Учебное пособие Университетское психологическое образование
Глава 2. Драматерапия: авторские интерактивные модели
жүктеу/скачать 4.34 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Модель психодраматического действия по Дж. Морено
- Модель интерактивного психологического театра «Двуликий Янус»
- 3. Терапия перформанса или драматерапия!
- «Внутренний голос» (по произведению С. Беккета)
- Терапевтическая история «Оксана»
- Терапевтическая история «Диалог»
Глава 2. Драматерапия: авторские интерактивные модели1. «Дель арте-терапия»То, с чем сталкивается в своей профессиональной деятельности психолог, отражает последовательное изменение представлений в обществе о критериях эффективности психологической помощи. От словесной терапии, делая многочисленные зигзаги в поиске методик и техник, все-таки большая часть практикующих специалистов приходит к действенным методам работы. Однако открытым остается вопрос об уровне освоения психологами реализуемых приемов, об объективности и глубине интерпретации результатов терапевтической деятельности. С такими методологическими трудностями сталкиваются и арт-ориентированные специалисты. При обилии существующих подходов в арт-терапии, за редким исключением, арт-терапевтические сессии выглядят как схемы-модели, построенные на эклектическом синтезе разнородных по качеству и целям употребления приемов и техник. И вопрос не в наличие таковых моделей, а в отсутствии способности у специалиста к интеграции и обобщению материала, связывающего воедино все многообразие теоретических и практических подходов.
В качестве основной цели исследования мы рассматриваем раскрытие универсальных принципов и механизмов воздействия драматерапевтического искусства на психику человека, обеспечивающих синергетическое единство проявления всех уровней его психической жизни, отказ от клишированных установок и форм поведения. Анализ характера воздействия драматического образа на зрителя позволяет разработать метамодель гармонизации его целостного состояния психики. При этом представляется актуальным исследование измененного состояния сознания, понимание механизмов формирования которого обеспечивает эффективность терапевтического процесса. Нами последовательно осуществлена интерпретация содержания ведущих драматических школ Европы, выделены психологические основы театральных направлений, исследованы базовые теоретические основы драматерапии (Кипнис, 2002; Гройсман, Росляков, 2003), разработаны и неоднократно продемонстрированы в арт-терапевтической деятельности авторские драматерапевтические методы: «Пластикодрама», «Двуликий Янус», «Дель арте-терапия». Следует отметить, что обращение психологов к искусству драматического театра связано с его катарсическим воздействием на человека. Как уже отмечалось выше, терапевтический эффект достигается в результате переживания состояний катарсиса и инсайта. И такое состояние сознания свидетельствует о его глубокой трансформации, о перестройке структур психики. Анализ и интерпретация представлений философов, психологов и психотерапевтов на природу катарсиса позволяет увидеть существенную разницу в характере понимания феномена. В своем исследовании генезиса катарсиса мы опирались на уникальный опыт работы британского психолога Гленна Вильсона и российского психотерапевта Гагика Назлояна, представленный в их монографиях по исследованию артистической деятельности и маскотерапии (Вильсон, 2001; Назлоян, 2001). Описанные в монографиях наблюдения и интерпретации легли в основу выделенных нами условий и причин возникновения катарсиса. Платон, Аристотель • Катарсис в древнегреческом театре возникает при переживании зрителем чувства сострадания и страха, приводящее к «очищению» его души. • Катарсис достигается посредством идентификации субъекта с героем драматического действия. • Катарсис есть «безвредная радость», возникающая в процессе самоотождествления субъекта с воображаемым героем (Платон, 1968; Аристотель, 1957). Л. С. Выготский • Катарсис есть эстетическая реакция – «сложный разряд чувств, их взаимное превращение». • «Настоящая тайна искусства мастера заключается в том, чтобы формой уничтожить содержание», – отмечал Ф. Шиллер. • При восприятии произведения участвуют прямо противоположные эмоции, которые при определенных обстоятельствах способны к взаимной нейтрализации, «короткому замыканию». • «В этом превращении аффектов, в их самосгорании, во взрывной реакции, приводящей к разряду тех эмоций, которые тут же были вызваны, и заключается катарсис эстетической реакции» (Выготский, 1968).
• Катарсис возникает как результат снятия напряжения при высвобождении подавленных эмоций. • Катарсис – это очищение от паталогического комплекса, факт аутоидентификации после избавления от него. • Катарсис есть аффективное переживание, которое вызывает «терапевтические вспышки» (Брейер, Фрейд, 2005). Я. Морено • Катарсическое состояние достигается в процессе сценического действия, в котором пациенты исполняют роли самих себя. • Катарсис – это процесс самоидентификации: «психодрама, как в зеркале, отражает их личность». • Катарсис – это возможность «материализовать» (с помощью средств искусства), «тиражировать» некоторые паталогические состояния, которая приводит к временному облегчению текущего состояния субъекта (Moreno, 1993). Т. Дж. Шефф • Катарсис происходит в ходе идентификации зрителя с персонажами пьесы, узнавания актуальной ситуации из собственной жизни, связанной с невыраженными ранее чувствами. • Проявление катарсического состояния обеспечивается безопасностью ситуации, в которой находится зритель. Он является лишь пассивным наблюдателем драматического действия (Scheff, 1979).
• Катарсис имеет диалогический контекст между субъектом и его представляемым образом. • Катарсис – это самоидентификация субъекта в атмосфере искусства. • Катарсис – это завершенное событие, он наступает по мере упрощения основного синдрома заболевания и конкретизации деталей скульптуры. • Катарсис сопровождается слезами, не обращенными к зрителю, – это состояние, в котором выражение лица пациента проясняется, просветляется (Назлоян, 2001).
• Катарсис – это такое состояние души, при котором человек испытывает состояние всеохватывающего счастья, покоя, интереса к жизни. • Состояние катарсиса достигается в результате «разрушения» устоявшихся когнитивных схем, приводящее к откровению, к новому видению человеком себя в мире (история с Сергеем, ч. 2, гл. 1, Терапевтическая история «Резиновый человечек» ). • Катарсис сопровождается аффективным состоянием, в котором человек переживает чувство своей аутентичной целостности. Это событие, при котором исчезают мимические напряжения, а душевный покой достигается посредством «тихих слез». Каким же образом в театре и в драматерапии возникает состояние откровения? Какие функции несет драматическое искусство, своим воздействием изменяя психическое состояние зрителя? Рассмотрим основные функции драматического искусства, понимание которых обеспечивает возможность создания условий для достижения терапевтического эффекта в драматерапии. • Предметная функция определяет характер трансформации отношения протагониста к социальным и личностным событиям, ассоциативно связанным с содержанием драматического действия. • Коммуникативная функция отвечает за формирование и актуализацию новых продуктивных моделей социального поведения протагониста. • Формирующая функция указывает на возможность регуляции процесса образования и развития высших психических функций в процессе переживания и рефлексии драматического события. • Регуляторная функция характеризует драматическое искусство как пространство трансформации психического и психосоматического состояния протагониста посредством воздействия на его сознательные и бессознательные структуры психики. • Эстетическая функция направлена на создание образа Прекрасного, обеспечивает условия для гармонизации целостного образа «Я». • Трансцендентальная функция позволяет раскрыть скрытые стороны бытия, актуализировать творческий потенциал бессознательной сферы психики.
• Итальянский театр комедии Дель Арте; • Символический театр Мориса Метерлинка; • Театр жестокости Антоанена Арто; • Реалистический театр Константина Станиславского; • Эпический театр Бертольта Брехта; • Театр исповеди Ежи Гротовского; • Театр абсурда Сэмюэла Беккета; • Трансцендентальный театр «Буто». Следует отметить, что, при анализе содержания теории выделенных театральных школ, можно определить психологические компоненты драматического искусства, несущие терапевтическое значение. В любой театральной постановке актеры таким образом организуют сценическое пространство, чтобы оказать воздействие на эмоционально-чувственную сферу зрителя. При этом характер этого воздействия изменяется в культурно-историческом времени. Так, если для представителей реалистического театра необходимым условием для достижения состояния катарсиса выступает акт перевоплощения актера, то для драматургии современных театральных школ игровое действие строится на использование принципиально иных художественных приемов и техник, например, особое место занимают сценографические эффекты работы с видеорядом. Что же предопределяет успех драматерапевтического действия, направленного на решение психологической задачи? По всей видимости, это процесс перехода человека из одного состояния сознания в другое, в котором его восприятие и отношение к проблемной ситуации претерпевает значительное изменение в сторону ее разрешения. Каким же путем достигается терапевтический результат? При построении драматического действия используются художественные приемы различных стилей искусства, комбинация которых обусловливает трансформацию ригидных установок сознания. Терапевтический эффект возникает при трансгрессивном переходе: от обыденного сознания к трансцендентальному, от использования классических форм игры к созданию имагинативного пространства личности. При построении действия используются парадоксальные приемы игры, смешение стилей и приемов. Можно говорить о том, что драматерапия – это театр откровения, это пространство, в котором соединяется несоединимое, например, приемы классицизма и фовизма. 
Рис. 48. Модель трансгрессивного перехода В качестве критериев оценки построения драматерапевтического действия могут выступать следующие показатели: 1. Стратегия и стиль игры, используемые для решения конкретной психологической задачи. 2. Художественные средства и приемы, выбор которых определяется целями терапии. 3. Уровень осознания участниками драматерапии содержания и характера игрового спонтанного действия. 4. Степень художественного воплощения персонажей драматического сюжета, обыгрываемого в процессе импровизации. 5. Уровень и характер спонтанной игры протагониста. 6. Особенности эмоционального реагирования протагониста на игровое действие. Достижение катарсиса. 7. Трансформация стратегий игры протагониста. 8. Достижение инсайта.
В процессе игры, совместного диалога изменяется характер восприятия и понимания протагонистом проблемной ситуации. В связи с этим можно сказать о создании у протагониста нового психологического образа, свободного от отягощающего его душу переживания. Драматическое событие становится терапевтическим тогда, когда образ неблагополучной реальности замещается позитивным образом возможностей. Содержание драматерапевтического действия наполняется магическими знаками и символами, отражающими трансцендентальную природу человеческого бытия. В магическом протагонист черпает силы для разрешения внутренних и внешних противоречий, изменяется его восприятие сути проблемы, понимание ее причин. Исследование возможностей применения моделей представленных театральных школ в терапевтической практике показало, что эффективность терапии зависит от характера актерской игры, который должен быть соотнесен с особенностями разыгрываемой проблемной ситуации. Безусловно, нижеприведенная интерпретация содержания школ драматического искусства осуществлена нами с позиций целей психотерапии. Каждая театральная школа, как уже отмечалось выше, – уникальный, неповторимый социально-культурный феномен, содержание которого не может быть сведено к однозначному определению. И, тем не менее, мы попытались определить ключевое понятие, содержание которого раскрывает возможности театрального направления для арт-терапевтической практики. • Театр Дель Арте – услаждение. • Театр А. Арто – уничижение. • Театр М. Метерлинка – представление. • Театр К. Станиславского – воплощение. • Театр Б. Брехта – отражение. • Театр Е. Гротовского – откровение. • Театр Буто – наваждение. • Театр абсурда – развоплощение.
1. Гротесковое событие 2. Провокационная ситуация 3. Эксцентрическое действие 4. Узнаваемые образы 5. Комедийный сюжет Театр жестокости Ψ-факторы 1. Эпатажное действие 2. Сюрреалистическая форма 3. Аффективное поведение 4. Агрессивный сюжет 5. Деперсонализация образов 
Рис. 49. Антуан Арто Символический театр Ψ-факторы 1. Сказочные образы 2. Метафоричный сюжет 3. Позитивные решения 4. Имагинативное содержание 5. Эстетическая организация пространства 
Рис. 50. Морис Метерлинк Реалистический театр Ψ-факторы 1. Драматический сюжет 2. Конфликтная фабула 3. Аффективное поведение 4. Социальная направленность 5. Состояние перевоплощения 
Рис. 51. Константин Станиславский Эпический театр Ψ-факторы 1. Отчуждение отношения 2. Рационализация действия 3. Конфликтность сюжета 4. Состояние перевоплощения 5. Социальная направленность 
Рис. 52. Бертольт Брехт Театр исповеди Ψ-факторы 1. Религиозное содержание 2. Символическое наполнение 3. Гротесковые формы 4. Конфликтный сюжет 5. Аффективное поведение 
Рис. 53. Ежи Гротовский Театр буто Ψ-факторы 1. Возврат к архаике 2. Компульсивное поведение 3. Трансовое состояние 4. Эпатажное действие 5. Аутоагрессивная направленность 
Рис. 54. Тацуми Хидзиката Театр абсурда Ψ-факторы 1. Деперсонализация героев 2. Деконструкция отношений 3. Аутентичность поведения 4. Тревожное состояние 5. Трансцендентальное переживание 
Рис. 55. Самюэл Беккет Драматерапия: авторские техники «Двуликий Янус», «Дель Арте-терапия» Ψ-факторы 1. Интенциональность внимания 2. Метафорическая форма перевоплощения 3. Катарсическое завершение 4. Трансмодальное действие 5. Спонтанная игра 
Рис. 56. Техника «Двуликий Янус» Представленная классификация психологических факторов театральных школ отражает возможности использования драматических моделей игры для достижения терапевтического эффекта. На основе данной верификации нами разработан метод «Пластикодрама», направленный на решение психологических проблем протагониста (Никитин, 2003). Ключевым понятием метода выступает категория «интенциональность», указывающая на то, что направленность спонтанного действия на решение конкретной задачи определяет формы игровой импровизации. Если для театра итальянской комедии масок «Дель арте», гротеск и эксцентрика — основа актерской игры, то в модели «Дель арте-терапия» драматическое событие носит интенциональный и спонтанный характер. Протагонист выступает в качестве субъекта импровизации, в процессе которой изменяются формы его восприятия и поведения. Его включенность в спонтанное игровое действие актуализирует скрытый креативный потенциал, снимает страхи, трансформирует представление о себе и мире. В методе «Дель арте-терапии» театр комедии масок встроен в текстуру драматерапевтического действия. В процессе спонтанной игры история протагониста не разыгрывает, как это происходит в психодраме и Плейбеке. Актер-психолог, перевоплощаясь в узнаваемые образы театра «Дель арте», вместе с протагонистом спонтанно проигрывает актуальные для него ситуации, вскрывает неявные стороны обозначенной проблемы. Такие персонажи как Пантолоне, Доктор, Арлекин, Пьеро, Коламбина предстают в качестве субличностей протагониста. В ходе импровизации раскрывается генезис конфликта «внутреннего» и «внешнего», намеренного и воплощенного. Рефлексия протагонистом гротесковой игры, идентификация с драматическими образами изменяет его отношение к устоявшимся социальным ролям. Использование в действии масок, создает условия для переживания протагонистом аффективных состояний, перерастающих в катарсис. Пафос, гротеск игры, воздействие масок, парадоксальных приемов интеракций создают условия для деконструкции клишированных форм мышления и поведения протагониста. Многолетние исследования влияния психического состояния на способность к рефлексии показали, что в состоянии трансцендентального переживания трансформация восприятия субъектом себя и мира носит целостный симультанный характер. За множественностью неупорядоченных субъективных впечатлений о состоянии «внутреннего мира» прорывается знание подлинного устройства того, что мы называем «Человек». Даже частичное осознание многообразия впечатлений о себе позволяет означить содержание наиболее репрезентативных импульсов, отражающих действительное состояние и души, и тела. Такое знание обеспечивает интуитивное вхождение протагониста в то или иное эмоционально-чувственное состояние, регуляция его полярностей и пребывания в нем в контексте драматерапевтического события. Таким образом, использование гротесковых образов в контексте проблемного поля позволяет изменить характер перцепции, регулировать направленность внимания протагониста с фиксацией внимания на значимых для него впечатлениях. Модель терапии может быть представлена следующим алгоритмом действия:
• выбор протагонистом персонажей комедии Дель арте, разыгрывание которых «дополнительными-Эго» позволяет актуализировать те или иные черты характера самого субъекта терапии; • импровизация с гротесковыми образами, направленная на трансформацию устоявшихся представлений протагониста; • диалог протагониста с «персонажами», благодаря которому ему раскрываются потаенные уголки собственного внутреннего мира, понимание содержания которого изменяет видение им представленной проблемы; завершение сессии, выражающееся в переживании аффективных чувств, состояния катарсиса, сопровождаемое смехом или слезами, с проявлением нового знания о себе – инсайте. В драматерапевтическом действии, усиленном гротесковыми образами, масками, носящими трансцендентальное значение, протагонист достигает состояния экстаза, как результата разрешения внутренних противоречий в сторону ясности и жизнелюбия. Благодаря работе драматерапевта, способного соединить в своей игре разномодальные по характеру образы в ведомой только ему логике действия, удается создать особую атмосферу откровения, в которой «снимаются» психологические защиты протагониста. Для проведения такой арт-сессии необходим высокий профессиональный уровень подготовки психолога и в области арт-терапии, и в техниках актерского и режиссерского мастерства. Резюмируя вышесказанное, следует подчеркнуть мысль о том, что современная европейская ментальность, скептически воспринимая «голые» идеи, требует Нечто, что притягивает к себе не словом, а событийностью. В технике «Дель арте-терапии» чудо рождается «здесь и сейчас». Оно «схватывает» протагониста своей открытостью, непредсказуемостью, трансцендентальностью, направленностью. Ригидный рациональный ум уступает место интуитивному чувствованию, высвобождая, тем самым, творческий потенциал личности протагониста. Находясь в измененном состоянии сознания, протагонист вместе с психологом создает пространство и условия для гармонизации своей целостности. В этом и кроется эффективность использования драматерапевтического подхода в решении самого широкого спектра психологических проблем и задач. 2. «Двуликий Янус»Особенностью современного этапа развития общества, безусловно, является быстрая смена социальных парадигм и дискурсов, требующих от индивидуума способности к адекватной перестройке моделей своего личностного и социального поведения. По существу, складывающаяся в настоящей реальности структура социально-личностных отношений может быть определена как нестабильная, требующая от индивидуума лабильного спонтанного поведения. Об этом, в частности, говорил Дж. Морено, отмечая, что продуктивность поведения человека определяется его способностью к спонтанному действию в «текущий момент», т. е. «здесь и сейчас». Возможно, поэтому сегодня среди населения вырос спрос на такие терапевтические практики, во время которых удается разыгрывать проблемные ситуации, актуализировать ролевое поведение. К ряду популярных психотерапевтических подходов принадлежат модели ролевых игр, к которым, в частности, относятся: «психодрама» (Дж. Морено), «терапия фиксированных ролей» (Г. Келли), «репетирование поведения» (Дж. Вольп), «миметическое поведение» (Б. Биддл, Э. Томас), «терапия катарсисом» (М. Николос, Дж. Эфран) (Киппер, 1993) и др. Наибольшей популярностью среди отечественных психологов, в контексте сказанного, пользуется модель психодраматической работы с личностными проблемами протагониста, целью которой является трансформация его поведения, отказ от стереотипий. Ключевыми понятиями психодрамы выступают следующие категории: спонтанность, креативность, культурные объекты, разогрев (там же, с. 19). Структура терапии по Морено может быть представлена следующим образом: посредством взаимодействия спонтанности и творчества создаются новые культурные объекты, которые выступают в качестве материала для трансформации образа «Я» протагониста. Разогрев, будучи условием возникновения спонтанности и креативности, на каждом новом этапе терапевтического воздействия создает возможность для разыгрывания ролей, ранее не знакомых протагонисту. Продуктивная трансформация образа «Я» достигается в результате переживания катарсиса и нахождения нового решения – инсайта. Модель психодраматического действия по Дж. МореноРазогрев – Спонтанность – Креативность – Культурные объектыОднако, как показывают многолетние исследования в странах Европы, проведенные на кафедре философской антропологии и арт-терапии Института психологии и педагогики, представленная модель имеет ряд уязвимых позиций. Во-первых, разогрев не является достаточным основанием для стимуляции процесса спонтанного поведения, так как сформированные в ходе онтогенеза «культурные объекты» не обеспечивают условия для формирования новых когнитивных решений. Во-вторых, как правило, разогрев направлен на раскрытие эмоционально-чувственной сферы, выражение которой не обеспечивает трансформацию представлений протагониста и группы об устоявшейся социальной модели поведения. В-третьих, бурное эмоциональное переживание в группах в процессе проигрывания истории протагониста позволяет снять напряжение «здесь и сейчас», но, как правило, оставляет «за скобками» формирование новых стратегий поведения. На ограниченность возможностей драматического театра, активизирующего исключительно аффективную сферу зрителя, указывал Б. Брехт, рассматривая в своих теоретических исследованиях особенности взаимодействия сцены и зала (Брехт, 1976). В постановках эпического театра главный упор в игре актеров он делал на раскрытие экзистенциальных смыслов драматического сюжета, на донесении до зрителей идеи о возможности трансформации характера восприятия обыденного. Здесь же встает и вопрос о возможности участников психодраматической группы продуцировать «спонтанное» действие, построенное на «культурных консервах». Не вызывает сомнения то обстоятельство, что трансформация когнитивных моделей и социальных установок, составляющих содержание «культурных клише», в процессе разогрева маловероятна. И таким образом, продуцируемые участниками психодрамы «новые смыслы», по существу, являются аффективным отражением стереотипов «обыденного сознания». Для разрешения данного противоречия необходимо изменить характер восприятия участниками действия реальности, в которой они находятся. Осуществить данное намерение можно в «имагинативной» драматической среде, в которой обыденное поведение замещается образным «событийным» действием, активизирующим глубинные структуры психики. Создание магического пространства игры – это задача иного уровня, требующая профессионального психологического, драматического, художественного навыка. Для ее решения необходима подготовка группы актеров-психологов, способных разыгрывать художественное сценическое действие, направленное на зрителей. В связи с вышесказанным нами была разработана интерактивная модель психологического театра «Двуликий Янус», в которой в качестве протагонистов выступают зрители зала, участвующие в спонтанном драматическом действии. При создании интерактивной модели мы опирались на ключевые позиции теории искусства Г. Гадамера, теории эпического театра Б. Брехта, театра абсурда А. Арто, на экзистенциальные представления Ж. Сартра, А. Камю, С. Беккета, Э. Ионеско, искусство итальянского театра комедии масок «Дель Арте». Искусство как способ бытия, по мнению Г. Гадамера, является уникальной возможностью человека постигнуть существо своего «Я». Мир искусства – это мир вновь созданных образов, имеющих особую форму и содержание, влияющих на глубинные структуры психики. В акте творчества осуществляется трансгрессивный переход в сознании созидающего, переживаются чувства, делающие его счастливым «здесь и сейчас». В процессе творения он как бы переходит границу реальности, за чертой которой остаются социальные и личные проблемы. Перефразируя А. Арто, можно сказать, что единственным средством, способом вывести человека из «привычного состояния бесцельного оцепенения» является его спонтанное драматическое действие, направленное на познания мира и своего присутствия в нем (Арто, 1993). Психологический интерактивный театр является одной из форм творчества, в котором актер и зритель в процессе художественного спонтанного действия образуют единое игровое пространство. Исходя из социально-конструкционистской теории, сам факт имагинативного события имеет решающее значение для лица, его проживающего. В процессе «игры» протагонист, прибегая к своему индивидуальному почерку действия в организованном художественном пространстве, выражает те свои чувства и мысли, которые стали частью его самости. Последующая рефлексия происшедшего драматического события приводит к переоценке устоявшихся форм социального поведения, к освобождению от косных установок, от нависающего давления прошлого. Диалог протагониста с самим собою происходит в экзогенно-эндогенной модели отношений с миром; внешние экзогенные формы поведения определяют внутренние эндогенные процессы трансформации личности. Амбивалентность мыслей и чувств, как результат импровизации, обусловливает «расщепление» обыденного сознания протагониста. Это приводит к трансформации устоявшихся социально-личностных установок, к изменению когнитивных моделей поведения.
Имагинативные условия – Креативность – Спонтанность – Культурные объектыТаким образом, первичной целью интерактивного драматического действия является переориентация стратегий восприятия протагониста в сторону упорядочивания социальных информационных инвариантов. Отличный от обыденной модели восприятия, сам субъект становится творцом бытия, определяя к нему свое личностное отношение. Необходимым шагом к изменению установок является переход от «апертурного» (социально-нормированного) к «экологическому» (естественно-индивидуальному) типу перцепции. Данная возможность обеспечивается работой драматерапевта, направляющего внимание протагониста и формирующего условия для многообразия его индивидуальных форм выражения. Интерактивная модель драматического действия завершается переживанием позитивных эмоций и чувств, открытием новых личностных стратегий. К этому событию направляет спонтанное действие драматерапевта, который помогает протагонисту преодолевать границы недоверия к собственным силам. Именно эта позиция отличает интерактивный спонтанный театр от психодраматической модели. По форме действие может быть как вербально артикулированное, так и невербально проигрываемое; оно заканчивается переживанием чувства катарсиса, радости от того, что протагонист сам в спонтанной импровизации находит решение.
Импровизируя в пространстве драматической модели «Двуликий Янус», протагонист познает в себе сущности своего многоликого «Я», сильные и проблемные стороны своей личности. Его внутренний голос предстает перед ним в двух масках. Одна поддерживает его клишированные установки, другая – насмехается над ними. Две роли играет один актер. Здесь речь уже не идет о директивности действий со стороны «ведущего» по отношению к «ведомому». Эмпатия к протагонисту со стороны драматерапевта, беспристрастность в оценке его действий помогают раскрыть потаенные стороны души и тем самым направить спонтанное событие в сторону разрешения внутренних противоречий. Из вышесказанного со всей очевидностью следует вывод и о том, что интерактивный театр – это экзистенциальное событие, направленное на познание протагонистом самого себя в процессе разворачивающегося действия. В отличие от психодрамы Дж. Морено, в которой необходим акт возврата к прошлому, к исследованию его потаенных сторон, к извлечению из кладовых памяти значимых для играющего событий, в интерактивной модели событие разворачивается «здесь и сейчас». На смену опыта прошлого, возвращение к которому способно спровоцировать деструктивные формы переживания, приходит опыт настоящего, получение которого делает протагониста и ответственным за свои собственные решения, и более уверенным в их реализации. 
Рис. 58. Техника «Двуликий Янус» в работе с фобиями. Витебск, 2010 Таким образом, интерактивное действие не нуждается в воспоминаниях и в обращении к прошлому опыту протагониста. Границы действия условны и размыты, они стираемы и прозрачны по мере вхождения протагониста в новый тип отношений с магическим миром театра. Структура интерактивного действия выстраивается, исходя из следующих принципов: 1. Социальной обусловленности, согласно которой формирование и развитие сознания детерминировано социально-культурными условиями существования. 2. Личностной и социальной деятельности – познание протагонистом себя становится продуктивным в условиях спонтанного действия, направленного на решение его социальных и личностных проблем. 3. Целостности – включение протагониста в игровое действие осуществляется с учетом понимания психологом особенностей его индивидуальности. 4. Избирательности – реализация стратегий игры осуществляется посредством актуализации личностных приоритетов протагониста, его социальных и культурных установок. 5. Иерархичности – по мере постепенного вхождения протагониста в игровое пространство обеспечиваются психологические и художественные условия для нахождения им эффективного решения. 6. Полифункциональности – в спонтанном игровом действии поддерживаются все возможные способы самовыражения протагониста, его стремление к расширению форм своего сценического существования. 7. Осознанности – в процессе импровизационной игры протагониста драматерапевт стремится обеспечить условия по осознанию первым всех сторон своего существования.
Интерактивная модель психологического театра была разработана в рамках научно-экспериментальных исследований Института психологии и педагогики – в театре «Постдвижение», созданном в 2000 г. В труппу театра входят студенты вуза, профессиональные психологи, актеры, художники, музыканты. Сценическое действие выстраивается с учетом знания социальных и личностных приоритетов аудитории, в которой осуществляется выступление. Для каждой возрастной группы создается особый характер разыгрывания драматических сцен, высвечиваются те или иные стороны проблемы. Театр «Постдвижение» является социально-психологическим театром, в котором разыгрываемые сценические действия представляют собой одну из форм коррекционной работы с негативными личностными установками и социальными проблемами зрителей. Каждая сцена спектакля имеет свой психологический подтекст, раскрываемый в процессе драматического действия и спонтанной игры с залом. Для каждой аудитории используются специальные психолого-драматические техники и приемы активного вовлечения зрителей в спонтанную игру на актуализированную в спектакле тему. Обращение в зал осуществляется в заключительных актах действия каждой из мизансцен. Участие зрителей в спонтанной игре есть шаг через рампу, стирание границ между сценой и залом, театром и жизнью. Освобождение от условностей игры усиливает переживания; действие воспринимается уже не как нечто отстраненное, а очень близкое, понятное, значимое событие. Театр превращается в «место откровения», драматические персонажи – в современников, говорящих о насущных проблемах. Каждый из зрителей имеет свое особое восприятие сцены, свое отношение к проигрываемой теме. Спектакль актуализирует личностное, индивидуальное, позволяет иначе взглянуть протагонисту на свои чувства. Противоречивое отношение к жизненным обстоятельствам снимается не дидактически, а в процессе нахождения самим протагонистом иных смыслов, осознания им пагубных последствий своего социального бездействия. Дальнейшее обсуждение характера спонтанной игры позволяет пересмотреть протагонистом свои личностные позиции, увидеть новые ракурсы восприятия собственной жизни, способы разрешения личностных конфликтов. Анализ показывает, что стремление «быть как все» оборачивается отрицанием неповторимого, самобытного, принятием того, что вписывается в устоявшиеся ригидные формы социальных отношений. Мизансцены, в которых отстаивается право каждого быть непохожим на других, вызывает у протагониста аффективные переживания и потребность в изменении своего образа жизни. Выражая «мнение» индивидуума через призму драматического действия, актеры помогают сформировать новую личностную позицию, непохожую на другие, вызвать стремление к самоактуализации. Дальнейший перенос пережитого в реальную жизнь позволяет объективировать протагонистом свои представления о себе и о своем месте в обществе, увидеть и принять неповторимые черты индивидуального в каждом, кто его окружает. Таким образом, методологическим основанием интерактивного драматического действия выступает гипотеза о том, что решение проблемы личности протагониста не может быть эффективным вне целостного рассмотрения и раскрытия в игровой ситуации смысловых и ценностных компонентов образа жизни, определяющих его социальные стратегии. В результате эмоционального и когнитивного вовлечения протагониста в игру происходит трансформация его представлений о реальности, о целях и смыслах социальной деятельности. С изменением представлений о себе, о своем «Я» изменяется отношение и к жизненным проблемам.
Искусство есть действие, направленное личностью на познание себя. В самом акте творения он видит смысл, которого могут не замечать другие. Он создает невещественные ценности, не ожидая признания своего труда со стороны окружающих. В процессе творчества раскрывается душа художника. Им движет парадоксальная идея воплощения себя в своем произведении. Разве это имеет смысл? В акте творчества осуществляется трансгрессивный перехода в сознании художника: в процессе творения индивидуум переживает особое состояние души, которое делает его счастливым, он как бы переходит границу реальности, за чертой которой остаются социальные и личные проблемы. Не такое ли состояние откровения испытывает человек, импровизируя на актуальную для него тему в пространстве сцены? Именно такую цель преследует протагонист, разыгрывая перформанс на задаваемую психологом тему. Предполагается, что создание перформанса происходит спонтанно, сиюминутно. С позиций представителей социально-конструкционистского течения в терапии сам факт события означает его актуальность для проживающего его референта. В процессе игры протагонист, прибегая к своему индивидуальному почерку действия в организованном им самим же пространстве, проецирует свои неотреагированные аффекты. Ожидается, что сдерживающие его развитие, вытесненные в подсознание чувства, находят свое освобождение в процессе импровизации. Этот внутренний диалог человека с самим собою происходит вне контроля со стороны его рассудка и не подлежит анализу. Например, возможное разворачивание «терапевтического» креативного события может выглядеть следующим образом. Протагониста что-то волнует. «Что-то» будоражит его ум, предопределяет содержание его будущего сценического действия. Это «Что-то» находится вне поля его понимания. Оно в нем и вне его. Оно воспринимается посредством чувств и образов. «Что-то» властвует над ним, и он не знает границ, разделяющих их территории. Оно присутствует в его мыслях и чувствах, в то время как он является его первоосновой. Он только способен осознать то, что это «Что-то» не принадлежит ему, что оно есть качество его души, навязывающее ему образы и чувства. Он может пытаться сопротивляться его воздействию. Но как только нащупывает его место в себе, оно тут же ускользает из поля его внимания и становится недосягаемым объектом для его рассудка. Оно контактирует с ним только посредством образа, который ему принадлежит. В процессе импровизации референт постоянно ощущает его присутствие. Они сосуществуют рядом, и границы, разделяющие их, одновременно прозрачны и глухи. Иногда протагонист пытается вступить с ним в диалог, вопрошая его о себе самом. Но оно – инакомыслящая сущность, оно не отвечает на языке слов, и потому их диалог никогда не может состояться. Оно говорит с ним только языком его образов. Рассудок пытается означить его содержание, наблюдая за тем, как действует тело и переживаются чувства. Но оно остается вне его дискурсивного мышления, оно смеется над ним. Каким же образом тогда происходит