В контексте науки и культуры

Вести из города-побратима

Антанесян Саак Серёжаевич

Действительный член МАЭИА (IAEAA),

доктор этологии, профессор,

президент компании UNIECOFOR LLC

(г. Алаверди, Марз Лори, Республика Армения)
Культурное наследие средневекового Арцаха
Расположенный в восточной части Малого Кавказа, Арцах является одной из древних провинций исторической Армении. Страна эта, изобилующая полноводными речками, густыми лесами, плодород­ными лугами, граничила на севере и северо-востоке с армянской провинцией Утик, страной Алуанк, на западе – с грузинскими владениями, на юге соприкасалась с Сюником, достигая до северных берегов озера Севан, вплоть до Гехаркуника. На различных этапах исторического развития границы эти смещались, од­нако коренной, центральный Арцах всегда оставался крупным административно-политическим объеди­нением, игравшим значительную роль в политической и культурной жизни армянского народа.

Ещё на заре V века армянское население Арцаха и Утика, утверждая независимость своих владе­ний, не раз выступало на борьбу против персидского ига. Предки арцахских и утикских князей вели своё происхождение от династии Араншахиков, предком которых, согласно преданию, был легендарный Айк.

Согласно историческим источникам, в IX веке армянские князья Арцаха храбро сражались против арабских завоевателей. В этот период владелец Малого Сюника – Хачена, князь Сахл Смбатян, настолько утвердил своё положение и стал пользоваться таким авторитетом, что арабы признали его «право царской властью управлять Арменией, Иверией и Алуанком». В конце этого же столетия власть в Арцахе перехо­дит к сыну Сахла Смбатяна – Амаму Благочестивому, с именем которого связано восстановление княже­ства в Восточном армянском крае или в армянском Алуанке.

В Х веке Арцах, наряду с частью Утика, входил в состав Багратидского царства. В это же время на территории хаченского княжества образовалось независимое царство Парисос, существовавшее однако недолго: в 40-х годах XI века Арцах, Утик, как впрочем и вся Армения, были захвачены кочевыми сель­джукскими племенами.

В период сельджукского владычества арцахские и сюникские князья не раз поднимали знамя борьбы за освобождение. Политическим и моральным оплотом этой борьбы в XII веке явились могущественные князья Захариды, занимавшие значительные посты при грузинском дворе. Возглавив грузино-армянское войско, они сумели очистить от сельджуков пределы Грузии, многие провинции Армении, в том числе Арцах и часть Утика.

Военные и политические успехи способствовали не только идеям консолидации и самоутверждения нации, но и создали благоприятные условия для развития культуры и искусства. На общем фоне расцвета мирной созидательной жизни особое значение приобретает активная деятельность княжества Внутрен­него Хачена, одним из первых утвердивших свою независимость. Основателем этого княжества был Вах­танг Великий (1120–1150), которого сменил Асан Великий (1150–1181). Следующим правителем кня­жества был сын последнего – Вахтанг Тангик (ум. в 1214 г.), женившийся на княгине Хоришах – дочери верховного главнокомандующего объединённым грузино-армянским войском, Саргиса Захаряна.

Вахтангу Тангику наследовал Асан Джалал (1214–1261), бывший наиболее значительным деяте­лем в истории княжества Восточного армянского края. С первых же дней своего правления Асан Джалал сделал многое для восстановления экономики Арцаха и особенно для создания и процветания здесь очагов духовной культуры. Историки Киракос Гандзакеци, Степанос Орбелян, Иованнес Ерзынкаци, бывшие современниками великого хаченского князя, отзывались о нём с большим почтением. Деятельный хачен­ский князь и его соратники прилагали все усилия для сохранения условий, благоприятствовавших разви­тию культуры и строительной деятельности.

Населению Арцаха постоянно приходилось бороться – с одной стороны, против захватчиков, с другой стороны, ценою великого душевного и физического напряжения продолжать развивать свою культуру.

Однако, со временем, сокращались возможности равноправной политической борьбы, сокращались и экономические возможности. Государственная административная система Арцаха, постепенно теряла свою целостность. Уже в XV, а особенно в XVI–XVII веках, владения хаченских князей постепенно дро­бятся – образуются отдельные провинциальные области, которые получили названия меликств, явивших­ся последними остатками армянской административной власти в данном регионе. Само название «Арцах» теряет былое обозначение единого административно-политического образования, а поскольку большая часть провинции со времён Асана Джалала была включена в состав хаченского княжества, то область эта стала именоваться «Хачен».

Такова вкратце политическая история Арцаха.

Говоря о культуре Восточного армянского края первым долгом следует упомянуть её богатую ли­тературу, формирование которой связывается с именем выдающегося деятеля IX века – Амама Аревелци (Благочестивого), одного из отпрысков княжеского рода Араншахиков.

