Теории информационного общества. 2000. (Уэбстер Ф.) Часть 1

Критерий культуры

Концепцию информационного общества, использующую этот критерий, признать, пожалуй, легче всего, но зато она еще хуже прочих поддается измерениям. Каждый из нас знает - поскольку так устроена наша повседневная жизнь, - что обращение информации в социальной жизни чрезвычайно возросло. Ее стало намного больше, чем было когда-либо раньше. В Великобритании телевидение начало активно использоваться с середины 1950-х годов, теперь же оно вещает круглосуточно. Был один канал, теперь стало пять, а в связи с компьютеризацией их число намного возрастет. Телевидение развивается: использует видеотехнологии, кабельные и спутниковые каналы и прибегает к цифровым информационным услугам. Персональные компьютеры, доступ в Интернет и карманные компьютеры свидетельствуют о неуклонной экспансии в этой области. Радиостанций - местных, национальных и международных - стало намного больше, чем было еще десять лет назад. Причем приемники теперь не стоят только в гостиной, они повсюду - в доме, в машине, в офисе, а с учетом портативных - везде. Кино уже давно стало важным элементом информационной окружающей среды, но и кино теперь смотрят намного больше: как и раньше, в кинотеатрах, по телевидению, а также берут кассеты в видеопрокате, покупают по

27

более чем доступным ценам в магазинах. Практически нет улиц, гуляя по которым, не увидишь афиш, рекламных щитов, вывесок в витринах. На любой железнодорожной или автобусной станции все еще поражает изобилие книг в бумажных обложках и дешевых журналов. И плюс к тому - радио, аудиокассеты, компакт-диски по все более низким ценам предоставляют музыку, поэзию, драматургию, юмор и образовательные программы. Газеты тоже дешевеют, все время появляются новые, бесплатные экземпляры которых вы обнаруживаете у себя на крыльце.

Современная культура явно более информативна, чем любая предшествующая. Мы существуем в медианасышенной среде, что означает: жизнь существенно символизируется, она проходит в процессах обмена и получения - или попытках обмена и отказа от получения - сообщений о нас самих и о других. Признание взрывного роста смыслов заставляет многих авторов говорить о том, что мы вошли в информационное общество. Они редко предпринима-

28

ют попытки оценить это развитие в количественных характеристиках, а просто начинают с того, насколько «очевидно», что мы живем в океане знаков, которых гораздо больше, чем в предыдущие эпохи.

Люди с готовностью соглашаются с таким положением вещей: они издеваются над позером, который рассчитывает на эффект, но признают, что все в конце концов искусственно; они скептически относятся к политикам, которые «управляют СМИ и выстраивают свой имидж через пиар, но признают, что все это вопрос информационного менеджмента и манипуляций. Таким образом, считается, что человек не испытывает реальной потребности в правдивых знаках, поскольку он соглашается с тем, что никаких правд больше не существует. С этой точки зрения мы вошли в век «зрелищ», когда человек отдает себе отчет в искусственности всех знаков, которые он может получить (это - всего лишь последняя удачная фотография премьера, это - сфабрикованная новость, это - Джек, играющий грубого парня), и когда человек признает неаутентичность знаков, из которых он создает самого себя («Я только что надела свое лицо»; «Там я играл роль обеспокоенного отца»).

29

В результате знаки теряют свое значение и люди просто выбирают то, что им нравится (обычно эти значения резко отличаются от того, что складывалось в знаки первоначально). А затем, собрав все знаки для дома, работы и самих себя, они радостно буйствуют, «играючи» смешивают различные образы, не представляющие различных значений, извлекают удовольствие из пародий и компиляций. В таком информационном обществе мы имеем, следовательно, «набор значений, [которые] переданы, [но] не имеют значений» (Poster, 1990, с. 63).

Качество и количество

После рассмотрения различных определений информационного общества нам становится ясно, все они или недостаточно развернуты, или неточны, или страдают обоими пороками. Все концепции - технологическая, экономическая, связанная со сферой занятости, пространственная или культурная - дают нам весьма проблематичные понятия относительно того, что, собственно, составляет информационное общество и как его определить.

Важно, что мы осведомлены об этих трудностях. Хотя в качестве эвристического термин «информационное общество» обладает некоторой ценностью для исследования основных характеристик современного мира, все же он слишком не точен, чтобы принять его как научную дефиницию. По этой причине на протяжении всей своей книги я, хотя и буду при случае использовать это понятие, а также соглашаться с тем, что информация играет определяющую роль в наше время, буду выражать недоверие относительно

30

сценариев возникновения информационного общества и придерживаться скептицизма по поводу того, что информация стала одной из главных отличительных черт нашего времени.

проблемы, которые возникают в связи с языком информационно

го общества. Первая проблема состоит в противоречии качествен

ного и количественного измерений, о которых уже упоминалось.

Ранее я говорил, что преимущественно количественные подходы

не могут отделить стратегически наиболее важную информацион

ную деятельность от рутинной, проходящей на низком уровне, а

смешение этих двух видов деятельности приводит к заблуждениям.

Здесь мне снова хотелось бы поднять вопрос о количестве и каче

стве, то есть означает ли переход к информационному обществу

разрыв с предыдущими типами обществ. /

Большинство определений информационного общества исходят из количественных характеристик (число «беловоротничковых» работников, процент ВНП, обеспеченный информацией и т.д.) и предполагают, что в некой точке, когда информационное общество начинает доминировать, мы в него вступаем. Но нам не предоставляется никаких ясных оснований, по которым мы могли бы определить как новый тип общества то общество, в котором, как мы все видим, происходят обмен большими объемами информации и ее хранение. Если стало больше информации, то трудно понять, почему нам предлагается увидеть в этом что-то принципиально новое.

Напротив, вполне реально описать как новый тип общества то общество, в котором информация играет качественно иную роль и исполняет иные функции. И тут не требуется даже того, чтобы мы обнаружили, что большая часть рабочей силы занята в информационной сфере или что экономика получает определенные прибыли от информационной деятельности. Например, теоретически можно представить себе информационное общество, где лишь небольшое число «информационных экспертов» имеют реальную власть. Нужно только заглянуть в научно-фантастические произведения Герберта Уэллса (1866-1946), чтобы вообразить общество, в котором доминирует элита, обладающая знанием, а большинство, экономически невостребованное, обречено на безработицу и безделье. С точки зрения количественных параметров, скажем, в концепции, связанной со сферой занятости, это не будет «информационным обществом», но нам, возможно, придется признать его таковым, поскольку информация (знание) играет решающую роль во властных структурах и выборе направления социальных перемен.

31

Особенно странно, что многие из тех, кто определяет информационное общество как новый тип общества, делают это, исходя из предположения, что качественное изменение может быть определено простым подсчетом циркулирующей информации, людей, занятых информационной сфере, и т.д. То есть здесь мы имеем дело с допущением, что количественное увеличение - неясно, каким способом, - трансформируется в качественное изменение социальной системы.

Интересное открытие относительно этого парадокса делает Теодор Розак (1986), подвергая критике разного рода теории информационного общества. Он подчеркивает необходимость качественного анализа информации, понимая под этим то, что мы делаем ежедневно, проводя различия между такими явлениями, как данные, знания, опыт и мудрость. Разумеется, эти термины «растяжимы», и то, что для одного является приобретением знаний (например, получение аттестата), для другого может оказаться информацией (например, об условиях поступления в университет), но все же они играют важнейшую роль в нашей повседневной жизни. По представлениям Розака, нынешний «культ информации» служит для размывания этого рода качественных различий, которые являются сутью повседневной жизни. Это размывание достигается постоянными утверждениями, что информация - чисто количественный фактор и предмет статистических измерений. Но при подсчете экономической ценности информационной индустрии, доли информационной деятельности в ВНП, процента национального дохода, качественные характеристики предмета (полезна ли информация? правдива она или ложна?) в расчет не принимаются: «Для теоретиков информационного общества совершенно не важно, передаем ли мы факт, суждение, плоское "общее место", глубокое учение, высокую истину или грязную непристойность» (Roszak, 1986, с. 14). Когда вся информация рассматривается как однородная масса и соответственно становится доступной измере-

