Святослав логинов

* * *

   Подвыпивший мужичонка лет шестидесяти с виду оглядел победным взором зал и вновь громко спросил:

   – Есть тут моряки?

   Моряков поблизости не наблюдалось. Слишком далёк город Пестово от ближайшего моря, а река Молога хоть и считалась полета лет тому назад судоходной, но последние десятилетия обмелела, как и все русские реки, и сейчас уже никто не припомнит, когда последний раз поднималась баржа от Рыбинского водохранилища до устья речки Меглинки..

   – Море, море, не может жить без моряка! – затянул мужичонка на ни с чем не сообразный мотив.

   На песню отклика тоже не последовало.

   – Я моряк! Слышите?

   Куда там, не слышат.

   Морячок огляделся ещё раз и, безошибочно выделив среди посетителей Юру и Богородицу, двинулся к их столику.

   – Держи краба! – объявил он, протягивая руку. Богородица вежливо пожал немытую пятерню.

   – У меня день рождения сегодня, – пояснил морячок, – поэтому я праздную, потому что я моряк! Я в Цусимском сражении участвовал!

   Последнее заявление, громкое, на весь зал, наконец нашло отклик. Гражданин в соломенной шляпе, явно сельский интеллигент, вскинул голову и неосторожно произнёс:

   – Цусимское сражение сто лет назад было.

   – Вот именно! – вскричал мужичок морячок. – У меня день рождения сегодня, мне сто шесть лет!

   – Ты что, в шесть лет в Цусимском сражении участвовал? – неделикатно поинтересовался Юрий.

   – Участвовал! – уверенность цусимца не знала границ. – Я сыном полка был у маршала Жукова. Наша военная молодость, Северо Западный фронт!..

   – И во сколько же лет вы были сыном полка у Жукова? – уточнила соломенная шляпа, очевидно, крепко верившая в логику и арифметику.

   – Был! – вопреки логике и арифметике упорствовала морская натура. – Сначала в Цусимском сражении, а потом на фронт сбежал к маршалу Жукову! Он меня лично знал… Мне сто шесть лет, у меня день рождения сегодня, – последнее прозвучало как окончательный и неопровержимый аргумент.

   – У тебя каждый день день рождения, – внесла свою лепту буфетчица.

   – А ты молчи, ты меня и вовсе не знаешь. Я вообще тут проездом. Сейчас на сандовский поезд сяду, и поминай, как звали, уеду в родные Харовичи. Там меня каждая собака знает, спроси кого хошь, всякий скажет, что я у Жукова служил в Цусимском сражении. Я моряк, моряка все знают! Неосторожно произнесённое название деревни вовлекло в разговор ещё одного человека. Прежде этот коренастый, пожилой, но ещё крепкий мужчина ел шницель с таким серьёзно презрительным видом, что даже морячок не решался обратиться к нему со своими песнями. И вот теперь, оторвавшись от шницеля, мужчина спросил:

   – У кого ты в Харовичах живёшь? В чьём доме?

   – Я в собственном доме живу.

   – Где? Который дом?

   – Ты что, Харовичи знаешь? Так мой дом второй, при въезде со станции. Двухэтажный, с балконом. Антипов Андрюшка напротив живёт, бульдозерист.

   На лице основательного отразилась тяжкая мыслительная работа, недоумение и, наконец, злость.

   – Ты мне зубы то не заговаривай! Напротив Антипова дом директора лесхоза! Двухэтажный. С балконом, но не твой.

   – Так я и есть директор лесхоза!

   – Ври, да не завирайся! – коренастый побагровел. – Я в тех краях двенадцать лет председателем колхоза оттрубил, кого другого, а директора лесхоза я отлично знаю! А ну отвечай, кто ты такой?

   – Я директор лесхоза, – морячок был неумолим.

   – Ну всё. Конец моему терпению! Я ведь времени не пожалею и завтра же к тебе в Харовичи приеду. Я узнаю, кто ты таков!

   – Я директор лесхоза.

   – Я прямо сейчас поеду в Харовичи вместе с тобой! Пошли, поезд через двадцать минут.

   – Куда пошли? У меня день рождения, я праздную. Мне сто шесть лет стукнуло!

   – Интересно, сколько ему на самом деле? – шепнул Юра Богородице. – На вид вряд ли больше шестидесяти, так что он и сыном полка быть не мог. А сколько на самом деле?

   – Говорит, сто шесть, – ответил Богородица.

   – Но ты же знаешь, сколько на самом деле.

   – Раз говорит, значит, сто шесть и есть. Зачем же человеку врать то?

   – Бывали мы с Италии, где воздух голубой! – запел директор лесхоза.

   Коренастный председатель плюнул и, не допив компота, пошёл на поезд. Засобирались и Юра с Богородицей. Облегчённый, потерявший третий валец каток стоял на прежнем месте у киоска «Металлоремонт». Коля Ключник, так и не ушедший домой, а продолжающий дорабатывать горячий базарный день, высунулся в окошечко, придирчиво оглядел усечённый вариант катка и предложил напоследок:

   – Может, и вам машину модернизировать? Задешево, только за материал, а за работу ничего не возьму, для интереса сделаю. С ветерком полетите.

   – Спасибо, – отказался Юра. – Он у нас и без того модернизированный, дальше некуда. А с ветерком ездить нам без нужды, много их, любителей кататься с ветерком.

   – Какой же русский не любит быстрой езды, – произнёс Коля, помолчал, но не дождавшись отклика, вздохнул: – Эх вы, неначитанные! Ладно, поезжайте, как умеете. А если что, возвращайтесь, починю ваш экипаж.

   – Не можем мы возвращаться, – пояснил Богородица. – У нас слово дадено, назад не поворачивать, пока до Москвы не доедем.

   – До Москвы крюк не велик. Шофёры, что домики возят, за сутки оборачиваются. С вечера выезжают, ночь в пути, день там, а к утру следующего дня – дома. Так что, как назад будете – заезжайте.

   – Непременно, – обещались путешественники. Подобные обещания всегда даются искренне, хотя редко выполняются.

   Когда отошли от ларька, Юра наклонился к Богородице и испуганно шепнул:

   – Ты видел, что он там пьёт?

   – Нет, а что?

   – Молоко наше нетронутое стоит, а он пиво хлещет.

   – И что? Не водку же…

   – А ты на бутылку посмотрел? «Балтика» №9! Получается, что один, два, три он уже выпил, до девяти добрался! Сколько же можно?

   – Может, у него обратный отсчёт? Десять, девять…

   – Ага, а как до единицы допьётся, тут и стартует. Вот так и пропадают русские самородки. Кулибин, говорят, так пропал, художник Саврасов, писатель Помяловский… А ещё говорят, губит людей не пиво… Нет уж, именно пиво и губит.

   Интересно, откуда Юрий Неумалихин, никогда не отличавшийся чрезмерной грамотностью, знает такие подробности культурной жизни России XVIII–XIX веков? Не иначе автор вложил в уста героя собственные свои мысли и думает, что всех перехитрил, что читатель ничего не заметит. А читатель, он умной! – он всё замечает…

   – Молока мы ему купили, – успокоительно произнёс Богородица. – Может, одумается ещё или хотя бы номер у «Балтики» снизит. Взрослый человек, изобретатель, должен понимать, в конце концов.

   Повздыхали, а затем начали собираться в дорогу. Зачем то подъехали к вокзалу, возможно, желая убедиться, что Москва есть на свете, раз туда ходят поезда. Поездов до Москвы в расписании не было, был лишь беспересадочный вагон, что дважды в неделю прицепляется к сандовскому поезду. Сандовский поезд, вместе с прицепленным беспересадочным вагоном ушёл пять минут назад. Должно быть, разозлённый председатель переезжает сейчас реку Мологу, глядя в окно, потихоньку успокаивается и забывает встречу с бессовестным вралём, объявившим себя директором лесхоза. Сколько таких вралей встречается на нашем пути, каждого к стенке не припрёшь, да и незачем это.

   А вот морячок по прежнему гулял, празднуя своё ежедневное столетие.

   Нелёгкой походкой матросской Идём мы навстречу врагам, А после с победой геройской Вернёмся к родным берегам…

   Даже композитор Жарковский не смог бы признать свою музыку в этом исполнении.

   – Подвезти его, что ли? – вслух подумал Юра, глядя на нелёгкую походку певца. – Харо вичи вроде по пути.

   «Пьян, да безобиден», – рефреном прозвучала несказанная мысль.

   – Зачем? Ему и так хорошо, – возразил Богородица.

   – Ой, ребятки, а нас не подвезёте?..

   Опять старуха с вечными кутулями и чумазый внучонок за руку, и надо подвозить, хотя старухина деревня лежит совсем не в той стороне.