Темный Ветер с зеленых холмов Посвящается моей Семье

Адучи молча смотрел сверху вниз. Вдруг ему показалось... нет, точно... где-то неподалеку человеческий голос! Ночью, в лесу!!! Это наверняка были Айрук с Унгеном, никого другого здесь просто не могло быть в это время суток! А люди внизу шли на свет костра и переговаривались друг с другом, не скрывая своего присутствия. Нет, это слишком явное нарушение правил! Может, это все-таки охотники? Голоса все ближе. Вот один, более тонкий, мальчишеский, это Унген. Неужели это все-таки он? Голоса замолкли. Адучи прислушался. Шаги уже рядом. Двое идут, продираясь сквозь кусты, словно два неуклюжих слепых медведя. Нет, Айрук не может так двигаться!!! Да и Унген... Снова заговорили:

- ...он где-то здесь...

- Конечно... костер зажег... вот тупица...

- Он, наверное, заблудился...

Это определенно их голоса. Но ведь голоса можно украсть...

Кусты раздвинулись, и на освещенную поляну вышел Айрук, за ним, озираясь, грузно вывалился Унген. Адучи облегченно вздохнул и хотел уже закричать им сверху, что они похожи на двух неуклюжих медведей, но что-то остановило его. Какое-то смутное беспокойство, какая-то неуловимая деталь заставила его промолчать и еще крепче вжаться в колючую хвою ветки. Он молча смотрел вниз, пытаясь определить причину этой настороженности, разглядывая Наставника и друга, ничего не понимая. Они вели себя, словно обычные люди, увидевшие ночью огонь костра в лесу. Наверное, все-таки урок был закончен. Айрук отыскал заплутавшего Унгена, и они вдвоем отправились искать Адучи. Ну конечно, поэтому и ведут себя так беспечно - кто же еще мог зажечь костер? Все просто. Нужно спускаться. Только...

Вот оно! Искры. Зеленоватые искры на острие огненных язычков. Да и свет огня заметно побледнел, померк, стал тусклым. Адучи ощутил волну ужаса. Там, внизу, были не люди! Огонь предупредил его об этом. Это - визитная карточка "мынчар-кермосов" - оборотней: зеленоватые проблески, появляющиеся в пламени при их присутствии. Кусты снова зашуршали, и к костру вышли... Айрук и Унген. Адучи судорожно вздохнул, еле сдерживая крик, которым он хотел предупредить тайшинов об опасности, но вновь прибывшие никакой опасности не замечали. Они спокойно подошли друг к другу и, совершенно невозмутимо обменялись фразами:

- Где он?

- Его здесь нет.

- Где?

- Он рядом. Я чувствую...

- Он рядом...

Страх душил и обвивал мальчика леденящими щупальцами. Адучи хотелось превратиться в дерево, слиться с ним, понимая, что любое неосторожное движение выдаст его присутствие. Оказывается, украсть можно не только голос...

На поляну вышли еще двое. Айрук и Унген. Через минуту внизу было восемь "Айруков" и восемь "Унгенов". Одни сидели перед костром, пламя которого уже не искрило, а просто сменило цвет, став зеленовато- синим. Остальные бродили вокруг, переговариваясь. Если какой-нибудь заблудший охотник действительно вышел бы сейчас на призрачный свет костра, он бы наверняка лишился рассудка. Нереальные голубые отсветы освещали лица зловеще похожих друг на друга "близнецов", рожденных не человеком, а созданных из неизвестной людям, иной материальности.

Адучи почувствовал приступ тошноты. Она всегда приходит, когда мир вокруг перестает быть обычным. Живот горел изнутри, словно огонь костра перебрался туда, спасаясь от лесных духов. Сердце бешено колотилось, и мальчику казалось порой, что жуткие существа внизу прислушиваются к этому невероятно громкому стуку.

- Эй, ты...

- Ты где?

- Где? Где?

Духи звали его знакомыми голосами, и если бы мальчик не видел их сейчас, то непременно купился бы на этот обман.

Костер стал вдруг стремительно гаснуть и, наконец, совсем потух.

- Эй, мальчик, иди к нам... - звучало снизу, из темноты, и не было в мире ничего страшнее этого зова.

Небосвод вдалеке просветлел. Звезды стали, мерцая, исчезать одна за другой, растворяясь в синеющем небе. Близился рассвет.

Они сидели на каменном плато, поросшем кое-где пучками мел-кой рыжеватой травы. Внизу шумела быстрая речка, пробивая доро-гу сквозь каменистое дно ущелья. Позади сидящих темнел стройны-ми стволами горный лес.

Адучи был одет в простой серый халат, наподобие того, который носил Айрук. Шорхит был наряжен в какую-то аляповатую хлами-ду, увешанную различными предметами. Заметив, что мальчик с лю-бопытством рассматривает его наряд, старик тихо спросил: "Нра-вится?".

- Да, очень. Но я... с трудом могу смотреть на него. Он ускользает от моих глаз. Наверное, это потому, что он слишком пестрый.

- Нет, - Шорхит развел в стороны руки, словно давая Адучи воз-можность более тщательно рассмотреть его одежду.

- Нет, - повторил он, - это не оттого, что на нем много всего. Твои молодые глаза справились бы с таким количеством деталей. Дело в другом: маньджак - шаманский кафтан - сдвигает уровень твоего внимания.

- К-куда?

- В другой мир. Он тянет тебя за собой, потому что в нем слишком много Силы. Он и сшит специально для того, чтобы в нем, кам мог беспрепятственно выдержать давление иного мира и общество - его обитателей. Это необычный халат. Он является чем-то вроде скафан-дра для космонавта, но на самом деле его предназначение гораздо важнее. Маньджак шьется по особому внушению духа-кермоса. Это подарок и защита. Все его части сначала готовятся отдельно, а уже потом сшиваются вместе. Вот посмотри сюда. Да не так, не останав-ливай взгляд, отпусти его. Позволь глазам быть свободными. Основ-ная часть маньджака - шуба, шьется из белой овчины и сшивается сухожилиями. Это не просто дань традициям. Нитки могут все ис-портить, в них слишком много лишнего, они сделаны чужими рука-ми, а это опасно. Все должно быть продумано до мелочей. Рукава шубы обшиваются вот здесь, видишь, полоской из шкурки рыси. Вдоль нижней части рукавов подвешиваются медные бубенцы - "кюзюну". Их должно быть ровно девять штук. На правом - четыре, на левом - пять. Именно "кюзюну" служат каму защитой в чужом мире. Их звон - "шаныр" - отпугивает хищных духов. Вот здесь ты видишь специальные подвески для кисетов. Эта красная лента - пояс, "курдак". Боковая принадлежность маньджака - большой жгут из тем-ной материи, имеет голову и пасть. Называется она "Джутпа", чудо-вище подземного царства Эрлика. Набедренные принадлежности: когти беркута и лапы медведя. Наплечные - пучки перьев филина, совы и беркута. Части животных не просто символ. Животные нахо-дятся в особенных отношениях с миром, и это влияет на их способ-ность накапливать Силу. Поэтому кам усиливает защиту маньджа-ка посредством применения магических аспектов мира животных. На груди, вот здесь, швы с девятью узлами. Это ремни из козьей кожи.

- Шорхит, зачем ты это все так подробно рассказываешь мне? Старик усмехнулся и пожал плечами:

- Потому что ты вплотную столкнулся с миром шаманов.

- А разве учение тайшинов и учение шаманов - это не одно и то же?

- Не совсем. Нет такого определения - "учение шаманов". Шама-низм - это определение взаимоотношений с миром Силы. Термин "шаман" означает: "мудрый человек", "тот, кто знает", "тот, кто хо-дит между мирами". Есть еще и такое определение: "тот, кто владеет огнем духа". Эти состояния уникальны для каждою шамана в отдельности, поэтому говорить о шаманизме как об учении не совсем правильно. Многие техники, конечно, передаются из поколения в поколение, но единственным решающим звеном в общении с другими мирами остается способность каждого шамана в отдельности вос-принимать эти миры.

- А "Тай-Шин"?

- "Тай-Шин" - что одна из форм шаманизма, это одна из дорог, но которой двигаются к Бесконечному Синему Небу люди объединенные общим мироощущением. Это Клан, в который объединились, для определенной миссии, воины-шаманы, чувствующие невидимое.

- Воины? А с кем они воюют?

Старик, прищурившись, посмотрел Адучи в глаза.

- Тебе еще предстоит это узнать...

Он помолчал немного, разглядывая мальчика, а затем опять заго-ворил:

- Сейчас высоко в горах до сих пор существуют культы, которые практикуют различные формы древнего шаманизма, основанные на самых мрачных ритуалах, вплоть до человеческих жертвоприношений. Эти культы практикуют самые примитивные, древние формы язычес-кой магии. Многие считают, что шаманы изначально принадлежат к "Кара Jанг" - "Черной вере", потому что первый шаман, Jангара, со-гласно преданию получил свой бубен от Эрлика, хозяина Подземного Мира. К "Белой вере" - "Ак Jанг" причисляют ярлакчи - "белых шаманов" и бурханистов, людей почитающих Белого Бурхана. О тайшинах на Алтае пока знают лишь единицы. Знаешь почему? Потому что тайшины ходят между Светом и Тьмой. Они могут прятаться в тенях, принимать облик птиц и зверей, растворяться в сновидениях. Их путь соткан из невесомых нитей лунного света, по которому может ступать только легкая нога Шамана. Но им ведома и солнечная дорога Вои-нов, уверенно идущих по огненным лучам. Они могут ходить где угод-но, потому что свои пути они выбирают себе сами. Четыре Ветра - Четыре стороны света... Тот, кто чувствует в своем сердце Силу, не заблудится нигде, какое бы направление он не выбрал.

Прищурив глаза, Шорхит смотрит вдаль, на горизонт, исчезаю-щий в небесной синеве.

- Люди запутались в том, что они называют Добром и Злом. И очень часто они принимают одно за другое. Тайшины другие. Они открыли для себя ИТУ-ТАЙ, и это открытие освободило их. Это мо-гущество особого рода. Тому, кто хотя бы раз прикоснулся к этой запретной сфере знаний, уже невозможно вернуться к прежней жиз-ни, потому что она что-то безвозвратно меняет в людях, делая их другими. Не хорошими, не плохими, а просто - другими. А ты не-просто прикоснулся к ней, ты - тайшин по крови, ты уже родился с печатью Силы в сердце. Поэтому я и говорю, что твоей судьбой явля-ется ИТУ-ТАЙ. Сила привела тебя сюда, на Алтай, на перекресток Миров, в самое сердце магии, и теперь ты уже не сможешь больше жить обычной жизнью. Но для того, чтобы жить жизнью иной, тебе нужно многому научиться. Тайны шаманизма не будут для тебя лиш-ними, хотя многие из тайшинов считают их областью знаний, слиш-ком отягощенной древними ритуалами. В любом случае, я бы хотел передать тебе многое из того, что знаю сам. К сожалению, сегодня время нашего общения истекает, ты не можешь больше находиться здесь. За тобой приехал твой отец, он ждет нас в моем доме. Ты много получил от нас за эти три коротких месяца, но еще больше знаний и силы ожидает тебя впереди. Ты уедешь сегодня, и мир людей опять будет пытаться завладеть твоей душой. Но что-то в тебе уже начало необратимо ломаться. Там, в городе, это может доставить тебе массу хлопот и огорчений. Может даже случиться так, что ты забудешь обо всем, что видел, слышал и узнал здесь. Такое случается на первых порах обучения. Это следствие того, что общество попытается вер-нуть тебя к прежнему способу воспринимать мир. Если так случит-ся, это может послужить препятствием к твоему дальнейшему по-стижению ИТУ-ТАЙ. В этом случае ты должен будешь найти в себе силы и заглянуть вглубь себя, в темноту, в самую пугающую часть своего подсознания, и тогда там ты обнаружишь нас, и мы найдем способ вернуть тебя.

- Шорхит. я никогда вас не забуду! - Адучи улыбается старику.

- Не зарекайся, мой мальчик. Помни, ты один из Тай-Шин, поэто-му мы всегда будем рядом. Ничего не бойся. И даже если ИТУ-ТАЙ пугает тебя, поверь, этот страх ничто по сравнению с тем, что творит-ся в человеческом обществе на самом деле. А сейчас ты должен по-прощаться с горами и тайгой, в которых проходило твое обучение, - это жест благодарности и уважения, тайшины всегда относятся по-добным образом ко всему, что их окружает и тем более делится с ними своей Силой. Ты должен сделать жест магический жест, та-ким жестом издревле пользуются на Алтае и камы, и обычные люди. Отрежь от своего халата тонкую полоску ткани. Мы называем ее - "ялама", знак договора людей со своей землей, с духами природы и духами предков. Ты часто видел, что на многих перевалах или просто памятных местах стоят увешанные такими лентами деревья. Так люди выражают свое уважение и почитание Алтаю, который бережно хра-нит в себе множество величайших тайн, кости предков и живительные силы для новой жизни. Наша древняя родина - "Алтай-Хангай". Русские, буряты, монголы, калмыки, тувинцы, киргизы, хакасы и еще множество народностей связывают с Алтаем события сноси мифической и реальной истории. Ты тоже связан с Алтаем прочны-ми нитями. Поэтому ты снова и снова будешь возвращаться сюда, чтобы восполнить свои силы. Ялама, которую ты сейчас оставили, здесь, будет своеобразным мостиком, частичкой тебя, которую ты жертвуешь этой сказочной земле в надежде на скорейшее возвращение. Повяжи ее на кедр, лиственницу или березу. Это священные деревья. Какое из них тебе больше нравится?

- Кедр. Или нет, береза. Сейчас я хочу повязать ялама на березу.

- Очень хорошо, значит, береза. Это на самом деле удивительное дерево. Для тайшинов береза - это особенный символ. Она отныне, как и кедр, тоже будет твоим защитником и помощником. Береза с золотыми листьями... Это дерево - лестница, "Бай кайым" - свя-щенная береза. Повяжи свою ялама вот сюда, но не сильно, не передавливай ветку, чтобы не повредить кору и открыть доступ к воздуху и к влаге. Вот так, отлично. Теперь давай сядем под этой березкой, нам еще предстоит кое-что сделать.

Шаман достал из сумки, лежащей рядом с ним, горсть серых полу-прозрачных камешков и длинное орлиное перо, протянул камни Аду-чи и вложил их ему в раскрытую ладонь:

- Сожми их крепко-крепко, до боли в руке. Вот так. Теперь посмот-ри на меня. Слушай. Слушай ветер, горы, деревья, реку. Слушай го-лос орла высоко в небе. Слушай шепот Силы внутри и вокруг себя. Слушай меня и нечто, пробуждающееся в твоей душе. Слушай, пока все звуки не смешаются и не утекут, став тишиной. Тогда ты все поймешь. Все...

Словно сквозь пелену тумана Адучи смотрел на морщинистое лицо старого алтайца. Шорхит что-то говорил, но слов уже не было слышно. Их поглотил какой-то посторонний звук, который был повсюду. Он звучал все сильнее и сильнее, словно вырываясь из-под земли, застав-ляя дрожать все тело. Адучи даже не успел испугаться, настолько этот звук поглотил все внимание, все чувства. Внезапно будто лопнула невидимая струна, которая и была источником этого звука. И сразу воцарилась тишина. Абсолютная, оглушающая, безграничная.

Шорхит протянул ему еще что-то. Орлиное перо. Легкое прикосно-вение ко лбу, к щекам, к шее... Шаман будто рисовал на его лице невидимые рисунки. Небо вдруг стало стремительно темнеть, слов-но кто-то огромный в одно мгновение закрыл солнце. В сгустившей-ся темноте замелькали повсюду расплывчатые суетливые тени. Нуж-но было отпугнуть их рукой, но рука уже ничего не чувствовала, оче-видно, по-прежнему сжимая теплые маленькие камни.

Что это, сон? Опять прикосновение к лицу. Мелодичный удар на-рушил тишину, загудев внутри вибрирующим аккордом. Сознание закачалось, и, сорвавшись с отвесной скалы, ухнуло в глубокую про-пасть, покрытую мглой. За мгновение до этого Адучи успел увидеть, как шаман ударил в огромный, невесть откуда взявшийся, тюнгур - бубен изогнутой деревянной колотушкой...

(Главы-ретроспекции, 1992 г., Барнаул)

- Алло, это Анатолий?

- Да, слушаю вас.

- Он сбежал.

- Кто? Араскан, это ты?

- Да это я. Он сбежал от нас.

- Как сбежал? Почему?

- Он сильно испугался. У нас уже почти все получилось, но он не выдержал. Не поверил мне. Обвинил меня в том, что я давал ему психотропные вещества. Он считает, что его хотят сделать членом какой-то секты и поэтому гипнотизируют и зомбируют. В общем, он прервал все эксперименты и убежал. Вероятно, сейчас он находится на пути в Барнаул.

- Елки... Араскан, но как же так? Что теперь будет?

