Техники семейной

Когда в семью входит приемный родитель, он должен пройти процесс интеграции, который оказывается как более, так и менее успешным. Он может не полностью влиться в новую семью, или же прежняя семейная единица может удерживать его на периферии. Дети могут ужесточить свои требования к родному родителю, обостряя стоящую перед ним проблему раздвоенности. В тех случаях, когда до нового брака родителя дети жили отдельно от него, они вынуждены приспосабливаться и к собственному родителю, и к приемному.

Кризисы в этой форме семьи сравнимы с проблемами нового семейного организма; их нужно расматривать как нормальные. Западная культура постулирует мгновенное возникновение семьи. После брачного обряда, как юридического, так и внеюридического, члены “слившейся” семьи спешат образовать семейные холоны. Однако они еще не успели стать функционально легитимными. Возможно, терапевту придется помочь такой семье, предложив ей различные планы постепенной эволюции. В некоторых случаях может оказаться полезным, чтобы члены обеих прежних семей вначале сохраняли свои функциональные границы и общались между собой как две сотрудничающие половины, решая возникающие проблемы по мере продвижения к созданию единого организма.

Семьи с “привидением”

Семья, пережившая смерть или уход одного из своих членов, может столкнуться с проблемами при перераспределении его обязанностей. Иногда в семье укореняется убеждение: “Вот если бы мать была жива, она бы знала, что нужно делать”. Принятие на себя функций матери при этом становится актом неуважения к ее памяти. Прежние коалиции между членами семьи могут сохраняться так, как будто мать еще жива.

Проблемы, возникающие в таких семьях, их члены могут переживать как незавершенность траура. Однако, если терапевт станет исхо­дить из этого, он может закрепить ситуацию в семье, вместо того чтобы помочь ей двигаться в направлении новой организации. С точки зрения терапии, это семья в переходном состоянии. Прежние формы мешают развитию новых структур.
В ходе осмысления терапевтом всей исходной информации о семье у него возникает теоретическое представление о ее структуре. Оно отражает ту конфигурацию, которую семья считает лежащей в ее основе. В это представление входят и элементарные сведения о стадии развития семьи и о возможных проблемах, свойственных этой стадии. Кроме того, если есть сведения, учитываются и религиозные взгляды, экономический статус и этнический фон семьи. Наконец, складывающаяся картина включает в себя возникшую проблему. Если ребенок плохо развивается, терапевт должен проверить, нет ли дисфункции во взаимодействиях мать-ребенок. Если ребенок “не слушается”, он должен искать в семейной иерархии тех его взрослых союзников, которые поддерживают его непослушание.

Некоторые симптомы ясно указывают на определенные структурные особенности семей. Поэтому “возникающая проблема” заставляет работать воображение любого опытного терапевта. Она немедленно вызывает у него в памяти страницу из какой-нибудь книги по психологии, или лицо какого-нибудь ребенка, с которым ему приходилось иметь дело ранее, или какую-то другую семью с аналогичными проблемами. Эти образы помогают сформировать первоначальный набор гипотез, которые терапевт попытается применить к данной семье.

Неуправляемые семьи

Имея дело с семьями, в которых у одного из членов проявляются симптомы неуправляемости, терапевт исходит из того, что существуют проблемы либо в области иерархической организации семьи, либо в исполнении функций управления в родительской подсистеме, либо в степени близости между членами семьи, либо во всех этих областях сразу.

Проблемы управляемости могут быть различными в зависимости от стадии развития членов семьи. В семьях с маленькими детьми одна из наиболее распространенных проблем, заставляющих обращаться к специалистам по детской психологии, — это дошкольник, которого родители характеризуют как “чудовище”, не желающее соблюдать никаких правил. Когда тиран весом в двадцать килограммов терроризирует целую семью, следует предположить, что у него есть сообщник. Чтобы тиран ростом метр с кепкой возвышался над всеми остальными членами семьи, он должен стоять на плечах у кого-то из взрослых. В любом случае терапевт вполне может исходить из того, что супруги считают друг друга никуда не годными, и это наделяет третью сторону — тирана — властью, устрашающей и для него самого, и для всей остальной семьи.

Цель терапии в такой ситуации — реорганизация семьи, связанная с налаживанием сотрудничества между родителями и соответствующим понижением “ранга” ребенка. Выработка четкой иерархии, в которой контроль над исполнительной подсистемой принадлежит родителям, требует терапевтического воздействия, которое оказывает влияние на весь родительской холон.

В семьях с детьми-подростками проблемы управляемости могут быть связаны с неспособностью родителей перейти со стадии заботы о малыше на стадию уважения к подростку. В этой ситуации прежние программы, хорошо послужившие в то время, когда дети были маленькими, мешают выработке новой формы семьи. Возможно, дети уже освоились с новым уровнем своего развития, в то время как родители на этой стадии собственного развития еще не выработали новых альтернатив.

Заботливый родитель может быть чрезмерно сосредоточен на ребенке-подростке и стремится контролировать любые его действия. В таких ситуациях блокирование чрезмерной сосредоточенности может усилить контакты между родительским холоном и ребенком, что будет способствовать исследованию альтернатив.

Вообще говоря, когда терапевт имеет дело с конфликтными семьями, в которых есть дети-подростки, наилучший способ действий для него — придерживаться средней линии. Он должен поддерживать право родителей выдвигать определенные требования и рассчитывать на уважение к их позиции. С другой стороны, он должен поддерживать требования перемен, исходящие от подростков.

В семьях с малолетними правонарушителями возможность управления со стороны родителей зависит от факта их присутствия. Правила существуют лишь постольку, поскольку родители находятся рядом и могут заставить их выполнять. Ребенок усваивает, что в одном контексте есть определенные правила, однако в других контекстах их можно не придерживаться. При такой организации родители стремятся осуществлять как можно больше управляющих воздействий, что часто оказывается неэффективным. Родитель чего-то требует, ребенок не подчиняется, родитель снова требует и т.д. По взаимному согласию ребенок реагирует на требования родителей лишь после того, как они высказаны определенное число раз.

Стереотипы общения в таких семьях часто хаотичны. Люди не рассчитывают на то, что их услышат, и становится важным не столько содержание взаимоотношений, сколько их выражение. Общение представляется организованным вокруг мелких, не связанных между собой аффективных взаимодействий.

Когда в таких семьях несколько детей, важным контекстом для начала организации новой формы семьи и проведения значимых границ может быть подсистема сиблингов. Другие приемы терапии для таких семей описаны Минухиным с соавторами³.

В семьях, где с детьми плохо обращаются, система не в состоянии контролировать деструктивные реакции родителей на детей. Обычно такие родители лишены систем поддержки. Они относятся к детям так, словно те — всего лишь продолжение их самих. Любое действие ребенка воспринимается родителем как его личная реакция. В такой ситуации родители не имеют собственного взрослого контекста, в котором они чувствовали бы себя компетентными. Семья слишком часто становится единственным полем, где родитель проявляет свою власть и компетентность, принимающие форму агрессии. Обмениваться ударами люди могут только в ближнем бою, — и поэтому родители, плохо обращающиеся с детьми, появляются лишь в подсистемах, члены которых чрезмерно сосредоточены друг на друге.

Иногда плохое обращение с ребенком организовано вокруг чрезмерно сосредоточенной друг на друге пары, состоящей из одного родителя и одного ребенка. Обычно это мать и ее ребенок, а отец нападает на них обоих без разбора, как на двух своих врагов, находящихся в союзе между собой. В таких семьях плохое обращение супругов друг с другом выплескивается на ребенка.

Семьи с детьми, отстающими в развитии, иногда относят к той же категории, что и семьи, где плохо обращаются с детьми, потому что в обоих случаях ребенок в конечном счете оказывается в опасности. Однако между такими семьями есть существенные различия. Отставание в развитии связано не с ситуацией чрезмерной близости, а, наоборот, с неспособностью родителей реагировать на потребности ребенка. Это, в сущности, разобщенная структура. Мать не докармливает ребенка, потому что отвлекается чем-то в тот момент, когда ребенок сосет ее грудь или бутылочку с молоком. В таких ситуациях терапия требует не проведения границ, рекомендуемого при плохом обращении с детьми, а привлечения родителей к заботе о детях.

Существует два типа семей, в которых у детей наблюдается школофобия. В одних случаях школофобия — это проявление организации, близкой к преступной. В других ситуация такая же, как в семьях, где дети страдают психосоматикой. Чрезмерная сосредоточенность ребенка на каком-то из членов семьи заставляет его сидеть дома, чтобы составить тому компанию.

Психосоматические семьи

Когда предмет жалоб — психосоматическая проблема у одного из членов семьи, для структуры семьи характерна чрезмерная заботливость. Такая семья, по-видимому, функционирует лучше всего, когда кто-то в ней болен. К особенностям подобных семей относятся излишнее стремление оберегать друг друга, сверхпереплетенность или чрезмерная сосредоточенность членов семьи друг на друге, неспособность к разрешению конфликтов, огромные усилия, прилагаемые для поддержания мира или избегания конфликтов, и крайняя жесткость структуры. Это не жесткость противостояния, она скорее напоминает способность воды, пройдя между пальцев, тут же снова приобретать первоначальную форму. Эти семьи выглядят как нормальные американские семьи. Они добрые соседи, они не ссорятся, в них все очень преданы друг другу и заботливы — в общем, идеальная семья.

Одна из проблем, с которыми сталкивается терапевт, работая с подобной семьей, и состоит в том, что они так симпатичны. Они как будто готовы во всем идти ему навстречу. Терапевту может показаться, что они сотрудничают с ним, однако все его усилия разобраться в проблемах таких семей оказываются тщетными, и он легко втягивается в трясину их установки на мир любой ценой.

Определение структуры по первым контактам

Ограниченная информация, которую можно извлечь из анкетных данных или из телефонного разговора, наводит на мысли о возможном наличии той или иной формы семьи и о возможном характере ее проблем. Эта познавательная схема полезна тем, что помогает терапевту организовать первоначальный контакт с семьей. Однако лишь в ходе формирования терапевтической системы может быть собрана информация, способная подкрепить, прояснить или отвергнуть исходную гипотезу. Нижеследующие примеры показывают, как по самым первым взаимодействиям можно определить структуру семьи.

В семье Малькольмов идентифицированным пациентом является Майкл, двадцати трех лет. Он учится в колледже в другом городе и на старшем курсе перенес психический срыв. Вместе с женой, с которой состоит в браке четыре месяца, он вернулся в родной город, где был госпитализирован. На первом сеансе присутствуют Майкл, его жена Кейти, родители Майкла и его младший брат Даг, который учится на первом курсе колледжа.

Прочитав эту анкетную информацию, терапевт отмечает про себя, что за этот год в семье произошло два события: женитьба одного из детей и поступление другого в колледж. Сразу же возникают вопросы. Не принадлежит ли эта семья к числу тех, которые с трудом переносят разлуку? Не создал ли вакуум, возникший из-за отсутствия младшего брата, нестабильность в семье Майкла? Если Майкл с трудом расстался со своими родителями, не осложнило ли это для него проблему формирования собственных супружеских отношений?

Когда семья Малькольмов входит в кабинет, мистер и миссис Малькольм садятся с одной стороны, жена Майкла — с другой. Входит Майкл и, ни на кого не глядя, спрашивает: “Где мне сесть?” Его мать, сидящая со скрещенными на груди руками, указывает ему рукой на стул. “Наверное, тебе надо сесть рядом с женой”, — говорит она. Майкл отвечает: “Наверное, мне надо сесть рядом с женой”.

Вопрос Майкла не был обращен ни к кому конкретно. То, что ответила на него мать, заставляет предположить, что между Майклом и его матерью существует значительная близость. Если бы положение обеих супружеских пар было определено более четко, Майкл, вероятно, адресовал бы свой вопрос жене или она бы на него ответила. Скорее всего, Майкл вообще не задавал бы такого вопроса, а автоматически сел бы рядом с женой. Формулировка ответа матери также говорит о ее близости с сыном или, во всяком случае, о двойственном отношении к женитьбе сына.

Чтобы подтвердить эти предположения, требуется намного больше информации. Терапевт не может сделать окончательного вывода о структуре и проблемах семьи, пока не станет свидетелем дальнейших подобных взаимодействий. Кроме того, есть и другие взаимоотношения, в которых он должен разобраться. Каковы взаимоотношения между матерью и отцом? Если между матерью и сыном существует чрезмерная близость, возможно, налицо некая отчужденность ее от мужа или даже конфликт между ними. Какую позицию занимает младший сын? Был ли он в семье стабилизирующим фактором, пока не отправился в колледж, и не его ли отсутствие создало нестабильность, которая способствовала срыву у Майкла? Или Майкл, несмотря на свой отъезд и женитьбу, по-прежнему прочно вовлечен во взаимоотношения своих родителей, а Даг занимает более отстраненное положение? Насколько удачным оказался брак Майкла и Кейти (согласно анкете, в их отношениях уже появились “проблемы”)? И какую роль Кейти играет в семье?

Тем не менее терапевт уже располагает гипотезой относительно структуры семьи, которой и руководствуется, начиная расспросы. Он подозревает, что мать и Майкл образуют сверхтесную диаду, оставляя отца и Кейти на периферии.

Это предположение позволяет терапевту выработать рабочий план действий. В ходе терапии этот план будет расширен, модифицирован или, возможно, вообще отвергнут. Однако терапевт уже представляет себе общее направление своих первых контактов с этой семьей. Он проверит гипотезу о предполагаемой близости Майкла и матери. Он проанализирует взаимоотношения между Майклом и Кейти и между мистером и миссис Малькольм. Если новые данные подтвердят эту гипотезу, терапевт направит свои усилия на укрепление обеих супружеских подсистем, не только стремясь их разграничить, но и помогая повысить отдачу от участия в каждой отдельной подсистеме. Гипотеза о структуре семьи, основанная на анкетных данных и, по-видимому, подтвержденная первым терапевтическим контактом, дала терапевту рабочую идею о том, как обстоят дела и даже, возможно, о том, к чему ему следует стремиться.

В семье Джексонов четверо детей в возрасте четырнадцати, семнадцати, девятнадцати и двадцати лет, живущих с матерью. В анкете отмечено, что еще пятеро старших детей живут отдельно, хотя одна из старших дочерей с маленьким ребенком сейчас живет у Джексонов, пока не найдет себе работу. Идентифицированный пациент —семнадцатилетняя Джоан. В школе жалуются на то, что она плохо учится и с трудом уживается с ровесниками.

Из этой исходной информации терапевт делает вывод, что семья переживает стадию обособления детей. Все дети, оставшиеся в доме, находятся в юношеском возрасте и, вероятно, заняты налаживанием своей собственной жизни, независимой от семьи, — процессом, которому уже за несколько лет до этого положили начало старшие дети. Терапевт выдвигает гипотезу, что у Джоан в ходе обособления появились трудности.

Семья входит в кабинет со смехом и шутками. Один из сыновей несет с собой громко играющий приемник. Все говорят одновременно. Мать, на вид старше своих сорока восьми лет, садится в углу и большей частью молчит. Джоан, по-видимому, выполняет в семье функции исполнительной власти, отдавая своим сестрам и братьям различные приказы и следя за их выполнением. Терапевт спрашивает, глядя на четырнадцатилетнего мальчика: “Как тебя зовут?” Тот молчит. Джоан смотрит на брата и говорит: “Ответь ему”. Тот отвечает. Другой спрашивает, можно ли выйти в уборную. Терапевт отвечает: “Конечно, иди”. “Не забудь вернуться”, — предупреждает его Джоан. Позже терапевт спрашивает, как зовут внука. Джоан встает и берет малыша на руки. “Это Тайрон”, — отвечает она.

