1984
1 июня 1984 года, за три дня до того, как мы должны были выпустить самолет на линию, я отправился в Гэтвик, чтобы принять участие в контрольном полете для получения последнего одобрения Управления гражданской авиации. Maiden Voyager стоял у выхода из зала отправления, и я снова восхитился размерами самолета. Меня удивил размер логотипа Virgin на его киле. Он был огромен — самый крупный вариант из тех, что я видел. Я мысленно вернулся в начало 1970-х годов, когда мы с Саймоном попросили Тревора Кия зайти со своими идеями по поводу нового логотипа. Потерпев неудачу, Тревор перепоручил это графическому дизайнеру Рэю Кайту из дизайнерского бюро Kyte & Company, который разработал концепцию и представил наглядную модель. Логотип был выдержан в стиле факсимильной подписи и мог быть интерпретирован как мое личное подтверждение, причем, буква V образовывала выразительную галочку. Ряд маркетинговых экспертов, проанализировавших логотип, заключили, что направленность вверх создает приятное впечатление. Это, конечно, могло быть на уме и у Рэя, когда он разрабатывал первоначальную идею логотипа. Увидев логотип на киле самолета, я начал осознавать, что мы затеяли. Все шло к тому, чтобы это произошло: авиалайнер переходил в наше распоряжение.
Стюардессы в полном составе поднялись на борт, чтобы прокатиться, как и более ста человек персонала Virgin; я сел сзади с чиновником из Управления. Самолет прилетел из Сиэтла только накануне днем, и до тех пор, пока мы не получили от Управления гражданской авиации официального разрешения на полеты, двигатели были не застрахованы. Мы взлетели, и все члены экипажа захлопали в ладоши и радостно закричали. Я едва удержался, чтобы не смахнуть слезу: меня переполняла гордость за всех.
И тут снаружи послышался громкий хлопок. Самолет накренился влево, огромный язык пламени, а затем длинный столб черного дыма вырвались из одного из двигателей.
В ужасной оглушающей тишине чиновник из Управления положил руку мне на плечи.
— Не волнуйтесь, Ричард, — сказал он. — Такие вещи случаются. Мы влетели в стаю птиц, один из двигателей втянул нескольких вовнутрь и загорелся. Необходимо было за ночь найти новый двигатель, чтобы повторить контрольный вылет. Наш инаугурационный полет в Нью-Йорк с 250 журналистами и телеоператорами на борту должен был состояться послезавтра.
Рой Гарднер находился рядом со мной, он связался по радио со специалистами из British Caledonian, обеспечившими наше техническое обслуживание. Накануне, когда прибыл Maiden Voyager, Рой забраковал два двигателя, считая, что они нам не по карману, и попросил два других, более подходящих. Теперь он хотел вернуть один из отвергнутых двигателей, который был доставлен в Хитроу и вот-вот должен был отправиться назад в Сиэтл.
После посадки я стоял возле самолета, пытаясь сообразить, как решить проблему, когда ко мне, широко улыбаясь, подошел фоторепортер.
-
Извините, — сказал я. — Мне сейчас не до этого.
-
Это вы меня извините, — ответил он. — Я увидел пламя и дым, вырывавшиеся из двигателя, и прекрасно все это засиял.
Он посмотрел на мое онемевшее лицо и затем прибавил:
— Но вы не беспокойтесь. Я из Financial Times. У нас издание другого рода.
Он открыл фотоаппарат, вытащил пленку и отдал мне. Я не находил слов
для благодарности. Попади фотография в прессу, это было бы смертью Virgin Atlantic еще до ее рождения.
К несчастью, именно из-за того, что Virgin Atlantic не имела лицензии УГА, у нас не было страховки на двигатель. Мы должны были платить £600000 за новый двигатель. После нескольких отчаянных звонков по телефону я понял, что альтернативы нет. С тяжелым чувством я позвонил в банк Courts, чтобы поставить их в известность, что платеж на £600000 должен быть принят к оплате.
— Вы подошли очень близко к лимиту, — сказал Крис Рэшбрук, менеджер нашего счета.
Лимит овердрафта на всю Virgin Group в банке Courts составлял £3 млн.
-
Случилось ужасное и странное происшествие, — сказал я. — Один из наших двигателей загорелся, но мы не можем получить страховку, пока не получим лицензию. А без нового двигателя мы не сможем получить лицензию. Просто какой-то замкнутый круг.
