Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Живет, но кто? Не вещи ли живут
несыгранной мелодией минут,
как в тело арфы, втиснуты в закат?
Не ветры ли, что над рекой шумят?
Деревья ли в своей осенней дрожи?
Одни цветы, а может, травы тоже?
Живет, быть может, тихо старясь, сад?
Иль птицы, что загадочно летят,
иль звери, что бегут? Живет, но кто же?
А может быть, Ты Сам живешь, о Боже?
(Rilke, 2005)
Удивительные «присутствия», описанные в этой главе
Тема проекции центрального архетипа Самости и того, что происходит, когда эта
проекция разрушается или уходит, приводит нас к размышлениям об опыте, описанном в
этой главе. Мы могли бы описать то, что происходит, когда мы проецируем центральный
архетип и «другой» несет на себе эту проекцию (и этот другой может быть индивидом или
группой, например, семьей ребенка), как возникновение некоего «поля» – того, что
Винникотт назвал «переходным пространством», не упомянув о его мистических
измерениях. Это «потенциальное пространство», в пределах которого становится возможна
одушевленная жизнь, пространство, где жизненная искра глубочайшего, самого
сущностного, богоданного истинного я человека получает отклик от людей и вещей во
внешнем мире, где душа медленно «воспитывается» страданием, как сказал бы Китс,
принимая свою индивидуальность. Этот процесс создает «два мира», которые мы пытались
удержать в поле нашего зрения на этих страницах – внешний и внутренний, человеческий и
божественный, временный и вечный, Эго и Самость – два мира, диалектическое
взаимодействие которых определяет человечность, а их одновременное присутствие
способствует становлению в-бытии, обеспечивая здоровую жизнь.
Каждый из тех людей, об опыте которых мы говорили в этой главе, в той или иной мере
пережил в своей жизни событие, которое мы называем «травматическим», и это заметно
задержало или прекратило (через диссоциацию) естественный ход процессов в этом «поле».
Для каждого случая мы могли бы сказать, что становление матрицы истинного я было
прервано или искажено. Когда такое случается, душа, видимо, утрачивает свое срединное
положение между мирами. Коллапс системы «двух миров» приводит к «утрате» души. Она
перестает участвовать в партнерских отношениях между психе и сомой, которое возможно
благодаря переходному пространству, и уходит в глубины бессознательного, чтобы
сохранить себя в безопасном убежище. Видимо, в этом отступлении она присоединяется к
центральному архетипу. Или, возможно, центральный архетип Самости и душа являются
различными аспектами одной и той же трансцендентной реальности.
В каждом из наших случаев травма привела к нарушению оси «Эго – Самость» и,
соответственно, произошла потеря души. Однако в каждом из этих случаев возникает
явление центрального архетипа с участием мифопоэтических мотивов – обозначено
присутствие резонансного образа, удерживающего душу в бытии. В нашем первом примере
внезапное появление ангела-хранителя защищает маленькую девочку от невыносимого
переживания. Находящейся при смерти и парализованной страхом Дженнифер неожиданно
предлагается спасительная альтернатива: она может рисовать определенной краской и
избрать для себя жизнь художницы. Г-н Белл, уже почти оставив этот мир, вдруг слышит
«музыку Вселенной». Он пользуется предоставленным ему выбором, поняв причину, по

которой он должен жить. Катарине в самый мрачный час ее детства неожиданно явилась
Мария с младенцем Иисусом на облаке и сопровождала ее в продолжение всего долгого и
трудного пути. Женевьева Фостер была разочарована и чувствовала себя оставленной в
своем анализе. Внезапно пред ней предстало «существо света», она погрузилась в поток
любви, струящийся между ними. Присутствие «спутника» преобразило ее жизни во
внутреннем и внешнем мире.
В каждом случае мы отмечаем присутствие мифопоэтического образа, который принес
с собой некую скрытую «историю». Не все из этих людей знали, что это за история, по
крайней мере, в тот момент. Некоторые вообще предпочли ничего и никому не рассказывать,
так как опасались, что их примут за безумцев. Однако этот опыт придал мужества каждому
из них. Это мужество, видимо, пришло из внутреннего мира, когда в их внешней жизни
ресурсы, которыми они располагали во внешнем мире для поддержания жизни души, были
почти полностью исчерпаны.
Во введении я предположил, что «диссоциация предотвращает падение в бездну
небытия». Рана, нанесенная психической травмой и диссоциацией, вскрывает «базисный
дефект» (Balint, 1979), однако через разлом этого дефекта начинает поступать расплавленная
лава архетипической психики и закупоривает рану символическим «присутствием». В
каждом из наших примеров момент прерывания личной истории одновременно является
отправной точкой архетипического сюжета. Такая подпитка из коллективного
бессознательного удерживает душу в бытии, что, видимо, и является «задачей» той
замечательной разумной части психе, которую я назвал системой самосохранения. Эта
система воплощает в себе своего рода всеобъемлющую мудрость, осуществляет
бесстрастное, но поддерживающее целостное видение всей жизни индивида и, по-видимому,
ставит своей задачей выживание души и даже реализацию ее потенциала. Так или иначе этот
разум спасает душу от уничтожения через восстановление мифопоэтической матрицы,
разорванной при диссоциации. Она восстанавливает нарушенную травмой ось «Эго –
Самость» изнутри.
Как мы увидим в главах 3 и 9, это не окончательное решение проблемы, ведь с какого-
то момента силы системы самосохранения перестают действовать во благо и причиняют
ущерб. Все же благодаря действию сил системы самосохранения мы получаем возможность
увидеть отблеск другого мира, приоткрывается доступ к самым глубинным источникам
нашей жизни, и мы обретаем смысл, когда над нами нависла угроза его утраты.
Таким образом, сверхъестественные «присутствия» в приведенных выше примерах
стремятся заполнить разрыв, возникающий при исчезновении или искажении переходного
пространства. Как видно из приведенных выше случаев, когда вместе с коллапсом
потенциального пространства происходит утрата всех реалистичных надежд на помощь
внешних объектов, то им на смену приходит внутренняя фигура, регулирующая
взаимодействие между внутренним и внешним миром. Она закрывает разрыв
мифопоэтическим присутствием – посредниками, поддерживает надежду и предоставляет в
распоряжение человека мифопоэтическую историю, которая становится посредником и
матрицей для души, захваченной травматическим переживанием. Возможно, некоторые
психоаналитики сочтут появление таких «галлюцинаторных» внутренних фигур началом
нарциссической патологии – раскола психики в результате действия таких примитивных
защит, как диссоциация и проективная идентификация. Это было бы правильно с
материалистической и редукционистской точки зрения, но для нашего подхода к
представленному в этой главе материалу это будет лишь односторонней полуправдой.
На мой взгляд, психоанализ не может позволить себе такое одностороннее видение. В
нем упускается то, что Юнг называл целевым элементом, когда задаются такие вопросы как:
«На какой результат направлено такое переживание?», «Что оберегают эти защиты?» И,
скорее всего, ответом на этот вопрос окажется – «человеческая душа».
Завершая эти размышления, я хотел бы предложить своего рода гностическую
фантазию о развитии души в жизни человека. Эта история содержит некоторые

переживания, касающиеся духовного и материального мира, о которых мы говорили в этой
главе, и вплетает их в повествование, такое же древнее, как сама психика.

жүктеу/скачать 3.07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: