ГЛАВА VI
Chapter 6
|
About this time an ambitious young reporter from New York arrived one morning at Gatsby's door and asked him if he had anything to say.
"Anything to say about what?" inquired Gatsby politely.
"Why—any statement to give out."
|
В один из этих дней к Гэтсби заявился какой-то молодой, жаждущий славы репортер из Нью-Йорка и спросил, не желает ли он высказаться.
— О чем именно высказаться? — вежливо осведомился Гэтсби.
— Все равно о чем — просто несколько слов для печати.
|
It transpired after a confused five minutes that the man had heard Gatsby's name around his office in a connection which he either wouldn't reveal or didn't fully understand. This was his day off and with laudable initiative he had hurried out "to see."
|
После пятиминутной неразберихи выяснилось, что молодой человек услышал фамилию Гэтсби у себя в редакции, в беседе, которую он то ли не совсем понял, то ли не хотел разглашать. И в первый же свой свободный день он с похвальной предприимчивостью устремился "на разведку".
|
It was a random shot, and yet the reporter's instinct was right. Gatsby's notoriety, spread about by the hundreds who had accepted his hospitality and so become authorities on his past, had increased all summer until he fell just short of being news. Contemporary legends such as the "underground pipe-line to Canada." attached themselves to him, and there was one persistent story that he didn't live in a house at all, but in a boat that looked like a house and was moved secretly up and down the Long Island shore. Just why these inventions were a source of satisfaction to James Gatz of North Dakota, isn't easy to say.
|
Это был выстрел наудачу, но репортерский инстинкт не подвел. Легенды о Гэтсби множились все лето благодаря усердию сотен людей, которые у него ели и пили и на этом основании считали себя осведомленными в его делах, и сейчас он уже был недалек от того, чтобы стать газетной сенсацией. С его именем связывались фантастические проекты в духе времени, вроде "подземного нефтепровода США — Канада"; ходил также упорный слух, что он живет вовсе не в доме, а на огромной, похожей на дом яхте, которая тайно курсирует вдоль лонг-айлендского побережья. Почему эти небылицы могли радовать Джеймса Гетца из Северной Дакоты — трудно сказать.
|
James Gatz—that was really, or at least legally, his name. He had changed it at the age of seventeen and at the specific moment that witnessed the beginning of his career—when he saw Dan Cody's yacht drop anchor over the most insidious flat on Lake Superior. It was James Gatz who had been loafing along the beach that afternoon in a torn green jersey and a pair of canvas pants, but it was already Jay Gatsby who borrowed a rowboat, pulled out to the TUOLOMEE, and informed Cody that a wind might catch him and break him up in half an hour.
|
Джеймс Гетц — таково было его настоящее, или, во всяком случае, законное, имя. Он его изменил, когда ему было семнадцать лет, в знаменательный миг, которому суждено было стать началом его карьеры, — когда он увидел яхту Дэна Коли, бросившую якорь у одной из самых коварных отмелей Верхнего озера. Джеймсом Герцем вышел он в этот день на берег в зеленой рваной фуфайке и парусиновых штанах, но уже Джеем Гэтсби бросился в лодку, догреб до "Туоломея" и предупредил Дэна Коди, что через полчаса поднимется ветер, который может сорвать яхту с якоря и разнести ее в щепки.
|
I suppose he'd had the name ready for a long time, even then. His parents were shiftless and unsuccessful farm people—his imagination had never really accepted them as his parents at all. The truth was that Jay Gatsby of West Egg, Long Island, sprang from his Platonic conception of himself. He was a son of God—a phrase which, if it means anything, means just that—and he must be about His Father's business, the service of a vast, vulgar, and meretricious beauty. So he invented just the sort of Jay Gatsby that a seventeen-year-old boy would be likely to invent, and to this conception he was faithful to the end.
|
Вероятно, это имя не вдруг пришло ему в голову, а было придумано задолго до того. Его родители были простые фермеры, которых вечно преследовала неудача, — в мечтах он никогда не признавал их своими родителями. В сущности, Джей Гэтсби из Уэст-Эгга, Лонг-Айленд, вырос из его раннего идеального представления о себе. Он был сыном божьим — если эти слова вообще что-нибудь означают, то они означают именно это, — и должен был исполнить предначертания Отца своего, служа вездесущей, вульгарной и мишурной красоте. Вот он и выдумал себе Джея Гэтсби в полном соответствии со вкусами и понятиями семнадцатилетнего мальчишки и остался верен этой выдумке до самого конца.
|
For over a year he had been beating his way along the south shore of Lake Superior as a clam-digger and a salmon-fisher or in any other capacity that brought him food and bed. His brown, hardening body lived naturally through the half-fierce, half-lazy work of the bracing days. He knew women early, and since they spoiled him he became contemptuous of them, of young virgins because they were ignorant, of the others because they were hysterical about things which in his overwhelming self-absorbtion he took for granted.
|
Больше года он околачивался на побережье Верхнего озера, промышлял ловлей кеты, добычей съедобных моллюсков, всем, чем можно было заработать на койку и еду. Его смуглое тело получило естественную закалку в полуизнурительном, полуизнеживающем труде тех дней. Он рано узнал женщин и, избалованный ими, научился их презирать — юных и девственных за неопытность, других за то, что они поднимали шум из-за многого, что для него, в его беспредельном эгоцентризме, было в порядке вещей.
|
But his heart was in a constant, turbulent riot. The most grotesque and fantastic conceits haunted him in his bed at night. A universe of ineffable gaudiness spun itself out in his brain while the clock ticked on the wash-stand and the moon soaked with wet light his tangled clothes upon the floor. Each night he added to the pattern of his fancies until drowsiness closed down upon some vivid scene with an oblivious embrace. For a while these reveries provided an outlet for his imagination; they were a satisfactory hint of the unreality of reality, a promise that the rock of the world was founded securely on a fairy's wing.
|
Но в душе его постоянно царило смятение. Самые дерзкие и нелепые фантазии одолевали его, когда он ложился в постель. Под тиканье часов на умывальнике, в лунном свете, пропитывавшем голубой влагой смятую одежду на полу, развертывался перед ним ослепительно яркий мир. Каждую ночь его воображение ткало все новые и новые узоры, пока сон не брал его в свои опустошающие объятия, посреди какой-нибудь особо увлекательной мечты. Некоторое время эти ночные грезы служили ему отдушиной; они исподволь внушали веру в нереальность реального, убеждали в том, что мир прочно и надежно покоится на крылышках феи.
|
An instinct toward his future glory had led him, some months before, to the small Lutheran college of St. Olaf in southern Minnesota. He stayed there two weeks, dismayed at its ferocious indifference to the drums of his destiny, to destiny itself, and despising the janitor's work with which he was to pay his way through. Then he drifted back to Lake Superior, and he was still searching for something to do on the day that Dan Cody's yacht dropped anchor in the shallows alongshore.
|
За несколько месяцев до того инстинктивная забота об уготованном ему блистательном будущем привела его в маленький лютеранский колледж святого Олафа в Южной Миннесоте. Он пробыл там две недели, не переставая возмущаться всеобщим неистовым равнодушием к барабанным зорям его судьбы и негодовать на унизительную работу дворника, за которую пришлось взяться в виде платы за учение. Потом он вернулся на Верхнее озеро и все еще искал себе подходящего занятия, когда в мелководье близ берегов бросила якорь яхта Дэна Коди.
|
Cody was fifty years old then, a product of the Nevada silver fields, of the Yukon, of every rush for metal since seventy-five. The transactions in Montana copper that made him many times a millionaire found him physically robust but on the verge of soft-mindedness, and, suspecting this, an infinite number of women tried to separate him from his money. The none too savory ramifications by which Ella Kaye, the newspaper woman, played Madame de Maintenon to his weakness and sent him to sea in a yacht, were common knowledge to the turgid sub-journalism of 1902. He had been coasting along all too hospitable shores for five years when he turned up as James Gatz's destiny at Little Girls Point.
|
Коди было в то время пятьдесят лет; он прошел школу Юкона, серебряных приисков Невады и всех вообще металлических лихорадок, начиная с семьдесят пятого года. Операции с монтанской нефтью, принесшие ему несколько миллионов, не отразились на его физическом здоровье, однако привели его чуть не на грань слабоумия, и немало женщин, учуяв это, пытались разлучить его с его деньгами. Страницы газет 1902 года полны были пикантных рассказов о тех хитросплетениях, которые помогли журналистке Элле Кэй играть роль мадам де Ментенон при слабеющем духом миллионере и в конце концов заставили его спастись бегством на морской яхте. И вот, после пятилетних скитаний вдоль многих гостеприимных берегов, он появился в заливе Литтл-Герл на Верхнем озере и стал судьбой Джеймса Гетца.
|
To the young Gatz, resting on his oars and looking up at the railed deck, the yacht represented all the beauty and glamour in the world. I suppose he smiled at Cody—he had probably discovered that people liked him when he smiled. At any rate Cody asked him a few questions (one of them elicited the brand new name) and found that he was quick and extravagantly ambitious. A few days later he took him to Duluth and bought him a blue coat, six pair of white duck trousers, and a yachting cap. And when the TUOLOMEE left for the West Indies and the Barbary Coast Gatsby left too.
|
Когда юный Гетц, привстав на веслах, глядел снизу вверх на белый корпус яхты, ему казалось, что в ней воплощено все прекрасное и все удивительное, что только есть в мире. Вероятно, он улыбался, разговаривая с Коди, — он уже знал по опыту, что людям нравится его улыбка. Как бы то ни было, Коди задал ему несколько вопросов (ответом на один из них явилось новоизобретенное имя) и обнаружил, что мальчик смышлен и до крайности честолюбив. Спустя несколько дней он свез его в Дулут, где купил ему синюю куртку, шесть пар белых полотняных брюк и фуражку яхтсмена. А когда "Туоломей" вышел в плаванье к Вест-Индии и берберийским берегам, на борту находился Джей Гэтсби.
|
He was employed in a vague personal capacity—while he remained with Cody he was in turn steward, mate, skipper, secretary, and even jailor, for Dan Cody sober knew what lavish doings Dan Cody drunk might soon be about, and he provided for such contingencies by reposing more and more trust in Gatsby. The arrangement lasted five years, during which the boat went three times around the Continent. It might have lasted indefinitely except for the fact that Ella Kaye came on board one night in Boston and a week later Dan Cody inhospitably died.
|
Обязанности его были неопределенны и со временем менялись — стюард, старший помощник, капитан, секретарь и даже тюремщик, потому что трезвому Дэну Коди было хорошо известно, что способен натворить пьяный Дэн Коди, и, стараясь обезопасить себя от всевозможных случайностей, он все больше и больше полагался на Джея Гэтсби. Так продолжалось пять лет, в течение которых судно три раза обошло вокруг континента, и так могло бы продолжаться бесконечно, но однажды в Бостоне на яхту взошла Элла Кэй, и неделю спустя Дэн Коди, нарушая долг гостеприимства, отдал богу душу.
|
I remember the portrait of him up in Gatsby's bedroom, a gray, florid man with a hard, empty face—the pioneer debauchee, who during one phase of American life brought back to the Eastern seaboard the savage violence of the frontier brothel and saloon. It was indirectly due to Cody that Gatsby drank so little. Sometimes in the course of gay parties women used to rub champagne into his hair; for himself he formed the habit of letting liquor alone.
|
Я помню его портрет, висевший у Гэтсби в спальне: седой человек с обветренньм лицом, с пустым и суровым взглядом — один из тех необузданных пионеров, которые в конце прошлого века вновь принесли на восточное побережье Америки буйную удаль салунов и публичных домов западной границы. Это ему Гэтсби косвенно обязан нелюбовью к спиртным напиткам. Случалось, на какой-нибудь развеселой вечеринке женщины смачивали ему волосы шампанским; но пил он редко и мало.
|
And it was from Cody that he inherited money—a legacy of twenty-five thousand dollars. He didn't get it. He never understood the legal device that was used against him, but what remained of the millions went intact to Ella Kaye. He was left with his singularly appropriate education; the vague contour of Jay Gatsby had filled out to the substantiality of a man.
|
Коди оставил ему наследство — двадцать пять тысяч долларов. Из этих денег он не получил ни цента. Ему так и осталось непонятным существо юридических уловок, пущенных в ход против него, но все, что уцелело от миллионов Коди, пошло Элле Кэй. А он остался при том, что дал ему своеобразный опыт этих пяти лет; отвлеченная схема Джея Гэтсби облеклась в плоть и кровь и стала человеком.
|
He told me all this very much later, but I've put it down here with the idea of exploding those first wild rumors about his antecedents, which weren't even faintly true. Moreover he told it to me at a time of confusion, when I had reached the point of believing everything and nothing about him. So I take advantage of this short halt, while Gatsby, so to speak, caught his breath, to clear this set of misconceptions away.
|
Все это я узнал много позже, но нарочно записываю здесь — в противовес всем нелепым слухам о его прошлом, которые я приводил раньше и в которых не было и тени правды. К тому же он мне рассказывал это в дни больших потрясений, когда я дошел до того, что мог бы поверить о нем всему — или ничему. Вот я и решил воспользоваться этой короткой паузой в своем повествовании, — пока Гэтсби, так сказать, переводит дух, — чтобы рассеять все заблуждения, которые тут могли возникнуть.
|
It was a halt, too, in my association with his affairs. For several weeks I didn't see him or hear his voice on the phone—mostly I was in New York, trotting around with Jordan and trying to ingratiate myself with her senile aunt—but finally I went over to his house one Sunday afternoon. I hadn't been there two minutes when somebody brought Tom Buchanan in for a drink. I was startled, naturally, but the really surprising thing was that it hadn't happened before.
|
В моем непосредственном общении с ним тоже наступила в то время пауза. Недели две я его не видел, не слышал даже его голоса по телефону — я почти все вечера пропадал в Нью-Йорке, шатался с Джордан по городу и усиленно старался втереться в милость к ее престарелой тетке. Но как-то в воскресенье, уже под вечер, мне вздумалось пойти его проведать. Не прошло и пяти минут после моего прихода, как явилось еще трое гостей; одним из них был Том Бьюкенен. Я так и подскочил от удивления, хотя удивительным было разве то, что это не произошло до сих пор.
|
They were a party of three on horseback—Tom and a man named Sloane and a pretty woman in a brown riding-habit, who had been there previously.
"I'm delighted to see you," said Gatsby, standing on his porch. "I'm delighted that you dropped in."
|
Они катались верхом и заехали потому, что захотелось выпить, — Том, некто по фамилии Слоун и красивая дама в коричневой амазонке, которая уже бывала здесь прежде.
— Очень рад вас видеть, — говорил Гэтсби, выйдя им навстречу. — Очень, очень рад, что вы заехали
|
As though they cared!
"Sit right down. Have a cigarette or a cigar." He walked around the room quickly, ringing bells. "I'll have something to drink for you in just a minute."
|
. Как будто их это интересовало!
— Садитесь, пожалуйста. Сигарету? Или, может быть, сигару? — Он озабоченно расхаживал по комнате, нажимая кнопки звонков. — Сейчас принесут чего-нибудь выпить.
|
He was profoundly affected by the fact that Tom was there. But he would be uneasy anyhow until he had given them something, realizing in a vague way that that was all they came for. Mr. Sloane wanted nothing. A lemonade? No, thanks. A little champagne? Nothing at all, thanks. . . . I'm sorry——
|
Его сильно взволновало, что Том здесь, у него в доме. Впрочем, он все равно не успокоился бы, если бы не угостил их, — должно быть, смутно чувствовал, что только за тем они и явились. Мистер Слоун от всего отказывался. Может быть, лимонаду? Нет, спасибо. Ну, бокал шампанского? Нет, ровно ничего, спасибо... Извините...
|
"Did you have a nice ride?"
"Very good roads around here."
"I suppose the automobiles——"
"Yeah."
|
— Хорошо покатались?
— Дороги здесь отличные.
— Но мне кажется, автомобили...
— М-да, пожалуй...
|
Moved by an irresistible impulse, Gatsby turned to Tom, who had accepted the introduction as a stranger.
"I believe we've met somewhere before, Mr. Buchanan."
"Oh, yes," said Tom, gruffly polite, but obviously not remembering. "So we did. I remember very well."
|
Не в силах утерпеть, Гэтсби повернулся к Тому, который ни слова не сказал, когда их знакомили словно бы впервые.
— Мы как будто уже где-то встречались, мистер Бьюкенен?
— Да, да, конечно, — сказал Том с грубоватой вежливостью, хотя явно не вспомнил. — Ну как же. Я отлично помню.
|
"About two weeks ago."
"That's right. You were with Nick here."
"I know your wife," continued Gatsby, almost aggressively.
"That so?"
|
— Недели две тому назад.
— Совершенно верно. Вы тогда были вот с ним — с Ником.
— Я знаком с вашей женой, — продолжал Гэтсби, уже почти агрессивно.
— Неужели?
|
Tom turned to me.
"You live near here, Nick?"
"Next door."
"That so?"
|
Том повернулся ко мне.
— Ты, кажется, живешь где-то близко, Ник?
— Рядом.
