СЦЕНА 5. Комната с террасой. Пауза. Играет духовой оркестр. Из сада, через террасу, входит Эммануил

СМИРНОВ. Зато играла громко.

БЫЛЯНКИН. Что это за дура, с барабаном?

СМИРНОВ и КОРЕНЕВ (вместе). Не смей!

БЫЛЯНКИН. Вы чего, оба с ней того?

ВАЛЕРИЯ (выглянула). Завидуешь?

БЫЛЯНКИН. Ты меня не ворожи...

ВАЛЕРИЯ. Сам дурак. (Спряталась в шкаф.)

БЫЛЯНКИН. Глазками она по мне елозит…

СМИРНОВ. Почему ты-то здесь, Псой? Ты должен ехать в поезде.

БЫЛЯНКИН. Да ладно тебе, Мироныч. Я ж не знал, что ты здесь.

СМИРНОВ. Говори, как на духу, воздыхатель хренов! Алинка предложила остаться, чтоб вам наедине встретиться?

БЫЛЯНКИН. Чего!? Как ты смеешь даже размышлять так о Прекрасной Даме! Я просто хотел сказать ей…

СМИРНОВ. Что?

БЫЛЯНКИН. Не знаю. Знаю, что не договорил и всё.
Валерия, в платье следующего цвета, выходит из шкафа, босиком, ставит рюкзак на стол, достаёт из рюкзака пакеты с обувью, перебирает, находит туфли нужного цвета, обувается, укладывает прежнее платье и прежние туфли в рюкзак.
ВАЛЕРИЯ. А вы оба с ней того? (Уходит в шкаф.)

БЫЛЯНКИН (вослед). Я люблю Алину! Но чисто! Слушай сюда, ведьма в шкафу. Гипнотизирует ещё, змея. Вы видели, как она на меня зырила сейчас? Былянкина не охмурить! Я любил, люблю и никогда не разлюблю Алину!

КОРЕНЕВ. Итак, Смирнов, как наши дела?

СМИРНОВ. Вы-то, чего лезете!

БЫЛЯНКИН. Вот именно, это наши разборки. Слушай сюда, Коренев. Я на Алинкиной младшей сестре женат был долго. Алинка – супруга Смирнова. Она, её младшая сестра, то есть моя бывшая жена, сегодня махнула с новым мужем в зарубежи, навсегда. Да пусть люди живут, где им заблагорассудится! Лишь бы в России воздух был свежее. Меня пригласили в Москву, проводить в новых изменников Родины. Даже дорогу оплатили туда и обратно. А как иначе? Им же не освободить нас без бумажки от меня, что я, мол, не имею к ней никаких претензий.

КОРЕНЕВ. Не моё дело.

СМИРНОВ. Заберите ваши бумаги. Я, как гражданин моей страны и патриот, отказываюсь иметь дело с сомнительной организацией. Ваша идеология, изложенная приложением к договору, несмотря на изрядный вес предлагаемой суммы, неприемлема.

КОРЕНЕВ. Не понял?

СМИРНОВ. Всё, Дом Культуры не продаётся. Вам.

КОРЕНЕВ. Чьё решение?

СМИРНОВ. Моё.

КОРЕНЕВ. А что сказала ваша супруга?

СМИРНОВ. Этот сталинский склеп – моя собственность, моя!

БЫЛЯНКИН. Слушай сюда, Смирнов. Да, грех любить родную сестру своей жены, но потому и бывшей, чёрт побери! Мне тебя, Ефрем, взять и растереть бы тонким слоем, в пыль, да ты же всё равно не мужик, в полном смысле понятия, тебя прибить, что ребёнка обидеть. Алинка, конечно, тебе супруга, но мне она - единственная на все времена любовь.

СМИРНОВ. И больше никаких вариантов, Коренев.

КОРЕНЕВ. Смирнов, вы просто взревновали меня к Валерии.

БЫЛЯНКИН. Слушай сюда, Ефрем. Думаешь, Былянкин животное? Пусть. Такой вот я загадочный животный рыцарь. Рыцарь! Потому что мы, с твоей супругой, не осквернили священных уз брака.

КОРЕНЕВ. Я терпим, Смирнов, как приличествует подвижнику истинной веры, но терпение – не мой конёк. Подписывай бумаги.

СМИРНОВ. Нет.

БЫЛЯНКИН. Слушай сюда, Коренев. Бесчестить любовь я не позволю.

СМИРНОВ. Думаешь, Коренев, я не понимаю, что ты в своей организации – никто? Ты же, когда вернёшься к своим, не солоно хлебавши, точно по репе схлопочешь, а-то и… мало ли. Так что, не надо гнуть пальцы.

КОРЕНЕВ. Ты прав. Мало ли. (Достаёт брошь). А как быть с этим?

СМИРНОВ. Валеркина брошь!?

КОРЕНЕВ. Думаешь, Смирнов, я не понимаю, что ты в своей семье – никто? Ты же, когда вернёшься к своей, не солоно хлебавши, точно по репе схлопочешь, а-то и… мало ли. Так что, не надо гнуть пальцы.

СМИРНОВ. Подлец.

КОРЕНЕВ. Меняю брошь на подпись.

БЫЛЯНКИН. Слушайте сюда, оба. Вот, что замутило мне мозги, глядите! (Открывает туб.) Она, Алинка, подарила мне на прощанье. А ты её подозреваешь грязно, Ефрем, стыдись. (Достаёт фотопортрет, свёрнутый в рулон.) Я потому и не смог сесть в поезд, знаю же, что навсегда. Она мне так и сказала, мол, повесь дома и любуйся. Я даже не знаю, что там. А в купе, как любоваться таким шикарным форматом? (Разворачивает рулон.) А тут портрет, похоже. (Рассматривает портрет, он всё время свёртывается в рулон.) Дай, думаю, не поеду, приду в Дом Культуры, к Ефрему… ну, чтоб всё в открытую, без недомолвок, по-честному. Не понял, чей лик, не Алинкин, точно. Это же может быть знак ведь, правда? Может, это она, Алинка, на прощанье не договорила, а не я?

КОРЕНЕВ. Станет разбираться ваша дорогая супруга в хитросплетениях данной ситуации, если ей предъявить брошь?

СМИРНОВ. Ты меня шантажируешь! А я шантаж не потерплю.

КОРЕНЕВ. И как же ты не потерпишь, что ты мне сделаешь?

БЫЛЯНКИН. Понимаю, лучше мне сейчас ехать бы, но я же уже остался.

КОРЕНЕВ. Конец тебе, Смирнов.

СМИРНОВ. Тебе тоже, Коренев.

БЫЛЯНКИН. Цугцванг. Слушай сюда и не кисни, всё будет правильно. Братишки, я больше не могу так долго оставаться культурным человеком, у меня на психологию никогда сил не хватало. Слушайте меня! Только не цепляйте меня, потому что я большой и грубый, дурной я. Эй, оба! Помогите, пожалуйста, вывесить портрет.

СМИРНОВ и КОРЕНЕВ (вместе). Что? Портрет?

БЫЛЯНКИН. Вот те раз, так вы меня не слушали!? Блин, поубиваю… а я тут распинаюсь. Какие же вы, пацаны, злые, самовлюблённые гады! Вы себе представить не можете, сколько матов я сейчас в себе сдерживаю… а сколько агрессии! (Поднял рулон.) Вот! Повесить надо! Этот портрет!

СМИРНОВ и КОРЕНЕВ (вместе, шёпотом). Не ори! Разбудишь!

БЫЛЯНКИН. Кого?

СМИРНОВ и КОРЕНЕВ (вместе, шёпотом). Валерию!

БЫЛЯНКИН. Да идите вы со своей кралей, куда хотите. Блин, я сам. Вот ведь всё – сам! Всегда сам! Помочь некому! Мне что теперь пойти и быстро-быстро настрогать детей, чтоб было, кому помочь картинку развесить?

СМИРНОВ и КОРЕНЕВ (вместе, шёпотом). Да не ори же!

БЫЛЯНКИН (шёпотом). Да я не ору, это вы глухие. И солнце достало! Давайте, говорю, окно завесим, чтоб тень дало, а, мужики? Ага?

СМИРНОВ. И что там за портрет?

КОРЕНЕВ. Чей?

БЫЛЯНКИН. Алинка всучила, не знаю. Давай, Коренев, ты помоложе, забирайся на подоконник, я подам. На скотч не хотелось бы.

СМИРНОВ. За карниз цепляй. По-моему, там прищепки есть.

КОРЕНЕВ. Ради тебя пальцем не пошевелю.

БЫЛЯНКИН. Ну, что мне с вами драться, что ли. Сам повешу. (Забирается на подоконник.)

СМИРНОВ. Зачем?

БЫЛЯНКИН. Хочу. (Прицепляет портрет.)

КОРЕНЕВ (забирается на подоконник, помогает прицепить портрет). Давай, помогу.

СМИРНОВ. Командовать?

БЫЛЯНКИН и КОРЕНЕВ (вместе). Нет, подсказывать…

СЦЕНА 9. Комната с террасой. Пауза. Играет духовой оркестр. Входит Эммануил, во фраке. Снимает с дверцы шкафа подвенечное платье в чехле.
ЭММАНУИЛ. Ну, что ж, ненаглядная ты моя, Одинец, встречай жениха. (Уходит через террасу в сад.)

СЦЕНА 10. Кабинет директора Дома Культуры. С улицы слышен духовой оркестр. Смирнов, Коренев и Былянкин смотрят на фотографический портрет, занавесивший окно.
БЫЛЯНКИН. Мироныч, дай-ка полный свет.

СМИРНОВ (включает свет). Это же Валерка!

БЫЛЯНКИН. И не картина вовсе, а фотография.

СМИРНОВ. Увеличенная копия со стенки.

КОРЕНЕВ. И брошь на фотографии - та самая. Только как-то… что-то…

БЫЛЯНКИН. Согласен в умат.

СМИРНОВ. Не понял?

БЫЛЯНКИН и КОРЕНЕВ (вместе). Это не она.

СМИРНОВ. Как не она, когда она, уж я-то знаю! Она моя первая женаа.

КОРЕНЕВ. Здесь надпись.

БЫЛЯНКИН. Прочти, очки искать. У меня зрение классное, но для чтения всё же.

СМИРНОВ. Ещё не старость, но уже возраст. Что там?

КОРЕНЕВ (читает надпись). Былянкин, вот истинная женская красота, любуйся и даже в мыслях со мной не греши. Забудь меня. Былянкин, будь человеком! Алина Смирнова.
Пауза.
СМИРНОВ. Он плачет!?

КОРЕНЕВ. Слёзы для мужчины – славная охота, значит, он ещё человек.

БЫЛЯНКИН. Всё, капец. Врежем. И пусть, кто из вас попробует отмазаться. (Достаёт из сумки снедь, наливает в стопки коньяк.) Молча, не чокаясь. Поминки надежды. Ну, будем.
Все выпивают.
Теперь за даму в шкафу, которая ни хрена непохожа свой портрет. И ни слова мне, чтоб! Ну, погнали.
Все выпивают.
И на посошок. Ну, вздрогнули.
Все выпивают.
Споём?

КОРЕНЕВ. Не стоит. У нас разные песни.

СМИРНОВ. Неправда! Всегда найдётся одна на всех песня.

КОРЕНЕВ. Не хочу я с вами петь, Смирнов. Такую даму бросить!

СМИРНОВ. Я не бросил! Я бежал! Она не давала мне сосредоточиться на делах… на карьере, на материи, в философском смысле! Я только и делал, что пялился на неё, целовал, ласкал и…

БЫЛЯНКИН. Обойдёмся без пошлости.

КОРЕНЕВ. А я не считаю секс пошлостью. Секс – это вершина любви!

БЫЛЯНКИН. Вершина айсберга. Потом льдина переворачивается, и весь твой секс идёт на дно. А сверху остаётся быт, с тобой, дураком, посреди снежной пустыни. Поэтому любить можно только на расстоянии.

СМИРНОВ. Ты понял меня, Коренев?

КОРЕНЕВ. Понял, понял.

СМИРНОВ. Тогда споём?

КОРЕНЕВ. Нет. Ты меня подставляешь с куплей-продажей насмерть.

СМИРНОВ. Да на! (Подписывает бумаги, подаёт их Кореневу.) Вот.

КОРЕНЕВ (взял бумаги). Ишь ты.

БЫЛЯНКИН. У нас в семье все – во всю ширь.

СМИРНОВ. Теперь споём?

КОРЕНЕВ. Легко.

СМИРНОВ. Наливай, Псой.

БЫЛЯНКИН. С особенным цинизмом! (Наливает в стопки коньяк.) Обожаю спаивать трезвенников. Потому что трезвость – это ханжество.

СМИРНОВ. Ой, вот давай без тупого трёпа! Лучше песню сообрази.

КОРЕНЕВ. Сначала выпьем.

БЫЛЯНКИН. Ну, за…

КОРЕНЕВ. Предлагаю за культуру… вместе с домом.

БЫЛЯНКИН. Глубокий смысл. Поддерживаю.

СМИРНОВ. Возражений нет.

БЫЛЯНКИН. Ну, дерябнули.

СМИРНОВ. Философ.

КОРЕНЕВ. И сейчас я вам это продемонстрирую. (Рвёт подписанные документы.) Вот и вся любовь… к мудрости.

СМИРНОВ. Коренев! Вы разорвали подписанные документы!

КОРЕНЕВ. К вечеру представлю вам на рассмотрение другие. Не на предмет аренды, а на предмет приобретения Дома Культуры в собственность. Что, я похож на идиота? Очень хорошо, значит, туловище верно реагирует на команды мозга. Я вдруг подумал о духовом оркестре. О прочих коллективах, оживлявших этот Дом. И горожане будут довольны. И Валерия будет счастлива. Вопросы?

БЫЛЯНКИН и СМИРНОВ (вместе). Нет!

КОРЕНЕВ. Ещё бы!

СМИРНОВ. Философ, ты дурак.

БЫЛЯНКИН. Пусть дурак, зато какие деньги! А деньги есть?

КОРЕНЕВ. Тот самый вождь этой самой организации – я самый и есть. Уж поверьте, наскребу.

БЫЛЯНКИН и СМИРНОВ (вместе). Да…

КОРЕНЕВ. Я вам больше скажу: на портрете – она, Валерия! Согласись со мной, товарищ прапорщик, или я тебя исподтишка уделаю.

БЫЛЯНКИН. А я тебя и так опять поддерживаю.

КОРЕНЕВ. Былянкин, я уже всерьёз начинаю тебя уважать. Вот скажи, пожалуйста, у меня уже мозги набекрень, никак не соображу: как тебя в детстве называли, Псой? Не понимаю.

СМИРНОВ. Зря спросил.

КОРЕНЕВ. Нет, не зря! Это очень важно для мужской нарождающейся дружбы знать, как кого звали в детстве. Меня звали «Эндрю».

СМИРНОВ. А меня «Фрюша»! Валерка напомнила, сам-то забыл. Только Былянкин не скажет, вишь, как набычился... кто не спрятался, он не виноват.

БЫЛЯНКИН. Скажу! Меня звали… в детстве… просто… Пися.

КОРЕНЕВ (после паузы). Надо же. Как оно… по-мужски - то, а!? Ооо…

СМИРНОВ. Былянкин, когда отъезжаешь?

БЫЛЯНКИН. Выпью, соображу. Ну, мужики, за мужиков!
Все выпивают. Былянкин запевает, Смирнов и Коренев подхватывают. Они поют. Песня кончилась.
СМИРНОВ. Хочешь, покатаю не иномарке?

БЫЛЯНКИН (собирает поклажу). Хочу.

СМИРНОВ. Привет Валерке. Только не сходи с ума, Коренев, она старая.

КОРЕНЕВ. Разве? Нет, она молодая.

БЫЛЯНКИН.Да, философы обычно плохо кончают.

КОРЕНЕВ. Смею вас уверить, философы кончают, как все.

БЫЛЯНКИН. Ефрем, вперёд! Не-то останусь навсегда. Жду не более десяти минут, потом начинаю оставаться. Я - на выход. Эй, псих влюблённый, картинку себе оставь, в ЗАГСе на паспорт наклеишь. (Уходит.)

КОРЕНЕВ. Поторопитесь, Ефрем Миронович.

СМИРНОВ. Вы всё ещё покупаете здание?

КОРЕНЕВ. Несомненно.

СМИРНОВ. Остаёшься с ней?

КОРЕНЕВ. Остаюсь.

СМИРНОВ. До встречи. Так я и думал, спятил. (Уходит.)

КОРЕНЕВ (у шкафа). Валерия! Выходите из шкафа, я жду вас! Валерия! Хочу вернуть вам брошь. Я не настаиваю, вы сами можете приколоть её на своей груди, справа. Пожалуйста, я не возражаю, я готов вернуть вам это право.

ВАЛЕРИЯ. Что говорите?

БЫЛЯНКИН. Соло, говорю, дамы на барабане.

ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?

БЫЛЯНКИН. Перестань лупить, всё услышишь!

ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!

БЫЛЯНКИН. Пардон, говорю, соло, говорю, дамы, говорю, на барабане!!!

ВАЛЕРИЯ. Аа.

БЫЛЯНКИН. Я вернулся.

ВАЛЕРИЯ. Что говорите?

БЫЛЯНКИН. Я, говорю, вернулся.

ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?

БЫЛЯНКИН. Перестань лупить всё услышишь!

ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!

БЫЛЯНКИН. Пардон, говорю, я, говорю, вернулся.

ВАЛЕРИЯ. Аа.

БЫЛЯНКИН. Мы так и будем продолжать, под грохот канонады?

ВАЛЕРИЯ. Что говорите?

БЫЛЯНКИН. Мы, говорю, так и будем продолжать, под грохот канонады!

ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?

БЫЛЯНКИН. Перестань лупить, всё услышишь!

ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!

БЫЛЯНКИН. Мы, говорю, так, говорю, и, говорю, будем, говорю, продолжать, говорю, под, говорю, грохот, говорю, канонады, говорю!!!

ВАЛЕРИЯ. Аа. А, собственно, о чём речь?

БЫЛЯНКИН. А, собственно, о жизни.

ВАЛЕРИЯ. Что говорите?

БЫЛЯНКИН. Да пошла ты.

ВАЛЕРИЯ. Что, не слышу?

БЫЛЯНКИН. Да, говорю, пошла ты!

ВАЛЕРИЯ. Что-что-что!

БЫЛЯНКИН. Да, говорю, пошла, говорю, ты, говорю!!!

ВАЛЕРИЯ. Аа. (Перестаёт бить.) Аа? Ааа! Ты чего орёшь?

БЫЛЯНКИН. Сама не ори. Дура. Я полюбил тебя!

ВАЛЕРИЯ. Сам не ори!

БЫЛЯНКИН. Я вернулся! Да пошла ты. (Заплакал, сел на пол.)

ВАЛЕРИЯ. Не плачь. Слышишь, оркестр играет мой любимый марш. Это Коренев заказал для меня. И не плачь.

БЫЛЯНКИН. А я не плачу. Я рыдаю.

ВАЛЕРИЯ. Не ори, говорю!

БЫЛЯНКИН. Стыдно, да?

ВАЛЕРИЯ. Мне?

БЫЛЯНКИН. Круглая дура, - мне!

ВАЛЕРИЯ. Сам ты круглый, а я в полной форме. И перестань хамить! (Заплакала, села на пол.)

БЫЛЯНКИН. Не плачь. Слышишь, оркестр играет твой любимый марш.

ВАЛЕРИЯ. А я не плачу. Я рыдаю!

БЫЛЯНКИН. Не ори, говорю!

ВАЛЕРИЯ. Стыдно, да?

БЫЛЯНКИН. Кому, мне?

ВАЛЕРИЯ. Круглый дурак, а кому же, не мне же!

БЫЛЯНКИН. А я уже успокоился, я уже всё.

ВАЛЕРИЯ. А я нет! Жалеешь, что вернулся? Уже не любишь, да?

БЫЛЯНКИН. Ну да, скажешь тоже… люблю, ещё как.

ВАЛЕРИЯ. Вот так, на ровном месте?

БЫЛЯНКИН. Это где же ты нашла на себе ровные места? Очень даже не на ровном месте. От ровного места получается ровно ничего. Я знаю. Валерия Макаровна… Валерия… Лерочка… я тоже в детстве играл в духовом оркестре. Я был даже военным воспитанником-музыкантом. Это теперь я - прапорщик… на баритоне играл… даже старший прапорщик. И ничего смешного в том не вижу, что прапорщик! А вот играть на баритоне не каждому дано, уж вы-то должны разбираться: баритон – это… это вещь! Искусство!

ВАЛЕРИЯ. Значит, предлагаете организовать дуэт?

БЫЛЯНКИН. Ну да, помещение есть, продюсирование на мне… заведём детскую школу, пяток военных воспитанников-музыкантов… целое отделение, а то и взвод! Я могу, отвечаю.
Входит Коренев.
КОРЕНЕВ. Былянкин!?!

БЫЛЯНКИН. О, вот и заказчик явился.

КОРЕНЕВ. То есть!?

БЫЛЯНКИН. Я про наш, с Валерией, любимый марш. А вы о чём?

КОРЕНЕВ. Что вы тут делаете на полу оба?!

ВАЛЕРИЯ. Пытаемся завести воспитанников-музыкантов.

КОРЕНЕВ. Вот интересно! А я там! А она тут! Они здесь! Куда Смирнов-то смотрит?

ВАЛЕРИЯ. Действительно, Псой Артемьевич, куда вы задевали Фрюшу?

БЫЛЯНКИН. Я от него сгасился, на фиг. В оконцовке-то, мы с ним уже давно не родня. И не хочу я с ним водку пить, хоть даже и коньяк… и пиво, не хочу я с ним пить! Вы же вон, Валерия, не захотели с ним и года прожить даже по малолетке, а мне, в моём приличном возрасте, с ним, да ещё и напиваться! Потом, с утра-то, и так-то жить-то неохота, а продерёшь свой мутный взгляд, окинешь светлым взором окрестности, а там – Фрюша, блин, Ффррююшшааа!

КОРЕНЕВ. Валерия, идёмте со мной, пожалуйста, идёмте!

БЫЛЯНКИН. Молод ты больно, Коренев, чтоб орать тут. Я чуть постарше тебя буду, и то мне рот затыкают, так что, помолчи, философ.
Входит Смирнов.
СМИРНОВ. Всё те же, всё там же, всё тогда же. Пися, ты занял моё место… на полу. И часа не прошло, как я сам здесь пыль вытирал вот этими самыми штанами, весь извозился…

КОРЕНЕВ. Валерия, пожалуйста, идёмте…

ВАЛЕРИЯ. Былянкин, будь человеком, возьми даму на ручки и неси её уже куда-нибудь.

БЫЛЯНКИН. О, йес! (Подхватывает Валерию на руки.) Куда? На вокзал?

ВАЛЕРИЯ. Да хоть в шкаф, только с глаз долой!

СМИРНОВ. В шкаф же не попрётесь же, девочки и мальчики, во-первых, негигиенично, во-вторых, без спросу хозяина. (Кореневу.) Правда?

КОРЕНЕВ. А в-третьих, идите вы все… со своим Домом, в целом, и со своей культурой, в частности… идите вы… ну… очень неблизко.

СМИРНОВ. То есть!? Вы передумали покупать Дом!?

КОРЕНЕВ. Я хотел приобрести его в дар, без дамы мне Дом не нужен.

СМИРНОВ. Валерка! Ты что творишь! Ты же ему обещалась! Отдайся ему немедленно! Тебе что, не всё равно, что ли, с кем, а у меня сделка, понимаешь, сделка горит!

ВАЛЕРИЯ. Отпустите меня, Былянкин. Отпусти, сказала!
Былянкин отпускает Валерию.
Я никому не обещалась. Потому что я - не вещь. (Бросает брошь на пол.) Я не брошь. Меня обыщешься, не найдёшь, а найдёшь, к визитной карточке не приколешь. Приколисты. Ну, поприкалывались, и будет. Скука, неестественная скука! (Кладёт визитную карточку на стол.) Возьмите со стола, не хочется с вами - из рук в руки. Смирнов, верните барабан, где взяли. Пикет я сниму. Больше в вашем городе духового оркестра не будет. Дамского оркестра! Да, собственно, и дамы-то все разобраны по домам да по шкафам, да по вокзалам. И не сметь за мной бегать! Будьте счастливы, мужики. Без меня. Хотя без меня теперь у вас уже вряд ли, что выйдет. И зачем вам жить в таком беспросвете? Да так, как вы живёте, - без дамы! Я же вас предупреждала: храни вас Бог, мужичьё, от моей музыки. (Вынимает из рюкзака тесак.) Иначе, потрясённый, всякий мужичок впредь сможет обрести себя только в даме, и ни в ком, кроме дамы, и ни в чём, кроме дамы! (Полосует тесаком барабан.) А дама заполучит мужика со всеми его потрохами. И кожа, натянутая на барабан, будет исключительно мужской. Мне нужна свежая кожа на барабан. Кто станет донором? Ты? Ты? Ты? Или сброситесь все, втроём?
Входит Эммануил, во фраке, с платьем в чехле.
ЭММАНУИЛ. Солнце моё!

ВАЛЕРИЯ. Нет!

ЭММАНУИЛ. Да.

ВАЛЕРИЯ. Нет!!!

ЭММАНУИЛ (снимает чехол, вывешивает платье на дверцу шкафа). Да.

ВАЛЕРИЯ. Порежу! Покрошу! Порешу!

ЭММАНУИЛ. Одинец, глянь!

ВАЛЕРИЯ. Платье? (Оглядывает платье.) Похоже, моё. Нет, это не ты!

ЭММАНУИЛ. Я.

ВАЛЕРИЯ. Тогда, как тебя зовут?

ЭММАНУИЛ. Эммануил.

ВАЛЕРИЯ. Нет!

ЭММАНУИЛ. Что – нет?

ВАЛЕРИЯ (огладила платье тесаком). Что? Да. Да… да!

ЭММАНУИЛ. Нам пора, Мила.

ВАЛЕРИЯ. Опаздываем?

ЭММАНУИЛ. Ещё как.

ВАЛЕРИЯ. Где же ты мотался!

ЭММАНУИЛ. С транспортом проблемы. Но теперь всё нормально, карета ждёт.

ВАЛЕРИЯ. Ещё не хватало опоздать на собственную регистрацию. Я переоденусь здесь.

ЭММАНУИЛ. Конечно.

ВАЛЕРИЯ. В шкафу, родной, не на глазах у всех же, ревнивец.

ЭММАНУИЛ. Да.

ВАЛЕРИЯ. Эммануил мой… Эмик… жених – проказник, заставил ждать свою невесту…

ЭММАНУИЛ. Прости, Мила, прости.

ВАЛЕРИЯ. Невесту… невесту? Невесту! Стоп. У меня нет белых туфель!

ЭММАНУИЛ. Они в чехле, в кармане.

ВАЛЕРИЯ. Да! Ты всё предусмотрел. (Перекинула платье через руку, взяла туфли.) Мы, с тобой, Эмочка, будем жить. (Кладёт тесак на стол.) Пилку мою для маникюра никому не трогать. А платье в дороге не помнётся?

ЭММАНУИЛ. Ты же сама выбирала материю.

ВАЛЕРИЯ. Точно! Нет, я возьму её с собой, в шкаф. (Забирает тесак.) Эм, дождись меня! (Идёт к шкафу, остановилась.) А ведь эта сука едва не сделала меня убийцей. (Оборачивается к портрету, глядит пристально.) Что мне с тобой сделать, крыса? Смерть тебе, тварь, смерть. (Бросает тесак в портрет, в левую грудь.) Тварь. Вот так. Ах, да, ребята, про вас-то я чуть не забыла. Не бойтесь, мужики, вас дама на собственную свадьбу зовёт. (Достаёт из сумочки, что висит через плечо, карточки.) Вы будете смеяться, осталось три! Это приглашение на бракосочетание. Имена сами впишете. (Кладёт карточки на стол.) Эммануил, ты не против?

ЭММАНУИЛ. Я – за.

ВАЛЕРИЯ. Ты уже не ревнивец, правда?

ЭММАНУИЛ. Правда, Мила.

ВАЛЕРИЯ. Тогда чего парится в шкафу. Переоденусь здесь. Фрюша, музыку. Слышишь?

ВАЛЕРИЯ (оперлась на руку Эммануила, взошла на стол). Спасибо, Эм. (В танце, переодевается в платье.) Как ты меня нашёл в чужом городе?

ЭММАНУИЛ. Архивы.

ВАЛЕРИЯ. Ну, конечно! Скажешь тоже: архивы… не настолько уж я и повзрослела. Письма и дневник из тумбочки, платье из шкафа и – бац, ты тут. Молодца тебе за это, или быть бы барабану с новой кожей от троих остолопов. Ах, если бы я не любила духовые оркестры, ни в жизнь тебе не найти меня. Правда?

ЭММАНУИЛ. Правда.

ВАЛЕРИЯ. Я хороша?

ЭММАНУИЛ. И чертовски умна.

ВАЛЕРИЯ. А то. (Достаёт из сумочки пачку карточек.) Вон их ещё сколько! (Разбрасывает карточки.) Я приглашаю на мою свадьбу всех мужчин, всех мужиков и всех пацанов нашего Отечества. Гуляйте, самцы, зубоскальте и беситесь - радуйтесь тому, что я, ваша дама, счастлива!

ЭММАНУИЛ. Не опоздать бы к венцу.

ВАЛЕРИЯ. Чёрт!? Мы не расписываемся? Мы венчаемся? Какая прелесть, Эм. А ты дьявольски проницателен. На, бери меня.

СМИРНОВ, КОРЕНЕВ и БЫЛЯНКИН (вместе). Валерия!?

ВАЛЕРИЯ. Заговорили… мумии. Какая я вам, на хрен, Валерия. Думаете, на фотке – я? Фиг. Там – Валерия, Фрюшкина первая супруга. А я ею никогда не была. Правда, Эмчик?

ЭММАНУИЛ. Правда, Мила.

ВАЛЕРИЯ. Слыхали, придурки: Мила! Людмила Анатольевна Одинец.

СМИРНОВ, КОРЕНЕВ и БЫЛЯНКИН (вместе). Как!?

ВАЛЕРИЯ. Прошу любить и жаловать. Вспомни, Фрюша, ты сам проговорился, как зовут твою первую супругу. А то, что нынешняя твоя у тебя не первая – это ж на вскидку ясно: манеры гадские, а в глазах – тоска. Впрочем, как у всех вас. Прикинь, Моня, они все влюбились в меня. Веришь?

ЭММАНУИЛ. А то.

ВАЛЕРИЯ. Ещё любят, но уже не жалуют! Глянь на них – паноптикум. Хотели посоревноваться с тобой, мой Эммануил! Ничего не понимают в любви, а собрались понять даму… оптимисты. Ну, Моня, неси уже меня к алтарю, не-то запсихую.

ЭММАНУИЛ. Всех благ. И доброго всем вам здоровья.

ВАЛЕРИЯ. Мальчики, привет!
Эммануил уходит и уносит на руках Валерию.
БЫЛЯНКИН. Кому морду набить бы, а? Фейс, спрашиваю, кому начистить, счастливые вы мои?

КОРЕНЕВ. Я тоже, как раз, над этим размышляю.

БЫЛЯНКИН. Ну, и на ком остановился?

КОРЕНЕВ. Пока кандидатура одна – я, сам.

БЫЛЯНКИН. А нами брезгуешь, что ли?

КОРЕНЕВ. А вас я не знаю. С вами я только знаком. И то мельком. В прошлом. Прощайте. (Уходит.)

БЫЛЯНКИН. Редкостный козёл.

СМИРНОВ (пытается вынуть тесак из фото). Козлы не редкость. В раму воткнула. Вот силища…

БЫЛЯНКИН. Выпьем?

СМИРНОВ. Нет. Я уже по самую жёрдочку набрался.

БЫЛЯНКИН. Вот тебе, Коренев, и: ку-ку. Двину-ка я на вокзал. Брошь прибери, не-то Алинка накроет. Значит, Валерия была не Валерия?

СМИРНОВ. А кто!? Ладно – вас, но меня так сделать! (Подобрал брошь). Ну, найдёт, и что с того? Да я сам хозяин в доме! Что хочу, то и кручу. Только ведь не было у Валерки никакой броши, потому что я никогда не бывал в Кунгуре. Понял?

БЫЛЯНКИН. Я-то?

СМИРНОВ. Хочешь, поговорить об этом?

БЫЛЯНКИН. Не-а. (Уходит.)

СМИРНОВ. Просто мне эта дамская цацка, хоть в виде бабы, хоть в виде брошки не нужна совсем никак! В окно их всех, на задний двор, в помойку! (Выбрасывает брошь в окно, подходит к телефону, набирает номер.) Алё? Алина. Что? Ничего. Так. Нет, оркестр молчит. Считай, что его больше нет. Совсем нет. И это всё. Да, всё. Всё. Целую. Твой Фрюша. Фрюша – кто? Фрюша – это я. Запомни. (Кладёт трубку, подходит к портрету, старается вынуть тесак, вынимает, падает.) Непохожа? А как живая.

ЭММАНУИЛ. Вам трудно произнести: доброе утро, доктор?

ВАЛЕРИЯ. Так длиннее.

ЭММАНУИЛ. Вашу руку, Людмила Анатольевна.

ВАЛЕРИЯ. Укол? Укол. Укол! Не могу, рука занята.

ЭММАНУИЛ. Пытаетесь открыть дверь?

ВАЛЕРИЯ. Килька хочет вскрыть консервную банку и бежать из томата.

ЭММАНУИЛ. Разве для кильки возможно такое. Руку, Людмила Анатольевна! Можно не ту, которая держится за ручку двери. У вас две руки. Ну!? (Подходит к Валерии, со шприцем в руке.)

ВАЛЕРИЯ. Один вопрос, док, до укола: почему там, на воле, люди глупее нас, изолированных от общества?

ЭММАНУИЛ. Это не вопрос, это сентенция.

ВАЛЕРИЯ. Я сумела убедить Смирнова не только в том, что я – его первая супруга, но в том, что он – Фрюша. О двух других и говорить нечего. Колите, док.
Валерия подаёт руку, Эммануил делает инъекцию. Пауза. Из шкафа выходят Смирнов, Коренев и Былянкин.
А я знаю, знаю ответ, Эм. Привет, мальчики! Дело в том, что там всех много, а мы тут по одиночке. Нам, хочешь, не хочешь, приходится развивать интеллект, а им – коллективный разум. Понимаете разницу? Разве интеллект не есть нечто, делающее человека человеком.

СМИРНОВ, КОРЕНЕВ и БЫЛЯНКИН (вместе). Вот бестия!

ЭММАНУИЛ. Поэтому даже не пытайтесь выйти из нашего бестиария. И ложитесь уже в постель!

ВАЛЕРИЯ. И всё же мне так хочется вон из интеллекта!

СМИРНОВ, КОРЕНЕВ и БЫЛЯНКИН (вместе). Вон!
Коренев ногой, Былянкин рукой - одновременно бьют в дверь на террасу, та распахнулась. Смирнов подаёт руку Валерии, ведёт её к дверям, где по бокам стоят Коренев и Былянкин, - на выход. На пороге Валерия обернулась.
ВАЛЕРИЯ. Идите, мальчики, я - за вами.
Смирнов, Коренев и Былянкин уходят через террасу в сад.
Прости меня, Эм, но я ухожу к людям.

ЭММАНУИЛ (у кровати). Спите себе. Только во сне мы живы на самом деле. Так и болтаемся между сном и кошмаром. Спите. (Уходит из комнаты.)