Ультрн. Ныльтурн

всему миру, на самом деле являлись звеньями одной цепи в крупномасштабном заговоре, руководимом из Кремля и приводимом в исполнение странами Варшавского договора с целью уничтожения свободного мира. Однако к середине 1980-х в результате серии взрывов, устроенных террористами-камикадзе, в большинстве случаев направленных против американских дипломатических миссий и военных объектов на Ближнем Востоке, все больше внимания стало уделяться растущей угрозе государственного терроризма. Следовательно, это явление, в соответствии с которым различные правительства таких стран-изгоев, как Ирак, Иран, Ливия и Сирия, были активно вовлечены в спонсирование и выполнение террористических актов, заменило теорию коммунистического заговора против Запада, как, впрочем, и основной контекст, в котором рассматривался терроризм. Таким образом, он стал ассоциироваться со скрытой или суррогатной войной, посредством которой слабые государства могли бороться с более мощными противниками, не боясь их возмездия.

В начале 1990-х годов область применения и значение слова «терроризм» были еще более размыты появлением двух новых «умных» словечек: «наркотерроризм» и так называемый «феномен переходной зоны»³¹. Первый термин вновь напомнил о теориях заговора, руководимого Москвой, существовавших ранее, а также ввел новый важный аспект — торговлю наркотиками. Таким образом, наркотерроризм был определен одним из ярых сторонников теории заговора как «использование наркоторговли для осуществления стратегических целей некоторых государств и террористических организаций, в число которых входили Советский Союз, Куба, Болгария, Никарагуа и прочие». Однако акцент, сделанный на наркотерроризме как позднейшем проявлении коммунистического заговора против западного общества, произвел нежелательный эффект, отведя внимание правительств от реальной угрозы. В куда больших пределах, чем когда-либо, полностью криминальные (то есть применяющие насилие и экономически мотивированные) организации теперь создавали стратегические союзы с террористическими и партизанскими организациями или сами применяли насилие для особых политических целей. Растущая власть колумбийских наркокартелей, а

³¹ Термин был впервые использован французским криминологом и экспертом по мятежу Ксавье Руфо в 1991 году. — Прим. авт.

25

Брюс Хоффман

также их тесные связи с левыми террористическими группами в Колумбии и Перу, неоднократные попытки разрушить колумбийскую избирательную систему и подорвать деятельность правительства, которое придет следом, являет собой наиболее известный пример этой линии терроризма.

Те, кто хотел привлечь всеобщее внимание к феномену переходной зоны, были в меньшей степени озабочены крупномасштабными заговорами и в большей степени пытались выявить все более изменчивую и нестабильную природу межнациональных конфликтов во времена, последовавшие за эпохой «холодной войны». В соответствии с этим в 90-х годах терроризм стали все чаще относить к феномену переходной зоны. Таким образом, последний термин стал использоваться для обозначения «угрозы стабильности национальных государств, исходящей от негосударственных исполнителей и не подконтрольных государству движений и организаций», а также для определения насилия, оказывающего влияние на население «огромных территорий или городской зоны, где власть перешла от законного правительства к новым полурадикальным полукриминальным структурам». Наконец, этот термин объединил в одну категорию военные конфликты, которые более не вписывались в рамки традиционных представлений о ведении войны как о сражении вооруженных сил двух или более воюющих стран, но вместо этого осуществлялись иррегулярными силами в лице одного и более человек. Значение слова «терроризм» вновь изменилось и, перестав быть явлением внутринационального насилия, теперь стало обозначать один из элементов либо часть системы негосударственных конфликтов.

ПОЧЕМУ ТЕРМИН «ТЕРРОРИЗМ» ТРУДНО ПОДДАЕТСЯ ОПРЕДЕЛЕНИЮ?

Неудивительно, что с постепенной сменой значения и области использования данного термина, следовавшей за изменениями в политическом жаргоне и дискурсе, которые были характерны для каждого отдельно взятого периода, становилось все труднее составить четкое определение понятия «терроризм». Раньше и сами террористы прилагали для этого куда больше усилий, чем делают

это сейчас. Ранние активисты прямо высказывали свои идеи и не прятались за семантическими баррикадами более достойных названий «борец за свободу» или «городской партизан». К примеру, члены движения анархистов в XIX веке открыто и уверенно объявили себя террористами, а свою тактику терроризмом. Народовольцы также без колебаний называли этими словами себя и свои деяния. Однако подобная прямота скоро исчезла. Еврейская террористическая группа, существовавшая в 1940-х, называвшаяся «Лехи» (от Лохамей Херут Исраэль, или «Борцы за свободу Израиля»³²), более известная под названием «Группа Штерна» по имени ее основателя Авраама Штерна³³, считается одной из последних террористических организаций, публично заявлявших, что является таковой. Однако важно отметить, что даже «Лехи», отличавшаяся прямотой в высказывании своих взглядов по сравнению с поздними двойниками, избрала в качестве названия не громкое «Террористы Израиля», а довольно умеренное «Борцы за свободу Израиля». Сходным образом два десятилетия спустя бразильский революционер Карлос Маригела³⁴ высказал сожаление по поводу того, что открыто пропагандировал террористические методы борьбы, хотя продолжал настаивать на том, чтобы он сам и его сподвижники считались городскими партизанами, а не городскими террористами. Из работ Маригелы становится ясно, что ему было хорошо известно о нежелательной коннотации этого слова и что он пытался насытить его позитивными оттенками. «Слова "агрессор" и "террорист", — писал Маригела в своем знаменитом «Учебнике городской партизанской войны» (также известном под названием «Мини-руководство»³⁵), — более не означают то, что

означали ранее. Вместо страха и осуждения они являют собой призыв к действию. Называться агрессором или террористом в Бразилии — это честь для каждого гражданина, так как это означает признание его борцом, сражающимся с оружием в руках против чудовищной диктатуры и страданий, которые она принесла».

Подобная склонность к еще более извилистым семантическим изыскам с целью отхода от негативного подтекста понятия «терроризм» стала, если хотите, закономерностью в последние

-

Анархист Михаил Бакунин десятилетия. Почти все без исключения террористические организации в настоящее время при выборе названия сознательно избегают слова «терроризм» в любых формах. Вместо этого они избирают те слова, которые созвучны со следующими понятиями:

■ свобода и освобождение (например, Национальный освободительный фронт, Народный фронт освобождения Палестины, «Свобода и Баскония» и т.д.);

■ армия или прочие военные структуры (например, Национальная военная организация, Народная освободительная армия, Пятый батальон армии свободы и т.д.);

■ прочие национальные освободительные движения (например, Африканское движение сопротивления, группа защиты Шанкила, Организация защиты свободного народа, Организация защиты евреев и т.д.);

■ праведный гнев (Организация угнетенных людей Земли, Справедливые мстители за армянский геноцид, Палестинское общество мщения и т.д.);

■ прочие организации осторожно выбирают названия, намеренно нейтральные и лишенные всякого негативного оттенка, вызывающие самые безобидные ассоциации и намеки, как то;

«Сверкающий путь», «Линия фронта», «Аль-Дава» (Зов), «Альфаро жив — будь он проклят!», «Ках» (Так), «Аль-Га-мат», «Аль-исламия» (Исламская организация), Движение Молодежи Лантеро и пр.

Все эти примеры указывают на то, что террористы не видят или не считают себя теми, кем являются. «Прежде всего, я семейный человек», — заявил французской газете отъявленный террорист Карлос Шакал после его ареста в 1994 году. Постоянно обороняясь, вынужденные с оружием в руках защищать свои жизни и жизни

Иосиф Сталин

был захвачен в заложники и пробыл семь лет в плену у ливанской террористической организации «Хезболла», рассказал о беседе с одним из охранников. Охранник высказал возражения против того, что газеты называют участников «Хезболла» террористами. «Мы не террористы, — гордо заявил он, — мы борцы». На это Андерсон ответил: «Хадж, вы и есть террорист. Загляните в словарь. Вы террорист, и если вам не нравится это слово, не делайте этого». Террорист всегда будет доказывать, что настоящими террористами являются само общество, правительство или социально-экономические условия страны и ее законы, и более того, если бы не это угнетение, то он бы не чувствовал потребность защищать себя или сообщество, которое он представляет. Другой яркий пример процесса, направленного на затуманивание понятия «терроризм», можно найти в книге «Невидимые армии», написанной шейхом Мухаммадом Хусейном Фадлалла-хом, духовным лидером ливанской террористической организации, причастной к похищению Андерсона. «Мы не считаем себя террористами, — поясняет Фадлаллах, — потому что не верим в терроризм. Мы не считаем борьбу с захватчиком терроризмом. Мы называем себя моджахедами (священными воинами), которые сражаются во имя священной войны своего народа».

Но все сходятся, по крайней мере, в одном: терроризм — уничижительный термин. Это слово имеет негативный внутренний оттенок и служит для обозначения врагов или противников либо тех, с кем мы не согласны и при других обстоятельствах проигнорировали бы. «Что называть терроризмом, — писал Брайан Дженкинс³⁶, — зависит от нашей точки зрения. Использование этого термина подразумевает внутреннее осуждение. И если одна сторона успешно навешивает ярлык «терроризм» на своего противника, то косвенно убеждает других принять свои моральные принципы». Следовательно, решение называть кого-либо террористом или вешать этот ярлык на какую-либо организацию, безусловно, становится субъективным и по большей части зависит от того, симпатизируем или противопоставляем мы себя человеку/движению/делу, о котором идет речь. Если мы отождествляем себя с жертвой насилия, значит, это можно назвать террориз-

³⁶ Брайан Дженкинс — сотрудник корпорации РЭНД (1972— 1989 годы), где являлся руководителем субнациональной программы исследования конфликтов и заведующим отделом политологии. В 1989 году перешел в ассоциацию КРОЛЛ на должность заместителя председателя. Член комиссии Белого дома по авиабезопасности и безопасности. Главный редактор TVL

30

Терроризм изнутри

мом. Если же мы смотрим на это глазами нарушителя, акт насилия представляется нам заслуживающим понимания или даже положительным действием (на худой конец, вызывающим двойственные чувства) и не является терроризмом.

Последствия подобных логических выводов наиболее ясно были продемонстрированы в ходе обменов мнениями между государствами — членами ООН Западной Европы и остальными европейскими странами,

Адольф Гитлер

Делегаты от стран третьего мира подкрепили свою позицию двумя доводами. Во-первых, все истинные борцы за освобождение без различия классифицируются режимами, против которых они выступают, как террористы. Нацисты, к примеру, называли террористами группы Сопротивления, боровшиеся против немецкой оккупации. Моулей эль-Хассен, представитель Мавритании,

отметил, что «все освободительные движения называются террористическими теми, кто вверг их в нищету и рабство». Следовательно, осуждая терроризм, ООН тем самым закрепила власть сильных над слабыми и признанными субъектами права над непризнанными претендентами, по сути, выступив в поддержку существующего положения вещей. По словам Чен Чу, помощника представителя КНДР, таким образом ООН предлагала лишить «угнетенные народы и нации» единственного действенного оружия, с помощью которого возможно противостоять «империализму, колониализму, неоколониализму, расизму и израильскому сионизму». Во-вторых, делегаты от стран третьего мира приводили убедительные доводы в пользу того, что в данном случае уместно говорить не о самом насилии, но о «причинах, порождающих его», а именно: «нищете, неудовлетворенности, недовольстве и отчаянии», толкающих людей на насилие. По словам представителя Мавритании, который вновь объяснил, что термин «террорист» вряд ли можно применять к лицам, которым отказано в элементарнейших правах человека, а именно достоинстве, свободе и независимости, и чьи страны борются с иноземной оккупацией. Когда этот вопрос вновь был поднят год спустя, Сирия заявила, что «мировое сообщество имеет правовые и моральные обязательства поддержать освободительные движения и противостоять любым попыткам сравнения борьбы за свободу с терроризмом и незаконным насилием». В результате так и не выработавшая единого мнения о терроризме ООН стала прилагать больше усилий для укрепления международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, выходя за рамки соглашений по отдельным вопросам данной проблемы (связанным, например, с дипломатией и гражданской авиацией).

Противоположный подход, когда отождествление с жертвой приводит к классификации акта насилия как терроризма, наглядно проявился в итогах работы парламентской рабочей группы НАТО (организации, состоящей из занимающих общепринятую позицию западных государств). В итоговом отчете подкомитета ассамблеи НАТО за 1989 год по вопросам терроризма говорится: «Убийство, похищение, поджог и прочие незаконные действия расцениваются нами как преступления, однако многие государства с большой неохотой осуждают террористические акты, считая их борьбой за национальное освобождение». Из подобных рассуждений можно сделать следующий вывод: определяющая

32

Терроризм изнутри

характеристика терроризма — это сам акт насилия, а не мотивации, оправдания или основания для его применения. Подобный подход уже давно используется такими аналитиками, как Джен-кинс, которые считают, что терроризм должен определяться «природой самого действия, а не принадлежностью его исполнителей и не характером их деятельности». Но такое решение проблемы также нельзя назвать удовлетворительным, так как оно не проводит четкого различия между насилием, творимым государствами, и насилием негосударственных террористических организаций. Таким образом, оно играет на руку террористам и их защитникам, которые скажут, что между самодельной бомбой, изготовленной из железной трубки и помещенной в мусорный бак на переполненном людьми базаре, которая беспорядочно и жестоко убивает или калечит всех в радиусе, измеряемом десятками метров, и высокотехнологичными точнонаводимыми снарядами, сброшенными бомбардировщиком с высоты 6000 метров, которая с той же жестокостью и беспорядочностью сеет смерть на базаре, расположенном далеко внизу, нет разницы. Подобное логическое обоснование уравнивает беспорядочные акты насилия, совершенные военными силами противника против вражеских населенных пунктов (например, налеты «Люфтваффе» на Варшаву и Ковентри, бомбежки силами союзников Дрездена и Токио, атомные бомбы, сброшенные США на Хиросиму и Нагасаки во время Второй мировой войны, и стратегия применения стратегического ядерного оружия сверхдержав в послевоенное время, согласно которой в качестве цели намеренно избираются населенные гражданские пункты противника), с насилием, творимым над внутригосударственными образованиями, обозначенными как террористические, так как и в том и в другом случае страдали мирные граждане. Именно такая точка зрения была высказана в ходе вышеупомянутых дебатов ООН представителем Кубы, который заявил, что «методы борьбы, используемые национальными освободительными движениями, не могут быть объявлены незаконными, в то время как политика насилия, применяемая в отношении некоторых лиц (вооруженными силами независимых государств), считалась бы законной». Это вполне привычный аргумент. Как мы уже заметили, террористы намеренно скрываются за терминами военного жаргона. Они сознательно выдают себя за истинных борцов за свободу, если не солдат, которые хотя и не носят униформу или знаков

отличия, должны считаться в случае поимки военнопленными, а не нести уголовное наказание за свои действия. Мало того, террористы считают, что вследствие их малой численности, куда меньшей огневой мощи и нехватки ресурсов по сравнению с мощными органами обороны и национальной безопасности государства, они не имеют иного выбора, кроме как действовать тайно, выходя из тени лишь для свершения эффектных (другими словами, кровавых и разрушительных) актов насилия, с целью привлечь внимание и получить огласку для себя и своего дела. Бомба в мусорной корзине, по их мнению, это всего лишь второстепенный прием в «арсенале малобюджетного войска» и единственный способ бросить вызов и тем самым обратить на себя внимание своего могущественного соперника — государства. «Как еще мы можем оказать влияние на положение вещей? — вопрошал один из политических помощников Арафата. — Гибель людей — это ужасно, но это присуще войне, в которую вовлечены невинные люди. Они не более невинны, чем палестинские женщины и дети, убитые израильскими солдатами, и мы готовы воевать по всему миру».

Но подобные рационалистические обоснования пренебрегают тем фактом, что даже при том, что национальные вооруженные силы принесли больше смертей и разрушений, чем это сделали или стремятся сделать террористы, все же остается одно фундаментальное качественное различие между этими двумя видами насилия. Даже у войны есть свои правила и принятые нормы поведения, которые запрещают использование определенных типов вооружения (к примеру, пуля с полым наконечником, пуля дум-дум, слезоточивый газ типа «Си-Эс», химическое или биологическое оружие), некоторых тактик и незаконных вторжений на целый ряд объектов. Соответственно, в теории, если и не всегда на практике, правила ведения военных действий (соблюдаемые с начала XVII века, когда они впервые были предложены голландским юристом Гуго Гроцием³⁷, и впоследствии вошедшие в международное законодательство в виде знаменитых Женевских и Гаагских военных конвенций 1860, 1899, 1907

³⁷ Гуго де Гроот Гроций (15ВЗ— 1645) — голландский юрист, социолог, государственный деятель и протестантский богослов. Один из основателей теории естественного и международного права. Книга «О праве войны и мира» (1625), в которой он излагает концепцию международного права, в 1627 году была внесена Ватиканом в список запрещенных. (На рус. яз. см. Гроций Г. О праве войны и мира: Репринт с изд. 1956 г. В 3-х т. М., 1994.)

34

Терроризм изнутри

и 1949 годов) не только дают гражданским лицам, не участвующим в военных действиях, иммунитет от нападения, но также:

■ запрещают захват мирных граждан в качестве заложников;

■ налагают правила обращения с захваченными в плен или сдавшимися солдатами (военнопленными);

■ запрещают репрессалии как против гражданских лиц, так и против военнопленных;

■ требуют признавать статус нейтральной территории и права граждан нейтральных государств, а также

■ обеспечивают неприкосновенность дипломатических лиц и прочих уполномоченных представителей.

Даже поверхностное рассмотрение тактик террористов и объектов, ими атакованных за последние четверть века, показывает, что террористы нарушили каждое из вышеперечисленных правил.

Террористы нередко совершали:

■ захват мирных граждан в качестве заложников, многих из которых они впоследствии жестоко умерщвляли (к примеру, бывший премьер-министр Италии Альдо Моро и немецкий бизнесмен Ханс Мартин Шлейер, которые были захвачены в плен и позже убиты Красными бригадами и Фракцией Красной армии);

■ нанесение увечий и убийство похищенных ими военных чинов, даже при том, что те служили в миротворческих подразделениях ООН или осуществляли надзор во время перемирия (например капитан-лейтенант американской морской пехоты Вильям Хиггинс, командир отряда ООН по контролю за соблюдением перемирия, который был похищен ливанскими террористами-шиитами в 1989 году и впоследствии ими повешен³⁸);

■ репрессалии против мирных граждан, зачастую в странах, удаленных от официального «театра операций» террористов, пренебрегая таким образом статусом нейтральной территории и правами граждан нейтральных государств (например, жестокая атака с применением пулеметного огня и ручных гранат на турецких евреев-паломников в синагоге Стамбула в 1986 году, осуществленная палестинской организацией Абу Нидаля в ответ на налет израильских ВВС на базу повстанцев в южном Ливане);

и наконец,

⁸ Неверно. Похищение состоялось 17 февраля 1988 года. Террористы требовали отвода войск Израиля из Ливана, освобождения всех палестинцев и ливанцев из израильских тюрем. Американское правительство отказалось вступать в переговоры.

35

Брюс Хоффман

■ неоднократные нападения на посольства и прочие дипломатические и военные сооружения (например, подрыв зданий американского посольства в Бейруте и городе Кувейте в 1983 и 1984 годах, а также массовый захват заложников в резиденции посла Японии в Лиме, Перу, в 1966 — 1967 годах), намеренный захват дипломатических работников и прочих уполномоченных представителей (например, британского посла в Уругвае сэра Джеффри Джексона, похищенного левыми террористами в 1971 году, а также 52 американских дипломатов, взятых в заложники в здании дипломатической миссии в Тегеране в 1979 году).

Предположительно вооруженные силы независимых государств также были замечены в нарушении некоторых правил ведения военных действий. Однако, когда подобные правонарушения все же происходили, когда мирные граждане подвергались умышленным и жестоким нападениям во время войны и гибли от рук военных, для обозначения таких действий использовался термин «военное преступление». Какими бы несовершенными ни казались как международные, так и национальные средства судебной защиты, все же предпринимались определенные шаги для наказания нарушителя. Для сравнения, одним из главных обоснований существования терроризма является отказ подчиняться правилам ведения войны. Международный терроризм отвергает саму идею каких-либо ограничений в средствах ведения войны и демаркации военных угодий, и в меньшей степени признание нейтральных территорий. Таким образом, террористы неоднократно переносили свои местные конфликты на территории других, зачастую географически удаленных стран, не участвовавших в конфликте. И уже там намеренно впутывали людей, не имевших никакой связи с делами или претензиями террористов, в совершение жестоких актов насилия ради привлечения внимания общественности.

Освещение деятельности террористов средствами массовой информации, которые были втянуты в споры о семантике термина, разделившие ООН в 1970 году и все еще продолжающие оказывать влияние на все аспекты проблемы терроризма, добавило еще больше неясности спорам о том, кого называть террористом, а кого борцом за свободу, закрепляя неясность и скрытый подтекст за жаргоном политического насилия во имя объективности и беспристрастности. Не желая казаться ни про-партизанскими, ни предвзятыми, американские СМИ, к приме-

ру, прибегали к обозначению террористов, зачастую в одном и том же сообщении, как партизан, вооруженных бандитов, налетчиков, боевиков и даже солдат. Исследования случайной выборки сообщений американской прессы за период с июня по декабрь 1973 года о действиях палестинских террористов, взятой из архивов и базы данных по терроризму университета Сент-Эндрю в Шотландии, наглядно продемонстрировали подобную практику. Из восьми заголовков статей, посвященных одному и тому же происшествию, для обозначения нарушителей в шести случаях использовалось слово «партизаны» и только в двух — «террористы». В отношении статей наблюдалась еще одна интересная закономерность: в соответствии с сообщениями, в которых говорилось о только что совершенных особо ужасных и трагических преступлений, то есть когда речь шла о гибели или ранении невинных людей (например, захват авиалайнера компании «Пан-Американ» в римском аэропорту, в ходе которого погибли 22 человека), преступников называли словом «террористы», а их действия — терроризмом (за исключением одной статьи, где это было сделано один раз, прежде чем снова вернуться к нейтральной терминологии — «боевики», «бойцы» и «атака партизан») чаще, чем в сообщениях о менее серьезных происшествиях. И все же одна передовица газеты «Нью-Йорк тайме» («New York Times»), менее сдержанной в описании данного происшествия, изображает его «кровавым» и «бессмысленным», а также использует слова «террорист» и «терроризм» попеременно с терминами «партизаны» и «экстремисты». Однако шестью месяцами ранее, когда та же газета вела рассказ о другом нападении террористов, в статьях полностью отсутствовали термины «террорист» и «терроризм». Вместо них использовались слова «партизаны» и «сопротивление» (как в словосочетании «движение Сопротивления»). Газета «Крисчен сайенс монитор» («The Christian Science Monitor»), рассказывая о захвате самолета в Риме, также избегала слов «террорист» и «терроризм», предпочитая им термины «партизаны» и «экстремисты»; в сообщении новостного агентства «Ассошиэйтед Пресс» («Associated Press»), опубликованном в номере «Лос-Анджелес тайме» («Los Angeles Times») на следующий день после происшествия, также используется слово «партизаны», тогда как две статьи газеты «Вашингтон пост» («Washington Post») на ту же тему называют преступников «боевиками» и «партизанами».

Эта рабская преданность терминологическому нейтралитету, которую впервые отметил более двадцати лет назад Дэвид Рапопорт³⁹, по-прежнему актуальна и сегодня. Статья 1997 года в «Интернэшнл геральд трибьюн» («International Herald Tribune»), парижской газете, выпускаемой совместно с «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», сообщавшая об убийстве в Алжире тридцати человек, называла убийц террористами в заголовке, затем менее предосудительным термином «экстремисты» во вступительном абзаце и куда более неопределенным словосочетанием «исламские фундаменталисты» в третьем абзаце статьи. Для Алжира, который с 1992 года захлестнула неослабевающая волна насилия и кровопролития и где количество смертей в результате террористических актов превысило цифру в 75000, явно не хватает четкого разграничения понятий «террористы», простые «экстремисты» и обычные «фундаменталисты». В одинаковой степени заслуживает внимания статья, напечатанная на обороте той же страницы, где описаны «десятилетия не связанных между собой единичных партизанских вылазок Ирландской республиканской армии в Северной Ирландии». Однако полвека назад та же газета без малейших колебаний использовала слово «террорист», говоря о событиях в Израиле, произошедших до обретения им независимости, где два молодых еврея в ожидании казни за нападение на британские военные объекты покончили жизнь самоубийством. Другие сообщения прессы за тот же отрезок времени в лондонской «Тайме» и «Палестин пост» с равной легкостью назвали обстрел британской военной штаб-квартиры и государственного секретариата в иерусалимском отеле «Царь Давид» еврейскими террористами террористическим актом, совершенным террористами. Сходным образом и, возмояаю, в самом прямом значении этого слова террористами называли коммунистических террористов, с которыми сражались британские силы в Малайе в 1940 — 1950-е годы. Тогда для краткости их называли КТ — коммунисты-террористы. И вот о чем говорил Рапопорт в 1970-е: «Стараясь подкорректировать язык в политических целях, журналисты способны сделать его абсолютно бесполезным».

В результате подобной склонности к уравниванию и сглаживанию оттенков на сегодняшний день не существует единого

³⁹ Дэвид Рапопорт — один из ведущих американских специалистов по проблемам терроризма, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, редактор «Journal on Terrorism and Political Violence», автор теории «волн» терроризма, каждая из которых длится примерно 40 лет.

38

Терроризм изнутри

общепринятого понятия «терроризм». Различные департаменты и агентства даже одного и того же правительства зачастую совершенно по-разному понимают значение слова «терроризм». К примеру, Госдепартамент США использует такое определение терроризма, содержащееся в разделе 22 свода законов США, параграф 2656f (d):

«Предумышленное, политически мотивированное насилие, осуществляемое против мирных объектов субнациональными группами или секретными агентами, как правило, направленное на оказание влияния на общественность».

В то же время Федеральное бюро расследований (ФБР) США определяет терроризм как «незаконное применение силы либо насилия против лиц или собственности, направленное на устрашение или принуждение правительства, гражданского населения либо любого общественного сегмента ради достижения политических или социальных изменений».

Министерство обороны США дает следующее определение: «... незаконное применение силы по собственной воле либо по принуждению против лиц или собственности с целью устрашить/оказать давление на правительство или общество, часто ради достижения политических, религиозных или идеологических целей».

Каждое из приведенных выше определений отражает приоритеты и интересы каждого из этих органов власти. Госдепартамент

Графитти городских партизан

делает акцент на предумышленный и спланированный либо хорошо просчитанный характер действий террористов в противовес более спонтанным актам политического насилия. Это определение единственное из трех, где ударение ставится как на неизбежной политической подоплеке терроризма, так и на фундаментальной субнациональной характеристике террориста. Определение, используемое Госдепартаментом, однако, не показывает психологического аспекта терроризма. Угроза насилия так же страшна, как и сам акт насилия, поэтому терроризм помимо уничтожения объекта стремится оказать длительное психологическое влияние на широкую целевую аудиторию. Как лаконично подметил Дженкинс два десятилетия назад, «терроризм — это театр».

Учитывая, что миссия ФБР заключается в расследовании и раскрытии преступлений, в том числе и политических (терроризм), не удивительно, что предложенное им определение ставит на первое место совершенно иные аспекты. В отличие от толкования термина Госдепартаментом, это определение принимает во внимание психологические аспекты террористического акта, делая ударение на принудительную и устрашительную природу терроризма. Определение, используемое ФБР, также подразумевает гораздо более широкую категорию мишеней террористов, чем просто невоенные объекты, имея в виду не только правительства и граждан, но также неодушевленные предметы, такие, как частная и общественная собственность. Определение, предлагаемое ФБР, кроме того, признает, что главными целями террористической деятельности является влияние как на политическом, так и на социальном уровне, хотя и не дает по этому поводу более четких разъяснений.

Министерство обороны предлагает определение терроризма, которое, вероятно, является наиболее полным из трех. Главное место в нем отведено угрозе терроризма, как, впрочем, и непосредственному акту насилия. Отмечается, что целью террористов является как общество в целом, так и отдельные правительства. Затрагиваются религиозные и идеологические цели терроризма наряду с фундаментальными политическими целями, но любопытным образом упускает из виду социальный аспект, присутствующий в определении ФБР.

Не только отдельные учреждения внутри одного и того же правительственного аппарата не могут выработать единого

40

Терроризм изнутри

определения терроризма. Эксперты по данному вопросу и признанные всеми ученые и филологи также не способны прийти к единому решению. В первом издании авторитетного изыскания «Политический терроризм: методика исследования» Алекс Шмид посвятил более сотни страниц рассмотрению ста с лишним определений терроризма, пытаясь таким образом найти наиболее полное и исчерпывающее. Четыре года спустя в своем втором издании Шмид так и не приблизился к цели исследования, признавшись в первой фразе переработанного издания, что «...поиск точного определения термина по-прежнему продолжается». Уолтер Лэкер признал невозможность отыскать определение терроризма в обоих изданиях монументального труда, посвященного данной проблеме, подкрепив это соображениями о том, что такая задача представляется ему невыполнимой и не стоящей затрачиваемых усилий. «Десять лет споров о типологиях и дефинициях, — писал он об исследовании, проведенном Шмидом, — не слишком-то способствовали увеличению наших познаний в данном вопросе». Точка зрения Лэкера подкреплена различными словарными категориями, встречающимися в 109 дефинициях, рассмотренных Шмидом в его всестороннем исследовании (см. таблицу на с. 44).

В конце этого исследования Шмид спрашивает, содержит ли вышеприведенный список все элементы, необходимые для составления четкой дефиниции. Его ответ — «скорее всего, нет». Если отыскать определение слова «терроризм» невозможно, как утверждает Лэкер, или, по крайней мере, бесполезно пытаться собрать из этой головоломки действительно четкое определение термина, можем ли мы, по словам Шми-да, сделать из этого вывод, что феномен терроризма не поддается четкому и даже более-менее ясному определению? Это не совсем так. Если найти определение терроризма невозможно, то мы можем, по крайней мере, успешно отделить его от прочих видов насилия и выделить характерные особенности. Тогда терроризм можно будет считать отдельным и самостоятельным проявлением политического насилия, каковым он и является.

Брюс Хоффман

32

Таблица 1. Повторяемость дефиниционных элементов в 109 дефинициях слова «терроризм»

Повторяемость элемента (^в '°1

1. Насилие, применение силы <">5

2. Политический 65

3. Подчеркнутый страх, террор -51

4. Угроза 47

5. (Психологическое) влияние и (ожидаемая) реакция 41,5

6. Различение «жертва — цель» 37,5

7. Намеренное, спланированное, систематическое, организованное действие

8. Метод оорьбы, стратегия, тактика °"'^J

9. Необычность (исключительность), нарушение общепринятых правил, отсутствие каких-либо ограничений по соображениям гуманности 30

10. Принуждение, вымогательство, призыв к одобрению 28

11. Получение огласки 21,5

12. Произвольность, случайный неличный характер, неразборчивость 21

13. Выбор жертвы из числа мирных граждан, гражданских лиц, граждан нейтральных стран,

лиц, не участвующих в конфликте *■*••>

14. Запугивание *⁷

15. Подчеркнутая невинность жертв 1э,э

16. Группа, движение, организация в качестве правонарушителя 14

17. Символический аспект, стремление продемонстрировать общественности свои взгляды 13,5

18. Непрогнозируемый, непредсказуемый, неожиданный характер проявления насилия 9

19. Тайная, подпольная деятельность 9

20. Повторяемость, серийный или наступательный характер насилия '

21. Преступник "

22. Предъявление требований к третьим сторонам 4

Взято из книги: Schmid A.P. et al. Political Terrorism: A New Guide to Actors, Authors, Concepts, Data Bases, Theories, and Literature. New Brunswick: Transaction Books, 1998. P. 5 — 6.

42

Терроризм изнутри

ПРОВЕДЕНИЕ РАЗЛИЧИЙ

КАК СПОСОБ ВЫРАБОТКИ ДЕФИНИЦИИ

Начнем с партизанской войны. Терроризм часто путают, уравнивают и считают созвучным с партизанской войной. Это вполне оправданно, так как партизаны часто применяют ту же тактику (убийства, похищения, подрыв общественных зданий, взятие заложников и т.д.) с теми же целями (запугивание и принуждение, то есть оказание влияния на поведение людей посредством страха), что и террористы. К тому же террористы, как и партизаны, не носят ни специальной униформы, ни каких-либо знаков отличия и, таким образом, зачастую неотличимы от мирных граждан. Однако, несмотря на склонность смешивать и тех и других в одну общую категорию преступных лиц, между ними существуют коренные различия. Термин «партизаны», к примеру, в наиболее широком значении слова применяется для обозначения более многочисленной группы вооруженных лиц⁴⁰, которые действуют как военное подразделение, нападают на военные объекты противника, стремятся захватить и удержать территорию (пусть даже на одни сутки), при этом поддерживая контроль или суверенитет над отдельно взятой географической территорией и ее населением. Террористы, однако, не действуют в открытую, как вооруженные подразделения, не пытаются захватить какие-либо территории, намеренно избегают столкновений с вооруженными силами противника и редко осуществляют контроль или требуют верховенства над какой-либо территорией или ее населением.

Полезно будет провести различия между террористами и обычными преступниками. Как и террористы, преступники применяют насилие для осуществления определенных целей. Однако при схожести самих актов насилия — похищение, убийство, поджог — цель и мотивация различаются. Применяет ли преступник насилие для получения денег, материальной выгоды, или с целью убийства, или ранения жертвы ради вознаграждения, он действует исключительно в собственных интересах и ради

⁴⁰ Как отметил Лаке, «это различие имеет более чем академическое значение; существуют партизанские подразделения численностью десять тысяч человек, но подразделения городских террористов крайне редко включают более чем несколько человек, и городские террористические "движения" редко состоят более чем из нескольких сотен членов». — Прим. авт.

43

Брюс Хоффман

собственной (материальной) выгоды. Более того, в отличие от терроризма, акт насилия, совершенный обычным преступником, не предполагает наличия последствий или оказания психологического давления. Преступник все же может использовать недлительный акт насилия для устрашения жертвы, например поднести к голове банковского служащего пистолет во время ограбления, чтобы добиться подчинения и покорности. Однако в таком случае грабитель банка не передает никакого (будь то политическое или иное) послания посредством совершения акта насилия, а лишь ускоряет передачу ему требуемых материальных благ, в данном случае денег. Следовательно, преступное действие не направлено на достижение какого-либо эффекта, помимо осуществления непосредственной задачи грабителя. Более того, насилие не направлено на передачу послания никому, кроме банковского клерка, чье содействие необходимо грабителю. И, возможно, самое главное — это то, что преступник не задается целью оказать влияние на общественное мнение. Единственная его цель — скрыться с награбленным или исполнить свой корыстный замысел как можно скорее и проще, так, чтобы получить свое вознаграждение и наслаждаться плодами своих криминальных трудов. В противоположность этому главная задача насилия, творимого террористами, — изменить в итоге систему. Обычному же преступнику до системы нет никакого дела.

Террорист также отличается от убийцы-фанатика, который может применять схожую тактику (убийство, подрыв) и, возможно, даже ставит перед собой те же цели (смерть политического деятеля). Однако при схожести тактики и объектов нападения

гтпп

Ki>e»n i» НцЬ Су(ШШ«иопсг lor PjI«mwu-

Еврейские террористы разыскивают приговоренную жертву

террористов и убийц-фанатиков их цели различаются. Несмотря на то, что цель террориста является неизбежно политической (как правило, смена или существенное изменение политической системы посредством применения насилия), цель убийцы-фанатика чаще всего является идиосинкратической, абсолютно эгоцентричной и глубоко личной. Случай с Джоном Хинкли, совершившим попытку покушения на жизнь президента США Рейгана в 1981 году ради привлечения внимания актрисы Джоди Фостер, как раз относится к рассматриваемому вопросу. Его действиями руководила не политическая мотивация и не идеологические убеждения, но глубоко личное желание произвести впечатление на своего кумира, убив президента. Эта целиком аполитичная мотивация ни в коей мере не может идти в сравнение с доводами народовольцев в пользу проводимой ими операции по устранению царя-тирана и его окружения, как, впрочем, и с попытками Ирландской республиканской армии убить премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер и ее преемника Джона Мэйд-жора в расчете на резкую смену британской политики в отношении Северной Ирландии. Более того, как не может один человек назваться политической партией, так и убийца-одиночка не должен считаться отдельной террористической группировкой. В этой связи, хотя убийство кандидата в президенты и сенатора Роберта Кеннеди Ширханом Ширханом⁴¹ в 1968 году и имело политические мотивы (выражение протеста против поддержки США Израиля), нельзя с уверенностью назвать это убийство террористическим актом, так как Ширхан не принадлежал к какой-либо политической группе и действовал самостоятельно, движимый личной неудовлетворенностью и глубокой враждебностью, разделяемой лишь несколькими сторонниками. Чтобы называться терроризмом, насилие должно быть совершено организованной общностью с какой-либо конспиративной структурой и распознаваемой цепью управления, а не отдельным лицом, действующим по собственному желанию.

Наконец, следует особо подчеркнуть тот факт, что в отличие от обычного преступника или убийцы-фанатика террорист не преследует чисто личные цели, его действия не продиктованы

⁴¹ Ширхан Ширхан не признал своей вины. Его приговорили к смертной казни, которая в 1972 году была заменена пожизненным заключением. В 2003 году американские власти в 12-й раз отказались выполнить просьбу Ширхана об освобождении под залог.

Брюс Хоффман

желанием набить карман, или удовлетворить какую-либо личную потребность, или выразить свое недовольство. Террорист — это всегда альтруист: он верит, что служит «благому» делу, которое задумано с целью обретения лучшей доли для широкого круга сторонников, будь то вымышленные лица или реальные, интересы которых представляет террорист или террористическая организация. Преступник же не служит никакому делу, а лишь увеличению собствен-Террор против Олимпиады ного благосостояния и ма-

териальному насыщению. В самом деле, как сказал Конрад Келлен, «террорист, не служащий какому-либо делу (хотя бы в собственном воображении), не террорист вовсе». И все же принадлежность к какому-либо делу или отождествление с ним не является достаточным критерием для отнесения лица к числу террористов. Таким образом, становится ясна разница между террористами и политическими экстремистами. Естественно, многие лица имеют самые разные радикальные и экстремистские воззрения и убеждения, и многие из них принадлежат к самым разным радикальным и даже незаконным и запрещенным политическим организациям. Однако если они не применяют насилие для осуществления своих замыслов, то не могут быть отнесены к террористам. Террорист — это, по существу, преступный интеллектуал, готовый и привыкший к использованию насилия для достижения цели.

Чтобы выявить различия между террористами и прочими преступными элементами, а также отделить терроризм от других видов насилия, мы выработали ряд критериев. Итак, терроризм является:

■ исключительно политическим в своих целях и мотивах;

■ насильственным или, что не менее важно, угрожающим насилием;

■ предназначенным для оказания длительного психологического влияния, а не только уничтожения конкретной жертвы или объекта;

■ проводимым организацией с распознаваемой цепью управления или конспиративной ячеечной структурой, чьи представители не носят униформу или знаки отличия; и наконец,

■ учиняемым внутринациональной группой или негосударственным образованием.

Таким образом, мы можем попытаться определить терроризм как намеренное создание и использование страха путем применения насилия или угрозы насилия ради достижения политических изменений. Все террористические акты включают в себя насилие или его угрозу. Терроризм предназначен для оказания длительного психологического влияния, а не только уничтожения конкретной жертвы или объекта атаки террористов. Задача терроризма — сеять страх изнугри и таким образом запугивать куда большую целевую аудиторию, которой может являться соперничающая этническая или религиозная группа, целая страна,

В апреле 1983 года «Хезболла» взорвали посольство США в Ливане

национальное правительство или политическая партия, а также общественное мнение в целом. Терроризм предназначен для установления власти там, где ее нет, или для укрепления власти там, где она недостаточно сильна. Посредством огласки, создаваемой их насилием, террористы пытаются заполучить рычаг давления, влияние и власть, которых им не хватает для воздействия на политические изменения на мировом или локальном уровне.