- Твоей матери я скажу, что мой брат в Иллинойсе заболел. Ничего больше ей
знать не надо.
- Вы поедете на Большом Сером Псе? Тед чуть улыбнулся.
- Пожалуй, на поезде. Я ведь ужасно богатый, не забывай.
- На каком поезде?
- Тебе лучше не знать подробностей, Бобби. Чего не знаешь, того не
скажешь. И заставить тебя сказать тоже не смогут. Бобби обдумал это, потом
спросил:
- Про открытки не забудете?
Тед подцепил кусочек грудинки, потом положил его на тарелку.
- Открытки, много-много открыток, обещаю. А теперь перестанем про это
говорить, хорошо?
- Так о чем нам говорить?
Тед задумался, потом улыбнулся. Улыбка у него была ласковой и
искренней. Когда он улыбался, Бобби догадывался, как он выглядел в двадцать
лет, в расцвете сил.
- О книгах, конечно, - сказал Тед, - будем говорить о книгах.
***
День обещал быть изнурительно жарким - это стало ясно уже в девять
часов. Бобби помог с посудой - вытирал и убирал на место, а потом они сели в
гостиной, где вентилятор Теда, как мог, гонял уже истомленный воздух, и они
говорили о книгах.., вернее, о книгах говорил Тед. И теперь, когда встреча
Альбини с Хейвудом осталась позади, Бобби слушал его с жадностью. Он понимал
не все, что говорил Тед, но, во всяком случае, понял, что книги создают свой
собственный мир, и Харвичская публичная библиотека вовсе не этот мир, а
всего лишь вход в него.
Тед говорил про Уильяма Голдинга и про то, что он назвал "деутопической
фантастикой", перешел к "Машине времени" Герберта Уэллса, указал на
возможную связь морлоков и элоев с Джеком и Ральфом на острове Голдинга. Он
говорил о том, что назвал "единственным оправданием литературы", -
исследовании проблем невинности и знания, добра и зла. Под конец этой
импровизированной лекции он упомянул роман под названием "Изгоняющий бесов",
в котором рассматривались обе эти проблемы ("в популярном аспекте"), и
внезапно умолк. Потом тряхнул головой, словно проясняя мысли.
- Что не так? - Бобби отхлебнул шипучки. Рутбир ему по-прежнему не
очень нравился, но ничего другого в холодильнике не было. И шипучка была
все-таки холодной.
- О чем я думаю? - Тед провел рукой по лбу, будто у него вдруг
разболелась голова. - Он же еще не написан.
- Это как же?
- Никак. Я заговорился. Почему бы тебе не пойти погулять, поразмяться?
А я, пожалуй, прилягу. Ночью мне не очень спалось.
- Ладно. - Бобби решил, что свежий воздух - пусть даже жаркий свежий
воздух - может пойти ему на пользу. И хотя слушать Теда было очень
интересно, у него мало-помалу возникло ощущение, будто стены комнаты
сдвигаются все теснее и теснее. Все потому, что он знает, что Тед уезжает,
решил Бобби. Вот и грустный стишок: знает, что он уезжает.
На секунду, когда он пошел к себе в комнату за бейсбольной перчаткой,
ему вспомнилось кольцо для ключей из "Угловой Лузы" - он собирался подарить
его Кэрол, чтобы она знала, что она - его девочка. Потом он вспомнил Гарри
Дулина, Ричи О'Мира и Уилли Ширмена. Они же где-то там. Если изловят его
совсем одного, наверняка исколошматят. В первый раз за два-три дня Бобби
пожалел, что рядом нет Салла. Салл был еще совсем зеленый, как и он, но
крутой. Дулин с дружками могут его вздуть, но Салл-Джон заставит их
заплатить за эту честь. Эс-Джей, однако, был в своем лагере, а от если бы да
кабы толку нет.
Бобби даже не подумал остаться дома - не может же он все лето прятаться
от таких, как Уилли Ширмен! Нет, он хвоста не подожмет, однако, спускаясь с
крыльца, он напомнил себе, что должен соблюдать осторожность и следить, не
появятся ли они. Только бы увидеть их вовремя, и никаких проблем!
Занятый мыслями о сентгабцах, Бобби вышел из No 149, позабыв о кольце с
брелоком, своем особом сувенире, который остался там, на полке в ванной
рядом с зубной щеткой в стакане - там, где он оставил его накануне.
***
Он словно бы исходил вдоль и поперек весь Харвич - по Броуд-стрит в
Коммонвелф-парк (на поле В - ни единого сент-габца. Там тренировалась
команда Американского легиона, отгоняя мух под жарким солнцем), из парка на
городскую площадь, с городской площади на вокзал. Когда он стоял там в
маленьком газетном киоске под пешеходным мостом через пути и разглядывал
романы в бумажных обложках (мистер Бертон, киоскер, позволял стоять и
смотреть, если не трогать "товар", как он выражался), вдруг загремел
городской гудок, и оба вздрогнули.
- Матерь Божья, что это? - сердито спросил мистер Бертон. Он опрокинул
на пол коробку со жвачкой и теперь нагнулся подбирать. - Сейчас же всего
четверть двенадцатого!
- И правда рано, - согласился Бобби, а потом вышел из киоска. Ему
расхотелось разглядывать книги. Он направился к Ривер-авеню и по дороге
заглянул в пекарню "Тип-Топ" купить половинку вчерашнего батона (два цента)
и спросить Джорджи Салливана, как там Эс-Джей.
- Отлично, - сказал старший брат Эс-Джея. - Мы получили от него
открытку во вторник про то, что он стосковался по всем нам и хочет домой.
Вторую мы получили в среду о том, что он учится нырять. А сегодня утром
пришла открытка о том, что он еще никогда так замечательно не проводил
время. И хочет остаться там навсегда. - Он засмеялся - здоровый ирландский
парень двадцати лет с могучими ирландскими плечами и руками. - Он-то, может,
и остался бы, только мать без него совсем извелась бы. Уток кормить
нацелился?
- Ага. Как всегда.
- Не давай им щипать себя за пальцы, Эти чертовы речные утки полны
всякой заразы. Они...
На городской площади часы муниципалитета начали отбивать двенадцать,
хотя еще и половины двенадцатого не было.
- Да что сегодня такое? - спросил Джорджи. - То гудок прогудел раньше
времени, а теперь чертовы городские часы убежали вперед.
- Может, от жары, - предположил Бобби.
- Ну-у-у... - Он с сомнением посмотрел на Бобби. - Объяснение не хуже
других.
"Угу, - подумал Бобби, выходя на улицу. - И куда безопаснее некоторых
других".
***
Бобби пошел к Ривер-авеню, покусывая на ходу хлеб. К тому времени,
когда он нашел свободную скамейку на берегу реки Хусатоник, значительная
часть половинки батона уже успела исчезнуть у него в животе. Из камышей
вперевалку появились утки, и Бобби принялся крошить для них остатки батона,
по обыкновению посмеиваясь над тем, как жадно они кидались за брошенными
кусками, и над тем, как они запрокидывали головы, чтобы проглотить
схваченный кусок.
Через некоторое время у него начали слипаться глаза. Он посмотрел на
реку, на узоры отраженного света, скользящие по ее поверхности, и ему
захотелось спать еще больше. Ночью он спал, но его сон не принес с собой
отдыха. Теперь он задремал, зажимая в кулаке хлебные крошки. Утки покончили
с тем, что было рассыпано в траве и придвинулись ближе к нему, тихо
задумчиво покрякивая. В двенадцать двадцать куранты на городской площади
пробили два часа. Прохожие покачивали головами и спрашивали друг у друга,
куда идет мир. Бобби все глубже уходил в дремоту, и когда на него упала
тень, он не увидел ее и не почувствовал.
- Э-эй, малыш!
Голос был негромкий и напряженный. Бобби выпрямился, судорожно
вздохнув. Кулаки у него разжались и рассыпали оставшиеся крошки. Снова у
него в животе заклубились змеи. Это не был Уилли Ширмен, или Ричи О'Мира,
или Гарри Дулин - он знал это даже во сне. Но он почти пожалел, что это не
кто-то из них. Или даже пусть все трое. Кулачная расправа это еще не худшее,
что может случиться. Да, не худшее. Черт, и как это он умудрился заснуть?
- Малыш.