терапия? И происходит ли она, или же протагонист становится заложником бессознательных инстинктов? В ходе перформанса протагонист позволяет властвовать над ним внутренним порывам к действию. Он делает то, что привносится в его воображение «Чем-то» и навязывается ему как необходимость. Говоря словами К. Юнга, оно есть нематериальная субстанция – «автономный комплекс», существующий по ту сторону осознания. «Комплекс» формирует мысль, направляет тело, определяет характер креативного действия. Например, протагонист по наитию расставляет стулья, разрисовывает их ножки, потом разбивает стулья об пол, тщательно укладывая «останки» в «художественную» композицию. Эта фантазия разыгрывается в нем в процессе спонтанного действия: неожиданно его рассудок запечатлевает мысль, рожденную в глубинах его самости. Идея обретает форму, название, которое означает (пытаюсь подобрать нужные слова, чтобы передать впечатление от действия) «самобытийность». Тут же приходит другое слово – «освобождение», третье – «случайность»; мозг играет значениями, ракурсами видения сцены. «Что-то» молчит, оно наблюдает за игрой рассудка, ведь именно он отбирает название перформанса. Однако и генезис рождение слова остается вне понимания рационального ума. Теперь мы вправе спросить: «Свершилось ли? Испытываю ли я, как зритель, трансцендентальную радость от переживаемого чувства? Испытывает ли чувство освобождения сам протагонист?». Могу только описать свои переживания: удовлетворение, некоторую радость от игры своего ума, неудовлетворенность от неспособности передать свои чувства и мысли, некоторое раздражение от попытки понять значение происходящего, грусть – от бессмысленности увиденного действия. Амбивалентность мыслей и чувств – характерное состояние и протагониста; присутствие в самом событии интересно, чем его интерпретация. В отличие от перформанса, в драматерапии событие направляется действиями психолога, который не оставляет протагониста во время игры наедине с самим собою. Психолог помогает выстраивать пространство импровизации, в котором протагонист находит решение озвученных вопросов. Это действие может быть как вербально артикулировано, так и невербально проигрываемо. Оно заканчивается переживанием чувства катарсиса, радости от того, что протагонист открыл в себе себя иного. Терапевтично то, что приносит радость, катарсично то состояние, в котором человек переживает чувство восторга. В радости мы излечиваемся и душой, и телом. Страдание разрушает, дезинтегрирует личность. В страдании мы теряем себя, смыслы своего бытия. Априори принято говорить, что спонтанное действие-перформанс есть некое созидающее событие. А почему не разрушающее? Если в пылу творчества протагонист все более отстраняется от реальности, погружаясь в мир мифов и ирреальных образов, проецируемый его воображением, в которых живут не только симпатичные Эльфы, но и кровожадные Дракулы, погружаясь в то, что происходит в его сознании, ведомом бессознательным. Сколько физической и психической боли вынесли участники перформансов и аффективных арт-сессий!? Кто может сказать утвердительно о гуманности надрыва? Мне хорошо знакомы эти ощущения: боль острая, режущая и боль «тупая», удушающая. Скорее, она проявляется в области сердца. Не есть ли это признак саморазрушения? Сгорание во благо и во имя творческого прорыва. Сколько великих актеров покинуло этот мир в секунды творческого экстаза! Не есть ли этот креативный акт форма насилия субъекта над собой? Добиваясь слез и рыдания, не причиняем ли мы человеку вред? Откуда пришло убеждение о терапевтичности спонтанного действия, связанного с выражением «подавленных» чувств? Но неправомочно ли допустить мысль, что «отреагирование» референтом сильных эмоций и чувств на другом жизненном этапе своего существования может запустить в нем механизмы саморазрушения. В момент игры он уже иной, чем ранее; его тело, ум, чувства живут в другой системе координат, в другом временном пространстве. Правомочно ли апеллировать к прошлому, находясь в состоянии настоящего? Пробудившийся вулкан чувств может разрушить личность. Не есть ли это стремление к выражению прошлого – невротическая потребность в самоутверждении? Или же это состояние потери своей личности, своего «Я», в котором стираются границы меня и Другого. Но это уязвимое пространство души, к которому не каждый готов. С потерей чувства «Я» сознание заполняется «Чем-то», которое присутствует в человеке латентно. Далеко не каждое спонтанное действие является терапевтичным. В качестве примера рассмотрим возможные чувства и действия невротика с выраженным компульсивно-обсессивным типом характера. Такой личности свойственно навязчивое переживание мыслей, образов, повторяемость действий. Он не замечает многообразия форм собственного существования, останавливая свое пристальное внимание только на отдельных его фрагментах, актуализируя их значение для себя. Его сознание фокусируется исключительно на отборе и восприятии тех инвариантов информации, которые для него связаны с актуальной темой его переживаний. Представим себе, какой перформанс будет продуцировать его бессознательное. Очевидно, что в «импровизированном» акте творчества компульсивный симптом усилится; пространством поиска бессознательного станут разные стороны все той же волнующей протагониста темы. Вероятность выхода за пределы болезненного восприятия мира, переживаний себя в нем, очевидно, мала и, скорее, обусловлена случайными ситуативными факторами. С каким же состоянием сознания невротик подойдет к кульминации своего спонтанного действия? По-видимому, перформанс станет триггером для запуска и разворачивания новых переживаний и образов в рамках все тех же навязчивых идей. Позволив себе перешагнуть границы социальных условностей, его сознание откроет территорию для выражения бессознательного в границах все той же психологической заданности. Отсюда возникнет угроза полного «погружения» личности в «прилипшую» тему переживаний, само пребывание в которой создаст иллюзию значимости происходящих перемен для него самого. Акты социального поощрения такого ухода в ирреальное пространство бессознательного, скорее, усилят тенденцию к невозвращению из «зазеркалья». И все-таки перформанс, как способ самореализации, по своей эффективности никоим образом не уступает классическим приемам психодрамы. Вопрос лишь в том, как и в какой форме подвести протагониста к акту творческого откровения? Именно эту функцию и должен выполнять режиссер-психолог, взяв на себя ответственность за помощь в раскрытии жизненного потенциала протагониста. 
Рис. 59. Техника клоунотерапии Так работают мастера сцены, художники, музыканты, у которых существует перманентное знание сущности происходящего художественного события. Индивидуальность творца проявляет свою самость через доступные только для ее понимания чувства. Не есть ли это трансгрессивный переход – скачок от неявного к явному знанию? Роль психолога в данном магическом событии значима. Он помогает протагонисту высвечивать содержание его личностного ядра, не увлекаясь при этом сценическими экзерсисами. Сам субъект действия, созерцая себя со стороны как творящую индивидуальность, познает себя в формах художественного самовыражения. В этой работе он свободен от метатекста общественных установок, интуитивно определяя ракурс и стратегии восприятия и изучения своих возможностей. Этот акт познание себя может проходить и без непосредственного участия психолога. Однако его роль и значение в жизни протагониста сопоставимы с местом художника в творчестве его учеников: легкий мазок кисти, несколько пятен краски завершают почти созданный, но не до конца завершенный художественный образ. «Внутренний голос» (по произведению С. Беккета)Две вышеприведенные техники драматерапии «Двуликий Янус» и «Дель Арте-терапия» представляют собой внешне стилизованные формы ограничения протагониста, в которых в качестве средства ограничения личности выступают маски и образы персонажей театра итальянской комедии. В отличие от данных приемов, техника драматического парадокса, как форма разрешения внутренних и внешний противоречий, может быть использована в работе со страхами и фрустрациями, в которых функцию ограничения выполняет «внутренний голос» протагониста. Памятуя о том, что дух «вызревает» в преодолении человеком ограничений внешнего и внутреннего мира, в процесс драмы создаются такие творческие условия, которые актуализирует его внутренний потенциал на изменения своего отношения к проблемной ситуации. Что же представляет для индивидуума его «внутренний голос»? Может быть, это его совесть или некое психологическое образование, «возвышающееся» над его «Я»? Или же само «Я» осуществляет цензуру своих собственных помыслов? Ответ ускользает, как ускользает попытка ответа на вопросы, связанные с сущностными аспектами бытия человека. Очевидно, что внутренний голос отражает помыслы и действия каждой личности, ориентированной на те, или иные ценностные нормы общества. Скорее, «внутренний голос» выступает как внутреннее ограничение собственных потребностей и устремлений. Парадоксальность отношений между позициями «внутреннего голоса» и намерениями «Я» приводит к парадоксальным действиям человека. Соотнося для себя значимое и желаемое, прислушиваясь к своему «внутреннему голосу», субъект зачастую встает перед выбором, следовать или не следовать за ним. Ограничения со стороны «голоса» оборачиваются для него мучительным переживанием осознания того, что его намерения не всегда могут быть удовлетворены, его насущные потребности могут остаться незавершенными. Но «голос» может быть и позитивным советчиком, помощником в нахождении ответов, личным терапевтом. Для создания техники «Внутреннего голоса» нами было использовано произведение Сэммюэля Беккета «Общение», в котором он блестяще описал диалог между «Я» и «внутренним голосом» (Беккет, 1999). Терапевтический процесс состоит из проигрывания в группе драматерапии по следующим сценам.
«До кого в темноте доносится голос… Голос рассказывает о прошлом. Касаясь изредка настоящего и еще реже будущего. Например: Ты кончишь, таким как ты есть. И в другой темноте или в той же другой все это рассказывает, общения ради». 2. Сцена: Я «Чей голос спрашивает? И отвечает: Чей-то. Неважно, голос того, кто все это воображает. В той же темноте, где его создание, или в другой. Ради общения. Кто спрашивает, в конце концов. Кто спрашивает! И в конце концов дает приведенный выше ответ? И долгое время спустя прибавляет тихонько: если это не иной. Которого нигде не найти. И негде искать. Самый непознаваемый. Безымянный. Распоследнее лицо. Я. Ш-ш… не надо о нем». 3. Сцена: Детство «Ты родился в страстную пятницу, роды были тяжелые. Да, я помню. Солнце только что закатилось за пихты. Да, я помню. Так капля чтобы точить вернее должна падать и падать на то, что внизу». 4. Сцена: Юность «С колотящимся сердцем ты открываешь глаза, и спустя похожую на вечность секунду ее лицо показывается в окне, сделавшем совсем голубой ее природную бледность, которая тебя так восхищает, и конечно, твое лицо ей тоже видится голубым. У вас это общеприродная бледность. Лиловые губы не отвечают тебе на улыбку». 5. Сцена: Создатель «Ага! Ползущий создатель! Может, стоит вообразить ползущего создателя с запашком! Еще покрепче, чем у создателя, чтоб то и дело вызывать удивление в этом уме, давно отвыкшем удивляться. Удивление: Господи, да откуда же еще чужой запах? Откуда так мерзко потягивает? Как бы выиграла компания, если бы только создатель мог попахивать. И он бы мог его нюхать. Может, шестое чувство какое-нибудь? Необъяснимое предчувствие нависшей беды. Да или нет? Нет. Чистый разум? Вне опыта. Бог есть любовь. Да или нет? Нет». 6. Сцена: Старик «Ты старик и тяжело тащишься узкой проселочной дорогой. Вышел ты на заре, сейчас вечер. Единственный звук в тишине – твои шаги. Вернее, звуки, все они разные». 7. Сцена: Нынешнее в тогдашнем «Чувствует ли он с оставшейся ему способностью чувствовать разницу между нынешним и тогдашним? Кода с оставшейся ему способностью заключать, что его положение безнадежно. Это все равно, что спросить, чувствовал ли он разницу между тогдашним и прежним. Когда он еще двигался. Когда были проблески света. Как тогда не было прежнего, так нет его и теперь». 8. Сцена: Свет «От головы идет свечение. Тьма светится, когда звучит голос. Сгущается, когда уплывает. Светится, когда возвращается к самой своей громкости – слабый. Плотнеет, когда смолкает». 9. Сцена: Сомнение (эпилог) «Сомнение – тоже не совсем одиночество. До известной степени. Лучше – обманутая надежда, чем когда ее нет. До известной степени. Пока не начнет болеть сердце, тогда тоже не так одиноко. Лучше, когда сердце болит, чем когда его нет. Пока не начнет разрываться». Одинокий пожилой человек разговаривает сам с собою, вспоминает свое прошлое, в надежде найти смыслы своего настоящего и будущего. «Голос» становится его собеседником, третьим лицом, к которому он постоянно обращается. «Голос» категоричен, безжалостен, он почти не оставляет ему надежду на ответ. «Но лучше, когда он есть, чем когда его нет», – отмечает Беккет. В общении с ним человек еще надеется на поиск смысла и счастья в своей жизни. Ожидается, что в процессе действия в образе главного персонажа протагонист выражает то, что является для него сокровенным. Диалог с «внутренним голосом» в заданных границах текста обостряет его отношения к контексту разыгрываемого содержания. Художественное ограничение вызывает у протагониста потребность в его преодолении. «Внутренний голос» помогает найти ему позитивное решение. Следует отметить, что в процессе спонтанно разыгрываемого действия ведущий арт-сессию таким образом выстраивает действие, которое приносит протагонисту чувство эстетического и этического удовлетворения. Оно может быть связано с переходом от первой формы переживания впечатления от художественной работы к последней:
2) суждение, не наслаждаясь; 3) суждение, наслаждаясь, и наслаждение, рассуждая.
Бывают встречи удивительные. У каждого человека когда-то, чаще или реже, появлялись, оставались и исчезали личности, по своим масштабам человечности не вписывающиеся в нормативные рамки представлений о личности. Вот и Крым дарит мне такие встречи как человеку, так и психологу. Остановлюсь лишь на последней, поразившей меня безмерностью, бездонностью человеческой сущности. Оксана притягивает к себе внимание сразу: и своими большими, сильными руками, и какой-то необузданной энергией, наполняющей каждое ее действие и подчас прорывающейся наружу. Оксана – экстравагантная женщина, далекая от психологии, но именно на встречи психотерапевтов она приезжает как на значимое для себя событие, и в этом пространстве отношений получает что-то важное – то, что не дает ей «нормальная» жизнь. Я сразу почувствовал в ней задушевность! Драматично было видеть, как человек с присущим ему талантом чувствовать людей и выражать невыразимое, как этот нескончаемый источник эмоций и чувств неприкаянно ищет свой путь. Помочь такой сильной личности мог только откровенный разговор о ней самой. Я предложил Оксане в качестве протагониста принять участие в диалоге с человеком, чем-то похожим на нее; таким же крупным, энергичным, волевым мужчиной. В определенной степени его можно было назвать «зеркальным двойником Оксаны». Себе я взял роль ее «внутреннего голоса». В ожидаемой импровизации мы искали ответы на злободневные для Оксаны вопросы. Сможет ли она услышать «внутренний голос» и тем самым заглянуть в себя без пристрастий? Осознает ли Оксана непродуктивность своих прямолинейных стратегий в коммуникациях? Откажется ли она от них и сможет ли найти для себя иные, более гибкие формы существования среди людей? В диалоге двух протагонистов «внутренний голос» защищал Оксану от самой себя. Он помогал ей отражать удары, наносимые оппонентом по ее «Я» и исподволь переключал ее внимание на позитивное разрешение противоречий внутри ее самой. «Внутренний голос»: «Посмотри. Ведь он не такой страшный, как на первый взгляд кажется и как пытается себя преподнести. Скажи ему что-нибудь хорошее». Оксана: «Правда. Я вижу умные глаза и сильный характер». «Дополнительное эго»: «Ты тоже ничего, характерная!» «Внутренний голос»: «Видишь, он у же за метил в тебе другие качества. Помоги ему увидеть в тебе личность, свободную, чувственную». Оксана: «Я, право, смущена. Ты мне столько всего наговорил! Как и в жизни – сплошная глупость! (Пауза, задумчиво.) Да… наверное… во мне действительно много такого, что меня же и задевает!?» «Дополнительное эго»: «И во мне. Я это знаю, но почему-то остаюсь с этим. Мне кажется, это придает мне большую уверенность, это защищает меня». Оксана: «Защищает ли либо?..» (Пауза.) «Внутренний голос»: «Может быть, об этом мы поговорим завтра, завтра же и проживем все заново». (Я сознательно останавливаю действие. В этой ситуации откровения важна не аффективная разрядка, а переоценка, переосмысление протагонистом своей модели жизни.) Назавтра была работа с масками – вышеописанный трудный случай с Сергеем. Я все время держал внимание на Оксане, видел, как она переживает за Сергея, с какой искренностью и активностью вступает с ним в диалог. Сила ее «внутреннего голоса» увеличивалась по мере сопереживания Сергею. В какой-то момент я почувствовал, что ей нужна моя помощь. Я сразу прекратил анализ работы с масками и подошел к Оксане. Оксана поняла меня без слов. На меня смотрели большие детские глаза, из которых тихо текли слезы. Чувства Оксаны вмиг «заразили» всех участников действия: зал тихо плакал. Не было аффектов, не было фрустрирующих обстоятельств; откровение «пришло» в группу без насилия и анализа. Зал затаил дыхание. Ведущий: «Тебе хорошо, ведь правда? Что-то тебя волнует?» Оксана: «Я одинока, мне трудно, я не знаю, что делать». Ведущий: «Но ты же сильная! Ты сама убедилась в своей силе за эти дни много раз. Наверное, важно понять, где ты и с кем ты». Оксана: «Я хочу, я стараюсь. Кто же поможет мне?» Из зала вышла девушка и протянула ей шоколадку: «Я». Оксана тихо плакала, сжимая в руке шоколадку. Она открыто смотрела на нас, постепенно ее взгляд успокаивался, прояснялся . Оксана чувствовала откровенную поддержку всей группы. Она видела, что ее чувства глубоко затронули души участников группы. Это придало ей силы. Оксана глубоко вздохнула и улыбнулась , в ее глазах читалась благость .
О продуктивности техники «внутреннего голоса» в решении коммуникативных проблем свидетельствует история взаимоотношений Севы и Ларисы. В одной из пролонгированных учебно-терапевтических групп по арт-терапии на четвертый год работы на последнем семинаре еще оставались «белые пятна» во взаимопонимании между участниками курса. Будучи умудренными и опытными ведущими тренингов, мои коллеги, при всей их открытости к действительности оставались достаточно сдержанными в вопросе о личностных отношений. Они болезненно переживали критику и открыто противились тем замечаниям, которые затрагивали их глубинные чувства. С тем чтобы снять недопонимание между двумя участниками группы, я предложил поработать им в технике «внутреннего голоса». В роли протагониста был Сева – человека самобытный, экстремальный. «Провокатора» он выбрал сам – Ларису – сильную, сдержанную, самодостаточную личность. Себе я взял роль «внутреннего голоса» Севы. Лариса: «И чем же мы будем заниматься?» Сева держит паузу. «Внутренний голос» (Севе): «Обрати на нее внимание». Лариса: «Вы там не шушукайтесь (улыбается). Может быть нам стать ближе?» (приближается к Севе). «Внутренний голос»: «Оставайся на расстоянии!» Сева (вставая, отходит в сторону): «Что ты липнешь, навязываешь себя?» Лариса: «А мне так нравится, я этого хочу!» (Опять приближается.) «Внутренний голос»: «Какая настойчивая. Не позволяй ей себя тебе навязывать». Сева: «Это твоя стратегия по жизни?» (Уходя в сторону.) Лариса: «А твоя – избегать прямых контактов?» В процессе диалога что-то меняется в пространстве отношений протагониста. Глаза Ларисы становятся мягче, спокойнее. Она уже что-то для себя допускает, что-то для нее начинает выглядеть иначе, чем пять минут до начала встречи. «Внутренний голос»: «Сева, ты можешь принять ее. Твоя правда приблизит ее доверие и понимание. Сядь к ней рядом, спина к спине, и позволь на тебя опереться». Сева встает, обходит Ларису, садится к ней спиной. Какое-то время они находятся в напряжении. Никто не решается сделать первый шаг на сближение. «Внутренний голос»: «Закройте глаза, дышите вместе». Как кто-то отпустил нити, удерживающие их тела в состоянии напряжения, «подвешенности». Тела «обмякли», спины «погрузились» друг в друга. Естественным образом оба почувствовали тепло своих душ, и было видно, что им стало комфортно. Ребята перестали играть роль «понимающих» актеров. С тем чтобы убедиться в том, что между ними не существует противоречий, я движением руки пригласил остальных участников группы. Они обступили действующих персонажей и шепотом в разнобой стали проговаривать, а в дальнейшем выкрикивать в адрес сидящих провоцирующие их реплики; некоторые пытались их растолкать. Однако было очевидно, что Сева и Лариса находятся вне игры; ни их тела, ни мимика, ни дыхание не выказывали волнения. Отношения между ними были явно более значимыми, чем необходимость реагирования на внешнее раздражение. Группа удалилась, оставив ребят в прежних позах, спина к спине.
жүктеу/скачать 4.34 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