Выходцем из арцахской области Парисос был известный историк Иованнес Саргавак (1045–1129), которого именовали «мудролюбом», «великим учителем», «софистом». Иованнес Саргавак оставил нам богатое наследие – труды по различным областям научной мысли: естествознанию, календароведению, эстетике, этике, теологии. Писал он и стихи (широкую известность получило одно из его стихотворе­ний – «Слово мудрости», тема которого связана с проблемой истоков искусства).

Наиболее яркой фигурой на литературном и научном поприще Арцаха был Мхитар Гош – гениаль­ный представитель юридической мысли средневековья (1120–1213). Он был учёным, законодателем, бас­нописцем, педагогом, общественным деятелем. Его также восхваляли современники, именуя «великим учителем», «мужем прославленным, исполненным глубокими знаниями». Помимо «Судебника», им со­ставлен также сборник притч, представляющий большую ценность. Если в «Судебнике» изменения в об­щественной жизни, появление новых взаимоотношений автор пытается систематизировать на основе за­конодательства, то в притчах, баснях, он достигает того же с помощью наставлений. Темой басен являются проблемы общественной жизни, быта, вопросы взаимоотношений как отдельных личностей, так и целых слоёв населения, различных классов общества. Проблемы эти приобретают особую важность в деле выявления социально-политических особенностей действительности той эпохи. Сборник басен, составленный Мхитаром Гошем, является в то же время первым примером появления в средневековой Армении светской литературы.

К числу учеников Мхитара Гоша принадлежал другой крупный деятель Арцаха – вардапет Вана­кан Теушеци (1181–1251). В Хоранашате Ванакан создал свою школу, в которой вёл преподавание раз­личных наук. Из числа его учеников вышла целая плеяда известных историографистов XIII века – Вардан Аревецли, Киракос Гандзакеци, Григор Акнерци, Степанос Орбелян, Мхитар Айриванеци. «Эта плеяда летописцев, – писал А. Мнацаканян, – и основанные ими очаги образования составляют славу армянской учёности того времени».

Архитектурные памятники Арцаха снискали сегодня мировую славу.

Древнейшем из них является монастырь в Амарасе, основанный Григорием Просветителем в начале IV века, строительство которого было завершено его внуком, епископом Григорисом. В V веке, над могилой последнего, царь Вачаган III Благочестивый построил часовню, сохранившуюся и по сей день. Символично, что именно в Амарасе, в начале V века, Месроп Маштоц основал свою первую школу. На­чиная с этого времени и вплоть до XV–XVI веков, монастырь в Амарасе сохранял значение важного центра духовной культуры.

Арцах явился той областью Армении, где строительная деятельность, особенно в XII–XIII веках, достигла исключительного расцвета. В это время были построены монастыри Аваптук (1163) и Богоро­дицы в Валугасе (1184), Хатраванк, основанный в 1204 году, церковь Кармир (1221), монастыри Моро-Дзоро (1213), Гтыч (1241), св. Богородицы в Царе (1301). Однако подлинной славы удостоились такие памятники как Гандзасар (1216–1238), Дадиванк (1213), монастыри Хоранашат, Нор Гетик и св. Знаме­ния в Нор Вараге, церковь Киранц, Макараванк (все они построены в XIII веке), которые являются жем­чужинами строительного дела не только Арцаха, но и всей Армении. Здесь находились и крупные центры духовной культуры данной провинции.

Одной из особенностей архитектурных памятников Арцаха является их обильное украшение скульп­турным рельефом. Наиболее значительным в этом отношении является монастырь Гандзасар, построен­ный князем Асаном Джалалом. После церкви Сурб Хач на острове Ахтамар, – это второй уникальный па­мятник Армении, чудесно соединяющий архитектуру и скульптуру. Наружные стены храма украшены как отдельными фигурами – Христос, Богоматерь с младенцем, так и целыми композициями – «Грехо­падение», «Распятие» и др. Последняя сцена, вместе с крупным крестом, представляет собой великолеп­ный образец высокого горельефа. Вся композиция настолько впечатляюща, что архитектура здания, его высокий барабан, купол и карнизы кажутся фоном, служащим для лучшего восприятия скульптуры. Купол имеет пирамидальную форму с наклонными, веерообразно спускающимися сторонами, благодаря чему создаётся своеобразный светло-теневой ритм. Барабан украшен красивыми нишами, внутри которых расположены различные скульптурные группы – заказчики с макетом в руках, орнаментальные узоры, ро­зетки. Этот высокохудожественный памятник давно уже привлёк к себе внимание специалистов. Профес­сор Парижского университета Шарль Диль, говоря об армянской архитектуре, особо отмечает монастырь Гандзасар. Приблизительно сто лет спустя видный советский учёный А. Якобсон назвал этот памятник жемчужиной архитектурного искусства: «Это уникальный памятник средневековой архитектуры и монумен­тальной скульптуры, который по праву следует считать энциклопедией армянской архитектуры XIII века».

Своеобразием рельефных украшений выделяется также монастырь св. Знамения в Нор Вараге. В тимпане западного входа церкви имеются рельефные изображения как библейского, так и мифологичес­кого содержания, восходящие иногда к язычеству (грифоны с перевитыми шеями, птица, клюющая чело­века, различные животные, вплетённые в орнаментальные узоры – содержание многих из этих изобра­жений не всегда поддаётся расшифровке).

Другим памятником, богато украшенным рельефами и фресками, является монастырь Дадиванк, главная церковь которого построена в 1214 г. супругой князя Вахтанга, Арзу-хатун. По сторонам окна на южной стене храма сохранились рельефные изображения княжеских сыновей – Асана и Григора, пред­ставленные с макетом церкви в руках. Рельефными узорами покрыты и другие части церкви – фронтоны, обрамления окон, а также портал северного входа. Говоря об архитектуре Арцаха, следует также упомянуть Гошаванк (XII–XIII), главную церковь Макараванка (1205), алтарная преграда которой богато украшена рельефами, благодаря чему этот памятник по своей значимости сопоставим с такими шедевра­ми армянского зодчества и ваяния, как храм на острове Ахтамар, Гандзасар и Нораванк в Ехегнадзоре (Амагу).

Большим своеобразием отличаются хачкары Арцаха. Г. Анохин, побывавший в Дадиванке, по поводу хачкаров, поставленных там в 1283 г. настоятелем монастыря Атанасом, писал: «Мне доводилось видеть сотни хачкаров, однако этим двум, благодаря их невообразимо тонким кружевным узорам и многообразию форм – нет равных». Несколько прекрасных хачкаров связаны с именами князя Асана Джалала и его жены Арзу-хатун. Хорошо известны хачкары, установленные на могилах представителей рода Хахбакянов близ монастыря Аваптук. Большой интерес представляет хачкар, установленный на могиле Аспы – жены князя Григора Допянца. Лишь на территории скита Кошик сохранилось свыше полутора десятков хачкаров с изображением воинов. И что примечательно – в рамках определённой сти­листической близости каждый из этих хачкаров отличается своеобразием своего оформления. Творчес­кая фантазия ваявших их мастеров поистине беспредельна. В этом отношении очень метко замечание Э. Межелайтиса: «Хачкар – это армянский феномен, символизирующий те страдания, те жертвы, которые жестокая судьба требовала от этого маленького древнего народа. А все растительные узоры, покрывающие камень, свидетельствуют о жизненной силе этого народа, против которой были бессильны жестокость, смерть и геноцид».

Особый интерес представляют те хачкары, в ажурных узорах которых помещены изображения светского характера – это портреты ктиторов, военные сценки, дающие весьма ценный материал для изу­чения быта и жизни средневековой Армении. Академик И. Орбели заметил, что хачкары далеко не всегда являлись могильными камнями: «Крестные камни с изображениями людей были обнаружены впервые в той части Армении, где вообще излюблена орнаментация рельефами, где на стенах храмов, помимо кти­торских групп, обычных и для других местностей Армении, встречаются довольно большие рельефные сцены, а именно – в Хачене».

Средневековые могильные плиты, сохранившиеся на территории Арцаха-Утика, органически свя­заны с хачкарами. Гарегин Овсепян, приводя слова известного историка Крауса о том, что искусство народов начинается с надгробных камней, добавляет: «Это несомненно верно не только для первобытных наро­дов, но и для искусства последующих веков».

Значение надгробных плит не ограничивается тем, что они отражают искусность и умение мастеров-каменщиков; в изображениях, помещавшихся на них, нашли отражение различные стороны быта той эпохи, повседневных занятий людей, военные игры, сцены охоты, отдельные эпизоды обрядов. По суще­ству, взамен печальных надписей в память усопшего, на этих плитах видим многочисленные изображе­ния, которые красноречиво повествуют о его жизни, занятиях, своеобразно отражая тем самым оптимизм народа, его веру в справедливость и долговечность.

«...Искусство и культура Египта, – писал Гарегин Овсепян, – наряду с многообразными другими аспектами, воплощает в себе идею бессмертия души. Греческое искусство и литература всеми своими сторонами связаны с религиозными восприятиями лишь греческого народа». Здесь мы хотим добавить, что искусство арцахских могильных плит отразило как идею бессмертия души и религиозные восприя­тия, так и, причём главным образом, – идею сохранения и долговечности жизни.

В средневековой культуре Арцаха значительное место занимают памятники декоративно-приклад­ного искусства. Имеются в виду предметы бытового использования: чаши, котлы, кувшины, подносы, медные котлы, корытца, подсвечники, лампады, скалки, мафраши, виды праздничной одежды. Общими формами и украшениями они схожи с подобными же предметами из других районов Армении. Однако у местных арцахских мастеров были и свои особенности – они отдавали предпочтение мелким узорам, ко­торыми обильно покрывали поверхности своих изделий. Это особенно хорошо видно на роскошных се­ребряных (иногда позолоченных) пряжках поясов, на головных и других женских украшениях. Большей частью они выполнены в технике накладных черненых пластин, украшенных геометрическими и расти­тельными орнаментами, в которых часто повторяются темы древа жизни, знаков вечности, в сочетании с фигурками животных и птиц. Украшались они также драгоценными и полудрагоценными камнями.