Утки наступали Бобби на ноги, дрались из-за неожиданно обильного
угощения. Их крылья задевали его лодыжки и икры, но ощущение это было
далеким-далеким. Он видел на траве перед собой тень мужской головы. Мужчина
стоял позади него.
- Малыш!
Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтый плащ, а на
нем будет глаз - сверлящий красный глаз.
Но на стоявшем позади мужчине был бежевый летний костюм, пиджак
топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и Бобби сразу
понял, что это не один из них. Глаза не зазудели сзади, поле зрения не
исчертили черные нити.., но самое главное было, что это не тварь,
прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.
- Что? - спросил Бобби вялым голосом. Он все еще не мог поверить, что
он вот так задремал, вот так провалился в сон. - Чего вам нужно?
- Я дам тебе два бакса, если ты позволишь мне пососать, - сказал
мужчина в бежевом костюме. Он сунул руку в карман и вытащил бумажник. -
Встанем вон за тем деревом, и нас никто не увидит. И тебе понравится.
- Нет, - сказал Бобби и встал. Он не совсем понял, о чем говорил
человек в бежевом костюме, однако и того, что он понял, было достаточно.
Утки прыснули во все стороны, но крошки были слишком большим соблазном, и
они вернулись, поклевывая и вертясь возле кроссовок Бобби. - Мне пора домой.
Мама...
Мужчина шагнул ближе, все еще держа перед собой бумажник. Словно он
решил отдать его Бобби целиком, а не какие-то там паршивые два доллара.
- Тебе не надо будет меня. Только я тебя. Что скажешь? Ладно - три
доллара.
- Да нет, правда. Я...
- Тебе понравится. Всем мальчикам нравится. - Он потянулся к Бобби, и
внезапно Бобби вспомнил, как Тед взял его за плечи, как Тед положил ладони
ему на лопатки, как Тед притянул его к себе так близко, что они почти могли
поцеловаться. Теперь было совсем не так... И все-таки так. Почему-то так.
Без всякой мысли Бобби нагнулся и схватил утку. Он поднял ее -
возмущенно крякающий вихрь клюва и крыльев, перепончатых лап - еле успел
заметить черную бусину одного глаза - и швырнул ее в мужчину в бежевом
костюме. Мужчина завопил и вскинул ладони, чтобы заслонить лицо, выронив
бумажник.
Бобби убежал.
***
Он шел через площадь, направляясь домой, когда увидел на столбе перед
маленькой кондитерской объявление. Подошел к нему и прочел в безмолвном
ужасе. Он не помнил своего сна, но в нем было что-то вроде такого. В этом он
был уверен.
ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!
У БРОТИГЕНА БЕЛЫЙ МЕХ И ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА!
ОЧЕНЬ ЛАСКОВЫЙ
БУДЕТ ЕСТЬ ОБРЕЗКИ ИЗ ВАШИХ РУК!
МЫ уплатим ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ НАГРАДУ
($$$$)
ЕСЛИ ВЫ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337!
(ИЛИ)
ДОСТАВЬТЕ БРОТИГЕНА в No 745 Хайгет-авеню!
Дом СЕМЬИ САГАМОР!
"Нехороший день, - подумал Бобби, глядя, как его рука тянется к
объявлению, срывая его со столба. Чуть дальше со шпиля навеса кинотеатра
"Харвич" свисал голубой хвост воздушного змея. - Очень нехороший день. Не
надо было мне уходить из дома. И вообще, надо было остаться в кровати".
ХОуситоник 5 - 8337 - точно, как в объявлении о Филе, вельш-корги..,
вот только если в Харвиче была телефонная станция ХОуситоник, то Бобби
никогда про нее не слышал. Некоторые номера были станции Харвич. Другие -
станции Коммонвелф. Но ХОуситоник? Нет. Ни здесь, ни в Бриджпорте.
Он смял объявление и выбросил его на углу в урну "СОХРАНИМ НАШ ГОРОД
ЧИСТЫМ И ЗЕЛЕНЫМ". Однако на другой стороне он нашел точно такое же. А еще
дальше - третье на угловом почтовом ящике. Он сорвал и их. Низкие люди либо
были совсем близко, либо пришли в отчаяние. Или же и то, и другое вместе.
Теду вообще нельзя сегодня выходить - надо поскорее сказать ему. И пусть
готовится бежать. Придется сказать ему и это.
Бобби направился напрямик через парк - он и сам почти бежал, торопясь
поскорее добраться домой, и почти не услышал слабого срывающегося зова,
который донесся откуда-то слева от него:
- Бобби...
Он свернул с дорожки и нырнул под деревья. То, что он там увидел,
заставило его уронить на землю бейсбольную перчатку. Она была модели Алвина
Дарка, эта перчатка, и потом он ее не нашел. Кто-то, решил он, проходил мимо
и увел ее, ну и что? В дальнейшем ходе дня эта паршивая перчатка меньше
всего его заботила.
Кэрол сидела под тем же вязом, под которым утешала его. Она подтянула
колени к груди. Лицо у нее было пепельно-серым. Черные круги шока опоясали
ее глаза, придав ей сходство с енотом. Из одной ноздри сочилась ниточка
крови. Левая рука лежала поперек живота, туго натягивая ее блузку на две
маленькие выпуклости, которые через год-другой превратятся в груди. Локоть
этой руки она поддерживала правой ладонью.
На ней были шортики и широкая блузка с длинными рукавами - такая, какие
надевают через голову. Позднее Бобби возложит большую часть вины за то, что
произошло, на эту ее дурацкую блузку. Наверное, она надела ее, опасаясь
солнечных ожогов - зачем еще нужны длинные рукава в такой убийственно жаркий
день? Сама она ее выбрала или миссис Гербер ее заставила? Но так ли уж это
важно? "Да, - подумает Бобби, когда найдется время подумать. - Да, важно!
Черт дери, очень важно!"
Но пока блузка и ее длинные рукава значения не имели. В этот первый миг
он видел только плечо Кэрол: казалось, что их не одно, а два.
- Бобби, - сказала она, глядя на него блестящими мутными глазами. - Они
меня покалечили.
Естественно, она была в шоке. Да и он сам уже был в шоке и действовал
инстинктивно. Попытался поднять ее на ноги, и она закричала от боли -
Господи, какой это был крик!
- Я сбегаю за помощью, - сказал он, опуская ее на землю. - А ты жди тут
и не шевелись.
Она мотнула головой - осторожно. Чтобы не потревожить руку. Ее голубые
глаза казались совсем черными от боли и ужаса.
- Нет, Бобби, нет, не бросай меня тут! Что, если они вернутся? Что,
если они вернутся и покалечат меня еще больше? - Часть того, что произошло в
этот жаркий четверг, он забыл, забыл, как от удара взрывной волны, но эти
минуты навсегда остались четкими: Кэрол смотрит на него и говорит: "Что,
если они вернутся и покалечат меня еще больше?"
- Но... Кэрол...
- Я смогу идти. Если ты мне поможешь, я смогу идти. Бобби осторожно
обнял ее за пояс, надеясь, что она не закричит. Это так было страшно!
Кэрол медленно поднялась на ноги, опираясь спиной о ствол дерева. Пока
она вставала, левая ее рука чуть шевельнулась.
Нелепое двойное плечо вздулось и дернулось. Она застонала, но, слава
Богу, не закричала.
- Может, не надо? - сказал Бобби.
- Нет. Я хочу выбраться отсюда. Помоги мне. Господи, как больно!
Когда она совсем выпрямилась, ей как будто стало чуть легче. Они вышли
из деревьев с медленной торжественностью, будто пара, идущая к алтарю. За
тенью деревьев день еще больше обдавал жаром и был слепяще ярок. Бобби
огляделся, но никого не увидел. Где-то в глубине парка десяток малышей
(наверное, Воробушки или Малиновки из Стерлинг-Хауса) хором пели песню, но
вокруг бейсбольных полей не было ни души - ни ребятни, ни мамаш, катящих
коляски с младенцами, и никаких признаков Реймера, здешнего участкового,
который в хорошем настроении мог угостить мороженым или арахисом в пакетике.
Все от жары попрятались по домам.
По-прежнему медленно - рука Бобби обнимает Кэрол за пояс - они прошли
по дорожке, которая выводила на угол Коммонвелф и Броуд. Холм, по которому
взбиралась Броуд-стрит, был таким же безлюдным, как парк; нагретый воздух
колыхался над мостовой, будто над мусоросжигателем. Ни единого пешехода, ни
единой движущейся машины.
Они вышли на тротуар, и Бобби как раз собрался спросить, сумеет ли она
перейти через улицу, но тут Кэрол сказала высоким шепотным голоском:
- Ой, Бобби, я сейчас потеряю сознание.
Он испуганно посмотрел на нее и увидел, что глаза у нее закатились,
стали поблескивающе белыми. Она закачалась, как почти спиленное дерево.
Бобби бессознательно нагнулся и, когда колени у нее подогнулись, обхватил ее
вокруг бедер и спины. Он был справа от нее, а потому не причинил новой боли
ее левой руке. К тому же даже без сознания Кэрол продолжала держать правой
рукой левый локоть, помогая левой руке не двигаться.
Кэрол Гербер была с Бобби одного роста, если не чуточку выше. Казалось
бы, ему не хватило бы сил пронести ее по Броуд-стрит, даже шатаясь. Однако у
людей в шоке силы берутся неизвестно откуда. Бобби нес ее - и ни разу не
пошатнулся... Он бежал под палящим июньским солнцем. Никто не остановил его,
никто не спросил, что случилось с бесчувственной девочкой, никто не
предложил помочь. Он слышал машины на Эшер-авеню, но этот уголок мира обрел
жуткое сходство с Мидуичем, где все заснули одновременно.
Ему в голову не пришло отнести Кэрол к ее матери. Квартира Герберов
была выше по холму, но не это было причиной. Бобби мог думать только о Теде.
Тед будет знать, что делать.
Когда он начал подниматься на свое крыльцо, его сверхъестественная сила
пошла на убыль. Он пошатнулся, и нелепое двойное плечо Кэрол задело перила.
Она напряглась у него в руках, закричала. Ее полузакрытые глаза открылись.
- Мы уже почти тут, - заверил он ее прерывающимся шепотом, совсем не
похожим на его обычный голос. - Почти тут. Прости, что я тебя стукнул. Мы
почти...
Дверь открылась, и вышел Тед. На нем были серые брюки от костюма и
майка. Выглядел он удивленно, сочувственно, но не испуганно.
Бобби кое-как поднялся на последнюю ступеньку, и тут его повело назад.
На жуткий миг он подумал, что свалится, может, разобьет голову о цемент. Но
тут Тед схватил его и удержал.
- Дай ее мне, - сказал он.
- Только зайдите к ней с другого бока, - просипел Бобби. Руки у него
дрожали, как струны гитары, а плечи горели огнем. - С этого нельзя.
Тед обошел их и встал рядом с Бобби. Кэрол смотрела на них снизу вверх,
ее пепельные волосы перекинулись через запястье Бобби.
- Они меня покалечили, - прошептала она Теду. - Уилли... Я просила его
остановить их, но он не захотел.
- Не говори пока, - сказал Тед. - Все будет хорошо. Он взял ее у Бобби
со всей осторожностью, и тем не менее они чуть-чуть пошевелили ее левую
руку. Двойное плечо под белой блузкой дернулось. Кэрол застонала, а потом
заплакала. Из ее правой ноздри снова поползла кровь - ярко-алая капля на
фоне побелевшей кожи. На мгновение Бобби припомнился его сон. Глаз. Красный
глаз.
- Придержи дверь, Бобби.
Бобби открыл дверь пошире. Тед пронес Кэрол через вестибюль в квартиру
Гарфилдов.
В ту же самую секунду Лиз Гарфилд начала спускаться по железной
лестнице на Главную улицу к стоянке такси. Она двигалась с медлительной
осторожностью хронически больной, держа в обеих руках по чемодану. Мистер
Бертон, владелец газетного киоска, как раз вышел покурить. Он смотрел, как
Лиз спустилась с лестницы, откинула вуалетку и осторожно провела по лицу
носовым платочком. При каждом прикосновении она чуть вздрагивала. Она была
сильно накрашена, но никакой макияж помочь не мог. Только привлекал внимание
к тому, что с ней произошло. От вуалетки толку было больше, хотя она и
прикрывала только верхнюю часть лица, и теперь Лиз снова ее опустила. Она
подошла к первому из стоящих такси, и водитель вылез помочь ей с чемоданами.
Бертон подумал: кто мог так ее отделать? И от души пожелал чтобы
виновнику в эту самую минуту дюжие полицейские массировали голову дубинками.
Тот, кто способен так обойтись с женщиной, ничего лучшего не заслуживает.
Человек, способный так обойтись с женщиной, не должен разгуливать на
свободе... Так считал Бертон.
Бобби подумал, что Тед положит Кэрол на диван, но нет. В гостиной было
одно кресло с прямой спинкой, и он сел в него, держа ее на коленях - вот как
Санта-Клаус в универмаге Гранта сажал к себе на колени малышей, которые
подбегали к нему, пока он восседал на своем троне.
- Где еще у тебя болит, не считая плеча?
- Они били меня по животу. И по боку.
- Какому боку?
- Правому.
Тед осторожно задрал ее блузку с этого бока. Бобби со свистом выпустил
воздух через нижнюю губу, когда увидел синяк, пересекавший ее ребра по
диагонали. Он сразу узнал очертания бейсбольной биты. И понял, чьей биты -
Гарри Дулина, прыщавого балды, который видел себя Робин Гудом в той чахлой
пустыне, которая сходила за его воображение. Он, и Ричи О'Мира, и Уилли
Ширмен поймали ее в парке, и Гарри бил ее битой, а Ричи и Уилли держали ее.
Все трое ржали и называли ее Гербер-Беби. Может, все началось как шутка, а
потом вышло из-под контроля? Ведь почти то же самое случилось в "Повелителе
мух"? Все чуточку вышло из-под контроля?
Тед прикоснулся к боку Кэрол снизу. Его узловатые пальцы растопырились
и медленно заскользили вверх. При этом он наклонял голову, словно не столько
прикасался, сколько слушал. Может, так оно и было. Когда он добрался до
синяка, Кэрол ойкнула.
- Больно? - спросил Тед.
- Немножко. Не так, как плечо. Они ведь сломали мне руку?
- Нет, не думаю, - сказал Тед.
- Я слышала, как оно хрупнуло. И они слышали. Потому и убежали.
- Ну конечно, ты слышала. Безусловно.
По ее щекам катились слезы, лицо все еще было пепельно-серым, но Кэрол
как будто чуть-чуть успокоилась. Тед задрал ее блузку до подмышки и оглядел
синяк. "Юн не хуже меня знает, чем ее ударили", - подумал Бобби.
- Сколько их было, Кэрол?
"Трое", - подумал Бобби.
- Т-трое.
- Трое мальчишек? Она кивнула.
- Трое мальчишек против одной маленькой девочки. Значит, они тебя
боялись. Они, наверное, думали, что ты львица. Ты львица, Кэрол?
- Если бы! - сказала Кэрол и попыталась улыбнуться. - Если бы я могла
рыкнуть и прогнать их! Они меня п-покалечили.
- Я знаю. Знаю. - Его ладонь скользнула вниз к синяку и закрыла сизый
отпечаток биты на ее ребрах. - Вдохни.
Синяк вспучился под ладонью Теда. Сквозь его желтые от никотина пальцы
Бобби видел полоски лилового пятна.
- Так больно?
Она мотнула головой.
- А дышать?
- Тоже нет.
- И когда твои ребра прижимаются к моей руке, тоже не больно?
- Нет. Только саднит. А больно... - Она взглянула на свое жуткое
двугорбое плечо и тут же отвела глаза.
- Я знаю. Бедненькая Кэрол. Бедняжка. Мы до этого еще дойдем. Где они
тебя еще били? Ты сказала, по животу?
- Да.
Тед задрал ее блузку спереди. Еще синяк. Но выглядел он побледнее и не
таким жутким. Тед осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев - сначала
над пупком, потом под ним. Она сказала, что не чувствует там такой же боли,
как в плече, что живот у нее только саднит, как ребра.
- По спине они тебя не били?
- Н-нет.
- По голове? По шее?
- Н-нет. Только по боку и по животу, а потом по плечу, а оно хрупнуло,
а они услышали и убежали. А я думала, что Уилли Ширмен - хороший.
Достарыңызбен бөлісу: |