц в Париже, а оттуда отправимся туда, куда ты захочешь, и останемся там столько времени, сколько ты захочешь. Что скажешь?
– Ах, Дэвид, конечно же, да!
Она не спеша прошла в последний раз по всему дому, размышляя обо всем, что здесь случилось. Вспомнила свой первый званный обед в этом доме и все чудесные праздники и приемы, которые устраивались после этого, потом болезнь Тоби и свою битву за то, чтобы вернуть его к жизни. А потом… слишком много воспоминаний.
Она была рада, что уезжает.
37
На личном самолете Дэвида Джилл прилетела в Нью-Йорк, где ее ждал лимузин, который доставил ее в отель «Ридженси» на Парк-авеню. Сам управляющий проводил Джилл в огромный номер-пентхауз.
– Отель полностью к вашим услугам, миссис Темпл, – сказал он. – Мистер Кенион распорядился, чтобы у вас было все, что вам нужно.
Через десять минут после того как Джилл поселилась в номере, позвонил из Техаса Дэвид.
– Удобно устроилась? – спросил он.
– Немного тесновато, – засмеялась Джилл. – Здесь пять спален, Дэвид. Что мне в них делать?
– Если бы я был там, я бы показал тебе, – пошутил он.
– Одни обещания, – поддразнила она. – Когда я тебя увижу?
– «Бретань» отплывает завтра в полдень. Здесь мне остается закончить кое-какие дела. Встретимся на борту. Я зарезервировал каюту для новобрачных. Ты счастлива, дорогая?
– Я счастлива, как никогда! – восторженно произнесла Джилл. Все, что было до этого, боль и страдания стоили такой награды. Прошлое казалось сейчас отдаленным и туманным, словно забытый сон.
– Утром за тобой заедет машина. Твой билет на теплоход передаст шофер.
– Я буду готова, – пообещала Джилл.
Завтра…
Возможно, все началось с фотографии Джилл и Дэвида Кениона, которая была сделана во время похорон Тоби и продана одному из газетных концернов. Или с неосторожного замечания, оброненного одним из служащих отеля, где останавливалась Джилл, или одним из членов экипажа «Бретани». В любом случае матримониальные планы такой известной персоны, как Джилл Темпл, никак невозможно было сохранить в тайне. Первое сообщение о том, что она собирается выйти замуж, появилось в бюллетене «Ассошиэйтед Пресс». После этого информация перекочевала на первые страницы газет во всей стране и в Европе.
Материал был напечатан также в «Голливуд Рипортер» и в «Дейли Вэрайети».
Лимузин прибыл к отелю ровно в десять часов. Портье и трое посыльных погрузили багаж Джилл в машину. Утреннее движение на улицах было не очень интенсивным, так что путь до пирса № 92 занял менее получаса.
У трапа Джилл ожидал один из старших корабельных офицеров.
– Для нас большая честь приветствовать вас на борту нашего судна, миссис Темпл, – сказал он. – Все для вас готово. Я провожу вас.
Он повел Джилл на прогулочную палубу и открыл перед ней дверь в большую, просторную каюту с отдельной террасой. Там было много свежесрезанных цветов.
– Капитан просил меня приветствовать вас от его имени. Он увидится с вами сегодня за ужином. Он также просил передать вам, что с удовольствием предвкушает момент, когда должен будет совершать свадебную церемонию.
– Благодарю вас, – сказала Джилл. – Вы не знаете, мистер Кенион уже на судне?
– Мы получили сообщение по телефону. Он на пути сюда из аэропорта. Его багаж уже доставлен. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте мне знать.
– Спасибо, – ответила Джилл. – Мне ничего не нужно.
И это правда. У нее было абсолютно все, что ей нужно. Она стала самым счастливым человеком на свете.
В дверь каюты постучали и вошел стюард с новым букетом цветов. Джилл взглянула на карточку. Цветы были от Президента Соединенных Штатов. Воспоминания. Она отогнала их и стала распаковываться.
Он стоял у перил на главной палубе, рассматривая поднимавшихся на борт пассажиров. Все были в приподнятом настроении, радуясь предстоящему отдыху или встрече с дорогими им людьми. Некоторые улыбались ему, но он не обращал на них внимания. Он наблюдал за трапом.
В 11 часов 40 минут, за двадцать минут до времени отплытия, управляемая шофером «силвер шэдоу» на большой скорости подъехала к пирсу № 92 и остановилась. Дэвид Кенион выпрыгнул из машины, посмотрел на часы и сказал шоферу:
– Абсолютная точность, Отто.
– Благодарю вас, сэр. И позвольте пожелать вам и миссис Кенион самого счастливого медового месяца.
– Спасибо.
Дэвид Кенион поспешил к трапу, где предъявил свой билет. Он поднялся на борт в сопровождении того офицера, который встречал Джилл.
– Миссис Темпл в вашей каюте, мистер Кенион.
– Благодарю вас.
Дэвид представил себе, как она ждет его в каюте люкс для новобрачных, и сердце его забилось сильнее. Он повернулся, чтобы идти, как вдруг чей-то голос окликнул его:
– Мистер Кенион…
– Дэвид обернулся. Стоявший у перил человек подошел к нему, улыбаясь. Дэвид никогда прежде не видел его. Он испытал инстинктивное недоверие миллионера к дружески настроенным незнакомцам. Почти во всех случаях им что-то было нужно.
Человек протянул руку, и Дэвид осторожно пожал ее.
– Мы с вами знакомы? – спросил он.
– Я старый друг Джилл, – сказал человек, и Дэвид расслабился. – Меня зовут Лоуренс. Клифтон Лоуренс.
– Здравствуйте, мистер Лоуренс, – Дэвиду не терпелось уйти.
– Джилл просила меня встретить вас. Она приготовила для вас небольшой сюрприз.
Дэвид посмотрел на него.
– Что за сюрприз?
– Пойдемте со мной, я покажу вам.
Секунду Дэвид колебался.
– Хорошо. Много времени это займет?
Клифтон Лоуренс взглянул на него и улыбнулся.
– Нет, не думаю.
Они спустились на лифте на палубу "С", где им пришлось пробираться сквозь толпу пассажиров и провожающих. По коридору они подошли к большой двойной двери. Клифтон открыл ее и жестом пригласил Дэвида войти. Они оказались в пустом кинозале. Дэвид в недоумении огляделся.
– Это здесь?
– Это здесь. – Клифтон улыбался.
Он повернулся, посмотрел вверх на киномеханика в будке и кивнул. Механик любил деньги. Клифтону пришлось выложить целых двести долларов, чтобы тот согласился помогать ему. «Если здесь об этом узнают, то я потеряю работу», – ворчал киномеханик.
«Никто ничего не узнает, – заверил его Клифтон. – Это просто такая шутка. Вам надо будет только запереть дверь, когда мы с приятелем войдем, и начать крутить фильм. Через десять минут мы уже выйдем оттуда».
В конце концов механик согласился.
Теперь Дэвид недоумевающе смотрел на Клифтона.
– Так это кино?
– Да вы садитесь, мистер Кенион.
Дэвид сел возле прохода, вытянув вперед свои длинные ноги. Клифтон уселся напротив. Когда погас свет и на большом экране замелькали яркие картинки, он стал наблюдать за лицом Дэвида.
Ощущение было такое, будто кто-то бьет его в солнечное сплетение железными молотками. Дэвид видел чудовищные события на экране, но его мозг отказывался воспринимать то, что видели его глаза. Джилл, молодая Джилл, такая, как тогда, когда он только влюбился в нее, лежала на кровати обнаженная. Он ясно видел каждую ее черточку. Он смотрел, онемев и не веря своим глазам, как какой-то мужчина уселся верхом на девушку и всадил свой пенис ей в рот. Она начала сосать его любовно и нежно. На сцене появилась рыжая девица; она раздвинула ноги Джилл и глубоко запустила в нее язык. Дэвиду показалось, что его сейчас вырвет. На одно мгновение он с неожиданной вспышкой надежды подумал, что это может быть монтаж, фальшивка, но кинокамера фиксировала каждое движение Джилл. Потом в кадре появился мексиканец и влез на Джилл – и тут перед глазами Дэвида опустилась туманная красная завеса. Ему опять пятнадцать лет, и это свою сестру Бет он видит там, наверху. Это она, его сестра, сидит в постели верхом на голом мексиканце-садовнике и восклицает: «О Господи, я люблю тебя, Хуан! Трахай же меня, не останавливайся!», а Дэвид стоит в дверях и изумленно смотрит на любимую сестру. Его обуяла слепая, непреодолимая ярость; он схватил лежавший на письменном столе стальной нож для бумаг, подскочил к кровати, отшвырнул сестру в сторону и всадил нож в грудь садовника, и еще раз, и еще, кровь забрызгала стены, и он услышал, как Бет кричит: «О Боже, нет! Прекрати, Дэвид! Я люблю его. Мы поженимся!» Кровь была повсюду. В комнату вбежала мать и отослала Дэвида. Но потом он узнал, что мать звонила окружному прокурору, близкому другу Кенионов. Они долго разговаривали в кабинете, и тело мексиканца отвезли в тюрьму. На следующее утро было объявлено, что он совершил самоубийство у себя в камере. Три недели спустя Бет поместили в психиатрическую лечебницу.
Сейчас невыносимое чувство вины за то, что он сделал, накатило на Дэвида, и он пришел в неистовство. Он сгреб сидевшего напротив человека и ударил его кулаком в лицо; он молотил его, выкрикивая какие-то дикие, бессмысленные слова, мстя ему за Бет, и за Джилл, и за собственный позор. Клифтон Лоуренс пытался защищаться, но был бессилен остановить эти удары. Получив удар в нос, он почувствовал, как там что-то хрустнуло. От удара в зубы кровь хлынула ручьем. Он беспомощно стоял, ожидая, когда на него обрушится следующий. Но внезапно все прекратилось. В зале слышалось лишь его хриплое дыхание и чувственные звуки, доносящиеся с экрана.
Клифтон вытащил носовой платок и попытался остановить кровь. Спотыкаясь, он вышел из кинозала и, прикрывая платком нос и рот, направился к каюте Джилл. Когда он проходил мимо столовой, качающаяся кухонная дверь приоткрылась на минуту, и он прошел в кухню мимо суетящихся поваров, стюардов и официантов. Клифтон набрал в тряпку кусочков льда и приложил их к носу и ко рту. Потом пошел к выходу. На пути у него оказался огромный свадебный торт, увенчанный миниатюрными сахарными фигурками невесты и жениха. Клифтон протянул руку, отломил у невесты голову и раздавил ее в пальцах.
Потом он пошел искать Джилл.
Судно отчалило. Джилл ощутила его движение, когда лайнер водоизмещением в пятьдесят пять тысяч тонн начал плавно отходить от пирса. Непонятно, что так задерживает Дэвида.
Джилл уже заканчивала распаковываться, когда в дверь каюты постучали. Она поспешила к двери с возгласом: «Дэвид!» Джилл открыла дверь и протянула руки.
Там стоял Клифтон Лоуренс с разбитым, окровавленным лицом. Джилл уронила руки и уставилась на него.
– Что ты здесь делаешь? Что… с тобой случилось?
– Я просто зашел поздороваться, Джилл.
Она с трудом понимала, что он говорит.
– И кое-что передать тебе от Дэвида.
Она непонимающе смотрела на него.
– От Дэвида?
Клифтон прошел в каюту.
Джилл почувствовала беспокойство.
– А где Дэвид?
Клифтон повернулся к ней и сказал:
– Помнишь, какие раньше были картины? Там были хорошие парни в белых цилиндрах и плохие парни в черных цилиндрах, а в конце всего было известно, что плохие парни обязательно получат по заслугам. Я вырос на этих картинах, Джилл. Я вырос, веря, что в жизни все так и есть, что парни в белых цилиндрах всегда побеждают.
– Не понимаю, о чем ты говоришь?
– Приятно сознавать, что иногда в жизни все происходит точь-в-точь так, как в тех старых картинах.
Он улыбнулся ей разбитыми, кровоточащими губами и торжественно произнес:
– Дэвид ушел. Навсегда!
Она недоверчиво смотрела на него.
В этот момент они оба ощутили, что судно остановилось. Клифтон вышел на веранду и посмотрел вниз, перегнувшись через борт.
– Иди-ка сюда.
Поколебавшись, Джилл пошла за ним, охваченная каким-то необъяснимым растущим страхом. Она перегнулась через поручни и увидела внизу, как Дэвид пересаживается на лоцманский катер, чтобы покинуть «Бретань». Она сжала поручни, ища опоры.
– Но почему? – ошеломленно спросила она. – Что случилось?
Клифтон Лоуренс повернулся к ней и сказал:
– Я дал ему посмотреть твой фильм.
И она мгновенно поняла, что он имеет в виду.
– О Боже мой. Нет! Только не это! Ты же убил меня! – простонала Джилл.
– Значит, мы квиты.
– Уходи! – пронзительно закричала она. – Убирайся отсюда!
Она кинулась на него, вцепилась ногтями ему в щеки и глубоко разодрала их. Клифтон размахнулся и сильно ударил ее по лицу. Она упала на колени, обхватила голову руками.
Клифтон долго стоял и смотрел на нее. Именно так он и хотел ее запомнить.
– Пока, Жозефина Чински, – сказал он.
Клифтон вышел из каюты Джилл и направился на шлюпочную палубу, прикрыв нижнюю часть лица носовым платком. Он шел не спеша, изучая лица пассажиров в поисках свежего лица, необычного типа. Ведь никогда не знаешь, где можешь наткнуться на новый талант. Он чувствовал, что снова готов работать.
Как знать? Возможно ему повезет, и он откроет еще одного Тоби Темпла.
Вскоре после ухода Клифтона Клод Дессар подошел к каюте Джилл и постучался. Ему никто не ответил, но изнутри до него доносились какие-то звуки. Он выждал несколько секунд, потом повысил голос и сказал:
– Миссис Темпл, это Клод Дессар, начальник хозяйственной службы. Я пришел спросить, не могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?
Ответа не было. К этому моменту внутренняя сигнализационная система Дессара захлебывалась воем. Все инстинкты говорили ему, что здесь происходит какая-то страшная беда, и у него было предчувствие, что в центре событий каким-то образом стоит эта женщина. Череда диких, нелепых предположений пронеслась у него в голове. Ее убили, или похитили, или… Он попробовал повернуть дверную ручку. Дверь была не заперта. Дессар медленно открыл ее. Джилл Темпл стояла в дальнем конце каюты спиной к нему и смотрела в иллюминатор. Дессар открыл было рот, чтобы заговорить, но что-то в ее неподвижно застывшей фигуре остановило его. Он неловко постоял минуту, размышляя, не удалиться ли ему тихонько, как вдруг послышался какой-то жуткий заунывный звук, словно вой раненого животного. Чувствуя себя бессильным свидетелем такого глубокого страдания, Дессар ретировался, осторожно прикрыв за собой дверь.
Он постоял несколько секунд за дверью, прислушиваясь к доносившимся изнутри звукам, потом, глубоко обеспокоенный, повернулся и направился к зрительному залу на главной палубе.
В тот вечер во время ужина за капитанским столом пустовали два места. Капитан подал знак Дессару, который в качестве хозяина сидел в компании пассажиров рангом пониже через два стола от капитанского. Извинившись перед сотрапезниками, Дессар поспешно подошел к капитанскому столу.
– А, Дессар, – приветливо сказал капитан. Он понизил голос, и тон его изменился. – Что случилось с миссис Темпл и мистером Кенионом?
Дессар окинул взглядом других гостей и прошептал:
– Как вам известно, мистер Кенион перешел на лоцманское судно у Амброузского плавучего маяка. Миссис Темпл находится у себя в каюте.
Капитан тихонько выругался. Он был человеком педантичным и не любил, когда нарушался заведенный им порядок.
– Черт побери! У нас все готово к свадебной церемонии, – возмутился он.
– Я знаю, капитан. – Дессар пожал плечами и закатил глаза. – Американцы есть американцы.
Джилл сидела неподвижно одна в полумраке каюты, съежившись в кресле и подтянув колени к груди. Она оплакивала – нет, не Дэвида Кениона, не Тоби Темпла и даже не саму себя. Она оплакивала маленькую девочку по имени Жозефина Чински. Джилл хотелось столько всего сделать для этой девочки, и вот теперь все чудесные волшебные мечты погибли.
Джилл застыла, ничего не замечая, оцепенев от горя. Еще несколько часов назад ей принадлежал весь мир, у нее было все, что она когда-либо желала, а теперь у нее нет ничего. Она не сразу поняла, что у нее опять болит голова. Она сначала не замечала это из-за другой боли, той мучительной боли, которая вгрызалась глубоко в ее внутренности. Но теперь она почувствовала, что обруч у нее на лбу затягивается все туже. Она подтянула колени еще ближе к груди, приняла положение плода в утробе матери, стараясь отключиться от всего окружающего. Она устала, страшно устала. Ей хотелось лишь сидеть вот так вечно, и чтобы не надо было думать. Тогда, может быть, эта боль прекратится, хотя бы ненадолго.
Джилл дотащилась до постели, легла и закрыла глаза.
И тогда она это почувствовала. Волна холодного зловонного воздуха накатилась на нее, окружая ее со всех сторон, прикасаясь к ней. И она услышала его голос, зовущий ее по имени. «Да, – прошептала она, – да». Медленно, бессознательно Джилл встала и вышла из каюты, повинуясь зову голоса, который звучал у нее в голове.
Было два часа ночи, когда Джилл вышла из своей каюты на опустевшую палубу. Она стала смотреть вниз, на море, наблюдая за тем, как тихо плещутся волны о борт рассекающего воду судна, прислушиваясь к голосу. Теперь головная боль усилилась, виски сжимало, словно тисками. Но голос говорил, что беспокоиться не надо, что все будет прекрасно. «Смотри вниз», – приказал голос.
Джилл посмотрела вниз, на воду, и увидела, что там что-то плавает. Это было лицо. Лицо Тоби, которое улыбалось ей, а из-под воды смотрели на нее его синие глаза. Подул холодный ветер и мягко подтолкнул ее ближе к поручням.
– Мне пришлось это сделать, Тоби, – прошептала она. – Ты ведь понимаешь меня?
Голова в воде кивала, качаясь на волнах, звала ее к себе. Ветер стал еще холоднее, и тело Джилл задрожало. «Не бойся, – шептал ей голос. – Вода глубока и тепла… Ты будешь здесь со мной… навсегда… Иди же, Джилл».
Она на секунду закрыла глаза, но когда открыла их, то улыбающееся лицо не исчезло, оно плыло с лайнером, а изуродованные конечности безвольно болтались в воде. «Иди ко мне», – звал голос.
Она перегнулась через поручень, чтобы все объяснить Тоби, и тогда он оставит ее в покое, но порыв ледяного ветра толкнул ее, и вот она парит в мягком, бархатном ночном воздухе, кружась в пространстве. Лицо Тоби все ближе и ближе, оно встречает ее, и она ощущает, как парализованные руки обхватывают ее тело, обнимают ее. И вот они соединились, навсегда, навеки.
Потом остался только мягкий ночной ветер и неподвластное времени море.
И звезды там, наверху, где все это было написано.
Достарыңызбен бөлісу: |