-
Я лишь предупреждаю вас, — сказал Рэшбрук. — Вы истратили целое состояние на съемки фильма «Электрические мечты», и мы до сих пор ждем чек от MGM.
Чек от MGM составлял £6 млн., которые компания согласилась выплатить за приобретение прав на прокат фильма в Америке.
— Пожалуйста, давайте вернемся к этому разговору после инаугурационного полета, — попросил я. — Уладим это, когда я вернусь домой. Я буду в пятницу. У нас будет только £300000 превышения лимита. Когда придет чек от MGM, у нас не будет овердрафта, и около £3 млн. будут лежать на депозите.
Он ответил, что подумает.
За день до инаугурационного полета Maiden Voyager был оснащен другим двигателем. Чиновник Управления гражданской авиации сел в самолет, и мы снова поднялись в воздух. На этот раз обошлось без пожара, и мы получили лицензию. Я бросился назад в Лондон, чтобы уладить еще одну сложную проблему, связанную с Рандолфом Филдзом. Мы предложили Рандолфу £1 млн., но он считал, что это недостаточно. Он обратился в американский суд с требованием запретить взлет Maiden Voyager. Всю ночь у нас проходило экстренное совещание с Дэвидом 'Гейтом, Роем Гарднером и моими адвокатами по злободневным финансовым вопросам. Мы пытались наметить меры, которые помогли бы предотвратить разрушение авиакомпании Рандолфом. Суд, в конце концов, отклонил его просьбу, но это произошло после того, как мы всю ночь бились, чтобы спрогнозировать, какое решение будет принято. На рассвете мы поняли, что выиграем дело, и в 6 утра я набрал воды в ванну и лег в нее. Я пытался умыться, но глаза были воспалены и зудели, как будто с порывом ветра в них попал песок. Вошел Дэвид Тейт, сел на крышку унитаза, и мы пробежались по списку оставшихся необходимых дел. Затем Дэвид улетел на Concorde в Нью-Йорк, чтобы прибыть туда раньше всех и организовать праздничный прием в честь нашего рейса.
Во время инаугурационного полета я находился на борту в окружении членов моей семьи и друзей, — людей, которые последние десять лет много значили для меня и для компании Virgin. Я сидел рядом с Джоан, державшей на коленях Холли. Позади расположились чуть ли не все сотрудники Virgin Group. Самолет был забит журналистами и фотографами, а также множеством артистов эстрады и фокусников во главе с Ури Геллером78. Когда Maiden Voyager выезжал на взлетно-посадочную полосу, перед кабиной ожил экрана, и все увидели спины пилотов и бортинженера, и то, как они, сидя в кабине, манипулируют рычагами управления. Сквозь ветровое стекло поверх их плеч было все видно. Через громкоговорители мы услышали сообщение:
— Поскольку это наш первый полет, мы подумали, что, возможно, вы захотите вместе с нами насладиться видом из кабины пилотов и увидеть, что происходит на самом деле, когда мы взлетаем.
Пред нами простиралась взлетно-посадочная полоса. Скорость движения самолета по ней начала увеличиваться, гудронированное шоссе под ветровым стеклом стало мелькать все быстрее, пока белые пунктирные линии не начали сливаться. Но пилоты, похоже, не собирались приступать к своим обязанностям: вместо того, чтобы сосредоточенно смотреть вперед и управлять самолетом, они поглядывали друг на друга и улыбались. У одного были под фуражкой очень длинные волосы, другой оказался западным индийцем. Мы с грохотом неслись по взлетно-посадочной полосе, но пилоты ничего не предпринимали. Они просто не обращали на это никакого внимания. Все, кто смотрел на экран, затаили дыхание: все это напоминало полет сумасшедших самоубийц, организованный лунатиком Брэнсоном. Наступила мертвая тишина. Потом, как только нос самолета поднялся, а полоса начала исчезать из поля зрения, индиец откуда-то из-за уха достал косячок и предложил своему напарнику. Раньше, чем все поняли, что это, разумеется, розыгрыш, самолет взлетел, два пилота сняли свои фуражки и повернулись лицом к камере. Это были Ян Ботэм и Вив Ричардз. Бородатого бортинженера изображал я. Весь самолет грохнул от смеха. Мы сделали эту запись накануне, воспользовавшись тренажером полета.
На борт погрузили семьдесят ящиков шампанского. Это количество не казалось таким уж большим, если учесть, что наш праздник длился восемь полетных часов. Люди танцевали в проходах под новый хит Мадонны «Подобно девственнице»79, песни Фила Коллинза и Culture Club. Чтобы сделать паузу и успокоиться, мы показали художественный фильм «Самолет», а стюардессы положили начало традиции Virgin разносить в середине фильма мороженое в шоколаде.
По прибытии в Нью-Йорк, в аэропорту Ньюарка, я понял, что из-за волнения перед вылетом забыл свой паспорт. С большим трудом мне удалось пройти на торжественный прием, устроенный в терминале. Стюардессы по ошибке выкинули все ножи, поэтому им пришлось рыться в мусорных контейнерах, по горло в мусоре, в поисках ножей, чтобы вымыть их и вернуть на борт самолета. Я смутил всех, кроме мэра Ньюарка, когда во время разговора с ним почему-то решил, что это он организовал кейтеринг. Сев на обратный рейс до Гэтвика, я впервые за много недель выспался. Мне снились взрывающиеся двигатели, стюардессы, предлагающие еду на тарелках, только что извлеченных из мусорных бачков, и пилоты, курящие марихуану. Когда я проснулся, у меня было ощущение, что ничего плохого больше не произойдет.
Я жестоко ошибался.
В Лондон я вернулся на такси. Когда мы подъезжали к дому, я увидел человека, сидевшего на ступеньках и чувствовавшего себя довольно неуютно.
Сначала я принял его за журналиста, но потом узнал Кристофера Рэшбрука, менеджера нашего счета из банка Coutts. Я пригласил его войти, он сел в гостиной. Я был очень усталым, а он — нервозным. До меня медленно доходило то, что он говорил. Но в какой-то момент я вдруг услышал, что Coutts не может продлить кредит Virgin, как я просил; и поэтому, как ни прискорбно, будет возвращать любые чеки сверх нашего кредитного лимита в £3 млн. Я редко теряю самообладание, в сущности, я могу перечислить такие случаи по пальцам одной руки. Но, посмотрев на этого человека напротив, одетого в синий костюм и тонкую полоску с аккуратным маленьким чемоданчиком из черной кожи, я почувствовал, что кровь во мне закипает. Он стоял в своих до блеска отполированных оксфордских башмаках и спокойно сообщал мне, что собирается разорить компанию Virgin. Я подумал, сколько раз, начиная с марта этого года, мы вместе с персоналом Virgin Atlantic работали ночи напролет, чтобы решить какую-то проблему. Как горды были стюардессы, только приступившие к работе. Еще я подумал о затяжных переговорах с Boeing, в которых мы отстояли свои интересы. Если этот банковский менеджер не будет принимать к оплате наши счета, то Virgin разорится за считанные дни: никто не станет обеспечивать авиакомпанию, начиная с горючего и еды и заканчивая техническим обслуживанием, если пройдет слух, что чеки возвращаются неоплаченными. И никто из пассажиров не полетит на наших самолетах.
— Извините, — сказал я, пока он все еще извинялся. — Вы больше не можете оставаться в моем доме. Пожалуйста, уходите.
Я взял его за руку, довел до входной двери и вытолкнул на улицу. Захлопнул дверь, несмотря на смущенное выражение его лица, вернулся в гостиную и рухнул на диван в слезах — от изнеможения, огорчения и волнения. Потом я принял душ на верхнем этаже и позвонил Кену:
— Сегодня нам необходимо получить из-за рубежа как можно больше денег.
А затем найти новый банк.
Зарубежные дочерние компании спасли нас на той же неделе. В пятницу мы смогли получить достаточно денег, чтобы удержаться ниже 3-миллионного лимита кредитования. У банка Coutts не было оснований не принимать наши счета к оплате, и так мы предотвратили занесение компаний Virgin, включая новую авиакомпанию, в разряд временно несостоятельных. Ситуация сложилась сюрреалистическая: Virgin Music оценивала свою прибыль в текущем году в £12 млн., по прогнозам следующего года прибыль должна была составить £20 млн. Мы были уже одной из крупнейших частных компаний в Великобритании, но банк Coutts готов был назвать нас банкротами и превратить 3000 человек в безработных. И все это из-за £300000 перерасхода нашего лимита, в то время как со дня на день должен был придти чек на £6 млн. из США.
Кризис отношений с банком Coutts заставил осознать, что нам нужен сильный финансист, чтобы заменить Ника. Нужен был управляющий финансами как Virgin Atlantic, так и Virgin Music, служивший бы мостом между ними. Для всей Virgin Group баланс между денежными потоками и долгами становился слишком опасным. Середина 1980-х была временем бума деловой активности, и каждая компания, казалось, стремилась продать часть своих акций и получить миллионы фунтов, чтобы вкладывать деньги в бизнес. Возможно, подумал я, это путь вперед и для Virgin.
Кроме четырех наших основных компаний: Virgin Music, Virgin Records, Virgin Vision и авиакомпании Virgin Atlantic, теперь существовало множество новых маленьких фирм, действующих под покровительством Virgin. Среди них были Top Nosh Food, доставлявшая еду в промышленные зоны; линия одежды Virgin Rags; Virgin Pubs and Vanson Property — девелопер, чьей основной задачей было заботиться о нашем все возрастающем имуществе, побочно зарабатывавшая много денег на покупке, расширении и затем продаже имущества. Этот разношерстный набор компаний нуждался в том, чтобы кто-то привел его в порядок.
Английский кинорежиссер Дэвид Путнэм рекомендовал нам Дона Круикшанка. Он был бухгалтером, который пять лет проработал в консалтинговой компании McKinsey, прежде чем стать генеральным директором Sunday Times, далее он перешел в Pearson, где был управляющим директором газеты Financial Times. Роберт Деверекс, который к тому моменту был женат на моей сестре Ванессе, сталкивался с ним, когда имел дело с Goldcrest Films, частью Pearson, но Саймон ничего не знал об этом человеке. Дон начал работать в тесных офисах на Лэдброук-Гроув, и был первым человеком в Virgin, кто носил костюм и галстук. Все восхищались им, С появлением Дона и качестве управляющего директора Virgin стала превращаться в компанию, которая могла привлечь инвесторов со стороны.
Вскоре Дон привел Тревора Эбботта в качестве финансового директора. Тревор работал в Management Agency & Music, или сокращенно МАМ, развлекательной компании, которая помогла построить карьеру Тому Джонсу и Энгельберту Хампердинку и основала свою собственную фирму звукозаписи, чтобы сделать имя Гильберту О'Салливану. Затем МАМ вложилась в выпуск музыки, а также владела сетью гостиниц, управляла флотилией корпоративных самолетов, ночными клубами, предоставляла в аренду игровые автоматы и дисководы с автоматической сменой дисков — «вертушки». У Virgin и МАМ было очень много общего, но когда Тревор уходил, он работал над слиянием МАМ и Chrysalis.
Скоро Дон и Тревор уже проводили встречи с представителями банков и занимались реорганизацией как финансов, так и внутренней структуры Virgin Group. В целом товарооборот компании в 1984 году обещал достичь £100 млн., и всякий раз, когда Дон и Тревор встречали меня, они выражали изумление оттого, как ведутся дела. Они пришли в ужас от отсутствия компьютеров в Group, контроля над состоянием товарных запасов и, несомненно, довольно легкомысленного способа решения вопроса инвестирования наших денег, которым пользовались Саймон, Кен, Роберт и я. Они встретились с нами на «Дуанде» и изложили свои предложения по реорганизации Virgin с перспективой приглашения некоторых заинтересованных инвесторов.
Первое, что они сделали, это уладили вопрос банковского кредитования. Банк Courts и его компания-учредитель National Westminster Bank собирались закрыть нас за превышение овердрафта, исчисляемого £3 млн. Обратившись с тем же самым бухгалтерским балансом в другой консорциум банков, Дон и Тревор условились о возможности овердрафта в £30 млн. После этого они занялись структурой Virgin Group и решили закрыть несколько наших маленьких компаний, в частности, Top Nosh Food и пабы. Они разделили Virgin Group на Music, Retail и Vision и затем выделили Virgin Atlantic вместе с Virgin Holidays, Heaven, The Roof Garden и Necker Island в отдельную частную компанию. Саймону и мне было по 33 года, столько же было Тревору и Кену. Дон был немного старше, Роберт — немного моложе. Мы знали, что можем принять на работу любого, и решили привлечь к Virgin Group внимание общественности. От рынка рок-музыки мы двигались к фондовой бирже.
Достарыңызбен бөлісу: |