Из этих действий становится ясно, что гипотеза, выдвинутая терапевтом на основании анкетных данных, должна быть коренным образом расширена. Теперь очевидно, что Джоан выступает в качестве главы многочисленной неорганизованной семьи, взяв на себя роль матери, которая находится в состоянии депрессии. Терапевт предполагает, что разнообразные домашние обязанности Джоан — ребенка-родителя в неорганизованной семье — мешают ей в деятельности, свойственной ее возрасту, — например, учебе в школе.

Если эта гипотеза верна, то план терапии терапевту ясен. С Джоан нужно снять часть бремени ребенка-родителя. С ее матерью психотерапевт должен поработать, чтобы помочь ей справиться с частью трудностей и проявить больше энергии в организации жизни семьи. Некоторые из исполнительных функций должны быть распределены между другими детьми. Возможно, что помощь в процессе обособления потребуется всем детям, живущим в доме.

С системной точки зрения представление о форме семьи в этих случаях имеет лишь ограниченную пригодность. Терапевт не должен забывать, что, собирая данные, он находится внутри системы, которую изучает. Кроме того, семья никогда не является стабильным образованием. Определение формы семьи на основании исходных данных — полезный первый шаг, но это всего лишь первый шаг. Терапевт должен почти немедленно двинуться дальше — приступить к настоящему терапевтическому балету.

5. ИЗМЕНЕНИЯ

Все семейные терапевты сходятся во мнении, что с дисфункциональными аспектами семейного гомеостаза нужно бороться. Однако еще не решен вопрос о том, до каких пределов следует доводить эту борьбу, а ее методы и цели различаются в зависимости от теоретиче­ских взглядов терапевта. Путь к изменениям прокладывают технические приемы, однако направление этого пути определяется представлениями терапевта о динамике семьи и процессах изменений. Эффективность любого конкретного приема нельзя оценить, не понимая целей терапевта. Как именно теория влияет на выбор терапевтических приемов, можно продемонстрировать на примере трех подходов к семейной терапии — экзистенциального подхода, представленного Карлом Витакером, стратегической школы, представленной Джеем Хейли и Клу Маданес, и структурного подхода¹.

Витакер видит в семье систему, все члены которой значимы в равной степени. Чтобы изменить целое, нужно добиться индивидуальных изменений у каждого члена семьи. Вследствие этого он вступает в борьбу с каждым членом семьи, подрывая его уютную приверженность принятому в семье способу восприятия жизни. Каждого индивида он заставляет ощутить, насколько абсурдно признавать правомерным свойственное данной семье мировосприятие.

Сеансы Витакера, на первый взгляд, не имеют определенного направления, потому что он принимает и прослеживает любое вы­сказывание кого-то из членов семьи. Он редко возражает против содержания высказывания, однако и не принимает его целиком. Любое высказывание, претендующее на полноту, превращается в фрагмент; как Джеймс Джойс, Витакер производит революцию в грамматике жизни. Он припоминает ассоциацию из собственной жизни, анекдот про своего брата, несколько иное замечание, сделанное другим членом семьи, или шутит: “А что бы он сделал, если бы Бог ушел в отставку?” Его вмешательства, хотя и кажутся случайными, неизменно направлены на оспаривание смысла, который люди вкладывают в те или иные события.

Витакер, по-видимому, исходит из того, что такое отрицание формы может вызвать как у отдельных членов семьи, так и в семье в целом созидательные процессы. Из этой мешанины переживаний может родиться лучшее устройство семьи.

Витакер разрушает застывшие формы. Если член семьи вступает с ним в диалог, Витакер очень быстро задает кому-то третьему вопрос, очень косвенно связанный или вообще не связанный с темой. Содержание высказываний членов семьи распространяется на область человеческих универсалий, которые люди обсуждают неохотно: ярость, убийство, соблазнение, паранойяльные страхи, кровосмешение. Обо всем этом говорится между прочим, вперемежку с банальными фразами.

Витакер сам комментирует ту или иную проблему, связывая данное высказывание с другими людьми, с фантастическими историями или воспоминаниями. Он снова и снова объединяет членов семьи, в то же время разрушая их взаимосвязи, словно скульптор, ваяющий восковую статую раскаленными добела инструментами.

Терапия Витакера поражает диапазоном его вмешательств. Он использует шутку, намек, уговоры, возмущение, первичные процессы, скуку и даже сон как в равной мере действенные инструменты контакта и борьбы. К концу курса терапии каждый член семьи оказывается затронутым раздражающей магией Витакера. Каждый чувствует, что ему брошен вызов, что его неправильно поняли, одобрили, отвергли или оскорбили. Но его заставили вступить в контакт с малознакомой частью самого себя.

Приемы Витакера имеют смысл лишь в рамках его теоретической схемы. Согласно этой экзистенциалистской формуле, терапевт не обязан руководить возникновением новых структур и не несет ответственности, если они не возникают.

Стратегическая формула, которую представляют Хейли и Маданес, обладает существенными отличиями. Их приемы целенаправленно ориентированы на исправление конкретных дисфункциональных аспектов семьи. Руководство развитием и достижение улучшений считается в значительной степени делом терапевта.

Стратегическая школа видит в семье сложную систему, дифференцированную на иерархически расположенные подсистемы. Дисфункция одной из подсистем может аналогичным образом проявляться в другой; в частности, организация членов семьи вокруг симптома представляется аналогичным проявлением дисфункциональных структур. Перестраивая организацию вокруг симптома, терапевт может вызвать изоморфные изменения во всей системе.

Согласно этой стратегической формуле, идентифицированный пациент рассматривается как носитель симптома ради защиты семьи. В то же время симптом поддерживается организацией семьи, а ее члены занимают несовместимые положения в иерархии. Например, идентифицированный пациент занимает подчиненное положение по отношению к тем членам семьи, которые о нем заботятся, но в то же время оказывается выше их, поскольку их заботы не улучшают его состояние. Терапевтические приемы направлены на борьбу с самой сердцевиной дисфункциональной структуры — с организацией симптома.

Стратегическая школа сделала руководящий холон центром своих исследований в ходе терапии. В работе с молодыми людьми, у которых наблюдаются серьезные нарушения, краеугольным камнем приемов стратегической семейной терапии служит перераспределение власти в семье. Организуя семейные холоны таким образом, чтобы каждый из них имел определенную иерархию, и поручая руководство главам исполнительных холонов, они создают поле, в котором за­крепляются самостоятельность, ответственность и сотрудничество.

Для преодоления той ограниченности мировосприятия, которую порождают у членов семьи застывшие семейные системы, Хейли и Маданес предлагают пациентам делать вид, будто мир устроен иначе. Муж, испытывающий депрессию, должен притворяться, будто испытывает депрессию, а его жена должна решить, притворяется он или нет. Влияние, которое муж оказывал на жену из-за того, что его состояние не улучшалось и он оставался беспомощным, превращается в игру, в которой оба супруга разыгрывают иное распределение власти.

В случае, когда у ребенка появляются симптомы боязни, испытывающая страх мать становится компетентной, защищая ребенка от его симптома, в то время как на самом деле ребенок защищает мать от ее симптома. Терапевт предлагает матери сделать вид, будто она боится грабителей. Ребенок делает вид, что защищает ее. Теперь проблема защиты трансформирована. Благодаря этому приему с притворством иерархия матери и ребенка оказывается перестроенной, потому что ребенок защищает мать только в игре.