32

Розака поражает, что вместе с количественным измерением информации приходит убеждение в том, что ее большее количество означает глубокую трансформацию жизни общества. Получив устрашающие цифры информационной деятельности и уйдя от качественных различий, теоретики информационного общества утверждают, что эти тенденции качественно изменят нашу жизнь. Для Розака все это мифология информационной болтовни: термин скрывает различия, а нас пытаются убедить, свалив всю информацию в один большой горшок, будто его содержимое - эликсир жизни, а не малосъедобное варево. По словам Розака, это очень полезно для тех, кто хочет, чтобы общество согласилось на перемены, которые представляются столь бесспорными:

И

нформация имеет привкус безопасной нейтральности; и очень просто и полезно нагромождать горы бесспорных фактов. Такое невинное прикрытие - великолепная стартовая позиция для политических замыслов технократов, которые не хотят открывать, насколько это возможно, свои истинные цели. В конце концов, что можно возразить против информации?

Розак яростно возражает против такого способа размышления об информации. В результате того, что людям в огромных количествах «скармливают» статистические сведения о разумности компьютеров, о возможностях новых технологий обработки данных и создании цифровых сетей, они готовы поверить, что информация - главный элемент в жизнеобеспечении социальной системы. От обилия подобного рода сведений испытываешь искушение согласиться с теми теоретиками информационного общества, которые настаивают, что мы уже живем в совершенно новом обществе. Против аргумента «от большего количества информации к качественно новому обществу» Теодор Розак выдвигает свое возражение: «главные идеи» (1986, с. 91), которые лежат в основе нашей цивилизации, основаны отнюдь не на информации. Такие принципы, как «все люди созданы равными», «это моя страна, права она или нет», «живи сам и давай жить другим», «все мы дети Господни» и «поступай с другим так, как тебе хотелось бы, чтобы поступали с тобой», занимают центральное место, но все они появились до «века» информации. Розак не утверждает, что все эти ЯндексДирект

Дать объявлениеКниги издательства "Аспект Пресс"

Закажите книги издательства "Аспект Пресс"! Большой выбор! Доставка РФ

www.ozon.ru

Библиотека | Новые поступления | Словарь | Карта сайта | Ссылки

Цифровые библиотеки и аудиокниги на дисках почтой от Historic.Ru

Часть 2.

Что такое информация?

Отказ Розака от статистических измерений приводит нас к рассмотрению, быть может, самой существенной особенности информационного общества. Мы пришли к этому во многом благодаря его стремлению вновь ввести качественные суждения в дискуссию об информационном обществе. Розак задает такие вопросы: сделает ли большее количество информации нас более информированными гражданами? Сделает ли доступность большего количества информации нас более информированными? Какого рода информация создается и хранится, какой ценностью она обладает для общества в целом? Информационная занятость какого рода растет, почему она растет и до каких пределов будет расти?

Предлагаем остановиться на значении и смысле информации. Первое определение информации, которое приходит в голову, - семантическое: информация имеет смысл; у нее есть предмет; это либо сведения о ком-то или о чем-то, либо руководство к действию. Если использовать такую концепцию информации для дефиниции информационного общества, то в результате мы придем к обсуждению этих характеристик информации. Мы будем говорить, что информация о таких проблемах, о таких сферах, о таком экономическом процессе и составляет сущность новой эры. Однако теоретики информационного общества отбрасывают именно это, вполне согласующееся со здравым смыслом определение информации. И действительно, представление о том, что информация имеет прежде всего семантическое содержание, оказалось в забвении.

Все те определения, о которых мы говорили, подходят к информации без учета ее смысла, хотя и с различных сторон. В поисках количественного подхода к определению информации можно обратиться к классической теории информации Клода Шеннона и Уоррена Уивера (1949), где используется определение информации, резко отличающееся от обыденного семантического. По данной теории, информация есть количество, измеряемое в «битах»,

34

Так понятие «информация», прежде столь неудобное, оказалось подходящим для математического метода, но достигается это ценой исключения столь же неудобных вопросов о смысле и качестве информации. В обыденной жизни, получая информацию или обмениваясь ею, мы в первую очередь оцениваем ее значение и ценность: существенна ли она, точна ли, нелепа, интересна, компетентна или полезна? Но для теории информации, которая лежит в основе многих измерений информационного взрыва, эти параметры не существенны. Эта теория дает определение информации независимо от ее содержания, рассматривает ее как часть физического мира вроде энергии или материи. Вот как пишет об этом один из выдающихся приверженцев теории информационного общества:

И

нформация существует. Чтобы существовать, она не нужда ется в том, чтобы ее воспринимали. Чтобы существовать, она не нуждается в том, чтобы ее понимали. Она не требует умственных усилий для своей интерпретации. Чтобы существовать, ей не требуется иметь смысл. Она существует.

И действительно, если так, то два сообщения (одно - исполненное глубокого смысла, второе - полная ерунда) могут быть равны. Как пишет Розак, «словом информация стали обозначать все, что может быть закодировано для передачи по каналам связи от источника к получателю, вне зависимости от его семантического содержания» (1986, с. 13). Это позволяет представлять информацию в количественном виде, но ценой забвения ее смысла и качества.

Такое определение информации свойственно, оказывается, не только технологической и пространственной концепциям информационного общества (когда количества хранимой, обрабатываемой и передаваемой информации служат показателями продуктивности), ведь и в экономической концепции мы сталкиваемся с подобным игнорированием смысла информации. Пусть здесь и не пользуются «битом» как единицей измерения, но все равно смысл вытесняется общим показателем цены (Arrow, 1979). Для инжене-

35

ра-информационщика главное - количество символов в двоичной системе, для экономиста информационной сферы - объемы продаж. А как только начинается переход от рассмотрения концепции информации как таковой к ее измерению, сразу же утрачивается ее гетерогенность, которая вытекает из разнообразия смыслов информации. «Идея навесить ценники на образование, исследовательскую работу и искусство» (Muchlup, 1980, с. 23) неизбежно приводит к отрыву от семантических свойств информации. В середине 1960-х годов Кеннет Боулдинг отмечал:

Б

ит полностью абстрагируется от содержания информации... и хотя он чрезвычайно полезен инженерам по телефонии... теоретики социальных систем нуждаются в единице измерения, которая бы принимала во внимание значение.

Тем более странно, что экономисты пытаются решить проблему качества, которое для информации является главным, с помощью количественного подхода, опираясь на стоимость и цену, что представляется в лучшем случае «гаданием относительно качества» (там же). «Оценивать не подлежащее оценке», если прибегнуть к терминологии Махлупа, означает заменить оценку информационного содержания измерением столбика монет. Мы, разумеется, получим впечатляющие статистические результаты, но зато забудем, что информация - всегда о чем-то (Maasoumi, 1987).

И наконец, при том что вся культура построена на смыслах, на том как и почему люди живут именно так, а не иначе, просто поразительно, насколько восторг постмодернистов перед нереферентным характером символа сочетается с теориями коммуникации и экономическим подходом к информации. Это какая-то магия распространения информации, ее фантастической экспансии, в результате которой информация утрачивает семантическую основу. Символы сейчас - везде и всюду, они производятся постоянно и в таких количествах, что их значения нейтрализуются, они перестают означать что-либо вообще.

Примечательно, что теоретики информационного общества, исключив смысл из своих концепций информации в угоду количественным измерениям ее роста, приходят к выводу, что благодаря возрастающему экономическому весу, количеству произведенной информации или просто количеству символов, которые нас окружают, общество должно претерпеть исполненные глубокого смысла перемены. Иначе говоря, мы имеем дело с несоци-

36

альной оценкой информации - она существует, и все, - но должны приспосабливаться к социальным последствиям. Подобная ситуация хорошо известна социологам, которые утверждают, что то или иное явление не связано с развитием общества (особенно это касается технологий и науки), однако влечет за собой немедленные социальные последствия. Тем не менее такой анализ не правомерен (Woolgar, 1985).