Куропаткин. Ей Богу, главный! Провалиться за порогом! Я же не дурак! Все ушли на войну… И царь на берег Невы поскакал, и Данилыч там, и вся свита…Все же крепость берут.
Твердыкин. Так чего тебе надо?
Куропаткин. Шпион опять прибежал! Швед который!!! Мы его здесь прямо у государева порога и сцапали.
Твердыкин. Немой, что ли?! И чего ему? Он же наелся на месяц вперед.
Куропаткин. Какой немой? Сказал, что он офицер и будет изъясняться только с офицером, он, мол, с тайным поручением из крепости. И так мне это выложил, будто я глухой.
Твердыкин. Впредь – наука нам. А чего он сюда-то припёрся? Будто не ведает, что происходит и где наш царь?
Куропаткин. Не могу знать.
Твердыкин. Где Петухов?
Появляется голова Петухова.
Петухов. Здесь я.
Твердыкин. Бери коня и махом к Петру Алексеевичу. Скажи - пришёл тайный парламентёр и просит с ним встречи без свидетелей…Интересно только, как он сюда пробрался безнаказанно, аж до самой персоны?? Ну, да это потом. Куропаткин, давай его сюда.
Петухов и Куропаткин мгновенно исчезают.
Твердыкин (обращаясь к Бруту и Алексашке). Вы, друзья, давайте под лавку или за печку! Сделаем вид, - что приём с глазу на глаз. Всё-таки, как он прошёл? Плохо работаем, ребята. Есть, значит, неведомые тропы иль корыстные люди...
Алексашка. Или звери. Надо Ванечку спросить. Это по его части.
Твердыкин (приоткрывая дверь). Ванечка, загляни-ка в горницу!
Мгновенно появляется Ваня.
Твердыкин (отшатываясь). Ой!! Уж больно быстро ты. Никак, подслушивал?
Ваня. Никак нет. Я всегда здесь.
Твердыкин. Не понял.
Брут. И я не понял.
Алексашка. А я, кажется, понял. Ему уже кто-то настучал.
Твердыкин. Ваня? Это же государевы покои.
Брут. Какой-то посторонний звук я слышал, но по усталости не придал ему значения…
Алексашка. Я- то уши отморозил и ничего не слышал.
Твердыкин. Признавайся, Ваня… Мы то свои люди, поймём никак…
Ваня (густо краснея и отворачиваясь от всех). Неудобно.
Брут (очень твёрдо). Что тебе неудобно, Ваня?
Ваня. Ой, неудобно-неудобно.
Алексашка. Брутя, побереги когти и нервы…
Твердыкин . Ваня, мы перед царём тебя прикроем, чего-нибудь наговорим, но самим-то откуда ждать беды?
Алексашка. Правда, друг, не зарывайся. Нас, своих- то, раз-два и обчёлся.
Твердыкин. Последний раз намекаю: мы должны доверять друг другу.
Брут. Скажу проще, Ванюша, - Пётр Алексеевич тебе этого не простит. Я уж постараюсь, при таком раскладе.
Ваня (смущаясь). Прости меня, Алексашка… Но так получилось… Короче – Любовь Дмитриевна, выходи.
Из-под лавки вылезает невеста Алексашки в домино и черной полумаске.
Присутствующие оторопело замерли.
Брут. Ну, ты и дятел, Ванюша. По влюбленному сердцу долбить нельзя. Нетактично как-то.
Твердыкин. Это что за явление? Кто такая? Почему не знал?
Брут. Я, Пантелеймон Евстахич, понимаю только одно – растёт новый гений разведки. Но за эту вербовку ему надо дать по шее.
Твердыкин. Это мы потом тройкой обсудим.
Алексашка. Погодите, господа! Люба – это ты?!?
Люба. Сашуленька, - это я. Я – не Дмитриевна, я – Ивановна и давно… Ещё до тебя… То есть до того, как ты познакомился с Брутом…
Алексашка. Молчи, Люба, молчи. Мы теперь точно вместе. У нас теперь нет секретов. Если бы вы знали, друзья, как я в сей момент счастлив.
Люба. Ты прости меня, Алексаша, но я встречалась с тобой по заданию. Мой жених в Норвегии... Это рядом со Швецией. Я не виновата. Мы с тобой, Александр, мыши долга. Надеюсь, ты меня поймёшь и простишь.
Твердыкин ( к Ване). Ну, гений, и гад же ты ползучий.
Ваня. Господин капитан, она всё равно бы опосля падения Ниеншанца в командировку уехала.
Алексашка (чуть не плача.) Надолго?
Люба. Думаю, навсегда.
Брут. Во как! Ну что ж… Служба есть служба.
Твердыкин (Ване). Дай пострадавшему за Родину валерьянки. Есть у тебя?
Ваня. А как же, прихватил.
Твердыкин покачал головой.
Ваня достает из кармана передника пузырёк и рюмку. Капает лекарство.
Спускается Ангел и задерживает крылом руку Вани с протянутой рюмкой.
Ангел. Алексаша, испейте лучше чашу мужества.
Твердыкин. Не жалей, Ваня.
Ваня. Да, что ж я - не человек?
Брут (вздыхая). Ты, Ваня, - человечище.
Алексашка. Спасибо, я и так справлюсь. Идите на кухню и выпейте сами…Вы же агента своего открыли. Теперь вам самим есть, о чём подумать.
Брут. Ты – мозг. Дай лучше мне выпить.
Твердыкин. Не дури, Брут. Валерьянка для вашего племени худшая отрава. Иди, мозг, и скажи, чтоб шведа привели. Любовь Ивановна, простите, ещё не знаю вашей фамилии… или как вас там…Вы свободны.
Люба. Понимаю. Прощайте, Алексаша… Не поминайте злом.
Алексашка. Можно я вас поцелую?
Ангел. Ваня, дайте я успокоюсь… (Забирает у Вани рюмку и выпивает.)
Стук в дверь.
У нас тоже чувства есть. Что-то под левым крылом защемило.
Люба. Мне пора. Быстрее.
Твердыкин. Иностранец подождёт.
Алексашка бросается к Любе и останавливается перед ней.
Люба. Ну, быстрее! У меня отходит лодка.
Брут. А если бы Ванечка вас не открыл, - не отходила бы?
Алексашка берёт Любину лапку и пожимает её.
Люба мгновенно исчезает.
Твердыкин. Входите.
Быстро ныряют по углам и друзья.
Исчезает Ангел.
Куропаткин. Извольте получить господина офицера с рук на руки.
Твердыкин. Чего так долго ходил за ним?
Куропаткин. Просили перекусить. Похлебали в охотку вчерашних щец.
Твердыкин. Ага, я давно заметил – нравятся им русские харчи, особливо, задаром… Кто переводить-то будет? Толмача нужно. Я пока по-шведски ни бум-бум.
Куропаткин. Не извольте беспокоиться, он, оказывается, полный бум-бум. Русский знает лучше нашего.
Твердыкин. О, как! Чудны дела твои, Господи.
Куропаткин приглашает шведа.
Куропаткин. Пожалуйте, герр офицер.
Входит шведский офицер (бывший лазутчик). Кланяется капитану.
Твердыкин. Как вы прошли через наши войска и заставы?
Швед. У вас свои агенты, у нас свои.
Твердыкин. Понятно. Что хотите сказать?
Швед. Хочу встречи с вашим государем. У меня устное послание от нашего командующего.
Стук в дверь
Твердыкин. Минуточку. (Открывает дверь.) Ну, что?
Петухов. Петр Алексеевич просил передать… (Смотрит на шведа.)
Твердыкин. Говори, пусть слышит.
Петухов. От дела не отвлекать, а ежели что по делу буде, выслушать с почтением и на конюшню отвести, там его величество и встретится с парламентёром, чтоб никто не видел, коли разумное предложит. Так и сказал.
Твердыкин. Так и буде. Всё слышали, герр офицер?
Швед. Да. Ну, что ж… Мне остаётся только передать следующее: Мой генерал- комендант, заявил - “ Крепость принята мной от короля не для того. чтобы её сдать, а чтобы защищать… Но если царь Петр соблаговолит позволить, после обмена пленными, гарнизону крепости, включая семьи и слуг, с оружием, боеприпасами и амуницией, с распущенными знамёнами, с барабанным боем свободно выйти сквозь большие ворота, мы уйдём”.
Твердыкин. В противном случае его расстреляют?
Швед. Да.
Твердыкин. Так и передам. Царь милостив. И впрямь, зачем лишней крови?..
Швед. Очень хочется вашего квасу.
Твердыкин. Его на кухню и напоить. Я к царю. Увести.
Офицера уводят.
Что я скажу царю? Как он дошёл до нас? Ваня!
Тут же возникает Ваня.
Ваня, кто его провёл?
Ваня. Вши, господин капитан… Вошики. На той стороне их раньше меня разрабатывать и приучать начали… Ласточки ещё прошлой весной донесли… Помните, на пасхальной неделе я вам сказывал, да вы мне вот этак показали пальцем у виска.
Твердыкин. Опять промах.
Ваня. Виноват.
Твердыкин. Как узнал?
Ваня. Я, самых расторопных горячей сковородкой прижал.
Твердыкин. Смекалка – великое дело. Потом обсудим. Я - к царю.
Ваня. Пантелеймон Евстахич, позвольте намекнуть на одно предложение по сдаче неприятельского гарнизону?
Твердыкин. Это ты хочешь, чтобы я царю передал?
Ваня. С вашего позволения.
Твердыкин. Ну и нахал же ты!..
Ваня. Мне вот что в голову пришло: дабы они не с радостными рожами из крепости уходили, приказать им боеприпасов на душу вынести столько, сколько у каждого ратника во рту поместится. Заодно и петь не станут, а то напоследок ещё разведут геройство. А так с пулями во рту языком не поворочаешь и рот до ушей не растянешь.
Твердыкин. Толковая мысль. А у тебя, поварская душа, точно талант на всякую подливу.
Ваня. Желаю удачи, господин капитан. Скорей бы мир. Я бы уточку по-петровски сотворил…Не торопясь.
Твердыкин. Готовь утку, Ваня! Если враг не сдаётся, его приглашают в гости.
Затемнение.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
В полумраке Алексашка и Брут.
Алексашка. Да, брат, запомнится мне падение Ниеншанца. Век не забуду.
Брут. Уж точно – Падение, Победа и Любовь… Красиво звучат и дорого стоят.
Алексашка. Честно тебе скажу: я, когда канат грыз, ни о чём таком не думал. Ветер за меня думал. А у меня в голове только раз и промелькнуло – а вдруг на холоде твои когти не уберутся? Я же видел, - ты как на спину ложишься, они завсегда у тебя оборону держат. Все четыре лапы.
Брут. Ничего-ничего, Саша, настоящая любовь впереди. И Царь, и Твердыкин тебя тоже любят, и я без тебя пропаду. У тебя нежное и храброе сердце, как же тебя не любить?!
Алексашка. Не говори так. Я заплачу.
Брут. Тихо-тихо-тихо. Забыли.
Пауза
Алексашка. А твоя Марфа, может, она тоже сотрудник нашей службы?
Брут. Нет. Выдумал я всё про Марфу. Один я. С тобой.
Алексашка. О как!
Брут. Меня сейчас другое беспокоит – Пётр Алексеич Пантелеймона Евстахича послал за тридевять земель, а кого на его место поставит?..
Алексашка. Да не глупей его.
Пауза.
Брут. Так он же не дурак.
Алексашка. Вот и я говорю. Дураков нам только и не хватало. Брутя, у тебя отчество есть?
Брут. Военная тайна.
Алексашка. Нет, правда?
Брут. Нет отчества.
Алексашка. А как же?
Брут. Я не знаю, кто мой папа? Меня чуть ли не из Турции с посольством привезли.
Алексашка. Так ты, случаем, не турецкий шпион?
Брут. Да нет, я, брат, из какой- то поморской деревни. Меня русский посол или его жена какому то бею подарили, сам не знаю… Я ещё меньше Марсика был… Это мне посольский попугай рассказал на прощание. А дочка бея в нашего посольского офицера влюбилась и на память ему презентовала меня. Вот так. Это я уже помню. Дальше жуть одна. Лучше не вспоминать.
Алексашка. И не надо. Я так спросил.
Брут. Петр Алексеич решил - так и оставить без отчества, для пущей секретности.
Алексашка. Обидно.
Брут. На то царская воля. Давай спать.
Прилетает Ангел и тихо садится рядом.
Алексашка. А чего царь насчёт мундира говорил?
Брут. Парадного?
Алексашка. Ну да. Ты же слышал.
Брут. Не бери в голову. Его только после смерти дают.
Алексашка. Как это?
Брут. Ну, чтоб знали: кто есть кто, какие заслуги… Впрочем, нам уже всё равно будет. Это скорее родственникам нужно… Ложись и спи. Приказали спать.
Алексашка. Брутя, а попугай - наш агент был?
Брут. Нет. Балаболка.
Алексашка. Ты его больше не видел?
Брут. Нет. Убили его. Сболтнул лишнего.
Алексашка. Наши?
Брут. Какая разница.
Друзья укладываются спать в царское кресло.
Алексашка. Как там Марсик?..
Брут. Объелся с голодухи и спит.
Алексашка. А ты откуда знаешь?
Брут. Со мной это уже было.
Ангел. Какой же вам сон навеять, герои?
Алексашка. А после Победы - Виктории, стало быть, праздник будет?
Брут. У нас с тобой уже был праздник… Бал, наверное, будет. Данилыч любит царю балы проворачивать и фейерверки с ракетами устраивать. Ванька- повар по совместительству ещё и ракетное дело изучает… Он им бахнет… Поставят большой шатёр, и будет музыка играть.
Алексашка. Заграничная?
Брут. Да, брат… Мы их гоним отсюда, а пляшем под их музыку. Парадокс.
Алексашка. Это чего?
Брут. Слово такое, я его ещё в детстве услышал, думаю, турецкое, - это когда зерна много, а мышам есть нечего.
Ангел. Ой, защитники Отечества, подумайте сегодня о чём-нибудь другом.
Ангел повёл над ними крылом. Друзья засопели во сне. Заиграла музыка, и привиделся им бал в красивом дворце на берегу реки Невы. И будто танцуют они со своими дамами наравне с людьми.
КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ
Бал.
Танц-шталмейстер. Мадам и месье! Польский танец!
В первой паре идут Царь и Царица.
Царица. Какие всё-таки милые эти мыши и коты. Не пора ли им, Петруша, на заслуженный отдых?
Царь. Пора, душа моя, да, как я без них. Они, хоть и старые, но, по крайней мере, не врут. Говорят, что думают. Об Отечестве радеют больше, чем о себе. У них кроме истлевших мундиров, да орденов к старости – ничего и нет.
Царица. Но молока-то просят.
Царь. Зато вина совсем не пьют.
Царица. Иностранцы всё обсуждают нас. Над двором нашим посмеиваются.
Царь. Зато наша собака первой на Луну полетела.
Царица. Так ведь не вернулась. Недолго, видно, прожила там.
Царь. Зато как!!! Я ей памятник поставлю.
Царица. Ты, Петруша, всем нам памятники поставь за то, что вместе с тобой жили.
Царь. Я подумаю.
Танцуют.
КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦПАТАЯ
Конец сна
На кроватке сладко спит мальчик Ванюша. Рядом сидит Ангел.
Ангел. Скоро утро. Сон умирает. Пора заканчивать сказку… (Грустно вздыхает.) По полной невской заре грянули все, какие были, царские пушки, и от уханья их, даже не от ядер, флаг осаждённой твердыни, как ветром сдуло с высоты своей неприступности, и повергнулся он к ногам защитников, как настоящий гром среди ясного неба. Это, - рассудили стойкие неприятельские солдаты, - не иначе как плохой знак. Пали они духом, и пал Ниеншанц. Гарнизон с семьями, с собаками и кошками в корзинках, и птицами в клетках, с распущенными знамёнами, с барабанным боем и пулями во рту свободно вышел сквозь большие ворота.
Сказано в летописях, что была та крепость из земли возведена. Печальный ветер разметал её по разным сторонам света, а какие камни были в основании торгового городка Ниена, так и растащены на возведение нового града Санкт-Петербурга. На месте крепости вскоре посадили четыре мачтовых сосны, в память о четырёх российских морях, которых Россия не уступит уже никому, но и те не устояли – исчезли. И от прежней славы остался только дым. Были там в другие времена и капустные огороды, и корабельный завод. А теперь мечтают люди построить на этом месте Большую Башню - наподобие Вавилонской. Они хотят поставить её в память своего века и о своём пребывании на этой земле, принадлежавшей разным северным народам.
После той виктории многие, как полагается, были представлены к наградам и получили разные ордена, и набили золотыми монетами свои кошельки. Щёголи и наглые суетились больше всех. Имена настоящих героев на дворцовых балах не произносились, и даже в кабаках о них не догадывались. Их, как это частенько бывает, не знали в лицо. А царь молчал. Наверное, что-то сдерживало его, помимо военной тайны.
Но, как бы там ни было, – спустя несколько лет любимый кот назначен был смотрителем трюмов торговых кораблей; его приятель мышонок – хранителем государевых амбаров; корытце теперь в музее под стеклянным колпаком.
Капитан Твердыкин, забравший с собой Марсика, выходил и выучил его, заработал еще два ордена, чин подполковника и погиб в Полтавском сражении. А рыжий котёнок проявил недюжинные способности по дипломатической части и под именем Мариуса-Леопольда оказался в Швеции. С тех пор Швеция ни разу и ни с кем не воевала, и у нас с ней вполне дружеские отношения.
Прошло ещё время. Царь, ставший императором, после страшного наводнения простудился и умер, а может быть, его и отравили, потому что поваренок Ваня был переведен на другую важную работу - по запуску собак на Луну.
Полковника Брута, лишенного покровителя, вскоре посадили на цепь в комендантском доме… И, поверьте - это про него поэт Пушкин, как-то в сердцах припомнив, написал –“ И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом”. И приковали-то его по навету мелких чиновников, доблести не знавших, просто к дубовой лавке. Потом страдалец и вовсе погиб во время дворцового переворота. Тогда же и Данилыча сослали в какие-то отдалённые места, где он окончательно потерял своё здоровье, подорванное на государевой службе.
Мышонок Алексашка, еще раньше, предчувствуя лихие времена, уйдя в отставку майором, отправился подальше от интриг в дальнее морское путешествие с командором Берингом, и оба не вернулись. Зато открыли для нас узкую полоску воды между двумя гигантскими материками - Берингов пролив. И ныне многочисленные потомки Александра Мышкина почитают за честь начинать свою службу Отечеству именно там… На обоих материках.
О Лизетте не известно ничего. Видно, так и умерла невестой. Знаю только, что Царь её очень любил, и в боях она не погибла. Об остальных знает только Господь Бог.
Недалеко от бывшего Ниеншанца основали другую крепость. Сначала тоже из земли, но потом одели камнем. Она и есть теперь мой дом. И в полдень, когда по старой традиции стреляет пушка, и в полночь, когда засыпают птицы и люди, я смотрю в сторону ветра и слушаю ваши голоса, и лечу к вам, если позовёте.
Кругом всё окрашивается нежными сиреневыми тонами – это рассвет.
Под шуршание дамских платьев и звон шпор, гудки автомобилей и пароходов, голоса дикторов, цокот копыт и пенье птиц, - в молчаливом танце кружатся кукольные пары и начинает звучать гимн Великому городу Санкт Петербургу.
Мама в костюме царицы наклоняется над Ванюшей.
Мама. Вставай, сынок… Я тебе молочка топлёного принесла… Пей, золотой мой, пей молочко…Пора в школу.
ЗАНАВЕС
С некоторыми людьми хочется быть соседями. А людьми такого масштаба, каким был Андрей Толубеев, - соседями по городу или даже по целой стране. Мы были с ним соседями по Исаакиевской площади. Его уход из жизни – это как снос прекрасного здания или даже целого квартала - одним архитектурным ансамблем в городе стало меньше. Но когда рушится здание, оно рушится навсегда. А Андрей ушел и оставил после себя свой образ: незабываемые, талантливо сыгранные роли в театре, на телевидении; свой прекрасный, наполненный страстью голос оставил нам на радио, в аудиозаписях… Такие люди уходят из жизни, но не уходят из памяти и остаются в своих делах. Им было написано несколько книг, две пьесы, было у него много и других литературных замыслов. Оказавшись талантливым во всем: в мастерстве актера, в прозе, в драматургии, в дружбе, в любви к своей семье, он был прекрасным чиновником – очень редкое качество в наши дни! – человеком с государственным мышлением, и стал одним из основателей Фонда поддержки современного искусства.
Его последняя пьеса была написана специально для театра кукол. И называется она "Падение Ниеншанца". А родился этот замысел на Факультете театра кукол из небольшой прозаической работы "Сказка Ангела", которая была разыграна студентами на 7-й Лаборатории и позже напечатана в сборнике "Материалы Лаборатории театра кукол".
Андрей Зинчук
Достарыңызбен бөлісу: |