уклонении от такого прекрасного во всем остальном плана творения.
Многие ангелы чувствовали так же, как Люцифер. Во главе с ним все они
отвернулись от Блаженного Взора, отлетели прочь от Божества и пали туда, где
Бытие
граничит с Не-Сущим, погрузились в вечно опускающиеся сумерки, во
Внешнюю Тьму. Вот так они предпочли служение Не-Сущему служению Бытию,
став таким образом отрицателями, изо всех своих сил стараясь помешать
творческой работе Бога. Так, целый сонм ангелов стал сонмом бесов, и князем их
стал Сатана, Враг и Вельзевул, Повелитель Мух.
Этот рассказ является интересным мифопоэтическим описанием того, как возникает
защитное расщепление – как гордый отказ от воплощения в теле. Тело – наш контейнер для
аффектов. Нигилистическая «сила», отрицающая жизнь и
персонифицированная здесь в
образе падшего Люцифера или Дита, противостоит тому, что Винникотт называет
«вселением».
Как мы уже видели, травма прерывает вселение, нормальное нисхождение
сияющей светоносной души в тело искажается. Разверзается пропасть между «плохими»
(постыдными) аффектами, находящимися в теле и «хорошими» мыслями, принадлежащими
идеальной сфере разума. Так во внутреннем мире младенца возникают Небеса и Ад, между
которыми невозможно никакое посредничество.
Это можно интерпретировать и так: первичные аффекты младенческого периода не
были опосредованы матерью. Она не сыграла свою роль посредника, который «многократно
знакомит психику младенца с его телом, а его тело – с психикой» (Winnicott, 1970: 271), что
порождает невыносимую боль и тревогу у ребенка. Дит возникает, чтобы этот невыносимый
аффект не был пережит. Он
отказывается от воплощения.
Теперь аффект отделен от
образа, тело – от психики, невинность – от опыта. Жизнь продолжается в состоянии
Достарыңызбен бөлісу: