Как было сказано выше, после окончания школы и начала самостоятельной жизни продолжается выбор жизненного пути, завершающийся в конце периода окончательным самоопределением. Основные линии онтогенеза обусловлены сформировавшимися в ранней юности типами жизненного мира (табл. I. 3).
Линии онтогенеза, связанные с гедонистической направленностью личности (атавистические аналоги простого и легкого и простого и трудного жизненного мира), вообще не предполагают самоопределения; «выбор» предопределен самой гедонистической установкой. В случае простого и легкого жизненного мира она реализуется посредством паразитического существования. Одним из его вариантов является существование за счет родителей. Неспособность к систематическому труду, сформировавшаяся на предыдущих возрастных этапах, приводит к неспособности самостоятельного обеспечения своей жизни. Попытки найти работу, совместимую с этой неспособностью, обычно кончаются неудачей. Вспомним, как проходила и чем закончилась служба у гончаровского Обломова:
«...Будущая служба представлялась ему в виде какого-то семейного занятия, вроде, например, ленивого записывания в тетрадку прихода и расхода, как делывал его отец.
Он полагал, что чиновники одного места составляли между собой дружную, тесную семью, неусыпно пекущуюся о взаимном спокойствии и удовольствиях, что посещение присутственного места отнюдь не есть обязательная привычка, которой надо придерживаться ежедневно, и что слякоть, жара или просто нерасположение всегда будут служить достаточными и законными предлогами к нехождению в должность.
Но как огорчился он, когда увидел, что надобно быть по крайней мере землетрясению, чтоб не прийти здоровому чиновнику на службу, а землетрясений, как на грех, в Петербурге не бывает; наводнение, конечно, могло бы тоже служить преградой, но и то редко бывает.
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; причем все требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как уж опять с яростью хватаются за другое...
...Все это навело на него страх и скуку великую. «Когда же жить? Когда жить?» — твердил он.
...Он отправил однажды какую-то нужную бумагу вместо Астрахани в Архангельск. Дело объяснилось; стали отыскивать виноватого...
Обломов не дождался заслуженной кары, ушел домой и прислал медицинское свидетельство.
В этом свидетельстве сказано было: «Я, нижеподписавшийся, свидетельствую, с приложением своей печати, что коллежский секретарь Илья Обломов одержим отолщением сердца с расширением левого желудочка оного, а равно хроническою болью в печени, угрожающею опасным развитием здоровью и жизни больного, каковые припадки происходят, как надо полагать, от ежедневного хождения в должность. Посему, в предотвращение повторения и усиления болезненных припадков, я считаю за нужное прекратить на время г. Обломову хождение на службу и вообще предписываю воздержание от умственного занятия и всякой деятельности».
Но это помогло только на время: надо же было выздороветь, — а за этим в перспективе было опять ежедневное хождение в должность. Обломов не вынес и подал в отставку. Так кончилась — и потом уже не возобновлялась — его государственная деятельность».
И.А. Гончаров показывает, как сформировалась эта неспособность Обломова к каким-либо занятиям, требующим усилий:
«...Он учился, как и другие, как все, то есть до пятнадцати лет, в пансионе; потом старики Обломовы, после долгой борьбы, решились послать Илюшу в Москву, где он волей-неволей проследил курс наук до конца.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в чужих людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
Все это вообще считал он за наказание, ниспосланное небом за наши грехи».
Другой вариант данной линии онтогенеза связан с замужеством (женитьбой) с целью обеспечения паразитического существования за счет супруга (супруги). Этот вариант более характерен для девушек. Тем не менее, как показывает отмеченное немецкими социологами увеличение количества браков совсем юных молодых людей со зрелыми женщинами, он не так редок и у юношей.
При атавистическом аналоге простого и трудного жизненного мира гедонистическая установка реализуется через механизм терпения. Жизненный мир подконтролен принципу реальности, выступающему как отложенный принцип удовольствия. Здесь для обеспечения существования, сведенного к удовольствиям и развлечениям, приходится прибегать к той или иной активности, т.е. соответствующей деятельности.
Одним из вариантов данной линии онтогенеза является существование за счет мелкого жульничества или участие в качестве простых (неответственных) исполнителей в криминальных структурах. Другой вариант — выполнение простой, не требующей ответственности работы. Это устройство неквалифицированными подсобными рабочими, иногда грузчиками (при не слишком обременительных нагрузках) и т.п. Для обоих вариантов обычно характерна та или иная степень алкоголизации. Чаще всего эти варианты сочетаются друг с другом: отсутствие устойчивых моральных принципов обусловливает стремление к легким противоправным путям добывания денег и при трудоустройстве.
Еще один вариант рассматриваемой линии онтогенеза — вступление в брак, в котором ради реализации гедонистической установки необходимо выполнение тех или иных обязанностей, которые могут оказаться и обременительными. Одним из примеров является героиня рассказа Чехова «Анна на шее».
Муж Ани, «немолодой и некрасивый, но с деньгами», заставлял ее кланяться при встречах всем нужным себе людям, которые ей были незнакомы:
«...Поклонись же, тебе говорю! — ворчал он настойчиво. — Голова у тебя не отвалится».
Аня кланялась, и голова у нее в самом деле не отваливалась, но было мучительно. Она делала все, что хотел муж, и злилась на себя за то, что он обманул ее как последнюю дурочку. Выходила она за него только из-за денег, а между тем денег у нее теперь было меньше, чем до замужества».
Весьма обременительны оказались и супружеские обязанности: «... Она боялась сказать что-нибудь против и натянуто улыбалась и выражала притворное удовольствие, когда ее грубо ласкали и оскверняли объятиями, наводившими на нее ужас».
При перемене обстоятельств в благоприятную сторону эта линия онтогенеза легко меняется на ничем не обремененное паразитическое существование. Получив на балу большой успех у сильных мира сего и поставив тем самым мужа в зависимое от себя положение, героиня чеховского рассказа резко изменила отношения с ним:
«После этого у Ани не было уже ни одного свободного дня, так как она принимала участие то в пикнике, то в прогулке, то в спектакле. Возвращалась она домой каждый день под утро... Денег нужно было очень много, но она уже не боялась Модеста Алексеича и тратила его деньги, как свои; и она не просила, не требовала, а только посылала ему счета или записки: «выдать подателю сего 200 р.», или: «немедленно уплатить 100 р.».
Совершенно перестала ее интересовать и нищенская жизнь отца и малолетних братьев. «А Аня все каталась на тройках, ездила с Артыновым на охоту, играла в одноактных пьесах, ужинала и все реже и реже бывала у своих. Они обедали уже одни. Петр Леонтьич запивал сильнее прежнего, денег не было, и фисгармонию давно уже продали за долг».
Отсутствие у представителей характеризуемых линий онтогенеза самоопределения как такового, четких жизненных планов, а также способности к полноценной трудовой или учебной деятельности обусловливает и отсутствие желания получить образование, овладеть какой-либо профессией. При необходимости прохождения службы в армии они обычно сравнительно легко приспосабливаются к неуставным отношениям, являясь послушными исполнителями указаний «дедов».
Достарыңызбен бөлісу: |