— Неужели?
|
Mr. Sloane didn't enter into the conversation, but lounged back haughtily in his chair; the woman said nothing either—until unexpectedly, after two highballs, she became cordial.
|
Мистер Слоун сидел, надменно развалясь в кресле, и в разговоре участия не принимал; дама тоже помалкивала, но после второй порции виски с содовой вдруг мило заулыбалась.
|
"We'll all come over to your next party, Mr. Gatsby," she suggested. "What do you say?"
"Certainly; I'd be delighted to have you."
"Be ver' nice," said Mr. Sloane, without gratitude. "Well—think ought to be starting home."
"Please don't hurry," Gatsby urged them.
|
— Мы все приедем на ваш следующий журфикс, мистер Гэтсби, — объявила она. — Не возражаете?
— Ну что вы. Буду чрезвычайно рад.
— Вы очень любезны, — скучным голосом сказал мистер Слоун. — Мы... Нам, пожалуй, пора.
— Отчего же так скоро? — запротестовал Гэтсби.
|
He had control of himself now, and he wanted to see more of Tom. "Why don't you—why don't you stay for supper? I wouldn't be surprised if some other people dropped in from New York."
"You come to supper with ME," said the lady enthusiastically. "Both of you."
|
Он уже овладел собой, и ему хотелось подольше побыть в обществе Тома. — Может быть... может быть, вы останетесь к ужину? Наверно, приедет кто-нибудь из Нью-Йорка.
— А давайте лучше поедем ужинать на мою виллу, — оживилась дама. — Все — и вы тоже.
|
This included me. Mr. Sloane got to his feet.
"Come along," he said—but to her only.
"I mean it," she insisted. "I'd love to have you. Lots of room."
|
Последнее относилось ко мне. Мистер Слоун поднялся с кресла.
— Едем, — сказал он, обращаясь только к ней одной.
— Нет, серьезно, — не унималась она. — Это будет очень мило. Места всем хватит.
|
Gatsby looked at me questioningly. He wanted to go, and he didn't see that Mr. Sloane had determined he shouldn't.
"I'm afraid I won't be able to," I said.
"Well, you come," she urged, concentrating on Gatsby.
|
Гэтсби вопросительно посмотрел на меня. Ему хотелось поехать, и он не замечал, что мистер Слоун уже решил этот вопрос, и решил не в его пользу.
— Я, к сожалению, вынужден отказаться, — сказал я.
— Но вы поедете, мистер Гэтсби, да? — настаивала дама.
|
Mr. Sloane murmured something close to her ear.
"We won't be late if we start now," she insisted aloud.
"I haven't got a horse," said Gatsby. "I used to ride in the army, but I've never bought a horse. I'll have to follow you in my car. Excuse me for just a minute."
|
Мистер Слоун сказал что-то, наклонясь к ее уху.
— Ничего не поздно, если мы сейчас же выедем, — возразила она вслух.
— У меня нет лошади, — сказал Гэтсби. — В армии мне приходилось ездить верхом, а вот своей лошади я так и не завел. Но я могу поехать на машине следом за вами. Я через минуту буду готов.
|
The rest of us walked out on the porch, where Sloane and the lady began an impassioned conversation aside.
"My God, I believe the man's coming," said Tom. "Doesn't he know she doesn't want him?"
"She says she does want him."
|
Мы четверо вышли на крыльцо, и Слоун с дамой сердито заспорили, отойдя в сторону.
— Господи, он, кажется, всерьез собрался к ней ехать, — сказал мне Том. — Не понимает, что ли, что он ей вовсе ни к чему.
— Но она его приглашала.
|
"She has a big dinner party and he won't know a soul there." He frowned. "I wonder where in the devil he met Daisy. By God, I may be old-fashioned in my ideas, but women run around too much these days to suit me. They meet all kinds of crazy fish."
|
— У нее будут гости, все чужие для него люди. — Он нахмурил брови. — Интересно, где этот тип мог познакомиться с Дэзи? Черт дери, может, у меня старомодные взгляды, но мне не нравится, что женщины теперь ездят куда попало, якшаются со всякими сомнительными личностями.
|
Suddenly Mr. Sloane and the lady walked down the steps and mounted their horses.
"Come on," said Mr. Sloane to Tom, "we're late. We've got to go." And then to me: "Tell him we couldn't wait, will you?"
|
Я вдруг увидел, что мистер Слоун и дама сходят вниз и садятся на лошадей.
— Едем, — сказал мистер Слоун Тому. — Мы и так уже слишком задержались. — И добавил, обращаясь ко мне: — Вы ему, пожалуйста, скажите, что мы не могли ждать.
|
Tom and I shook hands, the rest of us exchanged a cool nod, and they trotted quickly down the drive, disappearing under the August foliage just as Gatsby, with hat and light overcoat in hand, came out the front door.
|
Том тряхнул мою руку, его спутники ограничились довольно прохладным поклоном и сразу пустили лошадей рысью. Августовская листва только что скрыла их из виду, когда на крыльцо вышел Гэтсби в шляпе и с макинтошем на руке.
|
Tom was evidently perturbed at Daisy's running around alone, for on the following Saturday night he came with her to Gatsby's party. Perhaps his presence gave the evening its peculiar quality of oppressiveness—it stands out in my memory from Gatsby's other parties that summer. There were the same people, or at least the same sort of people, the same profusion of champagne, the same many-colored, many-keyed commotion, but I felt an unpleasantness in the air, a pervading harshness that hadn't been there before. Or perhaps I had merely grown used to it, grown to accept West Egg as a world complete in itself, with its own standards and its own great figures, second to nothing because it had no consciousness of being so, and now I was looking at it again, through Daisy's eyes. It is invariably saddening to look through new eyes at things upon which you have expended your own powers of adjustment.
|
Как видно, Тома все же беспокоило, что Дэзи ездит куда попало одна, — в следующую субботу он появился у Гэтсби вместе с нею. Быть может, его присутствие внесло в атмосферу вечера что-то гнетущее; мне, во всяком случае, этот вечер запомнился именно таким, непохожим на все другие вечера у Гэтсби. И люди были те же — или, по крайней мере, такие же, — и шампанского столько же, и та же разноцветная, разноголосая суетня вокруг, но что-то во всем этом чувствовалось неприятное, враждебное, чего я никогда не замечал раньше. А может быть, просто я успел привыкнуть к Уэст-Эггу, научился принимать его как некий самостоятельный мир со своим мерилом вещей, со своими героями, мир совершенно полноценный, поскольку он себя неполноценным не сознавал, — а теперь я вдруг взглянул на него заново, глазами Дэзи. Всегда очень тягостно новыми глазами увидеть то, с чем успел так или иначе сжиться.
|
They arrived at twilight, and, as we strolled out among the sparkling hundreds, Daisy's voice was playing murmurous tricks in her throat.
|
Том и Дэзи приехали, когда уже смеркалось; мы все вместе бродили в пестрой толпе гостей, и Дэзи время от времени издавала горлом какие-то переливчатые, воркующие звуки.
|
"These things excite me so," she whispered.
"If you want to kiss me any time during the evening, Nick, just let me know and I'll be glad to arrange it for you. Just mention my name. Or present a green card. I'm giving out green——"
|
— Я просто сама не своя, до чего мне все это нравится, — нашептывала она. — Ник, если тебе среди вечера захочется меня поцеловать, ты только намекни, и я это с превеликим удовольствием устрою. Просто назови меня по имени. Или предъяви зеленую карточку. Я даю зеленые карточки тем, кому...
|
"Look around," suggested Gatsby.
"I'm looking around. I'm having a marvelous——"
"You must see the faces of many people you've heard about."
|
— Смотрите по сторонам, — посоветовал Гэтсби.
— Я смотрю. Я просто в восторге от...
— Вероятно, вы многих узнаете — это люди, пользующиеся известностью.
|
Tom's arrogant eyes roamed the crowd.
"We don't go around very much," he said. "In fact, I was just thinking I don't know a soul here."
|
Нагловатый взгляд Тома блуждал по толпе.
— А я как раз подумал, что не вижу здесь ни одного знакомого лица, — сказал он. — Мы, знаете ли, мало где бываем.
|
"Perhaps you know that lady." Gatsby indicated a gorgeous, scarcely human orchid of a woman who sat in state under a white plum tree. Tom and Daisy stared, with that peculiarly unreal feeling that accompanies the recognition of a hitherto ghostly celebrity of the movies.
|
— Не может быть, чтобы вам была незнакома эта дама. — Та, на кого указывал Гэтсби, красавица, больше похожая на орхидею, чем на женщину, восседала величественно под старой сливой. Том и Дэзи остановились, поддавшись странному чувству неправдоподобности, которое всегда испытываешь, когда в живом человеке узнаешь бесплотную кинозвезду.
|
"She's lovely," said Daisy.
"The man bending over her is her director."
He took them ceremoniously from group to group:
"Mrs. Buchanan . . . and Mr. Buchanan——" After an instant's hesitation he added: "the polo player."
|
— Как она хороша! — сказала Дэзи.
— Мужчина, который к ней наклонился, — ее режиссер.
Он водил их от одной группы к другой, церемонно представляя:
— Миссис Бьюкенен... и мистер Бьюкенен... — После минутного колебания он добавил: — Чемпион поло.
|
"Oh no," objected Tom quickly, "not me."
But evidently the sound of it pleased Gatsby, for Tom remained "the polo player." for the rest of the evening.
"I've never met so many celebrities!" Daisy exclaimed. "I liked that man—what was his name?—with the sort of blue nose."
|
— С чего вы взяли? — запротестовал Том. — Никогда не был.
Но Гэтсби, видно, понравилось, как это звучит, и Том так и остался на весь вечер "чемпионом поло".
— Ни разу в жизни не видела столько знаменитостей сразу, — воскликнула Дэзи. — Мне очень понравился этот, — как его? — у которого еще такой сизый нос.
|
Gatsby identified him, adding that he was a small producer.
"Well, I liked him anyhow."
"I'd a little rather not be the polo player," said Tom pleasantly, "I'd rather look at all these famous people in—in oblivion."
|
Гэтсби назвал фамилию, добавив, что это директор небольшого киноконцерна.
— Все равно, он мне понравился.
— Я бы предпочел не быть чемпионом поло, — скромно сказал Том. — Я бы лучше любовался этими знаменитостями, так сказать, оставаясь в тени.
|
Daisy and Gatsby danced. I remember being surprised by his graceful, conservative fox-trot—I had never seen him dance before. Then they sauntered over to my house and sat on the steps for half an hour, while at her request I remained watchfully in the garden. "In case there's a fire or a flood," she explained, "or any act of God."
|
Дэзи пошла танцевать с Гэтсби. Помню, меня удивило изящество его плавного, чуть старомодного фокстрота — он никогда раньше при мне не танцевал. Потом они потихоньку перебрались на мой участок и с полчаса сидели вдвоем на ступеньках крыльца, а я в это время, по просьбе Дэзи, сторожил в саду. "А то вдруг пожар или потоп, — сказала она в пояснение. — Или еще какая-нибудь божья кара".
|
Tom appeared from his oblivion as we were sitting down to supper together. "Do you mind if I eat with some people over here?" he said. "A fellow's getting off some funny stuff."
"Go ahead," answered Daisy genially, "and if you want to take down any addresses here's my little gold pencil."
|
Том вынырнул из тени, когда мы втроем садились ужинать.
— Не возражаете, если я поужинаю вон за тем столом? — сказал он. — Там один тип рассказывает очень смешные анекдоты.
— Пожалуйста, милый, — весело ответила Дэзи. — И вот тебе мой золотой карандашик, вдруг понадобится записать чей-нибудь адрес.
|
." . . . she looked around after a moment and told me the girl was "common but pretty," and I knew that except for the half-hour she'd been alone with Gatsby she wasn't having a good time.
|
Минуту спустя она посмотрела туда, где он сел, и сказала мне:
— Ну что ж — вульгарная, но хорошенькая. — И я понял, что если не считать того получаса у меня на крыльце, не таким уж радостным был для нее этот вечер.
|
We were at a particularly tipsy table. That was my fault—Gatsby had been called to the phone, and I'd enjoyed these same people only two weeks before. But what had amused me then turned septic on the air now.
|
Мы сидели за столом, где подобралась особенно пьяная компания. Это вышло по моей вине — Гэтсби как раз позвали к телефону, и я подсел к людям, с которыми мне было очень весело на позапрошлой неделе. Но то, что тогда казалось забавным, сейчас словно отравляло воздух.
|
"How do you feel, Miss Baedeker?"
The girl addressed was trying, unsuccessfully, to slump against my shoulder. At this inquiry she sat up and opened her eyes.
"Wha'?"
|
— Ну, как вы себя чувствуете, мисс Бедекер?
Поименованная девица безуспешно пыталась вздремнуть у меня на плече. Услышав вопрос, она выпрямилась и раскрыла глаза.
— Чего-о?
|
A massive and lethargic woman, who had been urging Daisy to play golf with her at the local club to-morrow, spoke in Miss Baedeker's defence:
"Oh, she's all right now. When she's had five or six cocktails she always starts screaming like that. I tell her she ought to leave it alone."
|
За нее вступилась рыхлая толстуха, только что настойчиво зазывавшая Дэзи на партию гольфа в местный клуб.
— Ей уже лучше. Она всегда как выпьет пять-шесть коктейлей, так сейчас же начинает громко выть. Сколько раз я ей втолковывала, что ей на спиртное и смотреть нельзя.
|
"I do leave it alone," affirmed the accused hollowly.
"We heard you yelling, so I said to Doc Civet here: 'There's somebody that needs your help, Doc.'"
"She's much obliged, I'm sure," said another friend, without gratitude. "But you got her dress all wet when you stuck her head in the pool."
|
— А я и не смотрю, — вяло оправдывалась обвиняемая.
— Мы услышали вой, и я сразу сказала доку Сивету: "Ну, док, тут требуется ваша помощь".
— Она вам, наверно, признательна за заботу, — вмешалась третья дама не слишком ласково, — но только вы ей все платье измочили, когда окунали ее головой в воду.
|
"Anything I hate is to get my head stuck in a pool," mumbled Miss Baedeker. "They almost drowned me once over in New Jersey."
"Then you ought to leave it alone," countered Doctor Civet.
"Speak for yourself!" cried Miss Baedeker violently. "Your hand shakes. I wouldn't let you operate on me!"
|
— Терпеть не могу, когда меня окунают головой в воду, — пробурчала мисс Бедекер. — В Нью-Джерси меня раз чуть не утопили.
— Тем более, значит, не надо вам пить, — подал реплику доктор Сивет.
— А вы за собой смотрите! — завопила мисс Бедекер с внезапной яростью. — У вас вон руки трясутся. Ни за что бы не согласилась лечь к вам на операцию!
|
It was like that. Almost the last thing I remember was standing with Daisy and watching the moving-picture director and his Star. They were still under the white plum tree and their faces were touching except for a pale, thin ray of moonlight between. It occurred to me that he had been very slowly bending toward her all evening to attain this proximity, and even while I watched I saw him stoop one ultimate degree and kiss at her cheek.
"I like her," said Daisy, "I think she's lovely."
|
И дальше все в том же роде. Помню, уже под конец вечера мы с Дэзи стояли и смотрели издали на кинорежиссера и его звезду. Они всё сидели под старой сливой, и лица их были уже почти рядом, разделенные только узеньким просветом, в котором голубела луна. Мне пришло в голову, что он целый вечер клонился и клонился к ней, понемногу сокращая этот просвет, — и только я это подумал, как просвета не стало и его губы прижались к ее щеке.
— Она мне нравится, — сказала Дэзи. — Она очень хороша.
|
But the rest offended her—and inarguably, because it wasn't a gesture but an emotion. She was appalled by West Egg, this unprecedented "place." that Broadway had begotten upon a Long Island fishing village—appalled by its raw vigor that chafed under the old euphemisms and by the too obtrusive fate that herded its inhabitants along a short-cut from nothing to nothing. She saw something awful in the very simplicity she failed to understand.
|
Но все остальное ее шокировало — и тут нельзя было спорить, потому что это была не поза, а искреннее чувство. Ее пугал Уэст-Эгг, это ни на что не похожее детище оплодотворенной Бродвеем лонг-айлендской рыбачьей деревушки, — пугала его первобытная сила, бурлившая под покровом обветшалых эвфемизмов, и тот чересчур навязчивый рок, что гнал его обитателей кратчайшим путем из небытия в небытие. Ей чудилось что-то грозное в самой его простоте, которую она не в силах была понять.
|
I sat on the front steps with them while they waited for their car. It was dark here in front; only the bright door sent ten square feet of light volleying out into the soft black morning. Sometimes a shadow moved against a dressing-room blind above, gave way to another shadow, an indefinite procession of shadows, who rouged and powdered in an invisible glass.
|
Я сидел вместе с ними на мраморных ступенях, дожидаясь, когда подойдет их машина. Здесь, перед домом, было темно; только из двери падал прямоугольник яркого света, прорезая мягкую предутреннюю черноту. Порой на спущенной шторе гардеробной мелькала чья-то тень, за ней другая — целая процессия теней, пудрившихся и красивших губы перед невидимым зеркалом.
|
"Who is this Gatsby anyhow?" demanded Tom suddenly. "Some big bootlegger?"
"Where'd you hear that?" I inquired.
"I didn't hear it. I imagined it. A lot of these newly rich people are just big bootleggers, you know."
"Not Gatsby," I said shortly.
|
— А вообще, кто он такой, этот Гэтсби? — неожиданно спросил Том. — Наверное, крупный бутлегер?
— Это кто тебе сказал? — нахмурился я.
— Никто не сказал. Я сам так решил. Ты же знаешь, почти все эти новоявленные богачи — крупные бутлегеры.
— Гэтсби не из них, — коротко ответил я.
|
He was silent for a moment. The pebbles of the drive crunched under his feet.
"Well, he certainly must have strained himself to get this menagerie together."
A breeze stirred the gray haze of Daisy's fur collar.
"At least they're more interesting than the people we know," she said with an effort.
|
Он с минуту молчал. Слышно было, как у него под ногой хрустит гравий.
— Должно быть, ему немало пришлось потрудиться, чтобы собрать у себя такой зверинец.
Подул ветерок, серым облачком распушил меховой воротник Дэзи.
— Во всяком случае, эти люди интереснее тех, которые бывают у нас, — с некоторым усилием возразила она.
|
"You didn't look so interested."
"Well, I was."
Tom laughed and turned to me.
"Did you notice Daisy's face when that girl asked her to put her under a cold shower?"
|
— Что-то я не заметил, чтобы тебе было так уж интересно с ними.
— Плохо смотрел.
Том засмеялся и повернулся ко мне.
— Ты видел, какое лицо сделалось у Дэзи, когда та рыжая девица попросила отвести ее под холодный душ?
|
Daisy began to sing with the music in a husky, rhythmic whisper, bringing out a meaning in each word that it had never had before and would never have again. When the melody rose, her voice broke up sweetly, following it, in a way contralto voices have, and each change tipped out a little of her warm human magic upon the air.
|
Дэзи стала подпевать музыке хрипловатым ритмичным полушепотом, вкладывая в каждое слово смысл, которого в нем не было раньше и не оставалось потом. Когда мелодия шла вверх, голос, следуя за ней, мягко сбивался на речитатив, как это часто бывает с грудным контральто, и при каждом таком переходе кругом словно разливалось немножко волшебного живого тепла.
|
"Lots of people come who haven't been invited," she said suddenly. "That girl hadn't been invited. They simply force their way in and he's too polite to object."
"I'd like to know who he is and what he does," insisted Tom. "And I think I'll make a point of finding out."
|
— Очень многие являются без приглашения, — сказала вдруг Дэзи. — Вот и эта девица так явилась. Врываются чуть ли не силой, а он из деликатности молчит.
— Все-таки любопытно, кто он и чем занимается, — не унимался Том. — Я за это возьмусь и выясню.
|
"I can tell you right now," she answered. "He owned some drug-stores, a lot of drug-stores. He built them up himself."
The dilatory limousine came rolling up the drive.
"Good night, Nick," said Daisy.
|
— А я тебе и так могу сказать, — ответила Дэзи. — У него свои аптеки, целая сеть аптек в разных городах. Он сам их создал.
Из-за поворота аллеи показался наконец запоздавший автомобиль.
— Спокойной ночи, Ник, — сказала Дэзи, вставая.
|
Her glance left me and sought the lighted top of the steps, where THREE O'CLOCK IN THE MORNING, a neat, sad little waltz of that year, was drifting out the open door. After all, in the very casualness of Gatsby's party there were romantic possibilities totally absent from her world. What was it up there in the song that seemed to be calling her back inside? What would happen now in the dim, incalculable hours? Perhaps some unbelievable guest would arrive, a person infinitely rare and to be marvelled at, some authentically radiant young girl who with one fresh glance at Gatsby, one moment of magical encounter, would blot out those five years of unwavering devotion.
|
Ее взгляд скользнул мимо меня выше, к свету, к распахнутой двери, из которой неслись звуки простенького, грустного вальса "В три часа утра" — модной новинки года. Как бы там ни было, а в самой пестроте этого случайного сборища таились романтические возможности, которых начисто был лишен ее упорядоченный мир. Чем так притягивала ее эта песенка, почему так не хотелось от нее уезжать? Что еще могло случиться здесь в мглистый, тревожный час наступающего утра? Вдруг появится новый нежданный гость или гостья, какое-нибудь залетное чудо, привлекающее все взоры, девушка в полном блеске нетронутой юности, — и один свежий взгляд, брошенный Гэтсби, одно завораживающее мгновение сведет на нет пять лет непоколебимой верности.
|
I stayed late that night, Gatsby asked me to wait until he was free, and I lingered in the garden until the inevitable swimming party had run up, chilled and exalted, from the black beach, until the lights were extinguished in the guest-rooms overhead. When he came down the steps at last the tanned skin was drawn unusually tight on his face, and his eyes were bright and tired.
|
Я на этот раз задержался очень поздно. Гэтсби просил меня подождать, когда он освободится, и я в одиночестве слонялся по саду, пока не прибежали с пляжа иззябшие, шумные любители ночного купанья, пока не погас свет во всех комнатах для гостей наверху. Когда наконец Гэтсби спустился ко мне в сад, его лицо под темным загаром казалось осунувшимся, усталые глаза беспокойно блестели.
|
"She didn't like it," he said immediately.
"Of course she did."
"She didn't like it," he insisted. "She didn't have a good time."
He was silent, and I guessed at his unutterable depression.
|
— Ей не понравилось, — сразу же сказал он.
— Что вы, напротив.
— Нет, не понравилось.
Ей было скучно. Он замолчал, но и без слов было ясно, как он подавлен.
|
"I feel far away from her," he said. "It's hard to make her understand."
"You mean about the dance?"
"The dance?" He dismissed all the dances he had given with a snap of his fingers. "Old sport, the dance is unimportant."
|
— Она как будто далеко-далеко от меня, — сказал он — Я не могу заставить ее понять.
— Вы о бале?
— О бале? — Одним щелчком пальцев он смахнул со счетов все когда-либо данные им балы. — При чем тут бал, старина?
|
He wanted nothing less of Daisy than that she should go to Tom and say: "I never loved you." After she had obliterated four years with that sentence they could decide upon the more practical measures to be taken. One of them was that, after she was free, they were to go back to Louisville and be married from her house—just as if it were five years ago.
|
Ему хотелось, чтобы Дэзи ни больше ни меньше, как пришла к Тому и сказала: "Я тебя не люблю и никогда не любила" А уж после того, как она перечеркнет этой фразой четыре последних года, можно будет перейти к более практическим делам. Так, например, как только она формально получит свободу, они уедут в Луисвилл и отпразднуют свадьбу в ее родном доме, — словно бы пять лет назад.
|
"And she doesn't understand," he said. "She used to be able to understand. We'd sit for hours——"
He broke off and began to walk up and down a desolate path of fruit rinds and discarded favors and crushed flowers.
"I wouldn't ask too much of her," I ventured. "You can't repeat the past."
|
— А она не понимает, — сказал он. — Раньше она все умела понять. Мы, бывало, часами сидим и...
Он не договорил и принялся шагать взад и вперед по пустынной дорожке, усеянной апельсинными корками, смятыми бумажками и увядшими цветами.
— Вы слишком многого от нее хотите, — рискнул я заметить — Нельзя вернуть прошлое.
|
"Can't repeat the past?" he cried incredulously. "Why of course you can!"
He looked around him wildly, as if the past were lurking here in the shadow of his house, just out of reach of his hand.
"I'm going to fix everything just the way it was before," he said, nodding determinedly. "She'll see."
|
— Нельзя вернуть прошлое? — недоверчиво воскликнул он. — Почему нельзя? Можно!
Он тревожно оглянулся по сторонам, как будто прошлое пряталось где-то здесь, в тени его дома, и чтобы его вернуть, достаточно было протянуть руку.
— Я устрою так, что все будет в точности, как было, — сказал он и решительно мотнул головой. — Она сама увидит.
|
He talked a lot about the past, and I gathered that he wanted to recover something, some idea of himself perhaps, that had gone into loving Daisy. His life had been confused and disordered since then, but if he could once return to a certain starting place and go over it all slowly, he could find out what that thing was. . . .
|
Он пустился в воспоминания, и я почувствовал, как он напряженно ищет в них что-то, может быть, какой-то образ себя самого, целиком растворившийся в любви к Дэзи. Вся его жизнь пошла потом вкривь и вкось, но если бы вернуться к самому началу и медленно, шаг за шагом, снова пройти весь путь, может быть, удалось бы найти утраченное..
|
. . . One autumn night, five years before, they had been walking down the street when the leaves were falling, and they came to a place where there were no trees and the sidewalk was white with moonlight. They stopped here and turned toward each other. Now it was a cool night with that mysterious excitement in it which comes at the two changes of the year. The quiet lights in the houses were humming out into the darkness and there was a stir and bustle among the stars. Out of the corner of his eye Gatsby saw that the blocks of the sidewalks really formed a ladder and mounted to a secret place above the trees—he could climb to it, if he climbed alone, and once there he could suck on the pap of life, gulp down the incomparable milk of wonder.
|
... Однажды вечером, пять лет тому назад, — была осень, падали листья, — они бродили по городу вдвоем и вышли на улицу, где деревьев не было и тротуар белел в лунном свете. Они остановились, повернувшись лицом друг к другу. Вечер был прохладный, полный того таинственного беспокойства, которое всегда чувствуется на переломе года. Освещенные окна как будто с тихим гулом выступали из сумрака, на небе среди звезд шла какая-то суета. Краешком глаза Гэтсби увидел, что плиты тротуара вовсе не плиты, а перекладины лестницы, ведущей в тайник над верхушками деревьев, — он может взобраться туда по этой лестнице, если будет взбираться один, и там, приникнув к сосцам самой жизни, глотнуть ее чудотворного молока.
|
His heart beat faster and faster as Daisy's white face came up to his own. He knew that when he kissed this girl, and forever wed his unutterable visions to her perishable breath, his mind would never romp again like the mind of God. So he waited, listening for a moment longer to the tuning-fork that had been struck upon a star. Then he kissed her. At his lips' touch she blossomed for him like a flower and the incarnation was complete.
|
Белое лицо Дэзи придвигалось все ближе, а сердце у него билось все сильней. Он знал: стоит ему поцеловать эту девушку, слить с ее тленным дыханием свои не умещающиеся в словах мечты, — и прощай навсегда божественная свобода полета мысли. И он медлил, еще прислушиваясь к звучанию камертона, задевшего звезду. Потом он поцеловал ее. От прикосновения его губ она расцвела для него как цветок, и воплощение совершилось.
|
Through all he said, even through his appalling sentimentality, I was reminded of something—an elusive rhythm, a fragment of lost words, that I had heard somewhere a long time ago. For a moment a phrase tried to take shape in my mouth and my lips parted like a dumb man's, as though there was more struggling upon them than a wisp of startled air. But they made no sound, and what I had almost remembered was uncommunicable forever.
|
В его рассказе, даже в чудовищной сентиментальности всего этого, мелькало что-то неуловимо знакомое — обрывок ускользающего ритма, отдельные слова, которые я будто уже когда-то слышал. Раз у меня совсем было сложилась сама собой целая фраза, даже губы зашевелились, как у немого в попытке произнести какие-то внятные звуки. Но звуков не получилось, и то, что я уже почти припомнил, осталось забьггьм навсегда.
|
Chapter 7
|
|
Достарыңызбен бөлісу: |
