Сто великих узников москва "вече" 2003



бет34/61
Дата10.06.2016
өлшемі3.86 Mb.
#126734
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   61

отвечал, что

обманы и несправедливости Бирона были столь велики, что его нельзя освободить

без наказания. Ежедневно открываются новые его преступления... Бирон не может

вновь вступить во владение герцогством Курляндским, так как он есть

государственный преступник... Заключенный в Шлиссельбурге, курляндский герцог

чувствовал и предвидел, что пощады ему не будет: он в свое время жестоко

преследовал противников, и потому они расправятся с ним не менее сурово. Против

Бирона выдвинули несколько обвинений "в безобразных и злоумышленных

преступлениях" - крупных и мелких. Его обвиняли в обманном захвате регентства,

намерении удалить из России императорскую фамилию, чтобы утвердить престол за

собой и своим потомством, небрежении о здоровье государыни, в "малослыханных"

жестокостях, водворении немцев, усилении шпионства и т.д. Следствие и суд

длились долго, а в апреле 1741 года был обнародован манифест "Овинах бывшего

регента герцога Курляндского", который три воскресенья подряд читали народу в

церквах. Сначала Сенат приговорил бывшего регента к смертной казни через

четвертование, но Анна Леопольдовна заменила этот приговор на вечное заточение в

Сибири - в небольшом городке Пельше, находившемся в 600 вер-

296


100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

стах от Тобольска. Бирон был лишен всех чинов, всех знаков отличия и имущества.

От всех потрясений здоровье Бирона расшаталось, и ему была оказана всевозможная

медицинская помощь. Следует отметить, что с ним самим и членами его семьи вообще

обращались хорошо, и меры к отъезду в Сибирь были предприняты только тогда,

когда он окончательно поправился. Задолго до появления ссыльных в Пелым был

послан опытный архитектор, чтобы выстроить для них небольшое деревянное здание,

обнесенное тыном, чертеж которого был составлен самим Б.К. Минихом*. С ссыльными

приехали пастор, два лакея и две женщины-служанки. Для надзора за Бироном

назначался офицер лейб-гвардии, которого ежегодно сменяли. Опальному герцогу и

его семье определили приличное содержание, и даже дали хирурга - осужденного за

убийство русского офицера. Хирургу сохранили жизнь только при условии

сопровождать Бирона.

В Пелыме ссыльные пробыли год. Бирон всегда говорил, что царевна Елизавета

Петровна освободит его из заточения. По восшествии на престол она действительно

вспомнила о нем и распорядилась об освобождении всего семейства Биронов. Однако

при дворе были люди, которые не желали возвращения герцога, и Елизавета

Петровна, легко поддававшаяся влиянию, отменила свое распоряжение и даже

объявила от своего имени и от имени своих преемников, что Бирон никогда не будет

освобожден. А он тем временем уже выехал из Сибири, и ему приказали отправляться

в Ярославль.

В этом городе семья Бирона жила до конца царствования Елизаветы Петровны. Они

пользовались известной свободой и даже благосостоянием, так как семье были

предоставлены доходы с ее курляндских владений. Петр III по собственному

побуждению вызвал к себе Бирона, который бросился к его ногам, благодарил за

дарованную свободу и просил и впредь не оставлять его милостями. В краткое

царствование Петра III бывший регент оставался в Санкт-Петербурге и жил в доме

своего зятя, барона Черкасова.

Императрица Екатерина II написала Фридриху Августу II письмо, в котором

сообщала, что спешит удовлетворить его частые ходатайства за герцога Бирона и

только ожидает согласия сюзерена, чтобы восстановить того в герцогстве. Король,

желая избежать дальнейших осложнений, предоставил разрешение данного вопроса

самой императрице, и в 1761 году Бирон вернул себе титул герцога Курляндского.

* Тогда фельдмаршал не подозревал, что вскоре сам будет жить в этом доме

НЕСЧАСТНЫЙ ИОАНН АНТОНОВИЧ

297


НЕСЧАСТНЫЙ ИОАНН АНТОНОВИЧ

Падение Бирона мало отразилось на течении государственных дел России. На смену

одним фаворитам явились другие, как и прежде шла глухая и ожесточенная борьба за

власть, развернувшаяся на этот раз вокруг царственного младенца Иоанна

Антоновича*.

Все указы издавались от имени ребенка, который и после отправки в ссылку

семейства Бирона мирно посапывал в своей колыбельке. Его родители избавились от

страха, и, казалось, все бури утихли. Но как регентша, Анна Леопольдовна была

лишена всякой самостоятельности и первое время после переворота всецело

подчинилась фельдмаршалу Б.К. Миниху. А он даже сам писал указы о награждении

себя "за доблестные заслуги, оказанные Отечеству". Но торжество Б.К. Миниха

длилось недолго: у него нашлись сильные враги, которые погубили его,

правительницу Анну Леопольдовну, принца Антона Ульриха и крошку-императора.

В ноябре 1741 года Елизавета Петровна решилась на государственный переворот. По

одной из версий, будущая императрица сама вошла в спальню правительницы Анны

Леопольдовны. Ребенок проснулся, и кормилица отнесла его в караульную, где

Елизавета Петровна взяла его на руки и ласково сказала: "Бедное дитя! Ты вовсе

невинно; твои родители виноваты!" Сначала она решила все брауншвейгское

семейство отправить в Германию, но потом передумала. Под большим конвоем их

отправили в Ригу и стали обращаться с ними как с государственными преступниками.

Новую императрицу очень беспокоил вопрос, что делать с маленьким Иоанном.

Отпустить за границу? Но тогда очень возможно, что через несколько лет придется

воевать с соседями, ведь Иоанн имел права на российский престол и впоследствии

мог найти сторонников, которые поддержат его притязания. Оставить его в Риге

тоже было небезопасно, так как немецкое население края более симпатизировало

герцогу Брауншвейгскому, чем дочери Петра I. Кроме того, рядом было море, так

что для узников всегда оставалась возможность скрыться за границу.

В декабре 1742 года узников перевезли в крепость Динамюн-де, где они находились

в течение двух лет, а потом в городок Раненбург. Здесь для них спешно построили

два небольших домика на противоположных окраинах города. В обоих домиках двери

были окованы железом, а маленькие окна забраны толстыми ре-

* Существует легенда, согласно которой Анна Иоанновна приказала петербургским

ученым, в числе которых находился и Г В Крафт - профессор физики Российской

академии наук, составить гороскоп для новорожденного Полученное тогда заключение

до того всех ужаснуло, что гороскоп немедленно сменили на другой,

предсказывающий малолетнему принцу всяческое благополучие

298

шетками; вокруг этих тюрем возвышались палисады. За неделю до прибытия



арестантов там уже дежурили солдаты. На расспросы горожан стражники отвечали,

что сами не знают, кого привезут; об Иоанне Антоновиче никто даже не подумал,

так как все были убеждены, что его давно уже увезли за границу.

Жизнь пленников в Раненбурге проходила в невыносимых условиях, к тому же они

прибыли сюда уже больными. У Анны Леопольдовны была отморожена левая рука, у

принца Антона - обе ноги, маленький Иоанн метался в жару и бредил. К тому же

Анна Леопольдовна снова готовилась стать матерью, а о врачебной помощи нечего

было и думать. Родителей поместили в крошечной комнате, вся обстановка которой

состояла из двух деревянных кроватей, стола и нескольких грубо сколоченных

табуретов. Дом, построенный наскоро, был сырым, через щели в полу и стенах дуло,

дрова узникам отпускались скупо, и потому в комнате всегда было холодно. Но

самой ужасной пыткой была для несчастных родителей неизвестность о судьбе сына,

и напрасно Анна Леопольдовна умоляла солдат сказать, что сделали с Иоанном

Антоновичем. Стражники искренне недоумевали, потому что ничего не слышали о

прибытии какого-то Иоанна в Раненбург. Главный тюремщик, поручик Вындомский,

объявил солдатам, что арестанты - люди "сущеглупые" (сумасшедшие) и, если они

будут "заговариваться", их следует вязать и обливать холодной водой. Через

несколько дней, когда Анна Леопольдовна снова стала звать начальника, солдаты

связали ее, бросили на пол и, грубо издеваясь, облили водой. Принц Антон,

привязанный к кровати, истерически рыдал и осыпал мучителей проклятиями на

немецком языке. Когда вопли арестованного солдатам надоели, они облили водой и

его.


А маленький Иоанн Антонович жил неподалеку от родителей - в другом домике, тоже

в крохотной комнатенке, где днем и ночью находился солдат. Правда, здесь же

помещалась и Юлиана Менгден - придворная дама Анны Леопольдовны, разделявшая с

бывшей правительницей ее судьбу, но она всегда молчала. Несколько раз она

пыталась было заговорить с ребенком шепотом, но солдат грубо отгонял ее.

В Санкт-Петербурге успокоились насчет пленников, но спокойствие это длилось

недолго. В 1744 году в российскую столицу примчался гонец с донесением, что

заключенных пытались освободить, и умолял прислать на помощь сильную воинскую

команду. В столице поднялась тревога, и на созванном совещании решено было

отправить узников в Соловецкий монастырь, причем крошку Иоанна везти отдельно.

Когда Корф отдаст вам (Миллеру. - Н.И.) младенца четырехлетнего, то оного

посадить в коляску и самому с ним сесть и одного

НЕСЧАСТНЫЙ ИОАНН АНТОНОВИЧ

I г"'


299

служителя своего или солдата иметь в коляске для бережения и содержания оного;

именем его называть Григорий... а что вы имеете с собою какого-то младенца, того

никому не объявлять, иметь всегда коляску запертую.

В августе всю семью повезли к Белому морю, но осенью невозможно было добраться

до Соловков. Барон Корф стал уверять императрицу, что с островов легко бежать,

так как летом туда заходят шведские суда. М.В. Ломоносов посоветовал отправить

Иоанна Антоновича в Холмогоры, где у него было много друзей, с помощью которых

он надеялся улучшить положение ссыльного ребенка. Елизавета Петровна

согласилась, и сердобольный барон Корф сам повез Иоанна Антоновича в Холмогоры,

позаботившись, чтобы ребенка тепло одели и захватили большой запас провизии.

Вместе со своим питомцем ехала и верная Юлиана Менгден, заменившая ему мать.

Принца Антона и Анну Леопольдовну отправили через два дня в сопровождении майора

Миллера.


В Холмогорах никто не знал, что к ним везут юного императора; знали только, что

к ним едет какой-то знатный вельможа с сыном. По личному распоряжению

императрицы нужно скрыть сына одного высокопоставленного лица, так как мать

несколько раз пыталась извести своего ребенка, поэтому мальчик на время

останется в архиерейском доме на попечении игумена. Кроме того, приказано было

приготовить келью, окна которой выходили бы на скотный двор, - для "двух

сущеглупых, кои там будут иметь пребывание до кончины".

В Холмогорах пленникам жилось несравненно лучше благодаря заботам Корфа. Иоанн

Антонович ни в чем не нуждался, рядом с ним находилась верная фрейлина, пища

была отличной, у ребенка даже появились игрушки... Часовые дежурили у наружной

двери и около окон, но в комнаты царственного узника входить не смели. Принцу

Антону и Анне Леопольдовне после ужасов Раненбурга жизнь в Холмогорах казалась

настолько прекрасной, что они даже не вспоминали об Иоанне. Правда, на то были и

другие причины. Принц после раненбургско-го "лечения" стал равнодушен почти ко

всему, что заставляло действовать, часто бредил о своих дворянах в Бра-уншвейге

и т.д. Анна Леопольдовна со

пня ня лрнк жгтяття nefipHi(tm) гтпяттяття Иоанн Антоновин в детстве.

дня на день ждала реоенка, страдала Гравюра xvill в

300

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ



духовно и физически и целыми днями плакала о невозвратном прошлом.

Иоанн рос, развивался физически, но перенесенные потрясения наложили на него

неизгладимый отпечаток. Воспитанием и духовным развитием мальчика никто не

занимался, родных он не видел и почти забыл об их существовании. Подле себя

Иаонн Антонович видел только майора Миллера, и оба - царственный узник и

тюремщик - настолько свыклись друг с другом, что стали схожи между собой. Как-то

встретившись со своим непосредственным начальником Вындомским, майор Миллер во

время служебного рапорта вдруг начал хохотать и делать ему "козу" из двух

пальцев... В другой раз он встретил настоятеля монастыря, почтенного старца, и

так натурально "забодал" его, что тот упал в траву.

О странностях майора донесли в Санкт-Петербург, но там решили не назначать к

Иоанну Антоновичу другого тюремщика. Императрица приказала отправить в Холмогоры

жену Миллера - добродушную и богобоязненную немку, которая все эти годы ничего

не знала о своем супруге. Майор очень обрадовался приезду жены, повеселел и

почти прекратил свои чудачества. Изменился и Иоанн Антонович. Прошел год, и его

нельзя было узнать: почти исчезли признаки душевной болезни, сердобольная фрау

Мюллер выучила его читать и писать, он знал молитвы... Вын-домский замечал в

узнике изменения, но не придавал им значения: немку поселили в монастыре по

приказанию императрицы, следовательно, лично он не отвечает за последствия.

Иоанн Антонович оправился настолько, что стал серьезно интересоваться своим

положением. В это время ему было уже 15 лет, добрая майорша нашла возможность

завязать отношения с принцем Антоном. Через нее отец с сыном узнали, что живут

рядом, и стали переписываться, однако благополучие это длилось недолго.

В 1756 году был схвачен тобольский купец-раскольник И. Зубарев. Сначала на

допросе в Тайной канцелярии, а потом на исповеди он показал, что прусский король

Фридрих произвел его в полковники и дал поручение - ехать в Архангельск и там

подготовить побег Иоанна Антоновича: тайно похитить принца и перевезти на

корабль, который специально для этого будет послан на Белое море. После

признаний И. Зубарева императрица послала в Холмогоры гвардии капитана Савина,

который в 1756 году доставил Иоанна Антоновича в Шлиссельбургскую крепость.

Здесь его поместили в большом каземате, единственная дверь которого сообщалась с

квартирой смотрителя. Тюремщики получили строгие инструкции: именовать Иоанна

"безымянным колодником" и самому ему не говорить, где он находится. Кроме двух

офицеров и сержанта, никто не должен был видеть арестанта, а те не должны были

никому сообщать, каков узник...

НЕСЧАСТНЫЙ ИОАНН АНТОНОВИЧ

301

В Шлиссельбург Иоанна Антоновича, по-видимому, привезли уже не совсем здоровым,



и в 1759 году поручик М. Овцын доносил, что "хотя в нем болезни никакой не

видно, только в уме несколько помешался". В другом сообщении он докладывал:

"Арестант здоров, а в поступках так же, как и прежде, не могу понять: воистину

ли он в уме помешался или притворничествует?". Иногда пленник бранился,

буйствовал и даже дрался; а порой забивался в угол своей камеры, и, казалось, не

замечал окружающих. Временами он жадно вглядывался в лица тюремщиков, пытался

заговорить с ними, но они упорно молчали. Какие-то случайно оброненные слова,

воспоминания детства и разговоры все-таки запечатлелись в его памяти, и однажды

он сказал Овцы-ну: "Я - человек великий, и один подлый офицер у меня то отнял и

имя переменил". В другой раз, оскорбленный отношением к нему стражников, он

решил напомнить им о своем высоком положении: "Смеешь ли ты на меня кричать? Я -

здешней империи принц и государь ваш". Солдат долго слушал, а потом с размаху

ударил узника кулаком в висок, отчего тот упал и потерял сознание.

Еще Елизавета Петровна запретила упоминать об Иоанне Антоновиче: указы и

постановления его царствования были изъяты, а портреты, медали и изображения

малолетнего императора и его матери уничтожались. Все уличенные в том, что

оставили у себя монеты с изображением Иоанна Антоновича, подвергались суровому

наказанию (им отрубали руки). Проходили годы, скончалась Елизавета Петровна, в

результате заговора был убит Петр III, на престол взошла Екатерина II, и только

в Шлиссельбурге все оставалось по-прежнему.

Но об узнике помнили, и само его существование уже таило в себе угрозу. Еще Петр

III через неделю после восшествия на престол распорядился, что в случае

нападения на Шлиссельбург "арестанта живого в руки не давать". В 1762 году

Иоанна Антоновича тайно привезли в Санкт-Петербург на свидание с императором.

Увидев его, Петр III успокоился: узник оказался почти совсем безумным, и слухи

об этом распространились при дворе. Так что если из царского окружения кто и

захотел бы, то вряд ли мог использовать его при перевороте. Однако Екатерина II,

в отличие от мужа, проявила большее беспокойство. Она тоже повидала Иоанна

Антоновича и тоже убедилась в его помешательстве, но не успокоилась и поручила

узника надзору других офицеров - Вла-сьева и Чекина. Подтвердила она и

строжайший приказ: "Живым арестанта в руки никому не давать и возбуждать в нем

склонность... к монашеству".

Однако нашелся человек, который решил действовать. Это был поручик Семеновского

пехотного полка В.Я. Мирович - человек

302

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ



"СЛАВНЫЙ ВОР" ВАНЬКА-КАИН

303


честолюбивый и на всех обиженный Он происходил из знатного украинского рода,

имения которого в свое время были конфискованы за содействие Мазепе в 1709 году.

Поручик проигрался в карты, наделал долгов, и его материальное положение было

весьма затруднительным. Он отчаянно пытался сделать карьеру, неоднократно

ходатайствовал о возвращении хотя бы части родовых имений, но всякий раз ему

отказывали Гетман К.Г. Разумовский, утешая его, говорил: "Ты, молодой человек,

сам себе прокладывай дорогу, старайся подражать другим, старайся схватить

фортуну за чуб и будешь таким же паном, как и другие".

В.Я. Мирович понял совет по-своему и составил следующий план: явиться к

коменданту крепости с подложным приказом императрицы Екатерины II, освободить

Иоанна Антоновича, привезти в Санкт-Петербург и представить там военным, зачитав

манифест о восстановлении его на престоле. Далее предполагалось послать верных

офицеров приводить к присяге Сенат, Синод, коллегии и войска, арестовав

императрицу и великого князя. Этот план В.Я. Мирович открыл близкому приятелю -

поручику Великолуцкого пехотного полка А. Ушакову, и друзья решили действовать.

В середине мая 1764 года В.Я. Мирович и А. Ушаков отслужили панихиду в Казанском

соборе... по самим себе, и предчувствие их не обмануло. Через две недели А.

Ушаков утонул, но В.Я. Мирович, вопреки всему, решил исполнить свой замысел. Он

взбунтовал часть гарнизонных солдат, коменданта Шлиссельбурга заперли, а другая

часть гарнизона сложила оружие. Мирович во главе своих солдат ворвался в камеру

узника, но понял, что проиграл: на полу лежал мертвый Иоанн Антонович. Следуя

приказу императрицы, Чекин штыком заколол несчастного императора*.

"СЛАВНЫЙ ВОР" ВАНЬКА-КАИН

Неизвестно, кем бы стал конепас Ванька Осипов, если бы московский купец Петр

Филатьев не потребовал его к себе на подворье - при лавке служить. А служба эта

какая, поди туда - куда велят, а замешкаешься - тумаки да колотушки. Харчи тебе

достаются самые худые, одежда - рвань да обноски Когда уж совсем сведет живот от

голода - стащит Ванька в лавке крендель, а то куренка поймает у соседа-попа.

Хозяин учил его так: расплас-

Ванька Каин

* Следствие показало, что В Я Мирович действовал на свои страх и риск и

сообщников не имел Он рассказал все без утайки, и его не стали пытать В ночь на

15 сентября 1764 года на Обжорном рынке Санкт-Петербурга воздвигли эшафот, на

который утром возвели В Я Мировича, сохранявшего полное самообладание и

твердость духа

тает на полу и начнет лупить смертным боем, и после одного такого "урока" Ванька

сильно рассердился на купца. Забрался он в его горницу, набрал мешок одежды и

убежал насовсем. В торговых рядах на Красной площади он спустил вещи с прибылью

для себя и пошел в трактир.

Но филатьевские люди повсюду искали беглеца, а когда поймали, то привели на двор

и приковали к столбу, к которому был прикован и медведь. Только для Ваньки цепь

сделали подлиннее, чтобы медведь не достал его, а вообще они лежали рядышком. От

наказаний он становился еще более дерзким и неистощимым на разные проделки, и

однажды донес на хозяина, будто тот убил солдата - государева человека. И

повезли купца П. Фи-латьева в цепях в Сыскной приказ*. Подворье его приобрел

новый хозяин, который готов был простить Ваньке его прежние прегрешения, но тот

ушел на волю.

Он всегда хотел быть только вором, только вольным разбойником, жизнь остальных

людей казалась ему безумно скучной: этого нельзя, того нельзя... А у воров и

разбойников все можно - чуди и озоруй так, чтобы у людей волосы дыбом вставали.

И никто над тобой не властен - сам ты себе Бог и царь. Ни у кого нет такой воли

на земле, как у вора, никому он - не раб и не слуга, зато как его все боятся,

какие запоры напридумывали для дворцов своих и домов своих, стражников

понаставили...

Еще живя у купца П. Филатьева, завел Ванька с этим людом знакомство и близкое

приятельство, подружился с отставным матросом Петром Романовым по прозвищу

Камчатка На воле пристрастился к азартным играм - может быть, и не жульничал, но

ловкость рук приобрел необыкновенную: колода у него рассыпалась веером, и пальцы

ловко вбрасывали нужную карту - короля, туза или даму.

В ватаге Камчатки народ был все лихой, прошедший огонь и воду: бывший поп,

бежавший с каторги колодник, комедиант придворного театра... Камчатка сам учил

Ваньку воровским приемам: для грабежа выбирал дома богатые, а прибылью делился с

нищими и бедными, часто приговаривая, что "удача не любит ненасытных до денег".

В этой ватаге Ваньке и дали кличку, с которой он вошел в историю - Ванька-Каин

* Правда, через три дня П Филатьев вернулся то ли откупился, то ли вообще был

непричастен к убийству

304

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ



Со временем от мелкого воровства он перешел к крупным кражам и разбою, пахнущему

кровью. То в одиночку, то с Камчаткой, то с целой бандой жуликов Ванька-Каин

"шевелит" Москву" и ее окрестности. Он действительно был настоящим виртуозом

своего дела, поражал друзей неистощимой изобретательностью, неслыханной

дерзостью и бесшабашностью. Просто так ограбить он не мог, повторяться не любил,

действовал всегда с фантазией и даже изящно. Уж коли выпало ему стать королем

воровского мира, то и дела его должны быть под стать этому званию. Не царское

это дело - грабить простых обывателей, и Ванька-Каин совершает набег на

императорский Анненгофский дворец. Через окно он попал в спальню придворного

доктора и, прежде чем набить мешки золотой и серебряной утварью, заботливо



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   61




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет