(Ferenczi, 1988: 33)
Наблюдения за творческой фантазийной продукцией некоторых тяжело
травмированных пациентов в психиатрической больнице Бургхольцли в Цюрихе, где
К. Г. Юнг начинал работать как психиатр, привели его к аналогичным открытиям и таким же
мистическим спекуляциям. Маловероятно, что Фрейд когда-либо сталкивался в своем опыте
с вычурными психотическими проявлениями, столь характерными для ранней травмы,
связанной с угрозой жизни, и которые Юнг наблюдал у этих пациентов.
Юнг был глубоко взволнован сходством между мифологическими и религиозными
образами, с которыми он был знаком, получив классическое образование, и архаичными и
типическими (архетипическими) мотивами в сновидениях и фантазиях своих пациентов. Это
сходство уже было подмечено другими исследователями, в первую очередь Фредериком
Майерсом, чья работа стала в то время, пожалуй, первым большим вкладом в исследования
областей разума, расположенных вне сферы сознания (Myers, 1903). Майерс говорил о
мифопоэтической функции бессознательного, доступной в проблесках «иного мира», то
есть о том, что в случае сильной диссоциации иногда активируется слой психики,
находящийся далеко от порога осознания. И Джемс, и Юнг увидели в этом возможность
того, что «иной мир» нашей реальности может «просвечивать» из этого глубинного слоя
бессознательного.
Идея, что мифопоэтические образы представляют собой другой мир нашей реальности
– психическую реальность, – была открытием Юнга, к которому он пришел во времена боли
и отчаяния, которые для него наступили после разрыва с Фрейдом. Позднее Юнг посвятил ей
свою Красную книгу (Jung, 2009). Используя технику «активного воображения», Юнг
обращался с невидимыми «силами» своих сновидений и видений как с реальными. Он
беседовал с ними, и они отвечали ему, часто демонстрируя такое знание и мудрость, которые
Юнг не способен был осознать. Относительная автономия этих персонифицированных
психических сил была отчасти известна Юнгу по работе с психотическими пациентами. Но
идея, что действие этих сил может быть «организовано» мотивами, подразумевающими
достижение определенной цели – порой речь шла об искуплении – в отношении души
человека, стала чем-то совершенно новым.
Фрейд не мог последовать за Юнгом на эту мифопоэтическую территорию. Фрейд
соглашался с тем, что нашим основным влечениям (Triebe) в психике соответствуют
ментальные репрезентации, но остерегался признавать за ними какую-либо онтологическую
«реальность». Напротив, он назвал эту психическую реальность «особой формой
существования» (eine besondere Existenzform ), которая обретает подобие реалистичности из-
за неоспоримой силы бессознательного (см.: Loewald, 1978: 8–9). Однако, по его мнению,
этот кажущийся «реальным» мир не следует путать с фактической или материальной
реальностью, то есть с миром Эго. Таким образом, Юнг стал человеком «двух миров», в то
время как Фрейд предпочитал свести психическую реальность, где это возможно, к одному
миру («где было Ид, там станет Эго»). Это различие является фундаментальным при оценке
относительного вклада Фрейда и Юнга в психологию религиозного опыта. Для Юнга
«психическая реальность» имеет коллективный уровень и опосредует «духовный» опыт.
Иметь сознательные отношения с этим миром – это хорошо для души.
Достарыңызбен бөлісу: |