Темный Ветер с зеленых холмов Посвящается моей Семье

* * *

Н: Вы имеете в виду убийцу?

Л: Да.

Н: Вы почувствовали его появление?

Л: Я приведу его к вам.

Н: Каким образом?

Л: Я еще жив, а, следовательно, его миссия не завершена. Он сам придет к вам, я лишь выполню роль живца.

Н: Вы думаете, он придет?

Л: Безусловно.

Н: Но как он найдет вас?

Л: О, не беспокойтесь. Он нашел нас спустя много лет в этом мно-голюдном городе, найдет и сейчас.

Н: Значит, вы думаете, что есть смысл ждать его появления рядом с вами?

Л: Все зависит от того, насколько серьезно ваше намерение пой-мать его. Я пришел к вам, потому что знаю наверняка: тот, кто идет по моим следам, ужасный человек. Мне не справиться с ним ни при каких обстоятельствах. Если уж этого не смогли сделать ни Хан, ни Лесник. А ведь они обладали незаурядными способностями в обла-сти лишения человека жизни. Особенно Хан. Он сам был Смертью. И где он сейчас? В морозильнике морга! Понимаете, что это значит? Этот убийца прибыл из нашего темного прошлого и цель у него одна - забрать нас обратно туда, откуда мы пришли в это время, не трону-тые годами, - в преисподнюю...

* * *

Н: Скажите, а может убийца быть одним из вас, эргомом?

Н: Но ведь прошло пятьдесят лет. Может быть, за это время он научился быть таким?

Л: Исключено. Он всегда был трусом, за это и прозвище свое полу-чил. Всегда изворачивался, искал, где повыгоднее. Нет, это опреде-ленно не Ловкач.

Н: Вы говорили про "Вторую Волну". Они ведь тоже эргомы?

Л: Да, вполне возможно, хотя я, повторюсь, слышал, что никто из них не выжил. Но ведь "оборонка" не стоит на месте, и сейчас наперника есть уже и "Третья", и "Четвертая Волна", и Погодин только знает, что за каша варится сейчас в этом оборонном котле. Но в любом случае у людей, которые сегодня стоят у руля какого-нибудь повою Института, пето нас никакой информации. А если и есть, то нет мотивов уничто-жать нас. Здесь в первую очередь нужно вычленить мотивы

Н: Выходит, что единственным человеком, который мог бы иметь мотив нейтрализовать вас всех, является Абраксас?

Л: Выходит, что так.

Н: А он мог сам стан, "долгожителем", дожив до наших дней? Ведь всю технологию вы получали от него?

Л: Теоретически возможно все, но и Абраксас не стал бы убивать пас. Это был несколько иного склада души человек. Он был... гармо-ничен. Да и какой смысл Ивану, нашему демиургу, убивать нас сей-час, пятьдесят лет спустя? Он мог бы сделать это и раньше.
Н: Но у него могли быть последователи.

Л: Вот! Это наиболее вероятная версия. Но она ничего не меняет в раскладе сил.

II: Александр Владимирович, а что нибудь об этом Иване вы могли бы рассказать? Более конкретно, какие-нибудь детали.

Л: Какие детали? Очень живой, переполненный энергией человек, У него были странные глаза. Казалось, он видит собеседника на-сквозь. Очень глубокий и мудрый взгляд.

Н: А какие-нибудь символы, знаки, кольца, татуировки вы у него не замечали? Что-нибудь, что могло бы указать на его принадлеж-ность к какой-либо организации?

Л: М-м, дайте подумать. Один раз, во время нашей очередной встре-чи, у него на пальце было массивное кольцо, очевидно, золотое. На нем был выгравирован какой-то знак. Я все никак не мог его разглядеть. Было видно только, что это очень старинный перстень. И ка-мень был в центре, яркий, ослепительно яркий, как солнце. И светился так, как будто свет не отражался в нем, а изнутри шел, из кольца...

Часть 2

"СНЫ О ЧЕМ-ТО БОЛЬШЕМ..."

"...за самыми обыкновенными человеческими делами

и в обыкновенных человеческих нарядах можно встретить

и несколько других существ... И хорошие есть, и плохие.

Только, надо сказать,

у хороших есть одна малоприятная особенность.

Если их угадаешь, они очень любят... гм... пугать не пугать,

а так - притворяться черными... Хотя на самом-то деле не черные

они, а только темные, темные - тайные...".

Из разговора некоего профессора со своим племянником.

Е.Л. Чудинова, "Держатель знака".

ПРОЛОГ

Отрывки из статьи "От Барнаула зависит судьба человечества!"

- Павел Кириллович, почему вас так заинтересовал наш, вроде бы ничем не примечательный, город?

- Видите ли, несколько лет назад у меня появилась теория отно-сительно развития человечества и центров энергетики, с ним свя-занных. Основы ее я вкратце изложу позже, но сначала о Барнауле. Породу своей профессии я не единожды сталкивался с выходцами из вашего славного города. Скажу честно, меня, да и многих моих коллег, эти люди повергли в некоторое недоумение. Видите ли, для чело-века, мало-мальски одаренного экстрасенсорным талантом, барнаулец выделяется в любой толпе. Этот человек может не знать, что тот живет ни юге Сибири, может даже не подозревать о существо-вании такого города, однако он обратит на него внимание. Я начал искать объяснение этого феномена, приехал к вам. Именно тогда ока-залось, что Барнаул как точка на карте полностью соответству-ет моим теоретическим выкладкам и практическим изысканиям.

-Думаю, теперь мы вплотную подошли к вашей теории.

-Да, несомненно. Для начала напомню такую вещь: у человека име-ется семь энергетических центров, или иначе - чакр. Не буду их перечислять, мы еще к этому вернемся. Но человек - вовсе не замкнутая и самодостаточная система, он существует в обществе. Сейчас очень модно говорить о магнитных и энергетических центрах плане-ты. Моя же теория заключается в том, что самые сильные центры порождены самими людьми. То есть являются целиком и полностью принадлежностью ноосферы Земли, ее человеческого населения. Таким образом, у мира людей, как и у самого человека, должно существовать семь чакр, то есть центров, откуда исходит та или иная энергия.

- То есть вы хотите сказать, что общество планеты представ-ляет собой этакий единый организм, функционирующий по каким-то своим законам?

- Именно так. И я изучаю энергетический аспект этого функцио-нирования. Единый же организм человечества сформировался на се-годняшний день практически полностью. А посему и чакры человече-ства отыскать не составит большого труда. Если внимательно изу-чить историю человечества, то всем известные исторические пери-оды тоже подчиняются той или иной чакре, причем в строгом по-рядке. Древние цивилизации (Египет, Шумер, Ассирия, а возможно, и Атлантида) - это период фиолетовой чакры, чакры космической энергии, магической силы. Необъяснимые по сей день времена. Такое впечатление, что они брали свои идеи из космоса, и все без исключе-ния были наделены магической силой. Но, вероятнее всего, расцве-том торжества фиолетовой чакры была Атлантида, а известные нам древние цивилизации - всего лишь эхо, отголосок былого величия. Период классического рабства - красная чакра, чакра физического труда. Великое множество людей трудились на пределе своих воз-можностей. Римский декаданс - время оранжевой чакры, эпоха сексуального раскрепощения. Средневековье, период захватнических воин - желтая чакра, чакра власти и агрессии, период силы и неоправдан-ной жестокости. Возрождение - зеленая чакра, чакра гармонии. Вре-мена равновесия и миросозерцания, эпоха философов и Творцов с боль-шой буквы, развитых во всех областях деятельности человека. По-степенно она переросла в только творческую эпоху голубой чакры, где гармония уже не играла такой роли, только чистое творчество. Научно-техническая революция - конец XIX-XX веков - господство синей чакры, чакры интеллекта, власть разума, на сегодняшний день она продолжается. Можно предположить, что в будущем человече-ство ждет вновь возвращение к магии и мистике.

- И какое же отношение имеет наш маленький город к вашей заме-чательной теории?

- Самое прямое. Барнаул, а возможно, и весь Алтайский край есть не что иное, как зеленая чакра человечества. Центр духовности и гармонии, провозвестник грядущего расцвета человеческой цивили-зации, если хотите.

- ???

Еще зеленая чакра отвечает за исцеление. Любой побывавший у вас может подтвердить, что уезжал гораздо более спокойным и уми-ротворенным, чем был по приезде к вам. Правда, по-настоящему оценить это могут лишь немногие...

- А разве в других городах не так?

- Уверяю вас, нет.

- Хорошо, но где же другие чакры человечества? Барнаул мне, ко-нечно, интересен, но мне не менее интересно, какие еще города вхо-дят в эти таинственные семь энергетичеких центров?

-... желтая чакра - Нью-Йорк, один из самых густонаселенных го-родов мира, в нем вершатся все "великие дела"... Далее - европейские университеты - престиж, центр образования и науки... Зеленая чак-ра, город Барнаул... Вы можете обидеться, но это дыра, о которой и в России-то не все знают..."

Беседу вела Жанетта Романова,

1. ИНСАЙТ

(Главы-ретроспекции, 1992-1993 г.)

ЗАПИСЬ ВДНЕВНИКЕ

"06.11.92 г., время-23.15 (вечер)

Я вернулся. Зачем? Чтобы все равно погибнуть? Это мне наказание за мою тупость! Я на грани сумасшествия... Неведомое давление раз-рывает меня изнутри, и я не знаю, как это остановить. Араскан на-верняка знает, но его нет... Я не нашел его в Н-ске. Здание, где раньше размещался Центр (или мне все это приснилось?), оказалось заколоченным и покинутым: на дверях балки крест-накрест, на окнах - ни глухо запертые стальные ставни. Никого. Никто ничего не знает ни об этом Центре, ни о том, чем он занимался и куда мог переехать.

Отец тоже ничего не знает. Контактный телефон Араскана не отвечает, а больше отец не располагает о нем никакой информаци-ей, только: старинный друг семьи, его знал еще дедушка, большой ученый... Про Шорхита он вообще не может ничего сказать толком. У меня сложилось такое впечатление, что отец тоже многое забыл.

Шорхит! Я вспомнил его! Унген, Айма, Айрук...

И вот я отправился в горы. Поступок безнадежного идиота! Что я надеялся там найти? Тайшинов? Бред...

Мне так многие и говорили - бред! О тайшинах там ничего не слышали или делали вид, что не слышали. Алтайцы вообще очень скрытные. Очень ревностно относятся к любому вмешательству извне. Любой чужак вызывает у них резко негативную реакцию. Особенно, если вопрос касается каких-то сакральных тем. Здесь необходимо знать язык, обычаи или, в крайнем случае, иметь надежного инфор-матора и проводника. Даже если неправильно сядешь, уже смотрят косо. А если начинаешь выспрашивать про шаманов - либо наворачи-вают кучу небылиц, либо прикидываются тупицами, либо высмеива-ют, либо злятся... Нас, например, дважды обстреливали. Один раз ночью, приехали на конях и обстреляли из охотничьих ружей палат-ку, второй раз - днем, выстрелили пару раз по честеру, на котором мы сплавлялись по Катуни. Потом от нас сбежал проводник. Он при-вел нас (меня и еще двух туристов-попутчиков) к какому-то лесному святилищу шаманов и исчез поутру. Нам пришлось возвращаться назад. И вот я вернулся. Зачем??? Все равно - конец".

"07.11.92 г., время -13.26 (день)

Пока меня не было, многое изменилось. Словно я отсутствовал не месяц, а вечность! Во-первых, я узнал, что уехала Ольга. С Вадиком. Я думаю, куда-нибудь в теплые края, подальше отсюда. Во-вторых, заболел АРЧИ! Говорят, он занемог еще после моего последнего "вы-ворота", но с каждым днем ему все хуже и хуже. Одно к одному!".

"08.11.92 г., время - 6.02 (утро)

УМЕР АРЧИ!!! Сегодня... Во сне...".

Холодный ветер с силой ударил Максима в спину и унесся прочь, скрываясь в кустарнике, шелестя полуиссохшей листвой. Вечерело. Солнце уже опустилось за кромку земли где-то за городом, и синева-тые сумерки заполнили собой все вокруг - далекий горизонт, темне-ющую гладь Оби, раскинувшуюся внизу, парк, в котором было тихо и пустынно. Максим зябко поежился. Он все-таки сильно замерз и устал. Работа отняла у него последние силы. Арчи он закопал там, чуть пониже, на плоском участке горы, где они часто любили гулять вместе. Летом оттуда открывался чудесный вид на реку и луга, уходя-щие за горизонт огромным изумрудным полотном. Они приходили сюда утром и вечером. Бегали, дурачились, Арчи носился за палкой или охотился на каких-то мелких зверьков, похожих на землероек. Потом они спускались с холма вниз, к реке, и купались, чтобы затем опять подняться на свой наблюдательный пункт и, сидя рядом на траве, зачарованно наблюдать за рассветом или закатом...

И вот Арчи больше нет. Максим даже не мог осмыслить сейчас это, настолько нелепым и непривычным было вот это одиночество здесь, на плато. Он никогда не приходил сюда один. До сегодняшне-го дня. Да и сегодня они пришли вдвоем. Пес и человек. Обратно уйдет один человек...

Дома он бережно уложил труп собаки в белый холщовый мешок и, взвалив на плечо, вынес на улицу. Дима Прудков, его товарищ, сто-ял возле автомобиля и мрачно смотрел на Коврова, несущего эту скорбную ношу. Погрузив мешок в багажник "девятки", они поеха-ли на выезд из города. Ехали молча. Дима сочувственно молчал, а Максим просто не мог говорить, спазм перехватил горло удушаю-щей петлей. Проезжая мимо ВДНХ - выставки достижений народ-ного хозяйства, Ковров вдруг кивнул Прудкову, и тот удивленно ос-тановил автомобиль около закрытых на зиму касс.

Выставка находилась на огромном холме, расположенном на са-мой окраине города рядом с рекой, речным вокзалом и выездом на пригородную трассу. Около реки холм заканчивался отвесным овра-гом, имеющим несколько естественных выступов в форме площадок. На одном из них сегодня должен остаться ночевать Арчи. Максим поблагодарил Диму и, взвалив мешок на плечо и взяв небольшую саперную лопатку, стал медленно подниматься по длинной лестни-це, ведущей к вершине холма. Дима крикнул вслед:

- Макс, я тебя подожду.

Ковров обернулся и отрицательно покачал головой, петля на шее по-прежнему мешала говорить. Дима понимающе кивнул и неохот-но сел в машину.

Максим ни разу не остановился, поднимаясь по ступеням, минуя одну площадку за другой. Усталости не было. Только печаль и бе-зысходность, да петля вокруг горла затягивалась все сильнее и сильнее. Было трудно дышать. Максим краем глаза посмотрел в сторону. С этой лестницы открывался потрясающий вид: весь город лежал внизу как на ладони. Точно так же, по другую сторону холма расстилалась внизу Обь. Холм словно разделял два разных ландшафта: суетливый, дымный, подсвеченный огнями - городской, и бесконечно спокойный, безмятежный и величественный - природный.

Максим почувствовал, что задыхается, но останавливаться не стаи, он уже практически пришел. Металлические ворота с приветственной надписью уныло встречали позднего посетителя. Выставка в это время года уже не работала. Вокруг стояла зловещая тишина. Су-мерки, только начавшие сгущаться, придавали этой панораме еще большую унылость.

Максим медленно шел по асфальтовой дорожке вглубь парка, мимо пустых павильонов, глазевших на него угрюмыми мерными окнами. Вот и овраг. Сеточный забор, который ежегодно переносили на полметра от безжалостного обрыва, с неумолимым постоянством съедающего холм, осенью опять обвис, и его не стали поправлять, очевидно, понимая, что зимой сюда никто уже не придет.

Прямо на сетку была прикручена табличка с предостерегающей надписью: "Осторожно! Опасная зона!". Максим отодвинул в сто-рону край проволочной ограды в определенном месте, в гуще кустар-ника, и, нагнувшись, медленно протиснулся в образовавшийся про-ем. Отсюда идти было уже совсем недалеко, но очень трудно, особен-но с подобной ношей на плечах. Ноги увязали в песке и соскальзы-вали с податливых земляных выступов, угрожая сорваться вниз. Вот и площадка. Знакомая и незнакомая одновременно. Никогда боль-ше она не услышит звонкого лая и веселого смеха. Никогда. Арчи очень любил гулять здесь. Это будет правильно, место для после-дней остановки выбрано верно. Лопатка вонзилась в твердую, уже подмороженную сверху ночными холодами землю. Когда Максим закончил работу, совсем стемнело. Он сел рядом с холмиком и стал смотреть вдаль, на горизонт, окрашенный в черное. Вот так. Как раньше. Вдвоем. Пес и человек. Они смотрели в этом направлении сотни раз, думая каждый о своем, каждый по-своему воспринимая этот пейзаж, но вдвоем, вместе. Теперь Арчи останется здесь один. На ночь. Навсегда.

Максим представил себе, как стал бы тосковать пес, если бы дей-ствительно ему пришлось вдруг остаться здесь на ночь, без хозяина.

- Я посижу с тобой, дружище. Я тебя не оставлю, - прошептал Максим, похлопав рукой по земляному холмику, словно успокаивая привычным жестом собаку. И вдруг не выдержал, разрыдался...

Дорогу назад он искал уже практически наугад. Вокруг стояла не-проглядная тьма. К забору Максим выбрался весь перемазанный землей и песком. В парке было чуть светлее, чем на площадке. Веро-ятно, сказывалась близость города. Рассеянный свет позволял различать контуры дороги и силуэты заброшенных до лета павильонов.

Максим медленно брел к выходу, периодически останавливаясь, оборачиваясь и вслушиваясь в окружающие звуки. Ему явственно слышались цокот лап по асфальту и жалобное поскуливание, раздававшееся со стороны оврага, из темноты.

Он приходил сюда снова и снова. Каждое утро и каждый вечер, встре-чать солнце и провожать его. Как всегда. Вдвоем. Сидел подолгу на корточках возле небольшого возвышения на земле и разговаривал, то ли сам с собой, то ли с кем-то невидимым. Затем спускался вниз, к реке, и бродил вдоль воды, рассеянно разглядывая песок под ногами, вздрагивая, увидев отпечатки собачьих лап, и растерянно оглядыва-ясь по сторонам. Иногда он звал кого-то по имени, но, не получив ответа, едва заметно качал головой и возвращался обратно, наверх, на маленькую ровную площадку на холме. Когда становилось нестерпи-мо холодно, он разжигал рядом с холмиком огонь и, протягивая к нему руки, что-то шептал опять, ласково, успокаивающе...

В тот вечер выпал снег. Максим стоял на краю обрыва и смотрел вниз, на площадку, сплошь покрытую белым пологом. Спуск обледе-нел, и не было никаких шансов удержаться на покатой поверхности, покрытой тонкой корочкой льда. Оставалось лишь стоять и смотреть.

Прошло уже две недели. Боль разлуки немного утихла, но все рав-но было трудно смириться со смертью Друга. С темнеющего неба все падал и падал крупными хлопьями пушистый и совсем не холодный снег. Максим посмотрел на часы. Он стоял здесь уже около часа, не зная, как быть дальше. Наконец он чуть заметно кивнул головой, словно говоря "до свидания", и, повернувшись, зашагал к выходу. Когда он шел по аллее, ему показалось, что среди павильонов мелькнул чей-то силуэт. Движение было мимолетным, и заметил его Ков-ров лишь боковым зрением. Когда он посмотрел туда прямо, прищу-рившись отпадающих снежинок, то ничего не увидел. Да и не могло здесь быть никого в это время. Разве что местный сторож или бомж, облюбовавший себе в качестве зимовья какой-нибудь из удаленных в глубине парка домиков.

Максим поднял воротник куртки и чуть ускорил шаги. Это было сделано неосознанно, но что-то определенно подгоняло его. Какое-то ощущение надвигающейся опасности. Неподалеку явно кто-то был, хотя за мельканием снежинок, в сумерках, было невозможно что-либо разглядеть. Опять движение! На этот раз чуть правее и ближе к выходу из парка. Было похоже, что кто-то тоже идет к воротам по параллельной аллее. Мгновение, и силуэт исчез, растворился в снегопаде, или спрятался за дерево, или упал на землю, в снег.

Максим заметил, что ноги сами собой почти перешли на бег, и теперь он бежал к выходу, не спуская взгляда с того места, где после-дний раз видел постороннего. Ощущение опасности достигло того момента, когда разум сомневается, а тело уже точно знает - нужно бежать, спасаться, опасность рядом. Да и к тому же пустынный зло-вещий ландшафт парка дополнял палитру встревоженных чувств весьма негативным колоритом.

Максим вытащил руки из карманов и, уже не скрываясь, бежал во всю прыть к припорошенным снегом воротам. Нужно было как мож-но скорее покинуть это угрюмое и опасное место и больше никогда не приходить сюда так поздно. Он вдруг затормозил свой бег, словно наткнувшись на невидимую преграду, и замер, глубоко дыша откры-тым ртом, разглядывая причину своей остановки. В арочном проеме ворот кто-то стоял. Невысокая темная фигура застыла, словно перего-раживая Коврову выход в город, к людям. Максим смотрел на незна-комца растерянно, соображая, что делать дальше, а интуиция во все горло кричала ему в ухо: "Беги! Беги! Беги...". И гак как разум отказы-вался предложить альтернативные варианты поступков, то, как все-гда, из глубины сознания выпрыгнула готовая к действию сила и ярость. Другого пути из парка все равно не было. Максим резко выдохнул воздух и, плавно втянув в себя новую порцию зимней свежести, сжав кулаки, стал медленно приближаться к воротам. Может, это все-таки сторож? Черная куртка-аляска, синяя вязаная шапочка, лицо стран-ное, нерусское, узкие глаза, сплющенный нос, широкие скулы. Незна-комец стоял неподвижно, дожидаясь Коврова у заветной черты, пре-ступить которую ему было, видно, не суждено.