Современный психоанализ введение в психологию бессознательных процессов

Перечень определений разного происхождения

«Прочистка дымохода» или «лечение (Breuer & Freud, разговором»

1895)

Искусство толкования с целью преодоления (Freud, 1904. С. 8) амнезии, заполнение всех пробелов памяти

Метод, при котором обнаруживается (Freud, 1905. С. 281) перенос

Не лишенное тенденции научное (Freud, 1909. С. 339) исследование, а терапевтическая идея;

ее цель не доказать что-то, а изменить

Метод, уничтожающий иллюзии (Freud, 1911. С. Ill) Метод, который позволяет вспомнить, (Freud, 1914.

воспроизвести и переработать душевные С. 126 136)

конфликты

Ряд психологических, тем же путем (Freud, 1923. С. 211) добытых понятий, которые постепенно соединяются в новую научную дисциплину

Половая теория, в которой центральную (Freud, 1923. С. 223) роль играет Эдипов комплекс

Метод, в котором существенную роль (Freud, 1926. играет детская сексуальность С. 233 — 247)

Способ «корректирования» в отношении (Freud, 1926. С. 285) вытеснения

Метод исследования, внепартийный (Freud, 1927. С. 360) инструмент, подобный исчислению бесконечно малых

Раздел психологии - глубинная психология (Freud, 1933. или психология бессознательного С. 170 171)

Метод, который должен создавать (Freud, 1938. С. 96) «благоприятнейшие для Я-функций психологические условия»: в этом случае его задача будет выполнена

Естественная наука, в которой наблюдают (Hartmann, 1927) и создают законы о динамике душевных процессов, доступных даже в эксперименте

Критически-герменевтическая (Lorenzer, 1974) эмпирическая наука

Анализ переживаний (Lorenzer, 1984)

Наука о человеке в центре треугольника (Loren/tT, 1985) между биологией, социологией и психологией

Равно «понимающая» и «объясняющая» (Kuiper, 1976;

наука Koerner, 1985;

Kutter. 1984)

Основанная на разговоре практика, при- (Lacan, 1966) званная превратить затаенный, запущен­ный, ставший симптомом дискурс в речь

3. Определения философов и теоретиков науки

Герменевтический метод, действующий (Ricoeur, 1969) через сознание на становление сознания

Психоанализ как саморефлексия (Habermass, 1968)

Психоанализ как «глубинная герменевтика», (Lorenzer, 1970) «психоаналитическая герменевтика»

Искусство толкования (Moeller, 1978)

Феноменология, в которой явление рссмат- (Hcsseri, 1900)

ривается непосредственно на чувственном уровне и интуитивно проигрываются процессы, происходящие у других

Освобождающая наука в духе эпохи (Adorno, 1966)

Просвещения Психоанализ как критика идеологии (FLibeiTnass, 1968)

4. Определения автора в виде резюме

Исследовательский метод для исследования недоступных ранее

бессознательных психических процессов. Метод лечения психических нарушений. Учение о сопротивлении и переносе. Теория личности. Учение о болезнях, теории психических нарушений.

Гуманитарная наука, которая наилучшим образом в идеографической манере рассматривает и понимает отдельные биографии.

Историческая наука, в которой история отдельного человека описывается начиная с младенческого возраста

Метод исследования душевных процессов, не доступных иным методам.

Если психоаналитики и впредь будут собираться лишь в своих соб­ственных обществах, напоминающих эзотерические кружки, призван­ные сохранять и оберегать психоанализ Фрейда от других наук, ситу­ация вряд ли изменится. Было бы гораздо лучше раскрыть психоана­лиз, дать ему выход наружу. Если психоаналитик, подобно мне, обосновался в Институте психоанализа на психологическом факультете университета, он вовсе не должен избегать обмена информацией с кол­легами-психологами и попыток отыскать с ними общий язык. Такие попытки, однако, не подразумевают отказа от психоаналитических постулатов. Психоанализ может оказаться полезным для других наук. Применяемые в психоанализе методы следует рассматривать исключи­тельно с научно-теоретической точки зрения, адекватно предмету его исследований. Так, наряду с лингвистическими коммуникационно-теоретическими, общественно-научными методами могут обнаружи­ваться «скрытые смысловые структуры» (Oevermann et all., 1976) и соответствующие им «скрытые речевые структуры» (Keseling, Wrobel, 1983). Посредством определенного психологического тестирования можно понять изменения, протекающие на протяжении психоаналити­ческого процесса, их проявления во времени. Это можно сделать при помощи Гисенского теста (Beckmann. Richter, 1972) или с помощью анкеты для оценки изменения состояния в течение психосоматического заболевания (FAPK; Koch, 1981). Если благодаря подобным исследо­ваниям психоанализ станет понятным и доступным для описания дру­гим ученым, я вижу в этом не опасность, а напротив — возможность не только лишить психоанализ налета мифологичности, но и лучше интег­рировать его во всю совокупность наук. Чтобы эффективно использо­вать эту возможность, психоаналитики должны еще более открыто, чем раньше, информировать о том, каким образом они добывают свои сведения, как они их истолковывают и каким образом обосновывают свои истолкования. Я остановлюсь на этом особо в главе VIII, где буду говорить о психоаналитическом методе лечения.

Сегодня современная психология рассматривает личность в опре­деленном контексте и в зависимости от конкретной ситуации («state»), всякий раз выделяя при этом независимые от ситуации отличительные личностные черты (Merkmalen «trait»). Различные сферы проявления «персоны» — эмоции, познание, мотивации, восприятие, мышление, поведение — составляют области соответствующей психологии: психо­логии познания (Kognitionspsyhologie). психологии мотивов (Motiva-tionspsychologie) и т. п.. так что целостный взгляд на личность при этом теряется, и возникает снова уже в виде «концепции самости» (Selbstkonzept) в качестве последовательного накопления опыта (фе­номенальная самость — das phaenomenale Selbst) и как репрезентация персоны (познающая самость — das kognitive Selbst). Это проявляется в поступках и остается столь же устойчивым, что и характер персоны (Pervin, 1981).

В современном психоанализе личность проявляется в определенной динамике, как нечто, воспринимаемое с помощью «личностного измере­ния» (Persoenlichkeitsmessung), «измерительной техники» (Messtechnik), наблюдений и тестов или нечто, что согласно теории научения и поведенческой терапии разворачивается между стимуляцией или раз­дражением (Reiz) и реакцией (Reaktion). Таким образом, личность сво­дится к комплексу из «реактивных диспозиций» (Reaktiondispositionen), которые могут быть условными и безусловными. Для более цело­стного понимания человека подобных теорий недостаточно. Поэтому внутри самой психологии не прекращаются попытки устранить эти затруднения: здесь стоит упомянуть работу Абрахама Маслоу «Моти­вация и личность» (1954) и личностно — ориентированную теорию Карла Р. Роджерса (1961). Но и они не дают действительно полной картины того, что мы понимаем под личностью.

В связи с этим представляется уместным дать здесь по возможности более ясное разъяснение сущности психоаналитической теории личнос­ти. Эта теория возвращает нас к Фрейду, однако за последние десяти­летия она во многих отношениях проделала значительные шаги в своем развитии. Следуя исторической логике можно описать развитие психо­аналитической концепции личности в соответствии с тем, как она посте­пенно выделилась из теории влечений через «Я — психологию», вплоть до «психологии самости» и теории объект — отношений. Однако мы можем выбрать и иной путь, и для начала изложить общие описанные психоанализом закономерности, чтобы затем, принимая во внимание единственный в своем роде характер конкретной личности, рассмот­реть, -каким именно образом он отличается от характеров других людей. Впрочем, можно и объединить оба способа, если проследить развитие психоаналитической науки как в плане общей, так и дифференцирован­ной теории личности.

Для начала стоит коротко упомянуть, как психоанализ пришел к своим теориям: самоанализ Фрейда играл на этом пути столь же важ­ную роль. что и текущие наблюдения за невротическими пациентами. Разумеется, здесь можно задаться вопросом — почему данные, получен­ные от невротических больных, могут быть применимы к «нормальным личностям». В академической психологии это недопустимо, поскольку там существуют идеальные, функциональные и статистические нормы. определяющие, что является здоровым, а что больным. В психоана­лизе. напротив, существует мнение, что границы между нормой и пато­логией не столь строги, т. к. здесь наличествуют очень текучие пере­ходные состояния, встречающиеся гораздо чаще, чем экстремальные формы патологий. Отсюда можно предположить, что, преодолевая известное заболевание, мы начинаем осознавать, что наряду со здоро­выми компонентами психического мы несем в себе и патологическое начало. Кому не нравится психоаналитический подход к личности вооб­ще тот может ограничиться рассмотрением ее теоретической части в пла­не применимости к «невротикам» или лицам с иными психическими расстройствами.

Прежде чем вдаваться в детали, я хочу сразу дать понять, что пси­хоаналитическая теория личности не во всем обоснована эмпирически. Так, например, критика экспериментальных штудий психоанализа Зиг­мунда Фрейда Айзенком и Уилсоном (1973) вполне справедлива. Одна­ко есть и возражение против подобной критики, например, хотя опросы студентов колледжей и не дают подтверждений — с желаемой точно­стью — важнейших положений психоанализа, таких, как сексуальное развитие, роль эдипова комплекса и значения вытеснения, можно пред­ложить читателям самим в процессе чтения убедиться, в какой степени представленные здесь теории могут подтверждаться на примере их соб­ственных переживаний и переживаний их друзей. Сюда можно вклю­чить и опыт других людей, а также анализ перечисленных в главе I драм и фильмов.

Всякий, при условии внутренней честности, отыщет в личной жиз­ни массу примеров фрейдовских оговорок и бессознательного забы­вания, ошибок в поведении и речи и т.д. То же самое касается и много­численных шуток, с помощью которых мы компенсируем разнооб­разные состояния подавленности или угнетенности — не только сексуального характера,— поскольку в шутке мы, по меньшей мере, выражаем что-то недозволенное и получаем возможность смеяться по этому поводу.

Возвратимся, однако, к серьезным теоретическим положениям.

2.1. Психоаналитическая теория сексуальности

Учение о фазах
В современном психоанализе нельзя оставить без внимания учение о фазах; следует определить развитие человеческой личности по этой модели. Речь идет об известных «оральной», «анальной» и «фалличе­ской» или «генитальной» фазах, которые в психоанализе со времен Фрейда считаются длящимися с момента рождения до пятого года жиз­ни. Акцент классического психоанализа падает на «инстинктное» разви­тие фаз. В оральной фазе раннего детства мы непроизвольно ищем грудь, чтобы присосаться к ней (от латинского «os» — рот), позднее грудь может заменить соска, большой палец руки или что-то другое (или сигарета в более взрослом возрасте). В анальной фазе (от латин­ского «anus» — превратный) мы включаем в сферу наших переживаний физиологические процессы, такие как дефекацию и мочеиспускание. Но на отношение к таким «инстинктным выражениями влияет мнение окружающих. Например, всякий читатель может представить себе раз­ницу между фанатично аккуратной матерью, требующей от ребенка чистоплотности уже ко второму году жизни и матерью, которая дает малышу время научиться самому контролировать готовность «помо­читься» или «наложить кучу». В первом случае ребенок будет зависим от матери, во втором — он получает способность самостоятельно упра­влять своими выделениями и при этом ощущать комфортность — каче­ство, особо выделяемое в классической теории влечений Фрейда. Не менее чреваты последствиями и влияния окружающих людей. Выраже­нием этого влияния служат различные стили семейного воспитания, сказывающиеся, в частности, на развитие так называемой «генитальной» сексуальности. Например, родители могут быть убеждены в том. что сына следует воспитывать в духе традиционного представления о мужчинах — т.е. особенно «жестко».— когда ребенок не должен вы­казывать своих чувств (мужчины не плачут), однако, проявлять отвагу. мужество, упорство и энергичность. Совсем противоположные требова­ния предъявляют родители, следующие традиционным представлениям о воспитании дочери: мягкая, нежная, чувственная, податливая. При этом инстинктивным влечениям наносится существенный вред, посколь­ку такой подход к воспитанию лишает и юношу, и девушку возможности свободного развития и выбора в каждом конкретном случае соответству­ющей формы женского или мужского образа. Девушки могут быть столь же энергичны, что и юноши, которые, в свою очередь, могут вполне раз­вивать свою чувственность.

В этом случае, фалло — центрическая ориентация классического психоанализа с его теорией «зависти — к пенису» неизбежно уступила бы свое место полицентрической позиции, принимающей во внимание перспективу обоих полов. Мы еще возвратимся к этой новой точке зрения в параграфе 3.1.

Следующая теория строится на том, что агрессивное поведение реактивируется в результате фрустрации. Фрейд долгое время не мог оста­новиться на чем-то определенном. В дальнейшем при рассмотрении феномена- агрессивности психоаналитики столкнулись с такими же тру­дностями: если бы они отклонили гипотезу «влечения к смерти», тогда им следовало бы поддержать гипотезу о первичном влечении к агрессии. В любом случае следующее поколение психоаналитиков было вынуждено решать актуальный вопрос «экстремальной агрессивности», как они обозначили историю преследования евреев нацистами Подобные край­ности не оставляют иного выбора, кроме как согласиться с существующим в человеке влечением (Trieb) к агрессивности, цель которого — причинятъ вред другим, оскорблять, разорять, убивать их. В процессе социализации деструктивные проявления инстинкта или влечения к аг­рессии могут быть ограничены путем их канализации в конструктивное русло. Первоначально необузданное, нескоординированное, беспощад­ное и грубое поведение можно превратить из беспредметной агрессии в агрессию конкретную, адресную, позволяющую человеку отстаивать свою точку зрения и защищаться от опасности, давая, в случае необхо­димости, нацеленный отпор.

В молодости мы выясняем свои отношения в прямом соперничестве с себе подобными, в то время как в зрелом возрасте предпочитаем интеллектуальное противоборство» используя в качестве оружия аргументы и факты. Беспредметнаяая агрессивность угрожает межличностным отношениям. Одна опасность — уничтожение другого человека или целого народа (геноцид). Другая — саморазрушение (суицид). Подобные экстремальные возможности человека свидетельствуют, насколько актуальна проблема человеческой и межличностной агрессивности. Следует признать очевидную истину: человек в основе своей отнюдь не «благороден, отзывчив и хорош», потенциально он зол и опасен. Удручающий феномен агрессивности следует включить поэтому в драматический список conditio humana наряду с сексуальностью, тревогой (Angst), страхом. Только таким образом мы сможем лучше управиться со скрытыми в нас разрушительными силами подчинить их себе таким образом, чтобы они не стали, подобно атомной энергии, источником постоянного страха, а могли бы быть использованы во благо, как. например, рентгеновские лучи в медицине.

2.2. Развитие структурной модели

в «Кратком очерке о психоанализе». Я считаю структурную модель Фрейда одним из самых в высшей степени практических вкладов в теорию психоанализа.

Она получила свое дальнейшее развитие в учении об идентичности Эрика Эриксона (1950, 1959). психологии самости Хайнца Когута (1971. 1977) и теории объект-отношений Лондонской школы Мелани Клейн(1) (1937, 1952). В. Рональд. Д. Фэрбэрн (1952). Дональд В. Винникот (1965, 1965. 1958). Джон Боулби (1951. 1969. 1973. 1980), М. Масуд Р. Хан (1974). Лондонская школа объект-отношений, как мы видели на иллюстрации дерева психоаналитического познания (табл. 3), благодаря Отто Ф. Кернбергу (1975, 1976. 1980) достигла вершины своего развития в США. Синтез приведенных различных моделей личности я попытаюсь осуществить в параграфе 3.2. этой главы.

Аффект - травма — модель
Согласно данной модели произошедшее в раннем детстве травматическое событие, которое не в силах переработать незрелая детская личность, ведет Непосредственно к психическому повреждению (греч. trauma — повреждение) как событию драматическому. Нанесенная травма оставляет за собой следы, способные привести к значительным нарушениям в последующем развитии. Подобными травмами могут быть случаи сексуального домогательства, жестокое телесное обращение, и даже «всего лишь» душевная жестокость и холодность, когда детям, например, дают понять, что они не желанны, что они всем мешают, действуют на нервы и т.д. Первичным здесь является внешняя травма. вторичным — психическая, т. е. травматизация внутренняя; иными словами первично — повреждение, вторичен — сам вред (Schaden). Этот вред может состоять в недостатке заботливого обращения, или в избытке травматизирующих событий, результатом которых будет тревога, волнение, реактивная ярость. Эти аффекты, однако, могут и не выражаться открыто, и тогда они влияют отрицательно на развивающуюся детскую личность. Результатом окажется «торможение в развитии» или «детские неврозы» такие, как недержание мочи, кала, крайнее упрямство, апатия, а — позднее — и трудности в самом процессе обучения.
Топографическая модель
В данной модели рассматривается соотношение сознательных и бессознательных процессов и различаются три области по мере их психо­аналитической значимости: 1) бессознательную, 2) предсознательную, 3) сознательную. Между ними пролегает граница, которая, однако, при определенных условиях может быть полупроницаемой или проницаемой полностью. Образно говоря, границы контролируются часовыми, определяющими возможность перехода этих границ. «Часовые» могут либо пропускать психические содержания на границе между бессознательной и предсознательной областями, либо удерживать предосудительные инстинктивные влечения от перехода. То же самое происходит и на гра­нице между предсознательной и сознательной областями.

Легко себе представить, что «часовые» могут быть подкуплены, если контрабандистам необходимо переправить контрабанду через гра­ницу (см. табл. 6)

Таблица 6. Топографическая модель (измененная после Фрейда).

Следует остерегаться усматривать в бессознательном некое суще­ство или особую сущность, с которой в психоанализе иногда обра­щаются как со «святыней» (Heiligtum). Топографическая модель по­зволяет нам разъяснять, каким образом аффективный импульс (страх или гнев) временно попадает в область сознательного восприятия, а за­тем вытесняется, по мере того, как страх или гнев оказываются неугодными сознанию. Последние вытесняются сначала в предсозна­тельную, а затем в бессознательную области, или «искореняются вовсе» (abschieben).

Можно провести определенные параллели между топографической моделью и «психологией памяти». В понятийном аппарате «психологии памяти» существует понятие «оперативной памяти», выполняющей функции, аналогичные предсознательной области топографической модели, и понятие «памяти долговременной», которая соответствует бессознательной сфере. На языке информационной теории в бессо­знательной области (или «долговременной памяти») накапливаются элементы, недоступные сознанию, однако, при определенных обстоя­тельствах они могут стать полностью ему доступны.

Аналогия с психологией памяти и информационной теорией не укрылась от глаз рассудительных психологов.

Принимая во внимание сказанное, психолог Мэтью Хыо Эрделай (1985) представил топографическую модель психоанализа в контексте информационной теории, облегчив, тем самым, понимание психоана­лиза как «психологии познания».

Структурная модель
В предлагаемой модели по отношению к реальности активно дейст­вуют три инстанции или личностные подсистемы: «Оно», «Сверх-Я» и «Я». При этом сфера «Оно» в широком смысле идентична бессознатель­ной области топографической модели. В структурной модели господ­ствуют особые закономерности, не контролируемые в большой степени «Я», такие, как «сдвиг» (Verschiebung). «сгущение» (Verdichtung), «замена» (Vertauschung), которые лишь отчасти и в искаженной форме могут выражаться в снах. Господствующий принцип — «принцип удо­вольствия» (Lustprinzip), по аналогии с политикой, крайним выражени­ем котороый выступает анархия.

В «Сверх — Я» локализованы нормы и ценности, являющиеся след­ствием воспитания, а также результатом присутствия эталонной роди­тельской «матрицы». Нормы и ценности наряду с сопутствующими им «заповедями» и «запретами» по большей части не осознаются индиви­дом. Однако они никогда не теряют своего потенциального воздействия, выступающего — в очень значительной степени — в форме ограничений автономии «Я» .

Таким образом, «Я» располагается в весьма узком промежутке меж­ду «Оно» и «Сверх-Я», и в отличие от последних двух находится в слож­ном положении. Фактически «Я» угнетается с обеих сторон. Со стороны инстинктивного 4 Оно» на него давят стремящиеся к удовлетворению сексуальные и агрессивные импульсы. Меж тем их подлинное удов­летворение доставляет подростку немалые хлопоты и проблемы в от­ношении с родителями. С другой стороны, на «Я» оказывает влияние «Сверх-Я», требующее соблюдения моральных норм и предписаний. Если добавить к перечисленному актуальную реальность, также способ­ную угнетать «Я», то психоаналитическая картина нашей личности предстанет в весьма драматических тонах, (см. табл. 7),

Таблица 7. «Я», сжатое и довлеемое «Свсрх-Я» и «Оно» бессознательные связи между «Оно» и «Сверх-Я».

По отношению к «Свёрх-Я» зрелое, здоровое «Я» также автоном­но, поскольку оно сознательно решает, имеет ли смысл соблюдать в той или иной ситуации выдвигаемые «Сверх-Я» запреты. Кроме того «Я» решает вопросы целесообразности принятия каких-либо предубежде­ний и возможности их критической перепроверки. Тем самым происхо­дит превращение предубеждений в «сознательное мнение — убеждение.

В натянутых отношениях с «Я» находятся также и не упомянутые еще идеалы (Ideale) нашей личности. В структурной модели они либо локализованы в «Сверх-Я», либо представляют собой отдельную ин­станцию. «Я» перепроверяет их на возможность реального осуществле­ния и выбирает пути их возможного достижения. Иначе говоря, оно ставит вопрос: что лучше,— благодаря решительным действиям прибли­зиться к идеалу или приравнять идеал к реальному поведению?

«Я», Юно», «Сверх-Я» и «Идеал» зрелой личности четко отделе­ны друг от друга и не втянуты в тягостные конфликты, характерные для ребенка и невротика. «Я» в качестве «стержня личности» претерпевает на протяжении жизни человека множественные изменения вследствие того, что ему приходится усваивать обширные области, принадлежащие «Оно» и «Сверх-Я». Совсем в духе изречения Фрейда,— «Там где бы­ло Оно» стало «Я». «Сверх-Я» перестает располагаться над (Ueber) «Я», а, скорее, находится рядом. Таким образом, в психоанализе, поня­тие «Я» идентично понятию личности, что соответствует определению Фрейда, представившему «Я» как «понятие» связной организации ду­шевных процессов в личности (Person).

В этой связи вспоминается наглядный пример с всадником и конем, который использовал еще Платон. Данный образ достаточно живо вос­производит разбираемые здесь отношения «сила — слабость». Можно представить, что неопытный в искусстве верховой езды ребенок будет подчиняться коню, в то время как искусный наездник использует силу коня в своих интересах. Пример со всадником выдвигает две альтерна­тивы: если всадник умеет управлять конем, тогда его силы («Я») воз­растают приобретением части силы лошади; в противном случае всадник («Я») терпит поражение, чувствует себя бессильным, слабым и пол­ностью отданным на произвол самого коня ( «Оно»).

Таблица 8. «Я», свободное от «Сверх-Я» и «Оно», умеющее использовать их в своих интересах; Идеалы и «Свсрх-Я» частично интегрированы в «Я»,

частично находятся извне, но тем не менее не управляют «Я».

3. Дальнейшее развитие теории Фрейда

3.1. Современные психоаналитические аспекты сексуальности
В десятилетия, последовавшие за смертью Фрейда, психоаналитиче­ская теория сексуальности обогатилась многочисленными новыми вкла­дами, была усовершенствована и дифференцирована. Это. в частности, подтверждает и книга Мартина С. Бергмана «Анатомия любви» (1987), в которой наглядно описана неспособность любить, а также разнообраз­ные формы мазохистской, садистической, нарциссической, платоничес­кой и сублимированной любви. В последние десятилетия появилось много литературы на тему женской сексуальности, что было вызвано женским движением 70-х годов. Женщины привнесли некоторые изме­нения в классическую точку зрения Фрейда, и мужская сексуальность, единственно «правившая бал» в «эпоху патриархата» — как мера и ориентация,— лишилась своей монополии. В социологических, педаго­гических, психологических и политических кругах большие изменения произвела открытая дискуссия на тему феномена гомосексуальности, ос­вободившая впоследствии многих от прежних предрассудков и выдви­нувшая новые точки зрения.

Имеет смысл начать с общей проблемы половой идентичности (Geschlechtsidentitaet), затем рассмотреть некоторые аспекты разнооб­разной литературы о женской сексуальности, после чего перейти к теме мужской сексуальности, чтобы в конце концов обратиться ко все еще спорной теме гомосексуальности.

Половая идентичность
Если мы хотим сколь-нибудь широко понять женское и мужское половое развитие и его нарушения, то нам следует обратить внимание на три следующих аспекта половой идентичности:

1. Биологический аспект, т. е. определенный физиологический пол мужчины или женщины с относящимися к нему первичными и вторич­ными половыми признаками.

2. Общественные половые стереотипы или клише, по которым опре­деляется, что является женским, а что мужским. Сверх того, сущест­вуют, как известно, различные мнения по этому поводу в разных груп­пировках, слоях и группах. К этому же относятся перемены в мнениях по поводу женского и мужского на протяжении всего исторического развития. Различным восприятиям мужского и женского соответствует господствующее законодательство, закон о семье, уголовный кодекс, практика распределения заработной платы, разделение труда в про­мышленности, торговле, сельском хозяйстве и на общественной службе. По традиционному разделению ролей женщине отводится роль домохо­зяйки и матери, а мужчине — профессиональная жизнь. Это типичное половое разделение мужчины и женщины рассматривается в психологии по-разному: различия в агрессивном поведении, уровне активности, доминантности и импульсивности, принимается во внимание страх и тре­вога, относящиеся как к послушанию, так и к протесту и к пространст­венному восприятию. Согласно тесту Гиссена (Giessen-Test) женщины предстают скорее боязливыми, заботливыми, уступчивыми, менее чес­толюбивыми, более слабыми, аккуратными, более депрессивными и бо­лее утомляющимися, чем мужчины, у которых доминируют твердость, господство, меньший страх и большее честолюбие (Beckmann, Richter, 1972). Таким образом, старые стереотипы ролей мужчины и женщины по их собственной оценке все еще остаются в силе, несмотря на извест­ные изменения в этой области.

3. Психическое самосознание себя как мужчины или женщины. Психолог и психоаналитик Роберт И. Штолер, который занимался про­блемой половой идентичности, указывал в целом ряде своих работ (1968, 1973, 1975а, 1975Ь), в частности, на чувство, при котором инди­вид вполне определенно ощущает себя либо мужчиной, либо женщиной. Это по большей части зависит от родителей, но также и от влияния группы сверстников. Так, уважение к отцу способствует раскрытию мужской идентичности, а к матери — женской. Если дочь испытывает проблемы с женской идентичностью матери, тогда это с большой веро­ятностью скажется впоследствии в виде «ломаной идентичности» (gebrochene Geschlechtsidentitaet).

Не следует упускать из виду. что мы, во время своего развития, в большей или меньшей степени идентифицируем себя с важнейшими участниками отношений. При этом в любом обществе принципиально важное значение для обоих полов имеет первый объект отношений — универсальный объект — мать.

Это обстоятельство играет значительную роль в развитии половой идентичности как мужчины, так и женщины: в начале развития дочь идентифицирует личность матери со своим полом, а сын — с полом противоположным. Это представляет для мальчиков опасность фемини­зации, которой противостоят с помощью: отделения (Abwendung) от матери, обращение (Zuwendung) к отцу или путем дезидентификации. т. е. обратного изъятия идентификации.

Опасность для дочери по отношению к матери заключается в « недо­статочном разграничении» (fehlende Abgrenzung). Чтобы не стать его жертвой, дочь со своей стороны нуждается в особенных усилиях в фор­ме «постоянной работы по разграничению» (konstanter Abgrenzungsarbeit).

Исходная ситуация отношения детей в отношении матери содержит в себе как недостатки, так и преимущества для каждого пола. Женщи­на имеет шанс на стабильную женскую «эго — идентичность», посколь­ку ей легче, будучи рожденной женщиной, идентифицироваться с ней, чтобы прийти к стабильной половой идентичности. Опасность же сохра­няется в чрезмерном «соединении» (Bindung) и недостаточном разгра­ничении при нечетких границах личности, что может препятствовать развитию автономии и независимости.

В начале своей жизни мужчина вынужден идентифицировать себя с лицом противоположного пола. При слишком большой идентифика­ции с матерью ему угрожает феминизация. Это, правда, имеет и свое преимущество, заключающееся в стимулировании у него желания отме­жеваться от противоположного пола и тем самым развить в себе боль­шую автономность.

Рано или поздно в поле зрения растущего ребенка попадает мужская персона, как правило, отец. При его отсутствии в роли мужского нача­ла могут выступать дядя, дедушка или другие родственники мужского пола. Предпосылкой для идентификации с «отцовской фигурой» явля­ется преимущественно хорошее отношение к ней. Идентификация ока­зывается прочной, если в ее основе лежит положительное отношение к «отцовской фигуре». Подчеркнуто мужественный отец будет способ­ствовать раскрытию половой идентичности мальчика, а слабый, феминный отец, напротив, усложнит этот процесс. Для девочки слишком сильная идентификация с отцом несет опасность чрезмерной «маскули­низации». В то же время в отношениях с отцом дочь получает наилуч­ший шанс понять разницу полов и тем самым достигнуть «отграниче­ния» (Abzugrenzen).

Наряду с идентификацией с мужским и женским началом для самоосознания ребенком своей половой роли, немаловажное значение имеют сами повседневные отношения с отцом или матерью. Весьма значимо и отцовское восхищение растущей дочерью как женщиной, и то, как мать поощряет развивающееся мужское начало сына. Не стоит удивляться силе и стойкости классических стереотипов, если в семье одобряют лишь традиционные игры (для дочери — игра в куклы, для сына — игра в автомобили).

В этой области родители послевоенных десятилетий кое-чему научи­лись. Они позволяют своим детям параллельно с традиционными роля­ми опробовать в игре и новые формы поведения. Это позволяет расши­рять половую идентичность на другие области, которые ранее считались привилегией другого пола (например: вязание и приготовление пищи — для мужчины и вождение машины — типичная мужская профессия — для женщины).

Самоосознание определенной половой идентичности во многом зависит от бессознательных фантазий о том, что слывет мужским или женским. Мальчик в подобной ситуации находится в более выигрышном положении, поскольку он без труда определяет свою половую принад­лежность, наблюдая и касаясь своего полового члена (Glied). Девочке же в этом отношении приходится тяжелее в виду отсутствия зримых признаков пола. Как известно, Фрейд выстроил на этом основании свою теорию «зависти к пенису» (Penisneidtheorie). Впрочем, зависть к пени­су угасает, как только девочка обнаруживает, что внутри своего тела она также имеет вполне выраженные половые органы. Анализ пациенток в психоанализе свидетельствует, что у женщин чаще всего отсутствуют положительные фантазии относительно своих половых органов. Подчас женщины представляют их в виде полости, содержащей мочу, грязь, кровь, полости, из которой наряду с этим появляются дети. Но как только женщина включается в психоаналитический процесс, у нее появ­ляются образные картины. Одна пациентка представляла женские гени­талии в виде цветков лотоса или ларца с сокровищами, который следует открыть. Жорж Деверо в своей книге «Баубо. Мифическая вульва» (1981) собрал коллективные фантазии о женских гениталиях и, таким образом, пришел к выводу, что последние могут быть использованы как оружие против мужчины путем их внезапного обнажения, что, в из­вестной степени, аналогично мужскому эксгибиционизму.

Проблемы с половой идентичностью, как правило, являются резуль­татом нарушения идентификации в период развития: чрезмерная иден­тификация мальчика с матерью может привести к феминизации, а доче­ри с отцом — к маскулинизации.

К указанной проблеме относятся и последствия идентификаций, ставших необходимыми в результате защиты от невыносимой тревоги. Широко известна кастрационная тревога (Kastrazionsangst) —; «страх кастрации» — мальчиков. Являясь маленькими эдипами, они желают спать с матерью, боятся папиного наказания и. чтобы избежать его, с са­мого начала отрекаются от своей мужественности и ведут себя скорее пассивно, т. е. «по-женски».

Аналог со стороны женщин состоит в том, что женщина из страха взять на себя женскую роль предпочитает развиваться маску линно. Страх при этом может иметь различные причины. Он может происте­кать из того, что «быть женщиной» значит «беременеть и рожать детей» или «взять на себя все те неприятности, которые пережила мать», т. е. быть подвластной мужчине, сохранять обязательство вступать с ним в половые сношения и т. п.

Отсутствие одной из персон того или иного пола, как это случается в неполных семьях или в семьях с часто отсутствующим отцом, разуме­ется, неблагоприятно для развития зрелой половой идентичности. Рас­тущий в такой семье ребенок мужского пола может испытывать серьез­ные сложности с развитием по мужскому типу.

Один лечившийся у меня мужчина, отец которого погиб во время войны, когда ребенку не было еще и года, демонстрировал, тем не менее, что отсутствие непосредственного «переживания отца» (Vatererlebnisse) успешно компенсируется фантазиями о нем, основанными на рассказах об отце других людей. Однако подобные случаи скорее оказываются исключением, чем правилом. Опыт показывает, что отсутствие отцовского примера неизбежно оставляет пробел в развитии, особенно в по­ловой идентичности ребенка мужского пола. Вредны также и слишком симбиотические отношения с матерью, особенно проявляющиеся при т. н. «неврозе связи» (Bindungsneurose) (см. гл. VI. 3.3) — тесной свя­зи ребенка с матерью, выходящей далеко за пределами младенчества и раннего детства, поскольку мать чрезмерно к нему привязана, отчасти оправдывая свое поведение (и манипулируя им) тем, что третья сторона в союзе — как правило отец — психологически отсутствует.

Дальнейшими причинами неустойчивой половой идентичности являются нарушения отношений с родителями — с родительской фигу­рой, отношения с которой нарушены, ребенок идентифицируют себя как правило, неохотно.

Последнее (но не по важности), что действует на формирование половой идентичности, это точка зрения окружающих по отношению к мужской и женской половой принадлежности, т. е. на отношение к своим гениталиям (мужским или женским). Мать, испытывающая неприязнь к гениталиям дочери, вряд ли поможет ей в обретении уве­ренности в отношении со своими гениталиями. Точно также не способ­ствует развитию чувства собственного достоинства поведение матери, выражающей испуг при виде первой эрекции сына. При этом родитель­ские ошибки могут с успехом компенсироваться хорошими отношения­ми с другими людьми: дочь, испытывающая определенные сложности с самоидентификацией в отношениях с неуверенной в себе матерью, может развить здоровую женскую половую идентичность в отношениях с отцом, если он высоко оценивает ее женские качества. Так же и маль­чик, узнающий от матери, что он не любим по причине наличия у него мужских гениталий, все-таки развивает определенную мужскую иден­тичность. если отец поощряет его мужское начало, и мальчик стремит­ся идентифицировать себя с ним.

Опыт сексуальной фрустрации способен угрожать половой иден­тичности. Агрессивность, вытекающая из фрустрации, в свою очередь сказывается на представлении о противоположном поле и очень легко приводит к его искаженному восприятию. Опыт разочарования в отно­шениях с матерью оборачивается реактивным гневом, который, однако, направлен не на мать, если ее любят и боятся, а сдвигается на отца. В последствии такой гнев очень часто переносится на мужчин вообще. В результате формируется т. н. «тип мести» (Rachetyp) (Abraham, 1921). К нему относятся женщины, мстящие мужчинам за пережитые в связи с ними разочарования. Поначалу они дают им надежду, чтобы затем отвергнуть. В женском движении долгое время фигурировал от­рицательный образ мужчины (см. гл. IX. 5.), явно не способствовав­ший миролюбивым отношениям между женщиной и мужчиной. Если же подавляемый гнев обращается против собственной личности — во внутрь.— то результатом будет не меньший вред. Реактивно возникшая ненависть к матери обернется ненавистью и презрением к себе, связан­ными с пренебрежительным отношением и к собственному полу. Если же к этому присоединяется и вытеснение генитальных желаний, тогда становятся ясны экстремальные формы мазохизма с его удовольствием от получения «мучений и истязаний». Униженная позиция дополня­ется перверсивным (извращенным) удовольствием.

Женская сексуальность

Мы не будем долго задерживаться на теории «зависти к пенису», хотя психоаналитическая практика дает множество интересных случаев в контексте наших размышлений. Ведь мужская роль в обществе по — прежнему оценивается выше, и это продолжает находить свое выраже­ние во многих семьях. Если же повышенная оценка увязывается непо­средственно с мужскими гениталиями, тогда нет ничего удивительного в том, что растущая в подобной среде девочка развивает зависть к муж­скому полу. В сравнении с братом или кузеном, гордящимися своими мужскими атрибутами и «способными» помочиться «высокой струёй», она кажется себе жалкой и ненужной. В соответствии с Фрейдом здесь берет свое начало широко распространенный женский комплекс непол­ноценности.

Как мы убедились, такой комплекс может развиться из опыта, приоб­ретаемого дочерью в общении с матерью; этот опыт противостоит устой­чивому чувству уверенности в себе, в своей половой принадлежности. Негативный опыт такого рода случается гораздо чаще, чем это принято считать в классическом анализе: «маленькое» отличие (изначально уста­навливаемое девочкой) не имело бы столь «большого» (Alice Schwarzer, 1975) значения, если бы мать была более уверена в своей женской иден­тичности. Негативная оценка женщины, в соответствии с тем. как она ощущается матерью и воспринимается дочерью, еще более возрастает, если она дополняется соответствующим невысоким мнением отца.

Не следует недооценивать в этой связи неочевидность восприятия женских гениталий, в отличие от мужских, особенно в состоянии эрек­ции. Отсутствие ощущения гениталий представляет для девочек опреде­ленные трудности, о чем свидетельствует анализ девушек и взрослых женщин, а органическое ощущение скрытого внутри влагалища и непо­средственно присоединенных к нему фаллопиевых труб и яичников выра­жено достаточно смутно. Более или менее детальное образное представ­ление о женских гениталиях может быть получено лишь путем собствен­ного исследования с помощью пальца или, как в женских группах, путем визуального наблюдения. Иногда такое представление можно получить с помощью врача — гинеколога, способного зримо продемонстрировать картину возбужденного состояния женщины. Тогда женщина почувству­ет себя не «пустой» в генитальной области, а выстроит более адекватный образ собственного тела, в котором гениталии будут представлены доста­точно подробно. При этом закладываются благоприятные предпосылки для переживания не только женской сексуальности, но и для последую­щей возможной беременности, родов и воспитания ребенка.

Если женская сексуальность будет оцениваться по этим принципам. тогда мы сможем забыть раннюю фаллическую ориентацию психоана­лиза. Фрейдовские положения о «зависти к пенису» и женском ком­плексе неполноценности отвергаются многочисленными авторами — феминистками. Движение «женского протеста» включает в свои ряды следующие имена: Симона де Бовуар (1960). Нэнси Чодороу (1978). Суламифь Файрстоун (1970), Бэтти Фридон (1963), Люси Иригерей (1977), Джульетт Митчелл (1976). Урсула Шой (1977), Рената Шлезир (1981) и Алис Шварцер (1975). Между тем существуют попытки поло­жить начало синтезу двух экстремальных позиций, что находит свое выражение, к примеру, у Маргарет Мичерлих-Нильсен (1985).

Стоит упомянуть об особом значении смены объекта (Objektwechsel) в развитии здоровой женской сексуальности. Последнее означает, (следуя высказываниям Фрейда в его работе о женской сексуальности), что рано или поздно женщина переориентируется с первого объекта (матери) на второй объект (отец).

В патологических случаях, когда имеют место неврозы связи (см. гл. VI. 3.3.). первичная связь с матерью сохраняется в своем перманент­ном виде, характеризуемом как торможение в развитии. Последнее усу­губляется негативным опытом в отношениях с отцом. Смене ориентации с матери на отца, напротив, способствует негативный опыт в отноше­ниях с матерью и позитивный — с отцом.

Ранний психоанализ, полностью фиксируясь на плохо исследован­ных на тот момент патологических случаях, полагал, что девочка не развивается дальше из-за того. что она — в отличие от мальчика — не страдает от кастрационной тревоги. Поэтому у нее нет необходимости (по причинам защитного характера, а не из специфических особен­ностей развития) идентифицировать себя с отцом. Сейчас стало оче­видным, что решающим фактором в развитии здорового женского сек­суального поведения является оценка роли женщины обществом. Насколько уверенно чувствует себя мать в той или иной ситуации как женщина, как отец и другие люди — мужчины и женщины — ведут себя с подрастающей девочкой и насколько естественно приобщены к этому ее гениталии (если они вообще к этому приобщены).

Мужская сексуальность
Возникшая в психоанализе теория сексуальности тождественна теории мужской сексуальности. Она по сути «фаллократическая», т. е. прославляющая мужской член, ориентированная на мужские генита­лии. Тем самым данная теория представляет своеобразное выражение мужской гордости по отношению к лишенной пениса женщине. Эта гор­дость. вне всякого сомнения санкционированная общественным мне­нием, способствует развитию у мужчины здорового чувства собствен­ного достоинства. Фаллократическая ориентация дает. однако, и повод для некоторой переоценки собственной значимости. Крайним выражением такой переоценки может служить описанный Гансом Эбергардом Рихтером «комплекс бога» (Gottescomplex, Н.— Е. Richter, 1979), при котором превозносится все мужское, а все женское обесценивается. По­добное самовозвеличивание может приводить к большим техническим успехам — небоскребам, самолетам, полетам на луну и к звездам, но одновременно — и к саморазрушающему началу.— например, изобре­тению атомного оружия.

Негативное воздействие на мужскую чувственность оказывают и не­которые ограничения: нацеленность на профессиональные достижения и успехи, отрицание проявления чувств вообще, в особенности таких тонких их проявлений, как любовь, ласка или печаль. Сомнительный мужской образец демонстрирует, например, Хемингуэй. «Мужчины без женщин» должны стойко выдерживать соперничество с природой («Старик и море»), демонстрировать сверхчеловеческие подвиги на войне («По ком звонит колокол») и оставаться в результате в проиг­рыше ( «Победитель не получает ничего» ) ².

В психоаналитическом лечении мужчины, поэтому, требуется неко­торое время для повторного раскрытия в нем подавленных предшеству­ющим воспитанием чувств, чтобы получить доступ к собственным ощу­щениям и тем самым создать условия для развития наполненных чувст­вами отношений с другими людьми. Рейбен Фаин в своей недавно вышедшей книге «The Forgotten Man: Understanding the Male Psyche» (R. Fine, 1987) подробно описал возможные судьбы мужской сексуаль­ности. К примеру, одна состоит в том, что маменькин сынок развивается в папиного соперника; другая изображает мужчину, играющего роль Дон-Жуана с его напускным превосходством по отношению к женщи­нам. Типичные супружеские конфликты, напротив, очень далеки от общепринятых представлений о мужском идеале. Здесь главным ока­зывается — и по докладам Кинси (1948, 1953) и по рапортам Хайт (1976) — вопрос о мужской неверности. Последняя объясняется неудо­влетворенной в моногамии мужской сексуальностью, удовлетворение которой мужчина пытается обрести с другими женщинами. Не находя удовлетворения в узаконенном браке, мужчина стремится «к новым ощущениям», и весь опыт повторяется снова «и так до бесконечности».

В настоящий момент женская эмансипация бросает вызов мужской сексуальности: женщины раскрывают свое собственное право на сексу­альность. Это ставит мужчину в непривычную ситуацию, вызывающую у него страх. Это сказывается, в частности, в возрастании нарушений

мужской сексуальности: импотенции, преждевременном семяизверже­нии, неспособности быть откровенным с женщиной и посвящать себя ей.

Тем самым широкая область сексуальности сужается. Однако уди­вляться этому не следует, поскольку профессиональные интересы муж­чин не оставляют им времени для занятия сексом. Они тратят все свои силы на общественной службе, которая приносит им славу и почет и которая одновременно все дальше и больше отдаляет их от отношений с женщинами, от других людей, отчуждает от собственной мужской сексуальности. Такие мужчины часто добиваются больших успехов на работе. Однако, они также часто страдают от нарциссических рас­стройств личности (см. гл. IV. 3.1.), связанных с одиночеством и неспо­собностью любить. Возможно, у политиков это выражено ярче, чем у других людей, что демонстрирует нам Рейбен Фаин на примере Уинстона Черчилля, Ричарда Никсона и Кеннеди. Однако и в областях ис­кусства, и спорта найдется множество примеров того, как ради великих целей жертвуют сексуальностью, совсем в духе фрейдовской теории сублимации, согласно которой сексуальные потребности могут удовле­творяться, сдвигаясь в сторону сексуально акцептированной деятель­ности. а не через секс, как таковой. Как показало исследование Бригит­ты Митташ (В. Mittasch, 1987), поэты оказываются гораздо ближе к своим эмоциональным сексуальным потребностям, нежели ученые. Слабое утешение, однако.

Гомосексуальность
Женская гомосексуальность содержит, как правило, латентную «связь с матерью». Либо более молодая женщина «примыкает» к стар­шей. представляющей для нее мать, либо старшая в своих чувствах к молодой воспроизводит отношения «мать — дитя» с позиции матери. Подобные отношения между женщинами дают основания усматривать невротическую «связь» в контексте заторможенного развития, состоя­щего в том, что женщина бессознательно боится смены «объекта» люб­ви на мужчину и по привычке держится за мать. К невротическим фор­мам гомосексуальных отношений между женщинами следует скорее отнести те, в которых мужчина по причине бессознательного страха вообще исключен из сферы отношений. В этом случае мужчину избе­гают, как объект фобический. Структура подобной женской гомосексу­альности, таким образом, сравнима с фобией (см. гл. IV. 2.4.)

Лесбийские отношения, в которых обе партнерши в равной степени сливаются друг с другом в результате сильных бессознательных регрес­сивных процессов, бывают связаны с не совсем четкими личностными границами между обеими. Классификационно их можно было бы от­нести с известной долей сомнения ближе к психотическим проявлениям;

впрочем, подобные расстройства можно в принципе наблюдать и в отно­шениях гетеросексуальных. Преимущества женской сексуальности кро­ются скорее всего в особой форме нежности, встречаемой гораздо реже в отношениях между мужчиной и женщиной. Книга Верены Штефан «Линька» («Стягивание кожи» — «Hautungen», (V. Stefan, 1975) или сравнительно недавно изданная книга Марины Гамбарофф «Скажи мне, как сильно ты меня любишь?» (М. Gambaroff. 1987) дают этому крас­норечивое свидетельство.

О лесбийских отношениях в узком смысле этого слова мы говорим тогда, когда важнейшую роль играет генитальная сексуальность. В ка­ком объеме это встречается в том или ином случае, расценить с большей вероятностью трудно, к тому же в самом психоанализе имеется совсем немного аутентичной информации о фактических отношениях между женщинами при лесбийских связях. Того, кто желает получить об этом более обширную информацию, я отсылаю к книгам Шарлотты Вольф (Ch. Wolff, 1973), Д. X. Розен (D. H. Rosen, 1974), Л. Барбах (L. Barbach. 1975) и Р. Норвуд (R. Norwood. 1985).

О мужской гомосексуальности известно больше. Наряду с женской она расценивается как вариант отношений, точно также способных — как и гетеросексуальные отношения — быть и нормальными, и патоло­гическими. К нормальным относятся те гомосексуальные связи, относи­тельно которых мужчины занимают сознательную позицию. Тогда в рамках психоаналитической теории личности речь идет об эффектив­ном расширении личных переживаний, т. е. об однополых отношениях, которые — как свидетельствуют многочисленные примеры мужской дружбы — не ограничиваются, скажем, состязанием мужчин друг с дру­гом в футбол, но могут демонстрировать регулярные спонтанные реак­ции после забитого мяча, выражающиеся в обниманиях, дружеских похлопываниях и т. п. Между тем существуют и такие отношения меж­ду мужчинами, которые (как, например, в Голландии) могут приво­дить даже к гомосексуальным бракам.

Зачастую отношения между мужчинами характеризуются, однако, редуцированной сексуальностью, способной выражаться в борьбе, брутальных половых актах и взаимных нападениях, как это впечатляюще продемонстрировано в фильме Райнера Вернера Фассбиндера «Кирель»(Querelle) ³. Выявляющиеся в психоаналитическом лечении муж­чин разнообразные патологические процессы позволяют считать пси­хоаналитический подход к мужской гомосексуальности как к явлению отчасти патологическому правильным. Но лишь отчасти, ибо было бы неверно переносить патологические проявления у отдельных личностей на мужскую гомосексуальность в целом. Адекватным представляется и психоаналитическое объяснение патологических проявлений гомосек­суальности. Прежде всего,— это невроз, при котором нерешенные эдиповы конфликты влекут за собой непреодолимый страх женского пола. Женщин в этом случае стараются избегать по аналогии с фобическим объектом. Тем самым гомосексуальные отношения полностью соответст­вуют бессознательным процессам при фобиях, описанным мною в гла­ве VI 2.4. Последовательная интерпретация заключается в том, что гомосексуальность у мужчин происходит от очень рано возникших доэдиповых конфликтов. Гомосексуалист столь невротически перерабаты­вает нарушенные отношения мать — дитя, что бессознательно иденти­фицирует себя с матерью. Подобное объяснение представляется вер­ным. когда мужчина-гомосексуалист ощущает в себе женское начало. При этом он вовсе не обязан выглядеть как женщина «tuntenhart», о чем имеют обыкновение выражаться в гомосексуальных кругах. Этой феминной форме мужской гомосексуальности присуще тесное родство с трансвестизмом — желанием одеваться как женщина— или с транс­сексуализмом — желанием стать женщиной.

Сексуальные отношения между мужчинами, которые лишены вся­кого женского или материнского компонента, указывают на то, что сексуального контакта с мужчиной ищут лишь потому, что не имеют такового с женщиной из-за бессознательного страха перед ней.

Иногда играют роль и обусловленные развитием или из ««соображе­ний защиты» идентификации с отцовской фигурой, когда молодой чело­век любим настолько, насколько он стремится быть любимым отцом. Здесь я сошлюсь на приводимый Фрейдом (3. Фрейд, 1911) случай латентного нарцистического желания президента сената Шребера по отношению к гомосексуального другу. Очень часто гомосексуальное поведение может возникать как след­ствие, собственно, дефицита отношений с отцом. Тогда гомосексуаль­ный партнер, как правило, более старший мужчина, призван заменить страстно желаемое с детства, но не получаемое удовлетворение от обще­ния с отцом. Элизабет Р. Моберли решительно настаивает на такой точ­ке зрения в своей книге «Psychogenesis. The early development of gender identity» (E. R. Moberly, 1983); данная позиция согласуется с моим мнением о «неврозе дефицита» (см. гл. VI 3.3.). Гомосексуальные отно­шения — это еще и попытки наверстать пропуски в отношениях с отцом или все же довести до благополучного исхода неисцеленные раны в бес­сознательной попытке самоисцеления. Сходным образом мыслит Фриц Моргенталер (F. Morgenthaler, 1974) в отношении к определенным про­явлениям гомосексуальности, испытывающей такого рода дефицита в психических структурах, которые затем восполняются гомосексуаль­ным партнером. В этом смысле гомосексуалисты представляются людь­ми, достойными сочувствия,— их детство было лишено элементарного человеческого общения и теперь они отчаянно пытаются компенсировать свою недостачу в гомосексуальных отношениях.

Надеюсь, что в приведенном изложении мне удалось по возмож­ности непредвзято познакомить читателей с тем, что мы знаем на сегод­няшний день о мужской и женской сексуальности. Кто желает получить более подробную информацию, тому я посоветую воспользоваться кни­гой Фрица Моргенталера « Гомосексуальность, гетеросексуальность. перверсия» (F. Morgenthaler, 1984).

3.2. Развитие структурной модели

Эмоциональность и телесность
Касаясь эмоций, аффектов или чувств, мы получаем схематичес­кий образ человека, характеризующийся следующими особенностями:

человек пережил травму (травматическая модель), наряду с сознатель­ными им управляют и бессознательные влечения (топографическая модель), причем те или иные области различаются (структурная модель), а, кроме того,— человек состоит из скелета, крови и плоти. В 1978 году я выпустил книгу о « Человеческих страстях», в которой описал любовь и ненависть, ревность и зависть, а также жадность, месть, любопытство и восхищение.* Поэтому здесь стоит ограничиться

Психоанализ долгое время пренебрегал миром эмоций (Kutter, 1980), прежде всего в «классические» времена «психологии Я» (см. II 5.). Лишь в 70-е годы аффекты впервые стали использоваться в анали­зе (Arlow. 1977; Green, 1977; Umentani, 1977; Sandier and Sandier. 1978). Аффекты служат не только отправной точкой влечений, они обо­гащают межчеловеческие отношения, делают их в первую очередь чело­веческими. Кроме того. они оживляют психоаналитическую практику. Поэтому психоаналитикам не следует чураться страстей.

Современная теория аффектов (Affekttheorie) учитывает в отдель­ности первичные аффекты: радость, печаль, гнев, страх, отвращение, изумление, интерес и стыд. В каждом из этих аффектов объединены телесные (психологически-гормональные и моторные, т. е. иннервированные мускулатурой) компоненты, выражающие аффект экспрес­сивно в мимике и жестикуляции, а также когнитивные составляющие. Последние осознаются чувственным образом. Они поражают нас (пас­сивно), а мы испытываем их (активно). Что касается социальных измерений, то они управляют мерой близости и отдаления (de Rivera, 1977): в радости мы хотим обняться, в отвращении — отдалиться от человека.

Мы переживаем аффекты и в отношении самих себя. Испытываем чувство внутреннего стыда, когда не соответствуем собственным идеа­лам. В этом случае стыд наполнен смыслом, он становится сигналом. Стыд, однако, может нарушать отношение к себе и к окружающим, например, если мать фрустрирует своего ребенка именно в тот момент, когда он горд своими успехами, говоря ему: «И не стыдно тебе!». Ребе­нок неизбежно свяжет свою радость от успеха с горьким стыдом, что впоследствии может легко повториться в сходной ситуации.

То. что в действительности психоанализ непростительно упустил, так это телесность. Психоанализ ведет речь со ссылкой на представле­ния и фантазии, а тело при этом остается, фактически, не у дел. Тем самым повторяется то, что многие из наших пациентов пережили от ро­дителей, будучи детьми, а именно — слабую заботу о своем теле. Каким же образом пациенты научатся находить в психоанализе правильное отношение к своему телу, если на психоаналитической кушетке повторя­ется их детский опыт «утраченной телесности».

Оставляемые психоанализом пробелы заполняются иными метода­ми, непосредственно концентрирующимися на теле: (Н. Becker, 1981;

Stoize, 1984) — «концентративная двигательная терапия» (konzentrative Bewegungstherapie); (Fuchs, 1974) — «функциональное расслаб­ление» (funltionelle Enspannung); (Lowen, 1975) — биоэнергетика. Однако и сами психоаналитики уже заметили свои упущения: Дитер Айке (D. Eicke, 1973) вынес на рассмотрение идею «тело как партнер» (Когрег als Partner). Выступая как тело в субъектной форме, мы имеем тело и в качестве объекта. И здесь налицо субъектно-объектные разно­гласия с телом (Subjekt-Objekt-Spaltung). Мы можем любить или не­навидеть свое тело, точно так же, как другого человека,— уважать его или презирать, хорошо или плохо с ним обращаться. Эльмар Брэлер (Е. ВгаеЫег, 1986) пишет о «телесном существовании» (Koerperleben) как об аспекте, упущенном медициной. Зигфрид Цепф (S. Zepf, 1986) повторяет эту мысль в книге «Тело — место преступления. Расследова­ние. Критика психоаналитической психосоматики». Лично я во вре­мена своего сотрудничества в психосоматической клинике занимался вопросами теории и практики психосоматических нарушений (Kutter, 1980, 1984). Сегодня налицо усилившийся интерес психоаналитиков к телу, к образу, который мы составляем о своем теле, к его развитию, к нарушениям его функций.

Ранние опыты, связанные с телом, влияют на наши переживания, в особенности, в связи с сексуальным поведением, с отношением к здо­ровью и болезни. С определенной уверенностью можно сказать — наша личность не может быть полной без тела. Это и имел в виду Фрейд, когда писал в «Я и Оно» (1923. Русский пер. Фрейд. 1989. с. 380):««Я» прежде всего — телесно». Способ обращения нашей матери с нашим телом (при кормлении, ношении на руках, уходе), в то время когда мы еще не пришли к осознанию собственного «Я», стойко влияет на отношение к нашему телу — обращается ли она с нами легко и сво­бодно или судорожно и с трудом. Расставив новые акценты, психоана­лиз сделал устаревшей дуалистическую теорию влечений с ее ориен­тацией исключительно на сексуальность и агрессивность. Конечно, последняя и сейчас еще может представлять достаточно дифференциро­ванную картину человека как и в 30-е годы. Сексуальность и агрессив­ность по-прежнему важны. Но сегодня в современном психоанализе мы рассматриваем дифференцированного человека как живое существо, не чуждое страстей, человека, находящегося в «сети отношений» (Netz Веziehungen). на которые он реагирует и на которые влияет в своей созна­тельной деятельности, имея при этом бессознательные желания, фанта­зии и обилие чувств.

Психоаналитическая теория идентичности
В подходе Эриксона к идентичности (Identitaets-Lehre, Е. Н. Erikson. 1950) структурная модель Фрейда рассматривается как учение об идентичности, поскольку она включает в себя социологические аспекты. Идентичность — это сумма того, что делает нас неизменной лично­стью, которая остается относительно стабильной во времени, в про­странстве и обществе. Она является результатом борьбы внутри нас «инстинктивных требований» и требований общества, идущих от извне, и может — как «Я» в структурной модели Фрейда,— быть относитель­но суженной и лабильной, или оказываться сравнительно широкой и стабильной.

Согласно Эриксону учитываются и общественные влияния. Так. к примеру, есть существенная разница между евреем, живущим в анти­семитском окружении (как меньшинство в большинстве) и тем, кто живет в большинстве, имея возможность считать меньшинства козлами отпущения. В той или иной обстановке человек принимает или не при­нимает отведенные ему обществом роли. В благоприятном случае роли и сформировавшаяся самоидентичность согласуются, в неблагоприят­ном — они расходятся. Сейчас, например, молодые люди часто вынуж­дены заниматься профессией, которая не подходит их идентичности. Ролевые и идентификационные конфликты в таком случае неизбежны.

Конфликты происходят и в случае социального роста, когда, напри­мер, человек с идентичностью, развившейся в рабочей среде, неожидан­но попадает в окружение буржуазного общества. Здесь могут возни­кать страхи из-за опасности не сойтись с представителями буржуазии и в то же время сохраняется чувство вины по отношению к классу, из которого человек вышел.

Не менее тяжелы проблемы половой идентичности, в частности, исследованные Робертом И. Штоллером (R. J. Stoller. 1968. 1975). Сама проблема проистекает не только из слабо стабилизированного соматического фундамента, но вырастает в результате воспитания и общественного влияния. Название одной из книг, имеющих непо­средственное отношение к женскому движению высказывает эту мысль напрямую: «Мы не родились девочками, нас сделали такими» (U. Scheu, 1977). Таким образом между биологической природой и обществом возникает личностное осознание и желание быть мужчиной или женщиной, что находится, как показывает проблема т. н. транс­сексуализма, в относительной независимости от пола заданного био­логически.

В теории объект-отношений Лондонской школы и Отто Кернберга вполне в соответствии с «интерактивной теорией» (Interaktionstheorie) Альфреда Лоренцера (Lorenzer, 1971) важными признаются отношения, формирующие личность, между людьми. Личность развивается не изолировано от окружения, а в нерасторжимой связи с ним. При этом влияние на нее оказывается вплоть до зрелого возраста в форме т. н. «образцов отношений» (Beziehungsmuster), прежде все­го отношений между ребенком и матерью. Если в них преобладают любовь и понимание, то это. как констатировал Гете и подтвердил Фрейд, ведет к относительной компенсации: «Если ребенок был неос­поримым любимцем матери, то в его жизни сохраняются такие плени­тельные чувства, такая уверенность в успехе, какие нередко действи­тельно влекут за собой успех» (Фрейд. 1917. S. 26). Если же. напро­тив, общения с матерью не хватает, то развиваются многообразные расстройства (см. гл. VI).

Синтез различных теорий личности в психоанализе не представ­ляет особых трудностей, поскольку нам требуется лишь объединить уже названные аспекты, чтобы добиться совокупного образа личности: арха­ические инстинкты, выраженные в сексуальности и агрессивности, явля­ющиеся ее фундаментом; нормы, ценности и идеалы, представляющие «надстройку»; в центре располагается «Я» (Selbst), обладающее чувст­вом самости (Selbstgefuehl). которое выражено в нарцистической удов­летворенности и самоуверенности. Нашим исполнительным органом является при этом «Самость» (ich), различаемое в «я-чувстве» (IchGefuehl). которое делает нас способными направлять наш корабль меж­ду Сциллой взрывных инстинктов и влечений и Харибдой * давящих запретов. Разумеется, при этом во внимание постоянно принимаются те или иные обстоятельства господствующей реальности. Это образ чело­века, в равной степени не сводимый ни к 4 инстинктивному существу», ни к бытию, управляемому исключительно внутренними нормами. Человек здесь проявляется гораздо сложнее и глубже; он выступает как личность, в прямом смысле этого слова, уверенная в себе. способная столь же конструктивно противостоять ежедневным требованиям со сто­роны окружающего мира, как и оказывающаяся в состоянии действо­вать активно; и делать это, не находясь в изоляции, а будучи в тесных социальных контактах с другими людьми: в личных отношениях, в больших и малых группах, которые определяют нас точно так же, как и мы определяем их. Подобная личность в состоянии развивать в себе и сексуальные и агрессивные инстинкты, но в постоянном сопер­ничестве с другими влечениями, так что они не только интегрируются
* Сцилла и Харибда — в древнегреческой мифологии чудовища, обитавшие no обеим сторонам узкого морского пролива и губившие проплывающих мореплавателей.
в личность, но и позволяют существование таких дифференцирован­ных чувств, как способности любить или. перефразируя название попу­лярной книги Эриха Фромма (Fromm. 1959) «Искусство любви» (Die Kunst des Liebens). искусства любить.

3.3. Специальные теории личности

Дифференцированная психология личности
Единственность в своем роде и непохожесть одного человека на дру­гого настолько очевидны, что на этом строится даже паспортная сис­тема. Аналитик встречается со своими анализандами, не имея о них ни­какого предварительного мнения, предрассудка, заранее заданных схем, и всякий раз получает новую информацию. Не случайно Теодор Райк назвал свою вышедшую в 1935 году книгу о вскрытии и понимании бес­сознательных процессов « Изумленная психология» (Ueberraschte Psychologie). Тем не менее психоаналитику в его работе вполне могут помо­гать постоянно хранящиеся в его памяти определенные человеческие типы, что в духе старого учения о характерах или «на слуху» у совре­менной дифференцированной психологии. Правда, при этом сохраня­ется опасность загнать пациента под определенную схему. Так называ­емый « Labeling approach» в социологии, т. е. подход, характеризующий личность с помощью определенных ярлыков, по заслугам получил над­лежащую критику. Однако, я не собираюсь здесь заниматься типологи­ческими опровержениями. В конечном счете, речь идет о том, чтобы читатель мог лучше ориентироваться в многообразии душевных про­цессов посредством представления об определенных типах личностей.

Начнем с описанного Фрейдом в 1908 году т. н. «анального» или «навязчивого» характера (analer, Zwangscharakter), который в психо­анализе называется анальным вследствие того, что с психогенетической точки зрения его особенности тесно связаны с процессами, вращающи­мися вокруг выделений и слежения за чистотой анального отверстия. Речь идет о человеке, который с раннего возраста воспитан в духе чис­топлотности, чрезвычайно собран, бережлив и довольно-таки упрям. Психоанализ рассматривает данные черты характера частично как продолжение первоначальных побуждений (упрямство), частично как реакции по отношению к первоначальным противоположностям: аккуратность против неаккуратности, бережливость против широты и щед­рости натуры. Подобные интерпретации характерного поведения убеж­дают психоаналитика в своей непосредственности вследствие того, что он привык в своей каждодневной практике наблюдать регрессивно оживляющиеся «инстинктивные влечения» и метаморфозы. Не имея основательного психоаналитического опыта, можно, пожалуй, испы­тать удивление при взгляде на подобные взаимосвязи. Между тем непо­средственные наблюдения за детьми предоставляют необходимые дока­зательства для подобной точки зрения.

Понятие генитального характера принадлежит еще старой гвар­дии психоаналитиков. В зрелом возрасте у людей такого типа сказываются непосредственно детские переживания «свободы перемещения» или, напротив, полного торможения. Вильгельм Рейх назвал характеры таких людей, находящихся между свободой и сексуальным торможе­нием, «инстинктивными» или «инстинкт-заторможенными». В этом слу­чае детское поведение продолжается либо непосредственно во взрос­лом возрасте, либо оно тормозится внешними влияниями.

Разумеется не всякому будет по вкусу, если понятия, имеющие отношение к учению о болезнях, переносятся в область «нормальной» психологии. Такое положение, строго говоря, означает, что мы опреде­ляемся по образу и подобию тех процессов, которые мы обнаружили и описали у наших пациентов. Однако, если подойти к этому вопросу непредвзято, то, по крайней мере. отдельные черты или элементы бо­лезненных проявлений сможем обнаружить и у себя. Вспомним, напри­мер, как из страха мы избегаем угрожающей ситуации, как, порой. навязчиво контролируем свое поведение, вспомним депрессивное настроение, склонности к маниакальному поведению или граничащую иногда с заблуждением сверхчувствительность, позволяющую нам переоценивать объективные высказывания других людей в отношении самих себя. В соответствии с этим можно говорить о фобическом, навязчивом, маниакальном или параноидальном и депрессивном хара­ктерах. В рамках неопсихоанализа часто встречаются подразделения на истерические, навязчивые, депрессивные и шизоидные структуры. (Н. Schultz-Hencke. 1951). Тем самым можно сказать, что в перспек­тиве особенности, свойственные психопатологическим проявлениям, можно рассматривать, в смысле типологии, в контексте учения о харак­терах. Прилагательное «истерический», которое, к сожалению, при­няло в бытовом языке довольно уничижительное значение, обозначает свойство личности, обнаруживаемое у людей, которые любят разыг­рывать сцены, с удовольствием находятся в центре внимания и при этом усваивают черты «прекрасной индифферентности» (Belle indefference). Проявление такой индифферентности дает основания видеть за внешним показным безразличием скрытое неравнодушие, в частности, к эротике. В этом смысле истерическая структура может быть поста­влена в один ряд между «инстинктивным» (triebhafte) и «инстинкт-заторможенным» (triebgehemmte) характером, как у Вильгельма Рейха, поскольку здесь сексуально-эротические составляющие в равной степени находят и свое выражение, и скрыты за показным равнодушием. Общеизвестно, что Навязчивая структура была отнесена Фрей­дом к «анальному» характеру, поэтому, не задерживаясь на ней, я хо­тел бы упомянуть вкратце депрессивную структуру. Она характерна для людей, в той или иной степени пребывающих «не в духе», в подав­ленном настроении. Такие люди преимущественно пессимистичны, постоянно ожидают разочарований и тем самым часто сами их провоци­руют (Watzlawick, «Руководство как быть несчастным», 1985). Посто­янные ничем непреодолимые разочарования в других людях, потеря важнейших участников отношений и бессознательное чувство вины создают и поддерживают депрессивное состояние. Последнее никогда не бывает статичным, никогда не обходится без влияний и, как показывает ежедневный психоаналитический опыт. возникает в результате динами­ческого бессознательного процесса и может быть успешно преобразо­вано с помощью психоанализа.

В своей сути последнее рассуждение относится и к шизоидной структуре — понятию, пугающему, вероятно, тем. что оно напоми­нает о шизофрении. Страх этот вполне обоснован, поскольку родство с шизофренией постулировано уже фактически самим названием. Ши­зоидные люди холодны, дистанцированы, застенчивы, недоверчивы, неконтактны и оторваны от жизни. Всякий знает подобных людей и даже, вполне вероятно, обнаружит некоторые черты в самом себе. Это открытие, разумеется, не более приятно, чем обнаружение у себя т. н. «истерических» черт.

Вследствие их политического значения я не хочу обойти вниманием два типа характера, а именно первоначально описанный Вильгельмом Рейхом т. н. обывательский характер. Он очень хорошо подходит к на­шему обществу, ориентированному на успех, поскольку его психическая структура идеальным образом соответствует требованиям этого обще­ства и прямо-таки олицетворяет собой все добродетели: долг, послу­шание, пуританскую этику, откладывание любого удовольствия напо­следок. на «после работы», прославление способностей и принципа достижения успеха (Fromm. 1932). То, что такие люди существовали и продолжают существовать сейчас, дает достаточно подтверждений пра­вильности подобного определения данного характера. В конце концов, все мы выросли в обществе, которое ориентировано на достижение и успех, и поэтому, в той или иной мере, испытали на себе его влияние.

Переход от обывательского к мазохистскому характеру достаточ­но малозаметен. К последнему добавляется готовность к страданию. Если страдание культивируется до такой степени, что оно принимает характер удовольствия, то обозначение «мазохистский» окажется в пол­ном соответствии с определением. Речь здесь идет о людях, которых с самого детства столь много «дрессировали», что им не оставалось никакой иной возможности давать волю своим сексуальным «инстинк­тивным желаниям», не говоря уже об агрессивных; они могли испытать нечто из запрещенных удовольствий лишь в извращенной форме, а именно, путем страдания. Это люди неплохо относятся к авторитар­ным системам, политические ли они или конфессиональные, все равно. Отчасти, это связано с привычкой родителей подвергать детей телесным наказаниям. И совсем не случайно родители с трудом расстаются с по­добной привычкой.

Связи между тоталитарными общественными структурами и струк­турами характера станут еще очевиднее, если в заключение мы обратим­ся к т. н. авторитарному характеру, а именно к описанной в 1950 г. Теодором В. Адорно, Бруно Беттелхаймом, Эльзой Френкель-Брунс-вик, Марией Ягода и другими — авторитарной личности (authoritarian personality).

Под авторитарными понимают людей, в значительной степени под­верженных предрассудкам, воспринимающих для себя суждения других в виде собственных предрассудков, людей, которые выше всего ценят общепринятое, не признают чужого, воспринимая лишь себя и свою группу. Склонность к критике подавляется в зародыше. Человек с хара­ктером авторитарного типа рано научается приспосабливаться и подчи­няться. В политической сфере такие люди ведут себя лояльно по отно­шению к государству и его режиму. В сущности они всегда стоят на сто­роне государства, на стороне носителей власти. В тоже время для подобного типа характерно требование от других, нижестоящих, тако­го же подчинения себе или соответствующей вышестоящей инстанции, короче, силе. Родители любят таких детей. Авторитарно структуриро­ванные государства требуют подобного поведения от своих подданных.

Как показали статистические данные, полученные исследованиями Адорно и его коллег, подобный характерологический тип получает высокие оценки по трем, используемым авторами исследования, шка­лам, а именно, по шкале эгоцентризма, антисемитизма и фашизма. Это означает, что с авторитарным поведением связана не только переоценка собственной нации или народа, но также и заниженная оценка или вооб­ще презрение к другим нациям или народам, в особенности, к национальным меньшинствам. При этом становится очевидным, что подобным людям наряду с эгоцентрическими и антисемитскими присущи и фа­шистские черты. Сюда присовокупляется предрасположенность к анти­демократическим идеям, стремление стойко придерживаться консерва­тивных ценностей, связанная с авторитарностью подчиненность, часто незаметная во внешнем поведении; всегда находящаяся наготове и вспы­хивающая под покровительством диктатора агрессивность и, в конечном итоге, готовность к деструктивному поведению, к разрушению. Анализ характеров фашистских лидеров Эйхманна и Геса показывает присутст­вие в них среди прочего, постоянной готовности терзать, пытать и уби­вать. Во времена национал-социализма такие характеры в созвучии с его расовой идеологией, получали возможность высвобождения своих дест­руктивных импульсов.

Однако не будем обманываться относительно самих себя. Подобные черты скрыты в каждом из нас. Исследование социального психолога Стенли Мильграма недвусмысленно показывает, как легко нормативное влияние группы может способствовать жестокому поведению. Две тре­ти участников в экспериментальном исследовании были убеждены в правильности всего, исходящего от властных структур. Именно эта часть испытуемых гораздо охотнее подчинялась приказу наказывать (мнимому наказанию) других электрошоком. Они шли на это с особен­ной легкостью прежде всего тогда, когда были уверены, что наказы­ваемое лицо им незнакомо и находится в другом помещении.

Параллели с манипулируемым характером или с извне руководи­мой личностью (aussengeleitete Persoenlichkeit) (David Riesman, 1950) очевидны. Речь идет о людях, не имеющих собственного мнения и вся­кий раз неизменно приспосабливащихся к внешним обстоятельствам. Возможно, некоторые читатели помнят превосходный фильм Вуди Аллена «Zelig» ⁴, в котором подобный тип представлен в юмористи­ческом облике. В таких людях мы без труда узнаем тип «попутчикам, встречавшегося не только во времена национал-социализма, но отыскать который и сейчас не представляет особого труда. Александр Мичерлих никогда не уставал клеймить подобное поведение и занимался вскры­тием его причин; факт, дающий достаточное основание для того. чтобы не терять надежду найти причины появления таких характеров не толь­ко в семейной сфере (вынужденное приспосабливание из-за избиений), но и в политической (воспитание в духе подданничества). Имеет смысл, отринув возможный страх, взглянуть в глаза неприятной правде и

Таблица 9. Фазы раннею развития человека ни Френду, Малер и Вшшикоту (сравнительное изображение Марты Бекай, 1981).

Теории развития личности

Со времен выхода в свет «Трех очерков по теории сексуальности» Зигмунда Фрейда (1905) психоанализ не единожды поднимал вопрос о раннем человеческом развитии (Stellung). В рамках данного введения у меня нет возможности подробно остановиться на этом вопросе в свя­зи с его обширностью. Поэтому я отсылаю читателя к превосходному обзору Дитера Ольмейера (D. Ohimeier, 1973). На сегодняшний момент наряду с общеизвестным подразделением Зигмундом Фрейдом челове­ческой сексуальности на фазы (учение о фазах) чаще других обсужда­ются теории развития Дональд В. Винникота (Wnnicott. 1965,1965) и Маргарет Малер (М. Mahler. 1975). Марта Бекай (М. Bekei, 1981) представила их в своем докладе на 32 Интернациональном психоаналитическом конгрессе в Хельсинки, сведя в наглядную таблицу (см. табл. 9), которую я и хочу здесь привести.