- Не знаю. Мы растормозили центр его восприятия и погрузили его в глубинные участки памяти. Он многое вспомнил, но затем по-считал это все следствием наркотического внушения и гипноза.

- Балбес!

- Не надо так. Ему действительно трудно сейчас. Нужно его под-держать. Постарайся перехватить его, потому что он вряд ли поедет домой. Тебя, между прочим, он тоже считает причастным к его "одурманиванию", поэтому учитывай это, когда будешь общаться с ним.

- Ну, как же так...

- Мы тоже будем искан, его. Я думаю, уже к вечеру завтрашнего дня Айрук его найдет.

- Дай-то бог... Но что дальше?

- Мы уже не можем останавливаться. Все зашло слишком далеко. Ему угрожает сейчас реальная опасность. Поэтому его нужно сроч-но вернуть...

* * *

Максим подумал, что еще можно попытаться уснуть, но холод был таким нестерпимым, что все надежды на сон пропали, что было даже к лучшему - в призрачном свете луны скрывалось ощущение надви-гающегося Наваждения. Пугать Ольгу сейчас, когда она поверила или сделала вид, что поверила ему, было особенно нежелательно.

Максим откинул одеяло и, зябко поежившись, стал осторожно передвигаться к краю кровати. Ольга пошевелилась, и он замер на мгно-вение, зависнув над ней, мысленно умоляя ее не просыпаться. Часы показывали два часа ночи. Их мертвенно-зеленый свет отражался на матовой поверхности спального столика двумя размытыми пят-нами. Максим встал на холодный пол и подошел к окну, выглядывая на улицу. Так и есть, выпал первый снег, покрыв все на улице тон-ким слоем чистой белизны. Луна. Яркий диск Луны застыл в дымке серебристо-серых облаков, словно предупреждая о чем-то. Максим поспешно отошел от окна. Все-таки хорошо, что он проснулся. Те-перь нужно просто переждать ночь. Подумав мгновение, он пошел на кухню, зажег конфорку плиты и. поставив на нее чайник, сел на табуретку, рассматривая бледно-голубые язычки огня, лижущие ме-талл. Это зрелище несколько успокоило его, и Максим вдруг понял, что весь дрожит, но не от холода. Причиной этой дрожи был не хо-лод, а что-то вроде внутреннего напряжения, тягучего страха. Предчувствие. Что-то было не так вокруг, как-то непривычно, тревожно. Эта проклятая ночь, и Луна... Утром все будет по-другому. Но до утра нужно еще дожить.

Какое-то движение в коридоре. Максим увидел его краешком гла-за, какая-то тень переместилась из одного угла коридора в другой. Показалось? Ковров встал и, неслышно ступая по полу, осторожно стал двигаться во тьму квартиры. Ощущение чужого присутствия было слишком явственным, чтобы списать это на игру воображения или обман зрения. Руки он выставил перед собой, но не сжав их в кулаки, а выпрямив ладони, чуть-чуть подогнув пальцы. Паркет под ногами предательски поскрипывал, и эти звуки нарушали концент-рацию, мешая сосредоточиться. Какое-то движение сбоку! Максим развернулся и. сдерживая крик, чуть не выбросил вперед руку для удара. Зеркало. Ну конечно, зеркало. Огромное квадратное зеркало в человеческий рост. Оттуда на Коврова смотрело испуганное и вскло-коченное отражение в трусах, застывшее с вытянутыми руками, слов-но пугало, лишившееся одеяния.

Максим облегченно перевел дыхание и, рассматривая себя в зер-кале, улыбнулся. Было любопытно смотреть на свое отражение в тем-ноте. Что-то жутко притягательное было в этом созерцании, какая-то особая прелесть, не объяснимая рационально. Сразу отчего-то вспомнилась старинная китайская легенда про зеркало. Она гласи-ла, что в эпоху Желтого Императора мир зеркал и мир людей не были разделены. Люди из зеркального мира тогда свободно приходили в этот мир из Зазеркалья и так же свободно уходили обратно, за глад-кую поверхность, когда им вздумается. Но однажды, кстати, именно ночью, весь зеркальный народ проник в реальный мир, и это созда-ло грандиозный переполох и путаницу в мире людей. Зеркальные двойники силами Желтого Императора были с большим трудом заг-наны обратно и заточены в зеркалах, чтобы повторять в наказание все движения людей, как в глубоком сне. Но существует пророче-ство, что рано или поздно они пробудятся от этого полусна.

Максим усмехнулся. Зеркальному человеку в отражении, судя по его внешности, действительно снился сейчас не самый лучший из снов. Вдруг... зеркальный двойник... развел в стороны руки и, хотя Ковров стоял неподвижно, задрожал... и прыгнул из мира отраже-ний наружу. Максим в ужасе закричал...

Болезненные уколы света по сверхчувствительному зрению. Ка-кие-то мучительные тягучие звуки. Перспектива на миг прояснилась, и Максим понял, что лежит на полу, а над ним склонились люди. Озабоченные чужие лица, испуганная Ольга... Все тело тряслось, словно через него пропускали ток, по лицу ручьями лился соленый пот, заливая глаза. Скулы свело судорогой, но Максим сумел выда-вить из себя первое, что пришло в голову: "Се... сердце".

Пусть думают, что у него сердечный приступ, гак будет лучше. Мак-сим почувствовал, что опять проваливается в темный подвал сновидения. Фокус зрения сузился и в световом пятне, напоминающем круг от сценического софита, осталось только грустное и растерянное лицо Ольги. Потом оно изорвалось изнутри ослепительной тьмой, и снова пришли сны...

* * *

Больница. Вращение сознания, раскручивающее потолок, окна, стены. Потом опять сны и опять круговерть яви. Это чередование порождает странное состояние-грат, между явью и сном исчезает. И вот уже трудно отличить одно от другого. Вспышки. Они озаряют фрагменты каких-то сцен из чьей-то жизни. Что это? Прошлое или будущее? А может, это настоящее?

"...Йорм. не приходи больше. Иначе я сойду с ума...".

"Привет, Оля. Как ты? Я? Нормально. Нет, правда, мне уже луч те...".

"Я не наркоман, и не психбольной... Я нормальный. Нормаль-ный!!!".

"Л я тебя вижу... Эй, Зеркальщик, подкараулил все-таки? Пука убирайся прочь...".

"Привет, пап. Я в порядке. Что случилось? Я тебе потом расскажу. Как там наши? Как мама, бабушка, Тим? Как Арчи?".

"Ольга, уходи. Уходи и никогда больше не появляйся здесь! Ни-ког-да!".

"Это все ложь... ложь... ложь".

"Отец, почему ты мне сразу все не рассказал? Я бы понял...":

"Йорм, ты кто? Ну что ты молчишь?".

"Ольга, мы разные с тобой, я это чувствую, и чувствую, что ты тоже это понимаешь. Ты мне не веришь - это самое страшное! Мы никог-да не сможем...".

"Сестра, выключите, пожалуйста, свет. Я хочу полежать в темноте".

"Тэрь! Тэрь!!! Арк ахаш...".

* * *

- Да, с кем я говорю?

- Это Ольга...

- А-а. Я понял. Здравствуйте, Оля.

- Добрый день. Извините за беспокойство, Максима я могу услы-шать?

- К сожалению, это невозможно. Его здесь нет.

- А где он?

- Я не знаю.

- Как же так. В больнице его тоже нет. Его выписали?

- Не совсем. Он ушел оттуда, и, где находится сейчас, мне неизвес-тно. Если хотите, мы можем встретиться, поговорить. Он мне расска-зывал о вас.

- Простите, Анатолий Петрович, но я... Мы с ним не очень хорошо расстались там, в больнице. Я, наверное, обидела его своими дурацкими подозрениями. Он вам ничего не говорил?

- Он не говорил. Но я могу представить себе его состояние. Видите ли, Максим переживает сейчас очень трудное время. И он, вероятно, очень рассчитывал на вашу поддержку. Мне, конечно, не следует вмешиваться в ваши отношения, но... Я думаю, вам нужно обяза-тельно поговорить друг с другом, когда он объявится.

- Вы думаете, он захочет со мной разговаривать?

- Это будет зависеть от тебя. И от того, каким Максим вернется.

- Ясно... Извините меня еще раз.

- Ничего, тебе не стоит извиняться. Так ты зайдешь к нам?

- М-м, наверное, нет, Анатолий Петрович, спасибо. Это ничего уже не изменит. Я позвонила, просто чтобы узнать, как у него дела...

- И все?

- Все. Извините. До свидания.

5. БЕГЛЕЦ

(Глава-реконструкция, 1999 г., Москва)