Наличие на нашей планете особо благоприятные условия для зарождения и развития жизни объясняют главным образом двумя путями. Теория "разумного замысла" утверждает, что бог создал Землю, поместил ее в зону Златовласки и специально для нас отладил все детали. Антропный подход дает другое объяснение, в чем-то сходное с дарвиновским. Огромное большинство имеющихся во Вселенной планет лежат вне зон Златовласки своих звезд и непригодны для жизни. Как ни мало количество планет с подходящими для жизни условиями, мы неизбежно находимся на одной из них, коль скоро в данный момент ведем это обсуждение. Кстати, весьма удивительно, что сторонники религии испытывают симпатию к антропному принципу. По какой-то неведомой, необъяснимой причине им кажется, что он укрепляет их позицию. На самом же деле происходит обратное. Подобно естественному отбору, антропный принцип представляет альтернативу "разумному замыслу". Без привлечения творца он предлагает научное объяснение того факта, что мы обитаем в условиях, так замечательно приспособленных для нашего существования. Полагаю, что путаница в религиозном сознании возникает оттого, что антропный принцип, как правило, упоминается только при описании проблемы, которую он позволяет решить, а именно — факта нашего обитания в исключительно благоприятных для жизни условиях. Сторонники религии не улавливают того, что в качестве решения проблемы предлагаются два варианта. Один — бог. Второй — альтернативный — антропный принцип. Уже было сказано, что одним из условий существования жизни является наличие воды в жидком состоянии, но это условие далеко не единственное. В воде еще должна зародиться жизнь, а появление жизни, возможно, есть очень маловероятное событие. Дарвиновская эволюция началась только с появлением жизни. Но как может зародиться жизнь? Зарождение жизни было событием химической природы или цепью таких событий, в результате которых впервые возникли условия для естественного отбора. Главным необходимым компонентом было передающее наследственную информацию вещество: либо ДНК, либо (что более вероятно) — молекулы, копирующиеся, подобно ДНК, но менее точно, — возможно, это были родственные ей молекулы РНК. С появлением главного необходимого компонента — какой-либо генетической молекулы — мог начаться дарвиновский естественный отбор, и в результате его постепенного действия возникли сложные живые организмы. Однако самопроизвольное случайное возникновение первых молекул, передающих наследственную информацию, многим кажется невероятным. Возможно, оно действительно очень и очень маловероятно; хочу обсудить этот вопрос поподробнее, потому что он является главным в данном разделе. Изучение происхождения жизни — это исключительно популярная, хотя и весьма дискуссионная, область науки. Для работы в ней требуется блестящее знание химии, что не входит в рамки моей профессиональной компетенции. С неослабным любопытством я наблюдаю за развитием событий со стороны, и нисколько не удивлюсь, если через несколько лет химики сообщат об успешном рождении новой жизни, на этот раз — в химической лаборатории. Тем не менее этого еще не случилось, и можно по-прежнему считать, что вероятность зарождения жизни сейчас, как и раньше, очень мала — хотя однажды это уже и произошло! Аналогично рассуждению об орбитах зоны Златовласки можно сказать, что, каким бы невероятным ни было происхождение жизни, мы знаем, что на Земле оно имело место, потому что мы на ней живем. И, подобно обсуждениям благоприятности климата, это можно объяснить посредством двух гипотез — гипотезой "разумного замысла" и антропной гипотезой. Гипотеза "разумного замысла" предполагает присутствие бога, намеренно сотворившего чудо, вдохнувшего в первичный бульон божественный огонь и запустившего в успешное производство ДНК или аналогичную молекулу. Альтернативная, антропная, гипотеза, подобно обсуждению зон Златовласки, опять базируется на статистике. Ученые привлекают чудесные свойства очень больших чисел. Подсчитано, что в нашей Галактике существует от 1 до 30 миллиардов планет, а во Вселенной — около 100 миллиардов галактик. Отбросив для большей строгости подсчетов несколько нулей, получим заниженное количество планет во Вселенной — миллиард миллиардов. Теперь представим, что зарождение жизни — самопроизвольное возникновение молекулы, аналогичной ДНК, — действительно представляет собой исключительно маловероятное событие. Представим, что оно настолько маловероятно, что может произойти только на одной планете из миллиарда. Если бы любой химик попытался получить грант на исследование с однопроцентным шансом на успех, субсидирующая организация подняла бы его на смех. А мы ведем речь об одном шансе из миллиарда. И тем не менее, несмотря на абсурдно малую долю вероятности, она означает, что жизнь возникнет на миллиарде планет, одна из которых, конечно, — наша Земля69. Поразительный вывод. Повторю его еще раз. Если даже шансы самопроизвольного зарождения жизни на планете составляют один к миллиарду, это исключительно маловероятное событие тем не менее произойдет на миллиарде планет. Попытки отыскать в таком количестве планет обитаемую подобны попыткам найти иголку в стоге сена. Но нам не придется ворошить стог в поисках иголки, потому что (возвращаясь к антропному принципу) еще до начала поиска любое способное к поиску существо уже должно иметь под собой одну из этих исключительно редких "иголок". Любое вероятностное утверждение делается на основе определенной доли незнания. Если нам ничего не известно о планете, мы можем оценить шанс возникновения на ней жизни, к примеру, как один из миллиарда. Но стоит внести в нашу оценку дополнительные данные, как цифра изменится. У рассматриваемой планеты могут быть особые, увеличивающие шансы возникновения жизни свойства — например, особенный химический состав горных пород. Другими словами, одни планеты больше похожи на Землю, чем другие. И безусловно, наиболее похожей на Землю является сама Земля! Такой вывод должен подбодрить химиков, пытающихся создать жизнь в лаборатории, поскольку он увеличивает их шансы на успех. Но из вышеприведенных расчетов уже очевидно, что даже химическая модель с одним шансом на успех из миллиарда тем не менее предсказывает зарождение жизни во Вселенной на миллиарде планет. Изящество же антропного принципа состоит в том, что он, наперекор интуитивным выводам, утверждает, что для удовлетворительного и веского объяснения присутствия жизни на Земле достаточно, чтобы химическая модель позволяла зарождение жизни на одной планете из миллиарда миллиардов. Но я убежден, что на самом деле зарождение жизни является гораздо более вероятным. Полагаю, что попытки повторить данное событие в лаборатории определенно стоит финанси- ровать, так же как и программы поиска внеземного разума, потому как думаю, что существование во Вселенной другой разумной жизни вполне вероятно. Даже при самых пессимистичных оценках вероятности спонтанного зарождения жизни данный статистический аргумент полностью обесценивает предложение использовать для заполнения пробела "разумный замысел". Мозгу, настроенному на оценку привычных нам вероятностей и рисков — например, оценку финансирующей организацией заявки на исследования ученых-химиков, — "белое пятно" зарождения жизни кажется, из всех имеющихся в истории эволюции пробелов, наиболее непреодолимым. Но, подкрепленная статистикой, наука в состоянии его одолеть, хотя чудесного творца та же самая статистика отрицает по рассмотренной ранее причине "готового к полету "Боинга-747"- Вернемся теперь к упомянутому в начале этого раздела интересному положению. Представьте, что кто-то пытается объяснить и феномен биологической адаптации методом, только что использованным нами для объяснения зарождения жизни, а именно — огромным количеством имеющихся планет. Из наблюдений известно, что каждый вид и каждый свойственный виду орган хорошо выполняют свои функции. Крылья птиц, пчел и летучих мышей хорошо приспособлены для полета. Глаза хорошо приспособлены для видения. Листья — для фотосинтеза. Мы живем на планете в окружении, возможно, десяти миллионов видов, каждый из которых выглядит так, словно его специально спроектировали. Каждый вид замечательно приспособлен к своему образу жизни. Можно ли и в данном случае для объяснения всех единичных примеров кажущегося "творения" применить аргумент "огромного количества имеющихся планет"? Нет, нельзя, повторяю — нельзя. Можете даже не пытаться. Это положение очень важно, потому что оно напрямую связано с одним из самых серьезных недопониманий дарвинизма. Сколько бы планет ни участвовало в розыгрыше, невероятное разнообразие населяющих Землю сложных живых организмов невозможно объяснить счастливым случаем, подобно тому как мы провели объяснение первоначального зарождения жизни. Эволюция жизненных форм в корне отличается от зарождения жизни, потому что, повторяю, зарождение жизни было (или могло быть) уникальным событием, которому достаточно было случиться единожды. Адаптационное же приспособление видов к средам обитания — это миллионы событий, происходящих и ежедневно. Очевидно, что на всей поверхности планеты Земля — на всех континентах, на всех островах — непрерывно происходит процесс оптимизации биологических видов. Можно с уверенностью предсказать, что возникшие через десяток миллионов лет новые виды так же замечательно будут приспособлены к новой окружающей среде, как нынешние виды — к нашей. Адаптация — это не случившееся в прошлом счастливое статистическое совпадение, о котором мы можем только догадываться задним числом, а предсказуемый, множественный, непрерывный процесс. И благодаря Дарвину мы знаем, что ею движет: естественный отбор. Антропный принцип не в состоянии объяснить калейдоскоп особенностей строения живых организмов. Для объяснения многообразия жизни на Земле, и особенно для развенчания иллюзии "разумного замысла", нам не обойтись без мощного объясняющего механизма теории Дарвина. Объяснение зарождения жизни этому "крану" не под силу, потому что естественному отбору не с чем в данном случае работать. Здесь в дело вступает антропный принцип. Уникальное событие зарождения жизни удается объяснить, приняв во внимание огромное количество планет, на которых оно могло произойти. А как только это начальное удачное событие произошло — что убедительно разрешается антропным принципом, — вступает в дело естественный отбор, который со случайностью уже ничего общего не имеет. Тем не менее может оказаться, что зарождение жизни — это не единственный пробел эволюционной истории, объясняемый счастливым стечением обстоятельств и возможный с позиции антропного принципа. Мой коллега Марк Ридли в книге "Демон Менделя" (беспричинно и неудачно переименованной американскими издателями в "Сотрудничающий ген"), например, предполагает, что происхождение эукари-отной клетки (нашей клетки с ядром и другими сложными структурами, такими, например, как отсутствующие у бактерий митохондрии) было еще более исключительным, сложным и статистически маловероятным событием, чем зарождение жизни. Зарождение сознания также может оказаться "белым пятном", загадка которого объясняется настолько же маловероятным событием. Одиночные события такого рода можно на основе антропного принципа объяснить следующим образом. Существуют миллиарды планет, на которых жизнь развилась до уровня бактерии, но только на малой их части она, сделав скачок, поднялась до уровня эукариотной клетки. Из этого небольшого числа еще меньшему количеству удалось позднее пересечь рубикон к зарождению сознания. Если оба события являются одиночными, то речь идет не о повсеместном, вездесущем, подобно биологической адаптации, процессе. В соответствии с антропным принципом, поскольку мы существуем, состоим из эукариотных клеток и обладаем сознанием, наша планета неизбежно должна оказаться в числе тех редких планет, где случились все три вышеназванных события. Естественный отбор работает, потому что он представляет собой кумулятивный и однонаправленный путь к усовершенствованию. Для начала процесса требуется определенное количество везения, и, согласно прилагаемому к "миллиарду планет" антропному принципу, такой шанс у нас есть. Возможно, несколько позднейших пробелов в эволюционной истории также объясняются подкрепленными антропным принципом удачными стечениями обстоятельств. Но, как бы то ни было, "разумный замысел", безусловно, не годится для объяснения жизни, потому что замысел по своей природе — не кумулятивен и вызывает больше вопросов, чем дает ответов, отбрасывая нас прямиком к бесконечной цепочке проблем "готового к полету "Боинга-747"- Мы живем на планете, удобной для существующих на ней живых организмов, и мы рассмотрели две причины, почему это так. Первая состоит в том, что жизнь благодаря естественному отбору эволюционировала для процветания в имеющихся на планете условиях. Вторая причина является антропной. Во Вселенной имеются миллиарды планет, и, каким бы малым ни было количество планет, способных поддержать жизнь и эволюцию, наша планета должна быть в их числе. Полагаю, настало время перейти к рассмотрению антропного принципа не в биологическом, а в космологическом масштабе. Антропный принцип: космологический вариант 
М Ы ЖИВЕМ НЕ ТОЛЬКО НА УДОБНОЙ ПЛА-нете, но и в удобной Вселенной. Само наше существование подтверждает факт "удобства" наших физических законов для возникновения жизни. Не случайно, глядя в ночное небо, мы видим звезды — они являются непременным условием существования большинства химических элементов, без которых не было бы жизни. Согласно расчетам физиков, окажись физические законы и константы лишь слегка другими, Вселенная развивалась бы так, что жизнь в ней была бы абсолютно невозможна. Различные физики говорят об этом по-разному, но всегда приходят к одному заключению. В книге "Просто шесть цифр" Мартин Риз перечисляет шесть основных постоянных, которые, по мнению ученых, сохраняют свою величину в любой точке Вселенной. Каждая из этих шести величин "точно настроена" в том смысле, что, будь она лишь немного другой, Вселенная значительно отличалась бы от нынешней и, возможно, была бы непригодна для жизни". Одной из шести постоянных Риза является константа так называемого "сильного взаимодействия" — силы, объединяю- Говорю "возможно", потому что мы не знаем, какими могли бы оказаться иные формы жизни, и особенно потому, что, рассматривая условия, возникающие при одновременном изменении лишь одной величины, мы, вполне вероятно, совершаем ошибку. Что, если имеются другие комбинации значений этих шести величин, удобные для существования жизни иными способами, которые мы не замечаем, меняя одновременно лишь одну величину? Но будем, удобства ради, продолжать рассуждать так, будто перед нами неотвратимо стоит сложная задача объяснения якобы "точной настройки" основных физических констант. щей компоненты атомного ядра, которую необходимо преодолеть при расщеплении атома. Ее обозначают буквой Е и измеряют как долю переходящей в энергию массы ядра водорода при синтезе из него гелия. В нашей Вселенной значение этой постоянной равняется 0,007, и считается, что для возможности появления химических элементов, необходимых для зарождения жизни, оно обязано быть близким к этой цифре. Как известно, химические реакции представляют собой группировку и перегруппировку 90 с небольшим встречающихся в природе химических элементов Периодической таблицы. Самым простым и широко распространенным элементом является водород. Все другие элементы Вселенной возникли из водорода путем реакции ядерного синтеза. Ядерный синтез — это сложный процесс, происходящий при чрезвычайно высоких температурах, присутствующих внутри звезд (и водородных бомб). В относительно небольших звездах, подобных нашему Солнцу, образуются только легкие элементы, такие как гелий — второй после водорода элемент Периодической таблицы. Температуры, необходимые для синтеза более тяжелых элементов, достигаются внутри более крупных и более горячих звезд; в них происходит цепь термоядерного синтеза, подробно описанная Фредом Хойлом и двумя его коллегами (странно, что Хойл не получил за эту работу свою долю присвоенной другим Нобелевской премии). При взрыве таких больших звезд может произойти вспышка сверхновой и рассеивание их материала в виде пылевых облаков, включающего различные элементы Периодической таблицы. При постепенном сгущении пылевых облаков образуются новые звезды и планеты; так образовалась и наша Земля. Именно поэтому она богата не только вездесущим водородом, но и другими, более тяжелыми элементами, без которых не было бы ни химических реакций, ни самой жизни. Здесь хочется отметить, что именно величина "сильного взаимодействия" главным образом определяет, какие именно элементы периодической системы будут получены в результате цепочки термоядерного синтеза. Окажись "сильное взаимодействие" слишком слабым, скажем, о,оо6 вместо 0,007, — и во Вселенной ничего, кроме водорода, не существовало бы и, соответственно, не было бы сложных химических реакций. Будь оно слишком сильным, например о,оо8, весь водород потратился бы на синтез более тяжелых элементов, а без водорода не могла бы зародиться известная нам жизнь, хотя бы потому, что не смогла бы образоваться вода. Златовласкина величина — 0,007 — замечательно подходит для образования богатого разнообразия элементов, необходимых для интересных химических взаимодействий, способных поддерживать развитие жизни. Не буду рассматривать здесь остальные величины Риза. О каждой из них можно сказать то же самое: реальное значение находится в зоне Златовласки, за пределами которой жизнь не могла бы существовать. И как же можно это объяснить? Опять: с одной стороны имеем ответ теистов, а с другой — антроп-ный ответ. Теисты утверждают, что, создавая Вселенную, бог точно настроил основные ее постоянные, поместив значение каждой в зону Златовласки, чтобы жизнь могла появиться и существовать. Словно перед богом было шесть рукояток, осторожно поворачивая которые он точно настроил каждую константу. Как обычно, объяснение теистов неудовлетворительно, поскольку в нем ничего не говорится о происхождении самого бога. Способный вычислить Златовласкины значения для шести постоянных бог должен быть, по крайней мере, так же неправдоподобен, как и совокупность настроенных шести величин, то есть весьма неправдоподобен — а ведь в этом и заключается суть нашего обсуждения. Получается, что теист-ский ответ ни на шаг не продвинул нас в решении проблемы. Не остается другого выхода, как его отвергнуть, одновременно поражаясь количеству людей, не замечающих противоречия и, кажется, искренне удовлетворенных аргументом о "крутящем рукоятки божестве". Возможно, психологическим объяснением этой поразительной слепоты служит отсутствие у многих, в отличие от биологов, должного знакомства с естественным отбором и его способностью обуздывать невероятность. Еще на одну дополнительную причину указывает эволюционный психолог Дж. Андерсон Томсон: это психологическая склонность к одухотворению неодушевленных объектов и наделению их волей. По словам Томсона, мы скорее примем тень за грабителя, чем грабителя — за тень. "Ложная тревога" в данном случае просто приведет к потере времени; обратная ошибка может стоить жизни. В своем письме ко мне он выдвигает предположение, что в далекой древности самая большая опасность для индивидуумов исходила друг от друга. "Как результат мы начинаем автоматически предполагать и часто бояться человеческого вмешательства. Другие причины, помимо исходящих от людей, нам разглядеть гораздо труднее". Приписывание событий божественной воле происходит непроизвольно. Мы еще вернемся к соблазнительности "вышних сил" в главе 5- Биологи, хорошо осознающие способность естественного отбора объяснять появление невероятных объектов, вряд ли согласятся с теорией, начисто уклоняющейся от проблемы невероятности. А теистский ответ на загадку невероятности представляет собой именно грандиозную увертку. Это даже не перефразировка проблемы, а ее чудовищное раздувание. Рассмотрим теперь другой ответ — по антропному принципу. В общих чертах он сводится к тому, что мы могли бы обсуждать эту проблему только во Вселенной, которая могла нас произвести. Из нашего существования следует, что главные физические постоянные должны были находиться в соответствующих зонах Златовласки. Для решения загадки нашего существования разные физики предлагают разные антропные решения. Более педантичные считают, что шесть рукояток с самого начала не имели свободы вращения. Когда мы наконец сформулируем долгожданную Теорию Всего, мы увидим, что все шесть постоянных каким-то непонятным нам пока образом зависят друг от друга или от чего-то еще, пока неизвестного. Может оказаться, что шесть постоянных так же связаны между собой, как отношение длины окружности к ее диаметру. И тогда выйдет, что Вселенная просто не может быть устроена по-другому. И тогда бог-настройщик будет не нужен, потому что нечего будет настраивать. Других физиков (например, Мартина Риза) это не устраивает, и я, пожалуй, склонен согласиться с ними. Вполне допустимо, что Вселенная может быть устроена только одним способом. Но почему этот способ так поразительно подходит для нашей грядущей эволюции? Почему эта Вселенная должна быть такой, словно она, по словам физика-теоретика Фримана Дайсона, "уже знала о нашем появлении"? Философ Джон Лесли проводит аналогию с приговоренным к расстрелу человеком. Существует вероятность, что все десять человек рас-стрельной команды промахнутся. Впоследствии, вспоминая о случившемся, счастливец, вероятно, с ликованием заключит: "Понятное дело, они все промахнулись, иначе бы я сейчас здесь не сидел". Но он также может, что простительно в такой ситуации, продолжать искать причину чудесного промаха и строить предположения о том, что солдат подкупили или они были пьяны. На данное возражение допустимо ответить гипотезой (разделяемой Мартином Ризом) о том, что существует множество вселенных, сосуществующих, подобно мыльным пузырям, в "мультивселенной" (или "мегавселенной", как предпочитает называть ее Леонард Сасскинд ). Законы и постоянные каждой отдельной вселенной, в том числе наблюдаемой нами, являются лишь местными законами. Антропный принцип позво- В 200б г. Сасскинд горячо выступил в поддержку антропного принципа в мегавселенной. "Многим физикам не нравится эта идея, — говорит он. — Не понимаю почему. Мне она кажется превосходной — может, потому, что я достаточно размышлял над учением Дарвина". ляет понять, что мы должны находиться в одной из вселенных (возможно, меньшинства), местные законы которых благоприятны для грядущей эволюции и, следовательно, для рассмотрения проблемы в нашей нынешней дискуссии. Рассмотрение окончательной судьбы нашей Вселенной приводит к интересным вариантам теории мультивселенной. В зависимости от значений ряда постоянных, таких как шесть постоянных Мартина Риза, наша Вселенная может либо бесконечно расширяться, либо достигнуть стабильного состояния, либо ее расширение может перейти в сжатие, заканчивающееся "большим хлопком". В некоторых моделях "большого хлопка" предполагается, что Вселенная затем опять начнет расширяться ■— и так бесконечно, с продолжительностью каждого цикла, скажем, в 20 миллиардов лет. Согласно стандартной модели нашей Вселенной, время вместе с пространством началось в момент Большого Взрыва около 13 миллиардов лет назад. Модель повторяющегося "большого хлопка" изменяет это утверждение: наше время и пространство действительно появились при нашем Большом Взрыве, но это был всего лишь самый недавний из длинной череды Больших Взрывов, каждому из которых предшествовал завершающий предыдущую вселенную "большой хлопок". Никто не знает, что происходит в таких сингулярностях, как Большой Взрыв, поэтому можно предположить, что физические законы и постоянные каждый раз переустанавливаются на новые значения. Если цикл взрыв-расширение-сжатие-хлопок продолжает играть, подобно космическому баяну, бесконечно, то получается не параллельный, а последовательный вариант мультивселенной. Но объяснение с точки зрения антропного принципа по-прежнему пригодно. Из всех последовательно возникающих вселенных только у малой их части "рукоятки" настроены на благоприятные для жизни условия. И наша Вселенная, безусловно, попадает в их число, коль скоро мы в ней живем. В настоящее время последовательный вариант мультивселенной считается менее вероятным, чем раньше, потому что полученные новые данные уменьшают шанс события "большого хлопка". Похоже, что нашей Вселенной суждено расширяться бесконечно. Другой физик-теоретик, Ли Смолин, разработал в высшей степени дарвиновскую версию теории мультивселенной, включающую и последовательные и параллельные элементы. Идея Смолина, более подробно изложенная в книге "Жизнь космоса", напоминает теорию рождения дочерних вселенных от материнских не в результате полного "большого хлопка", а посредством черных дыр. В этой идее присутствует нечто вроде наследственности: главные постоянные величины дочерних вселенных представляют собой слегка "мутировавшие" варианты постоянных материнской вселенной. Наследственность — необходимый элемент дарвиновского естественного отбора, и, развивая свою теорию, Ли Смолин продолжает в том же духе. В мультивселенной начинают преобладать вселенные, имеющие признаки, необходимые для "выживания" и "размножения". К числу таких необходимых признаков относится способность существовать достаточно долго, чтобы "произвести потомство". Поскольку появление новых вселенных происходит в черных дырах, "успешные" вселенные должны обладать способностью образовывать черные дыры. Данная способность требует наличия ряда дополнительных свойств, например, материя должна собираться в облака и, далее, в звезды, необходимые для образования черных дыр. Но звезды также необходимы для появления химических элементов и, следовательно, жизни. Таким образом, по предположению Смолина, в мультивселенной происходит дарвиновский естественный отбор вселенных, напрямую способствующий возникновению черных дыр и косвенно способствующий возникновению жизни. Не все физики в восторге от идеи Смолина, хотя лауреат Нобелевской премии физик Мюррей Гелл-Манн, как утверждают, заявил: "Смолин? Этот молодой парень с сумасшедшими идеями? Вполне возможно, что он не так уж неправ"70. У лукавого биолога может появиться мысль, а не нуждаются ли другие физики в "пробуждении сознания", которого они могли бы достичь, поглубже познакомившись с дарвинизмом. Иногда высказывается мнение, что гипотезы о существовании многочисленных вселенных — это ненужное сибаритство, прибегать к которому не следует. Сторонники этого мнения заявляют: если мы позволяем себе роскошь воображать мультивселенную, стоит ли останавливаться на полпути; почему бы не позволить и бога? Разве обе эти концепции не являются одинаково расточительными, сформулированными с определенной целью и одинаково неудовлетворительными? Рассуждающие так люди не понимают до конца возможностей естественного отбора. Основным различием между реальной сумасбродностью гипотезы бога и кажущейся сумасброд-ностью гипотезы мультивселенной является статистическая невероятность. Несмотря на свою сумасбродность, мульти-вселенная проста. Бог же, как и любой мыслящий, принимающий решения и рассчитывающий их последствия сложный субъект, — исключительно невероятен — в том же самом статистическом смысле, как и те объекты, которые он призван объяснить. Сумасбродность мультивселенной заключается в количестве предполагаемых в ней вселенных. Но каждая отдельная вселенная — проста с точки зрения управляющих ею физических законов, ничего исключительно невероятного мы не предложили. Но стоит ввести в гипотезу разумное существо — и ситуация меняется на противоположную. Некоторые физики верят в бога (из английских физиков я уже упоминал Рассела Станнарда и преподобного Джона Полкинхорна). Неудивительно, что они заявляют о мало-вероятности случайного попадания физических постоянных в довольно узкую зону Златовласки и утверждают, что настройку производил какой-то космический сверхразум. В ответ на подобные утверждения я уже говорил, что этот вари- ант порождает больше вопросов, чем решает. А что возражают на это теисты? Как они отвечают на аргумент о том, что любой бог, способный создать Вселенную, а затем точно и предусмотрительно отладить ее для зарождения нашей жизни, должен быть невероятно сложным объектом, объяснить существование которого сложнее, чем изначальную проблему? Как и ожидалось, теолог Ричард Суинберн полагает, что знает ответ; он обсуждает данную проблему в своей книге "Есть ли бог?". Сначала, демонстрируя наличие головы на плечах, он убедительно показывает, что всегда должно выбирать самую простую, согласную с фактами гипотезу. Наука объясняет сложные объекты взаимодействием более простых компонентов, из которых они состоят; на самом низшем уровне находится взаимодействие элементарных частиц. Я (и, надеюсь, вы тоже) нахожу красоту и элегантность в идее, что все тела состоят из элементарных частиц; хотя количество частиц невероятно велико, каждая относится к определенному типу, число которых ограничено. Если мы и можем испытывать сомнение в истинности этой идеи, то только потому, что она кажется чересчур простой. Но для Суинберна она далеко не проста — совсем наоборот. Поскольку количество частиц одного типа, скажем электронов, невероятно велико, факт наличия у них одинаковых свойств, по Суинберну, представляется странным стечением обстоятельств. С одним электроном он еще готов согласиться. Но миллиарды и миллиарды электронов с одинаковыми свойствами вызывают у него недоумение. По его мнению, было бы гораздо естественнее и проще для объяснения, если бы все электроны отличались друг от друга. Более того, ни один электрон не должен естественным образом сохранять свои свойства более чем на миг — они должны постоянно непредсказуемо и стремительно меняться. Это, с точки зрения Суинберна, простой, естественный порядок вещей. В случае же более упорядоченного хода событий (такого, который вы или я назвали бы простым) требуется искать объяснение. "Только потому, что электроны, кусочки меди и другие материальные объекты имеют в двадцатом веке те же свойства, что и в девятнадцатом, мир в настоящее время таков, каков он есть". Вводим бога. Бог спасает положение дел, намеренно и непрерывно поддерживая постоянство свойств каждого из миллиардов электронов и кусочков меди и нейтрализуя присущую им склонность к хаотическим бесконтрольным изменениям. Именно поэтому все электроны похожи друг на друга как две капли воды; именно поэтому все куски меди ведут себя как положено кускам меди, и именно, поэтому каждый электрон и каждый кусок меди не меняет своих свойств из микросекунды в микросекунду и из столетия в столетие. Все это — только благодаря тому, что бог постоянно держит руку на пульсе каждой частицы, усмиряя ее буйные выходки и загоняя ее в один ряд с собратьями, от которых ей не надлежит отличаться. Но как может Суинберн утверждать, что эта гипотеза бога, одновременно держащего бесчисленное количество рук на пульсах своенравных электронов, является простой? Это — сама противоположность простоте. Для оправдания своей позиции Суинберн выкидывает следующий, ошеломительный по интеллектуальному нахальству, трюк. Без всякого обоснования он утверждает, что бог представляет собой всего лишь одну-единственную, единичную сущность. Не правда ли, по сравнению с безобразно большим числом одиночных и так похожих друг на друга электронов количество требующих объяснения вещей блистательно уменьшилось! Теизм утверждает, что каждый существующий объект появился и существует только благодаря одной-единственной сущности — богу. Он также утверждает, что каждое свойство каждого объекта существует лишь благодаря тому, что бог создал его таким или позволил ему таким быть. Объяснение считается тем более простым, чем меньше для него требуется теоретически постулированных причин. Из этого следует, что наиболее простым объяснением будет такое, для которого требуется только одна теоретически постулированная причина. Теизм проще политеизма. И теизм делает только одно теоретическое допущение — о существовании субъекта с неограниченным могуществом (бог может сделать все логически возможное), с неограниченным знанием (бог знает все логически возможное) и неограниченной свободой. Возникает желание горячо поблагодарить Суинберна за великодушное согласие отказать богу в выполнении логически невозможного. Однако использование его всемогущества для объяснения природных явлений поистине не имеет границ. У науки возникла заминка с объяснением факта X? Не стоит волноваться. Забудьте про X. Стоит подпустить божественного всемогущества — и проблемы X (да и всех прочих) как не бывало, и объяснение получается на редкость простое, потому что речь идет, не будем забывать, лишь об одном-единственном боге. Что может быть проще? Да почти все. Бог, способный постоянно контролировать и исправлять состояние каждой отдельной частицы Вселенной, не может быть простым. Его существование само требует грандиозного объяснения. Что еще хуже (с точки зрения простоты) — другие уголки гигантского сознания бога одновременно заняты делами, чувствами и молитвами каждого отдельного человека, а также всех инопланетян, возможно населяющих эту и другие сто миллиардов галактик. Согласно Суинберну, богу даже приходится постоянно принимать решение не излечивать нас чудесным образом от рака. Бог не может на это пойти, потому что: "Если бы бог отвечал на все молитвы об избавлении родственника от рака, рак бы перестал быть для человечества проблемой, над которой нужно работать". И что бы мы тогда делали с такой уймой свободного времени? Не все теологи заходят так далеко, как Суинберн. Но поразительное заявление о простоте гипотезы бога встречается и в других современных теологических трудах. В бытность профессором королевской кафедры богословия Оксфорда Кейт Вард откровенно писал об этом в 1996 году в своей книге "Бог, случай и необходимость". Да будет известно, что теисты считают бога очень элегантным, экономичным и эффективным объяснением происхождения Вселенной. Экономичность его заключается в том, что существование и свойства абсолютно всех существующих в природе объектов объясняются одной-единственной первопричиной, создателем, дающим смысл существованию всего, включая самое себя. Элегантность состоит в том, что исходя из одной ключевой идеи — идеи о самом совершенном существе — логически развиваются все представления о природе бога и существовании Вселенной. Подобно Суинберну, Вард неправильно понимает значение слова "объяснять", а также, похоже, не понимает, что подразумевается под простотой. Не совсем ясно, действительно ли Вард считает бога простым либо вышеприведенный пассаж представляет собой предположение, сделанное в рамках дискуссии. В книге "Наука и христианская вера" сэр Джон Пол-кинхорн цитирует более ранний критический отзыв Барда на размышления Фомы Аквинского: "Его главная ошибка заключается в предположении, что бог логически прост; не только потому, что его сущность неделима, но и в более глубоком смысле — в том, что истинное для любой части бога истинно также и для всей его сути. Однако вполне логично предположить, что бог, несмотря на неделимость, имеет сложное внутреннее строение". В этом Вард прав. Действительно, в 1912 году биолог Джулиан Хаксли определил сложность как "гетерогенность частей", то есть своего рода функциональную неделимость7'. Из других работ Барда очевидно, с какими трудностями сталкивается теологический ум при попытках объяснить происхождение сложных форм жизни. Он цитирует еще одного религиозного ученого, биохимика Артура Пикока (третьего члена упоминавшейся выше тройки религиозных английских ученых), выдвинувшего постулат о существовании в живой материи "предрасположенности к усложнению". Вард характеризует ее как "присущую эволюционным изменениям склонность к увеличению сложности". Далее следует предположение, что подобная склонность может "проявляться как изменение долевого соотношения результатов мутагенеза в пользу более сложных мутаций". Барду данное утверждение кажется неубедительным, и не зря. Склонность эволюции к усложнению в тех эволюционных линиях, где она проявляется, возникает не из-за какой-то предрасположенности к усложнению и не из-за смещенного мутагенеза. Она возникает по причине естественного отбора, который, насколько нам известно, является единственным механизмом, способным производить сложные системы из простых. Теория естественного отбора гениально проста. Столь же просты и исходные посылки, на которых она основана. Жизнь же, которую она объясняет, головокружительно сложна; она сложнее почти всего, что мы можем представить, за исключением бога, который был бы в состоянии всю ее сотворить. Конференция в Кембридже 
Н А НЕДАВНО ПРОХОДИВШЕЙ В КЕМБРИДЖЕ конференции по вопросам науки и религии я выдвинул аргумент, описанный в этой книге под названием "готовый к полету "Боинг-747"-При этом мне пришлось столкнуться с, мягко говоря, искренней неспособностью прийти к единому мнению по поводу простоты бога. В результате я понял много нового и посему хочу поделиться опытом с читателями. Прежде всего придется исповедаться (полагаю, это верное слово) в том, что финансировал конференцию Фонд Темплтона. Публику составляла горстка тщательно отобранных американских и английских научных журналистов. Среди 18 приглашенных докладчиков мне отводилась формальная роль атеиста. Один из журналистов, Джон Хорган, сказал, что каждому из них, помимо оплаты всех расходов, заплатили за присутствие на конференции щедрый гонорар в15 тысяч американских долларов. Меня это удивило. Имея большой опыт посещения академических конференций, я еще никогда не слышал, чтобы не только докладчики получали гонорар за выступления, но и публика — за присутствие. Узнай я об этом раньше, сразу бы заподозрил неладное. Уж не пытается ли Фонд Темплтона подкупить пишущих о науке журналистов и смутить их профессиональную честность? Подобные же мысли беспокоили и Джона Хоргана, который позднее написал об этом мероприятии статью72. В ней он, к моему огорчению, признался, что принять решение об участии ему и другим помогло разрекла- мированное известие о моем присутствии в качестве докладчика: Британский биолог Ричард Докинз, чье участие в конференции убедило меня и моих коллег в ее правомерности, был единственным из выступающих, кто заявил о несовместимости религиозных убеждений с научными. Другие докладчики — три агностика, один иудей и один деист и двенадцать христиан (мусульманский философ отказался от участия в последний момент) — явно склонялись в сторону религии, христианства. Располагающая в общем статья Хоргана противоречива. Несмотря на свои подозрения, он, безусловно, вынес из опыта конференции немало ценного (так же, как и я, о чем будет сказано ниже). Вот что он пишет: Разговоры с верующими помогли мне глубже понять, почему некоторые умные, хорошо образованные люди принимают религию. Один журналист обсуждал опыт дара языков, другой рассказывал о сокровенных взаимоотношениях с Иисусом. Мои убеждения не изменились, чего нельзя сказать обо всех остальных присутствующих. По крайней мере один участник заявил, что его вера пошатнулась под влиянием проведенного Докинзом анализа религии. И если Фонду Темплтона удалось хотя бы чуть-чуть продвинуть нас в сторону идеального, по моему мнению, мира без религий, может, это не так уж и плохо? Статья Хоргана была впоследствии воспроизведена его литературным агентом Джоном Брокманом на веб-сайте "Острие" ("Edge"), часто называемом интерактивным научным салоном, и вызвала ряд комментариев, включая отзыв физика-теоретика Фримана Дайсона. Отвечая Дайсону, я привел цитату из его речи, произнесенной во время получения премии Темплтона. Согласие Дайсона получить премию Темплтона, нечаянно ли, нарочно ли, стало для мировой общественности мощным сигналом. Его невозможно воспринять иначе как поддержку религии одним из самых уважаемых в мире физиков. Меня устраивает моя, разделяемая огромным количеством христиан, позиция человека, которого мало заботит учение о Троице или историческая достоверность Евангелий. Разве не это же самое сказал бы любой ученый-атеист, пытающийся прослыть христианином? Вот еще несколько высказываний из той же речи в сопровождении выделенных курсивом воображаемых вопросов чиновнику Фонда Темплтона: — Хотите, чтобы я сказал теперь еще что-нибудь более глубоко
мысленное? Может быть, попробовать вот так: Я не делаю четкого разграничения между разумом и богом.
Бог — это то, во что превращается разум, вырвавшись за пределы
доступного нашему пониманию. Ну что, хватит? Можно, я пойду опять заниматься физикой?
Нет, еще не достаточно? Ну ладно, тогда вот: Даже в кровавой истории хх века можно наблюдать религиоз
ный прогресс. Два злодея, в лице которых воплотились чудовищ
ные деяния хх века, — Адольф Гитлер и Иосиф Сталин — оба
были атеистами". — Теперь можно идти? Дайсон запросто мог бы отмести звучащие в этих цитатах подозрения, если бы решил ясно изложить, какие доказатель- ::" С этой напастью мы разберемся в главе j. ства заставляют его верить в бога больше, чем только в эйнштейновском смысле, с которым, как я объяснял в главе 1, мы все заведомо согласны. Если я правильно понял статью Хор-гана, в ней подразумевается, что деньги Фонда Темплтона используются на подкуп науки. Я уверен, что Фримена Дай-сона подкупить невозможно. Но прозвучавшая при получении премии речь может оказаться соблазном для других. Премия Темплтона на два порядка выше приманок, предложенных журналистам в Кембридже; ее сумма специально выбрана так, чтобы оказаться больше Нобелевской. Мой друг, философ Дэниел Деннет, как-то по-фаустовски пошутил: "Ричард, если для тебя когда-нибудь наступит черный день.." Как бы то ни было, в течение двух дней я присутствовал на кембриджской конференции, сделал доклад и участвовал в прениях по ряду других выступлений. Мне хотелось услышать комментарии теологов на аргумент о том, что любой бог, способный сотворить Вселенную, сам должен быть сложным и статистически невероятным. Наиболее сильным из прозвучавших возражений было обвинение меня в насильственном навязывании теологии научной теории познания". Теологи всегда говорят о простоте бога. Как могу я, ученый, заявлять теологам, что их бог должен быть сложным? Раз теологи всегда утверждали, что бог находится за пределами науки, научные аргументы, которые я привык использовать в моей профессии, не имеют силы. У меня не возникло впечатления, что предлагающие такую уклончивую защиту теологи намеренно лгали. Похоже, они выражали свою точку зрения искренне. Однако я не мог не вспомнить строки Питера Медавара из рецензии на книгу отца Тейяра де Шардена "Феномен человека", рецензии, которую, пожалуй, можно назвать самой негативной из когда-либо написанных: "Автору удастся избежать обвинений во лжи Данное обвинение напоминает гипотезу NOMA, чрезмерные претензии которой рассмотрены в главе 2. только по той причине, что, прежде чем обманывать других, он приложил немало усилий, чтобы обмануть себя"73. Встреченные мною в Кембридже теологи укрылись в безопасном, недостижимом для рациональных аргументов гносеологическом убежище, потому что они сами так постановили. И кто я такой, чтобы заявлять, что рациональные аргументы являются единственно правильными? Помимо научных методов познания имеются и другие, и для познания бога нужно использовать один из них. Самым важным из этих методов познания, как оказалось, является личный, субъективный опыт. Несколько участников кембриджской дискуссии утверждали, что в голове они ясно слышат, как бог собственной персоной разговаривает с ними. В главе з я уже обсуждал иллюзии и галлюцинации ("Доказательство от личного "опыта"), но во время кембриджской конференции мне на ум пришли еще два аргумента. Во-первых, если бог действительно разговаривает с людьми, данный факт бесспорно подпадает под научную теорию познания. Бог прорывается из своей потусторонней обители в наш мир, где его послания воспринимаются обычным человеческим мозгом, — и вы говорите, что науке здесь нечего делать? Во-вторых, способный одновременно посылать разумные сигналы миллионам людей и получать от них ответы, бог, кем бы или чем бы он ни был, никак не может быть простым. С таким-то рабочим диапазоном частот! Пусть у бога нет состоящего из нейронов мозга или кремниевого процессора, но если он действительно так всемогущ, как считается, то он должен быть устроен еще более сложно, еще более неслучайно, чем самый сложный известный нам мозг или компьютер. Снова и снова мои религиозные друзья возвращались к тому, что должна быть причина, почему все существующее существует, хотя могло бы и не существовать. Всему должна быть первопричина, и почему бы не называть ее богом. Хорошо, соглашался я, но первопричина должна была быть по своей сути простой, и поэтому, если ей и нужно придумать имя, то "бог" здесь не подойдет (если только не оговорить специально, что под этим термином мы не подразумеваем всего того, что наполняет головы большинства верующих). Искомая первопричина должна была просто предоставить исходный материал для самоуправляемого "подъемного крана", который постепенно поднял наш мир до нынешнего сложного состояния. Заявлять, что первопричинный движитель был достаточно сложным, чтобы заниматься "разумным замыслом", не говоря уже об одновременном чтении мыслей миллионов людей, — все равно что сдавать себе идеальные карты при игре в бридж. Посмотрите на окружающую нас биосферу, амазонские джунгли с их густым переплетением лиан, корней и причудливыми арками; с их армиями муравьев, ягуарами, тапирами и пекари, древесными лягушками и попугаями. Все вместе это статистически эквивалентно идеальной сдаче карт (задумайтесь о мириадах других возможных способов смешать составные части, ни один из которых не будет работать) — но теперь нам известно, как это все получилось: благодаря постепенной работе "крана" естественного отбора. Против безропотного согласия с идеей спонтанного появления столь невероятных вещей бунтуют не только ученые — возмущается сам здравый смысл. Заявление о том, что первопричина, то есть "великое неизвестное", благодаря которому вместо небытия имеет место бытие, представляет собой существо, способное спроектировать Вселенную и разговаривать одновременно с миллионом людей, — это фактический отказ от попытки объяснения. Это безобразное проявление бездумной, самоублажающей склонности к фантазиям. Я не пытаюсь пропагандировать узконаучный тип мышления. Но любая честная попытка объяснить такие исключительно маловероятные вещи, как джунгли, коралловый риф или Вселенная, должна по меньшей мере предлагать вниманию "кран", но не "небесный крюк". Таким "краном" необязательно должен быть естественный отбор. Хотя, признаемся, лучшей альтернативы пока никто не предложил. Но могут существовать другие, еще не открытые "краны". Может быть, инфляционное расширение, которое, по словам физиков, происходило в течение доли первой йоктосекунды существования Вселенной, окажется, при лучшем понимании, космологическим "краном", аналогичным биологическому "крану" Дарвина. Или искомый космологами "кран" окажется сродни дарвиновскому: модель Смолина либо что-то ей аналогичное. А может, это будет предсказываемая Мартином Ризом и другими муль-тивселенная плюс антропный принцип. В конце концов, "краном" может оказаться даже сверхчеловеческий творец, но в таком случае он не мог появиться "просто так" или всегда существовать. Если наша Вселенная — продукт замысла (чему я ни минуты не верю) и если, аргумента ради, Мыслитель умеет читать наши мысли и снабжать каждого мудрым советом, прощением и искуплением, то такой Мыслитель сам должен быть конечным продуктом кумулятивного подъема "краном", вероятно аналогичным дарвиновскому и работающим в другой вселенной. Последним средством защиты для моих кембриджских оппонентов стало нападение. Они заявили, что мои взгляды принадлежат XIX веку. Этот упрек настолько нелеп, что я почти забыл его упомянуть. Однако, к сожалению, слышать его приходится нередко. Тем не менее согласимся, что заклеймить мнение как устаревшее не означает его опровергнуть. В xix веке было немало блестящих идей, включая — не в последнюю очередь — и опасную идею Дарвина. В любом случае бросающему подобный упрек господину не мешало бы вспомнить пословицу о соломинке в чужом глазу и бревне в своем, поскольку сам он (известный кембриджский геолог, безусловно достаточно овладевший фаустовской казуистикой, чтобы получить премию Темплтона) оправдывал собственные христианские убеждения тем, что он называл "историч- ностью" Нового Завета. Именно в XIX веке теологи, в особенности немецкие, подвергли, на основании доказательных методов изучения истории, вышеупомянутую "историчность" серьезному сомнению. И присутствовавшие на кембриджской конференции теологи не преминули немедленно на это указать. В любом случае ехидство по поводу "xix века" не ново. Оно сродни насмешкам над "деревенским атеистом". А также высказыванию: "Что бы ты о нас ни думал, ха-ха-ха, мы и сами не верим в старика с длинной белой бородой, ха-ха-ха". Все эти три шутки имеют скрытый смысл, подобно тому как во время моего пребывания в 1960-х годах в Америке выражение "порядок и законность" прикрывало расизм полицейских в отношении чернокожего населения'. Что же на самом деле означает фраза "Вы рассуждаете, как в xix веке" в контексте религиозной дискуссии? Она означает следующее: "Вы так прямолинейны и недипломатичны, разве можно задавать такие откровенные, недвусмысленные и грубые вопросы, как "Верите ли вы в чудеса?" или "Верите ли вы, что Иисус родился в результате непорочного зачатия?". Вы что, не знаете, что в приличном обществе таких вопросов не задают? Они вышли из моды в xix веке". Но подумайте, почему невежливо в наше время задавать религиозным людям подобные вопросы? Потому что отвечать на них неудобно. Потому что положительный ответ ставит отвечающего в неловкое положение. Вот мы и выяснили связь с XIX веком. В xix веке образованные люди последний раз имели возможность заявить, не краснея, что они верят в такие чудеса, как непорочное зачатие. Нынче многие образованные христиане слишком преданы своей вере, чтобы отрицать непорочное зачатие и воскресение, но они тем не менее испытывают неловкость, потому что ::" В Великобритании в аналогичном смысле используется выражение "внутригородские кварталы", что позволило Оберону Во однажды сделать остроумную ссылку на "внутригородские кварталы обоего пола". рациональное сознание говорит им, что это нелепо. Поэтому им неприятны расспросы, и когда кто-нибудь вроде меня требует от них прямого ответа, его начинают обвинять в том, что его идеи "взяты из XIX века". Ну разве это не смешно? Конференция привела меня в бодрое рабочее настроение и укрепила уверенность в том, что аргумент "готового к полету "Боинга-747" является серьезным доводом против существования бога, на который, несмотря на многочисленные просьбы, мне так и не удалось услышать от теологов убедительного ответа. Дэн Деннет справедливо называет его "неотразимым опровержением, не менее мощным сегодня, чем двести лет назад, когда в "Диалогах" Юма Филон громил с его помощью Клеанта. "Небесный крюк" в лучшем случае отодвигает решение проблемы, но Юм не знал ни одного "крана", поэтому ему пришлось сдаться"74. Такой "кран" появился с открытием Дарвина. Вот бы Юм обрадовался! В данной главе приводятся центральные аргументы книги, и поэтому, опасаясь показаться назойливым, я все же суммирую основные идеи в шести пунктах: На протяжении веков одной из главнейших проблем, сто
явших перед человеческим разумом, было объяснение
появления во Вселенной сложных, маловероятных объ
ектов, выглядящих так, как будто их нарочно спроектиро
вали. Возникает естественное желание заявить, что напоминаю
щие продукты замысла объекты действительно были спро
ектированы. В случае созданных человеком вещей, таких,
как, скажем, часы, их действительно спроектировал "разу
мный творец" — инженер. Возникает искушение исполь
зовать аналогичную логику для объяснения строения глаза
или крыла, паука или человека. • 3. Это искушение ведет в тупик, потому что гипотеза творца немедленно порождает еще большую проблему: кто спроектировал дизайнера? Наша исходная проблема состоит в необходимости объяснить статистическую невероятность. Очевидно, что, предложив в качестве решения нечто еще более невероятное, справиться с ней невозможно. Нам нужен "подъемный кран", а не "небесный крюк", потому что только при помощи "крана" можно постепенно и не прибегая к чудесам подняться от простоты к иначе не объяснимой сложности. Самый элегантный и мощный "подъемный кран", извест
ный нам сегодня, — это дарвиновская теория эволюции
путем естественного отбора. Дарвин и его последователи
показали, каким образом живые существа, явно стати
стически невероятные и похожие на дело рук "разумного
творца", образовались в процессе медленной, постепенной
эволюции из более простых существ. В настоящее время
можно с уверенностью сказать, что иллюзия "замысла"
живых существ является не более чем иллюзией. В физике аналогичный "кран" еще не обнаружен. Теория
мультивселенной в принципе может дать объяснение, ана
логичное найденному в биологии Дарвином. На первый
взгляд подобное объяснение кажется менее убедительным,
чем биологический дарвинизм, потому что оно сильнее
зависит от счастливой случайности. Однако благодаря
антропному принципу мы имеем полное право строить
свои расчеты на событиях с очень низкой вероятностью,
гораздо более низкой, чем те шансы, с которыми мы при
выкли иметь дело в повседневной жизни. 6. Не стоит терять надежды на отыскание в области физики лучшего "крана", аналогичного дарвиновскому в биологии. Но, несмотря на то что физический "кран", подобный биологическому и полностью нас удовлетворяющий, еще не найден, уже имеющиеся в нашем распоряжении "краны", пусть и слабые, при поддержке антропного принципа все-таки лучше, чем пораженческая гипотеза "небесных крюков" небесного "дизайнера". Согласившись с аргументацией данной главы, невозможно не объявить фактическую основу религии — гипотезу бога — несостоятельной. Бога почти наверняка нет. И это пока — основной вывод книги. Далее возникает множество других вопросов. Даже если согласиться, что бога нет, разве нельзя привести другие доводы в пользу религии? Разве она не утешает? Разве она не подвигает людей творить добро? И потом, если бы не религия, откуда бы мы узнали, что такое добро? Да и вообще, зачем ссориться? И почему, если религия — обман, она существует практически в любом обществе? Права религия или нет, но она вездесуща, так откуда же она появилась? Давайте в первую очередь обратимся к этому последнему вопросу. Глава пятая Корни религии П овсюду встречающаяся экстравагантность религиозных ритуалов, требующих огромных затрат времени и сил, причиняющих боль и лишения, говорит эволюционному психологу не менее наглядно, чем красная задница обезьяны, об адаптивном характере религии. Марек Кон Императив Дарвина
У КАЖДОГО ЕСТЬ СОБСТВЕННАЯ ЛЮБИМАЯ ТЕОРИЯ о том, откуда появилась религия и почему она присутствует во всех человеческих культурах. Религия утешает, сплачивает членов общества, удовлетворяет жажду познания смысла жизни. Я еще вернусь к этому, но сначала хочу подробнее рассмотреть другой вопрос, важность которого для данного обсуждения станет очевидна в дальнейшем: дарвиновский вопрос о естественном отборе. Осознав, что мы являемся продуктами дарвиновской эволюции, рассмотрим, какого рода давление (или сумма давлений) естественного отбора первоначально способствовало возникновению религии. Данный вопрос обязательно нужно решить еще и потому, что налицо нарушение обычного требования дарвиновской теории об экономии. На религиозные обряды растрачивается огромное количество ресурсов, а дарвиновский отбор неустанно отсеивает лишние затраты. Природа — скаредный бухгалтер, скрупулезно считающий пенсы, следящий за каждой секундой, безжалостно отсекающий любое излишество. Непрерывно, неумолимо, как писал Дарвин, "естественный отбор ежедневно и ежечасно расследует по всему свету мельчайшие вариации, отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие, работая неслышно и незаметно, где бы и когда бы ни представился к тому случай, над усовершенствованием каждого органического существа". Если дикое животное постоянно выполняет бесполезные действия, естественный отбор предпочтет его конкурента, расходующего время и энергию на выживание и размножение. Природа не поощряет пустых забав. В ней всегда побеждает безжалостный утилитаризм, даже если на первый взгляд может показаться, что это не так. Хвост павлина при поверхностном рассмотрении кажется бесспорным примером именно "пустой забавы", ненужной роскоши. Не вызывает сомнения, что шансов выживания он своему владельцу не увеличивает. Однако обладатель самого пышного украшения успешнее, по сравнению с конкурентами, распространяет свои гены. Хвост служит рекламой — его существование оправдано в глазах природной экономии способностью привлекать самок. То же самое можно сказать о времени и силах, затрачиваемых птицей шалашником на сооружение шалаша; постройка выполняет роль своеобразного "хвоста", сделанного из травы, веточек, ярких ягод, цветов, а если удастся отыскать — и бусин, безделушек и бутылочных пробок. Или возьмем пример, не связанный с рекламой, — муравление, "энтинг": странная привычка некоторых птиц, скажем соек, "купаться" в муравейнике или набивать муравьев в перья. До сих пор польза муравления для птиц до конца не разгадана — возможно, муравьи избавляют их от живущих в перьях паразитов; есть и другие теории, слабо подтвержденные пока доказательствами. Но отсутствие уверенности в деталях механизма не мешает — и не должно мешать — дарвинистам предполагать с большой долей уверенности, что муравление для чего-то нужно. В данном случае и здравый смысл, и в особенности дарвиновская логика утверждают, что, если бы птицы не вели себя так, статистическая вероятность распространения их генов уменьшилась бы, хотя мы еще и не знаем точной причины. Такое заключение основано на двух обстоятельствах: во-первых, естественный отбор отбраковывает растраты времени и энергии, во-вторых, птицы постоянно тратят время и энергию на муравление. Если принцип "адаптивности" можно сформулировать в одной фразе, пожалуй, никто не еде- лал это лучше, чем — несмотря на некоторую пышность выражений — выдающийся гарвардский генетик Ричард Левонтин: "Думаю, ни одному эволюционисту не придет в голову оспаривать, что практически невозможно лучше приспособиться к окружающей среде, чем это делают ее обитатели"7'. Окажись муравление бесполезным для выживания и размножения, естественный отбор давно бы уже предпочел воздерживающихся от него особей. Для дарвиниста логично предположить то же самое и в отношении религии — именно поэтому я и завел об этом разговор. С точки зрения эволюциониста, религиозные ритуалы так же "бросаются в глаза, как павлины на залитом солнцем лугу" (по выражению Дэна Деннета). Религиозное поведение — человеческий эквивалент муравления или строительства шалаша. На него затрачивается масса времени и энергии, а его проявления порой становятся не менее причудливыми, чем оперение райской птицы. Из-за религии жизнь верующего и окружающих может оказаться в опасности. Тысячи людей подвергались за веру мучениям, часто от рук фанатиков, чьи убеждения лишь весьма незначительно отличались от верований их жертв. Поглощаемые религией ресурсы порой достигают колоссальных размеров. Для строительства средневекового собора требовались сотни человекостоле-тий труда, однако результат не служил ни для жилья, ни для какой-либо другой утилитарной цели. Не являлся ли он своеобразным архитектурным павлиньим хвостом? Если да, то на кого нацелена подобная реклама? Большая часть талантливых людей эпохи Возрождения создавала религиозные музыкальные и художественные произведения. Верующие умирали и убивали за своих богов; бичевали себя в кровь, обрекали на пожизненное безбрачие и молчальничество — и все ради религии. Зачем? В чем ее польза? В дарвинизме под "пользой" обычно подразумевается улучшение шанса генов индивидуума на выживание. Однако такое определение не является полным; в нем не учитывается, что дарвиновская "польза" может проявляться не только по отношению к отдельному организму. "Польза" может быть направлена также на три другие возможные цели. Одна из них связана с теорией группового отбора, к которому мы еще вернемся. Второе проявление пользы связано с теорией, описанной мною в книге "Расширенный фенотип", а именно: данный организм может производить некие действия не потому, что это выгодно ему самому, а потому, что им манипулируют гены другого организма, возможно паразита. Дэн Деннет напоминает, что во всех человеческих обществах неизбежно присутствует не только религия, но и простуда, однако никто не утверждает, что простуда приносит людям пользу. Существует множество примеров манипуляции поведением животных паразитами для более легкого распространения от одного хозяина к другому. "Основную теорему расширенного фенотипа" я сформулировал следующим образом: "Поведение животного склонно увеличивать шанс распространения вызывающих это поведение генов вне зависимости от того, находятся ли данные гены в теле вышеназванного животного". Третья цель: в центральную теорему вместо понятия "гены" можно подставить более общее понятие "репликаторы". Факт повсеместного распространения религии может означать, что она действительно приносит пользу, но вовсе не обязательно нам или нашим генам. Религия, возможно, приносит пользу только самим религиозным идеям, которые ведут себя в данном случае как репликаторы, до некоторой степени похожие на гены. Мы поговорим об этом подробнее в разделе "Осторожно, не наступи на мои мемы". Пока же вернемся к более традиционным для дарвинизма толкованиям "пользы" как выгоды для выживания и размножения индивидуума. Жизнь промышляющих охотой и собирательством народов, таких как племена австралийских аборигенов, по-видимому, весьма сходна с образом жизни наших отдаленных предков. Новозеландский/австралийский философ науки Ким Стирелни указывает на странное противоречие в их жизни. С одной стороны, аборигены с поразительным искусством выживают в требующих исключительных практических навыков условиях. С другой, продолжает Стирелни, изощренность человеческого ума доходит до извращения. Люди, обладающие уникальными знаниями об окружающем мире и искусстве выживания в нем, в то же время забивают себе голову очевидными нелепицами, назвать которые просто "бесполезными" было бы слишком щедро. Стирелни лично знаком с аборигенами Папуа — Новой Гвинеи. Они умеют выживать в поразительно трудных условиях недостатка пропитания за счет "удивительно тонкого понимания окружающей среды. Но такое понимание сочетается у них с дремучими, темными предрассудками касательно колдовства и "нечистоты" женщин во время менструаций. Множество местных сообществ поражены страхом перед колдунами и колдовством и страдают от насилия, порожденного этими страхами". Стирелни приглашает читателя задуматься, почему мы одновременно так умны и так глупы76. Несмотря на различия мировых культур, не известно ни одной, где не было бы того или иного варианта поглощающей время и ресурсы, вызывающей раздоры, отрицающей факты и порождающей досужие вымыслы религии. Некоторые образованные люди впоследствии отходят от религии, но воспитываются они в лоне той или иной веры, от которой затем сознательно решают отказаться. "И все-таки ты протестантский атеист или католический?" — в этой старой североирландской шутке есть горькая правда. Религиозное сознание можно назвать общечеловеческим в том же смысле, в каком общечеловечно гетеросексуальное поведение. Оба эти обобщения предполагают существование исключений из правила; однако исключения осознают, что они — отклонение от общей нормы. А для общей видовой нормы нужно найти дарвиновское объяснение. Пользу сексуального поведения объяснить по Дарвину несложно. Даже несмотря на противозачаточные средства и гомосексуальные проявления, оно приводит к появлению потомства. А как объяснить религиозное поведение? Почему люди постятся, преклоняют колени, падают ниц, истязают себя, безумно кивают, уставившись в стену, отправляются в Крестовые походы или совершают другие изнурительные действия, способные поглотить, а иногда и прекратить их существование? Прямые преимущества религии
С УЩЕСТВУЮТ НЕКОТОРЫЕ ОСНОВАНИЯ ПОЛА-гать, что религиозные верования предохраняют людей от болезней, вызываемых стрессом. Эти факты проверены не до конца, но было бы неудивительно, если бы они оказались правдой, как и случающееся время от времени "чудесное исцеление" верующих. Думаю, не стоит даже упоминать, что подобные положительные события ни в коей мере не доказывают истинность религиозных постулатов. По словам Джорджа Бернарда Шоу, "счастье верующего по сравнению со скептиком означает не больше, чем счастье пьяницы по сравнению с трезвым человеком".
Достарыңызбен бөлісу: |