Правда, политическая история Арцаха не способствовала сохранению предметов декоративно-при­кладного искусства (многое было утеряно в годы бесконечных войн, нашествий и грабежей), тем не менее, то, что сохранилось, позволяет составить представление об искусстве местных умельцев. В первую очередь следует отметить переплёты и оклады рукописей Арцаха. На некоторых из них покрытые узорами серебряные пластины (обычно одна пластина помещалась в центре и четыре по углам). Знаменитое Еван­гелие «Таргманчац» имело украшенный, позолоченный оклад, выполненный в 1311 г. по заказу князя Гри­гора Допянца, о чём читаем в памятной записи: «...и великий муж, князь Григор (арцахский) украсил пышно сию (книгу) золотом и серебром в память души святой супруги его Аспы... украсил также святое Евангелие окладом с золотыми картинами». Остаётся лишь сожалеть о том, что оклад этот не сохранился до наших дней.

Другим прекрасным образцом прикладного искусства Арцаха является рукоять кинжала князя Асана Джалала, выполненная из тёмно-зелёного нефрита, хранящаяся сейчас в Эрмитаже. Нижняя часть рукояти и её головка покрыты изящными растительными узорами. На рукояти сохранилась надпись «Асан Джалал князь Хачена».

Следует отметить, что с арцахской культурной средой связывается ещё один известный памятник – мощехранительница 1300 г., так называемая «Хотакерац сурб Ншан». Г. Овсепян отмечает, что эта моще­хранительница «в ряду сохранившихся ювелирных изделий является памятником Восточной Армении, не считая нескольких остатков подобных предметов в Киликийской Армении, и поэтому представляется чрезвычайно важным для истории армянского прикладного искусства».

Автор «Истории страны Алуанк» Мовсес Каланкатуаци (VII век), свидетельствует, что в Арцахе-Утике уже в его время были «многочисленные мастера, умевшие плавить и изготовлять изделия из золота, серебра, железа и меди».

Теперь приведём сохранившиеся древнейшие свидетельства о различных отраслях декоративно-прикладного искусства, развивавшихся в Арцахе, в частности об изделиях, изготовлявшихся из шерсти. Арабские источники с восторгом упоминают работы ремесленников Восточного армянского края. Ал-Максуди пишет, что ему нигде не приходилось видеть таких ковров, покрывал и таких красок, какие про­изводились в этой стране.

В истории армянского ковроделия особое место занимают изделия Арцаха. Некоторые исследова­тели древнейшие сохранившиеся образцы арцахских ковров датируют XIII–XIV веками. Примечательно, что даже первые упоминания наименования «ковёр» встречаются в эпиграфической надписи 1242–1243 гг. на стене арцахской церкви Каптаванк. Древнейший дошедший до нас армянский ковёр, датируемый 1202 г., был сделан в Арцахе, в армянском селении Бананц (близ Гандзака). Ковёр этот украшен компо­зицией из трёх хоранов, покрытых растительным орнаментом. Хораны эти и их орнаментация сходны с подобными же изображениями в армянских рукописях.

Другой древний армянский ковёр также относится к XIII веку и также своим происхождением связан с Арцахом (выполнен в Казахе). На нём имеется интересное изображение борьбы дракона с орлом. Большую группу составляют ковры, покрытые лишь геометрическими узорами. Вообще арцахские ковры, несмотря на тематическое разнообразие, стилистически едины и составляют целостную группу.

В XVII–XIX веках получили распространение ковры, известные под названием «Арцвагорг» (ковры с изображением орлов), которые были созданы на основе ковров, называемых «Вишапагорг» (ковры с изображением драконов). Один из подобных образцов арцахского происхождения хранится ныне в Этно­графическом музее в Мюнхене. Особую группу составляют ковры, именуемые «Оцагорг» (ковры с изоб­ражением змей), в центральной части которых представлены узоры, символизирующие идеи вечности и мироздания.

Мастера Арцаха, будь то ваятели, создававшие хачкары или украшавшие стены церквей, миниатю­ристы, иллюстрирующие рукописи, вязальщицы ковров и гобеленов, – все они, используя многообраз­ные возможности орнаментики, большое внимание уделяли также изображению людей, прославлению их труда и деяний. Эта характерная черта объединяет различные виды искусств, процветавших в Арцахе.

Отличительной чертой арцахского изобразительного искусства является особенность цветового восприятия: при богатстве красочной гаммы и многообразии орнаментальных мотивов, манера исполне­ния преимущественно обобщённая, придающая памятникам некоторую монументальность.

С ковроделием был связан и другой вид искусства – изготовление занавесей, выполнявшихся с применением различной техники: вышивки, аппликации, вязания. Киракос Гандзакеци с восхищением описывает работу именитой мастерицы Арзу-хатун, жены арцахского князя Вахтанга Хаченци. Она «очень помогла (церкви) – сделала вместе со своими дочерьми из очень мягкой, покрашенной в различные цвета козьей шерсти прекрасный, всем на диво, занавес-покров для святого алтарного возвышения, украшен­ный точно отражающими страсти Спасителя и иных святых накладными узорами и вышитыми изобра­жениями, которые всех приводили в восхищение».

Армянские историки оставили многочисленные свидетельства об искусстве изготовления тонких тканей с богатой вышивкой, использовавшихся для пошива праздничной одежды. Степанос Орбелян о мастерицах Сюника и Арцаха пишет, что изготовлявшаяся ими из пурпура и парчи царская одежда украшалась тончайшей вышивкой с применением золота и серебра, бриллиантов и жемчуга. Подобные сведения имеются и в сочинении Иованнеса Драсханакертци.

В искусстве Арцаха особое место занимает фресковая живопись. Наилучшим образцом этого вида искусства Арцаха являются росписи Дадиванка. Исследование сохранившихся остатков фресок главной церкви этого монастыря (особенно в абсиде и на южной стене) свидетельствуют, что вся система росписи отличается большим своеобразием. Это позволяет предположить наличие местной традиции, возможно связанной с апокрифической литературой. Мастер росписей в равной мере по-новому решает как пробле­мы иконографического, так и живописного плана. Спокойная гармония структуры рисунка и цвета сочетаются с монументальной техникой. Этому способствует также простота рисунка декоративных фризов. Символично, что один из сохранившихся фрагментов росписи иллюстрирует тему мученической смерти св. Стефана первомученника – историю физического уничтожения человека, преданного своей вере.

Усиление здесь некоторой деформации форм и определённая напряжённость в рисунке усиливают внутреннюю экспрессию композиции, несмотря на мягкую тональность общей гаммы, в которой преоб­ладают коричневые и землисто-зелёные краски, оживляемые местами светлой охрой.

Отдельные фрагменты росписей сохранились также на стенах небольшой церкви Арачадзор. Здесь, также как и в Дадиванке, художники смело включают в изображения неканонические, редко встречаю­щиеся темы. Например, в конце абсиды с севера на юг развёрнуты контуры двух храмов, имевших, ви­димо, символическое значение. В этой связи Л.А. Дурново писала: «Должны были существовать особые причины почитания каких-то определённых храмов, чтобы их изображения могли заменить изображения святых и апостолов».

Интересны образы светских персонажей в росписи монастыря Аракелоц (XIII век). На северной стене церкви сохранилась фигура князя в праздничном одеянии, а напротив – портрет его сына. Гармония отдельных частей композиции обусловлена продуманной соразмерностью средств выражения, торжест­венностью поз фигур, лёгкостью контуров архитектурных кулис и глубоким чувством меры.

Характерными особенностями арцахских росписей становится органическое соединение монумен­тальности и абстрактности с истинной человечностью. Если ещё принять во внимание единство иконно­графии и стиля, то можно утверждать о своеобразии художественного феномена искусства этого региона. К числу памятников Арцаха-Утика принадлежит также и церковь Киранц (XIII век), стены которой были сплошь покрыты фресками.

Сравнительно стабильная политическая жизнь Арцаха способствовала развитию не только эконо­мики, но также культуры и искусства, в том числе и искусства книжной живописи. Согласно данным па­мятных записей в Арцахе на протяжении XII–XVI веков действовало около четырёх десятков скрипториев, тесно связанных со скрипториями Сюника. Из созданных в этих скрипториях рукописей свыше ста сохра­нились до наших дней. Одним из крупнейших центров письменной культуры Арцаха был Гандзасар, где находился престол католикоса Восточного армянского края.

Стараниями вардапета Ванакана в XIII веке был основан скрипторий в Хоранашате, где этим вели­ким учителем было создано большинство его трудов. В монастыре Таргманчац, основанном ещё в 989 г., также имелся скрипторий. Именно в этом монастыре долгое время хранилось замечательное Евангелие 1232 г., иллюстрированное художником Григором, названное по месту своего долгого хранения Еванге­лием Таргманчац. Другим центром письма являлся монастырь Трёх Отроков. Не представляя большой ценности как архитектурный памятник, монастырь этот на короткое время явился престольным – там восседал католикос Арцаха в первой половине XIII века. Самая ранняя рукопись, вышедшая из скрипто­рия монастыря Трёх Отроков, датируется 1214 г. Однако, наибольшее количество рукописей дошло до нас от периода XIV–XVII веков. Значительное количество рукописей было создано в скриптории при мо­настыре Богородицы в Царе. Эта небольшая обитель известна своей школой. Крупные центры письмен­ности имелись также в Гандзаке, Шуше, Шахморе, Гытчаванке, Амарасе, Тегасере и в других местах. Обо всём этом узнаём не только из памятных записей, но также из исторических источников и эпигра­фических надписей.

Ещё один очень интересный факт: помимо рукописей, переписанных и иллюстрированных в Арцахе, в скрипториях этой провинции скопилось немало рукописей, созданных в других центрах армянской письменности и по воле случая привезённые сюда. В период монгольского владычества арцахским князьям приходилось участвовать в их завоевательных походах, во время которых они нередко выкупали армянские рукописи и привозили их в свои владения. Таким образом, арцахскими князьями было при­обретено немало избранных образцов книжной живописи, обогативших как частные, так и церковные со­брания рукописей данной провинции. Киракос Гандзакеци пишет, что монголы награбленные ими руко­писи продавали христианам. Армянские князья с великой радостью скупали их и помещали в церковные и монастырские хранилища своих владений. В числе князей, выкупавших и тем самым спасших рукописи, Киракос называет амирспасалара Захарию и его близких родственников, а также арцахского князя Григора Допянца.

Перечислим те иллюстрированные армянские рукописи, которые в XIII–XIV веках были привезены в Арцах и, получив «новую прописку», сыграли определённую роль в развитии местной школы книжной живописи.

1. Евангелие 909 г., хранившееся в селении Мецшен (Матенадаран № 6202).

2. Фрагмент Евангелия 950 г., вшитый в Сборник, созданный в монастыре Хоранашат в 1252 г. (Ма­тенадаран, № 2273).

3. Евангелие Бегюнц XI в., долгие годы хранившееся в селении Талыш провинции Джраберд (Матенадаран, №10099).

4. Фрагменты Евангелия 1040 г., хранившегося в селении Цор провинции Дизак (фргм. Мат. № 1252).

5. Евангелие XI века, хранившееся в церкви св. Иованнеса в городе Гандзак (не сох.).

6. Евангелие 1166 г., написанное в Ромкле по заказу епископа Аракела (Матенадаран № 7347).

7. Евангелие 1283 г., написанное священником Степаносом и долгое время хранившееся в церкви Иованнеса в городе Гандзак (Матенадаран № 6764).

8. Евангелие 1294 г., написанное в Дразарке (Мат. № 2588).

Перечень этот можно было бы увеличить, однако добавим к нему лишь ещё три рукописи, которые по праву принадлежат к шедеврам армянской средневековой книжной живописи:

1. Ахпатское Евангелие 1211 г., которое уже 12 лет спустя после создания было перенесено в Арцах (Матенадаран № 6288).

2. Евангелие Таргманчац 1232 г. Мы предполагаем, что эту рукопись привёз в Арцах князь Григор Допян, который в 1311 г. (почти 80 лет спустя) «обогатил святое Евангелие, снабдив окладом с золотыми изображениями...» (Матенадаран № 2743).

3. Евангелие 1237 г., созданное в Ани-Шираке. Оно принадлежало князьям – братьям Григору и Вардану (США, библиотека Чикагского университета).

Наивысший расцвет миниатюра Арцаха пережила в XIII–XV веках. От этого периода до нас дошёл целый ряд прекрасных памятников, среди которых особо следует упомянуть Евангелия № 378 (1212 г.), 34823 (1224 г.), Сборник № 115 (XIII века), Евангелие № 5669 (XIII–XIV веков) и две рукописи Иеруса­лимского собрания также рубежа XIII–XIV веков (№ 1288 и 1794). Во всех этих рукописях сюжетные миниатюры встречаются редко, за исключением Сборника № 115, в котором сохранились интересные изображения: юного князя Вахтанга, а также образы Христа и апостола Павла. Зато исключительное вни­мание уделено в этих рукописях их декоративному оформлению: хоранам, титульным листам, маргина­лам, выполненным с высоким профессионализмом. Своеобразно их цветовое решение. В гамме красок преобладают бархатно-зелёные и коричневато-горчичные тона, которым особую звучность придают блики, редкое применение голубых и розовых тонов, а также лёгкая золотая штриховка. Что касается орна­ментальных узоров, то типы их перекликаются с узорами рельефов архитектурных памятников Арцаха того же периода.

Своеобразие художественного облика арцахских памятников обусловлено силой местных древних традиций. Своеобразие это сказывается и в стремлении к лаконизму подачи основной идеи и в формах её воплощения. В этом отношении характерным является Евангелие 1224 г., в котором скупыми средствами художник добился большой выразительности (особенно в образах евангелистов). В этой связи Л.А. Дур­ново писала: «Особенно выразительны лица... чуть заметным движением черт лица мастер создаёт про­никновенное, как бы ушедшее в себя выражение мыслящего, одухотворённого лица. Простота средств передачи поразительна: здесь, как далеко не во многих случаях, оправдано положение “при минимуме затрат – максимум достижения”».

Ко второй половине XIII и к началу XIV века относится ряд иллюстрированных рукописей, в кото­рых значительное место уделено сюжетным миниатюрам, причём избираются сцены, представляющие редкие варианты как по тематике, так и по системе иконографического решения (рукописи Матенадарана №№ 316, 4023, 4820, 6319). К числу таких тем принадлежат эпизоды из детства Иисуса Христа (Бегство в Египет, Проповедь юного Христа в храме), иллюстрации притч (мудрые и неразумные девы), сцены Гре­хопадения и другие, получившие здесь оригинальную интерпретацию. Своеобразием решения отличаются и чисто канонические темы, такие как Благовещение, Рождество, Сретение, Омовение ног, Воскресение, Вознесение. Можно сказать, что в Арцахе были выработаны свои, местные варианты сцен евангельского цикла, многие из которых не встречаются в других школах армянской книжной живописи. Интересны они и принципами своего художественного воплощения, своеобразием стилизации форм, выразитель­ностью красочного восприятия. Особую декоративность придают миниатюрам широкие, обрамляющие их, орнаментированные рамки. А мягкий, слегка приглушённый колорит сообщает им некоторую камер­ность и лиричность. Краски как бы покрыты серебристой патиной, временами вспыхивая неожиданно и являя массу удивительных оттенков изумрудно-зеленоватых, небесно-голубых, оранжевато-малиновых. Эта необычная сказочная гамма сообщает миниатюрам поэтичность и удивительную просветлённость.

Обзор искусства средневекового Арцаха является лишь попыткой представить ещё одну страницу в истории многообразного и богатого наследия армянского народа, многие вехи которого нуждаются в обстоятельном и углублённом исследовании.
Литература

1. 
   Каланкатуаци, Мовсес. История страны Алуанк / Мовсес Каланкатуаци; перевод с древнеармянского, предисловие и комментарий Ш.В. Смбатяна. – Ереван, 1984.
   
2. 
   Улубабян, Б. Хаченское княжество в X–XV вв. / Б. Улубабян. – Ереван, 1975. (на арм. яз.).
   
3. 
   Тораманян, Т. Материалы по истории армянской архитектуры / Т. Тораманян. – Т. II. – Ереван, 1948. (на арм. яз.).
   
4. 
   Якобсон, А.Л. Из истории армянского средневекового зодчества. Гандзасарский монастырь / А.Л. Якоб­сон // Исследования по истории культуры народов Востока. – М.-Л., 1960.
   
5. 
   Газета «Гракан терт», 1983 г., 10 июня, № 24.
   
6. 
   Акопян, Г. Искусство средневекового Арцаха / Г. Акопян. – Ереван, 1990.
   
7. 
   Орбели, И. Бытовые рельефы на хаченских крестных камнях XII–XIII вв. / И. Орбели // Избранные труды. – Ереван, 1963.
   

5. 
   Овсепян, Г. Древние могильные памятники и их археологическая ценность в истории армянского ис­кусства / Г. Овсепян // Материалы и исследования по истории армянского искусства. – Т. 2. – Ереван, 1987. (на арм. яз.)
   
6. 
   Орбели, И. Нефритовая кинжальная рукоять с армянской надписью / И. Орбели // Избранные труды. – Ереван.
   
7. 
   Овсепян, Г. Хахбакяны и Прошяны в истории Армении / Г. Овсепян. – Т. 1. – Вагаршапат, 1928.
   
8. 
   Каланкатуаци, Мовсес. История страны Алуанк / Мовсес Каланкатуаци. – Тбилиси, 1913.
   
9. 
   Улубабян, Б. Хаченское княжество в X–XVI вв. / Б. Улубабян. – Ереван, 1975.
   
10. 
    Кафадрян, К. Шамшадинская археологическая экспедиция в 1935 г. / К. Кафадрян // Ковроделие в Армении / В.С. Темурджян. – Ереван, 1955.
    
11. 
    Казарян, М. Армянские ковры / М. Казарян. – Москва, 1985.
    
12. 
    Гандзакеци, Киракос. История Армении / Киракос Гандзакеци. – Ереван, 1961.
    
13. 
    Орбелян, Степанос. История провинции Сисакан / Степанос Орбелян. – Тбилиси, 1910.
    
14. 
    Дурново, Л.А. Очерки изобразительного искусства средневековой Армении / Л.А. Дурново. – М., 1979.
    
15. 
    Дурново, Л.А. Краткая история древнеармянской живописи / Л.А. Дурново. – Ереван, 1957.
    

Методология и методика преподавания

Н.Г. Апанасовіч (Полацк, ПДУ)
Арганізацыйныя ўмовы і метадалагічныя асаблівасці выкладання

старабеларускай літаратуры для студэнтаў-гісторыкаў
Праблемнае поле вывучэння літаратуры ўскладняецца сучасным крызісам духоўна-культурнай сферы чалавечай дзейнасці. Пост-культурная эпоха абвастрыла якасныя цывілізацыйныя пераўтварэнні, якія сталі вынікам непрадказальнага развіцця тэхнагеннай цывілізацыі і могуць прывезці да сутнасных псіхамен­тальных зменаў у самім чалавеку [1, c. 323]. Змены светапоглядна-культурнай базы існавання чалавека выразна выявіліся і ў сферы эстэтычнага. Разам з культурай у мінулае сыходзіць і кніга, увогуле паруша­ецца само ўспрыняцце друкаванага слова: якое «з галоўнага носьбіта інфармацыі, у тым ліку і духоўнай, пераўтвараецца паступова ў нейкі дапаможны сродак для больш ёмістых і канкгруэнтных сучаснаму ча­лавеку інфармацыйных структур – перш за ўсё электоронных аўдыявізуальных» [1, c. 324].

Прыватным выпадкам перабудовы псіхафізіялагічнай сістэмы чалавека можна лічыць з’яўленне пакалення, якое не чытае ўвогуле, тым больш мастацкую літаратуру. Утылітарна-спажывальная матыва­цыя, у тым ліку і ў сферы пазнання, у лепшым выпадку скіруе «чытача» праслухаць мастацкі твор на тэхнічных аўдыясродках або, што значна горш, зарыентуе на знаёмства з творам у скарочаным выглядзе, праз кароткі пераказ зместу або з-за адсутнасцю канкрэтна карысна-матэрыяльнай матывацыі ўвогуле не прачытае яго.

Не падлягае сумненню, што для паспяховага разумення мастацкага твора важным з’яўляецца не толькі літаратуразнаўча-метадычная падрыхтоўка выкладчыка літаратуры, але і актыўнасць, зацікаўле­насць самога чытача. Сумна канстатаваць, што такая відавочная і натуральная перадумова вывучэння літаратуры як чытанне мастацкіх тэкстаў, становіцца адной з перашкод, на якую нельга не звяртаць увагі. Прымусовае вырашэнне праблемы праз абавязковую праверку колькасці і зместу прачытанага, часам дасягае адваротнага эфекту – марнуе і без таго недастатковы вучэбны час, ды і не абавязкова прыводзіць да жадання паглыбіцца ў змястоўна-мастацкія адметнасці твора, што павінна ператварыць пасіўнага чытача ў актыўнага.

А гэта ўжо звязана з практычным валоданнем тымі навыкамі інтэлектуальнай дзейнайнасці, якія дазволяць заўважаць і адбіраць неабходныя факты, аналізаваць іх, бачыць падобнае і адрознае, узаемаўплы­вовае і ўзаемавыключальнае, урэшце, рабіць адпаведныя назіранням высновы, класіфікаваць і абагуль­няць заўважанае. Сённяшні студэнт, які паступае на гуманітарны факультэт у выніку тэставання, з маты­вацыяй «гэта не матэматыка, разумець тут нічога не трэба», на першым курсе, у большасці сваёй, аказва­ецца не здольны на аргументаваныя развагі, на актывізацыю і выяўленне прычынна-выніковых сувязяў раней засвоенай інфармацыі і г. д. Атрымліваецца, што вывучэнне літаратуры ў ВНУ павінна быць скіра­вана толькі на фарміраванне прафесійна-літаратуразнаўчых кампетэнцыяў, а паралельна «латае» як бы не вельмі важныя недапрацоўкі школьнай гуманітарнай адукацыі. Аднак, такая агульная характарыстыка да ўсіх сучасных студэнтаў-гуманітарыяў зразумела з’яўляецца перабольшаннем, праўда, з павелічэннем тэндэнцыі ў бок пагарэшэння сітуацыі.

Шматгадовае выкладанне аўтарам у ВНУ курсаў па гісторыі літаратуры для розных спецыяльнас­цяў («Гісторыя беларускай літаратуры» на розных курсах і спецыяльнасцях гісторыка-філалагічнага фа­культэта: «Англійская мова. Беларуская мова і літаратура», «Рамана-германская філалогія», «Гісторыя»), дазваляе зрабіць некаторыя абагульненні па вывучэнні дадзенага курса студэнтамі-гісторыкамі.

Думаецца, што неабходнасць вывучэння студэнтамі гэтай спецыяльнасці гісторыі беларускай літа­ратуры не выклікае пярэчання. Літаратурная гісторыя – найлепшая ілюстрацыя духоўнай эвалюцыі наро­да, адлюстраванне нацыянальнага коду, своеасаблівая форма гістарычнага пазнання (нагадаем першых антычных гісторыкаў – літаратараў і філосафаў у адным увасабленні). У адрозненне ад гістарычнай наву­кі праблему пазнання літаратура вырашае праз свае спецыфічныя сродкі вобразнага адлюстравання рэ­чаіснасці. Гістарычныя крыніцы, дакументы і артэфакты – безумоўна, з’яўляюцца фундаментальнай асновай гісторыі. Але за гэтым першасным гісторыяграфічным матэрыялам не заўсёды бачна і выразна выступае сама рэчаіснасць ва ўсёй сваёй дыялектычнай складанасці; за лічбамі, інфарматыўнасцю часам губляецца сам стваральнік гісторыі – чалавек, з яго індывідуальным лёсам, спраўджанымі і нязбыўнымі надзеямі, пераадоленнем і пакутамі. Літаратар, апелюючы вобразамі і сімваламі, ажыўляе і напаўняе гіс­тарычную прастору «духоўнай плоццю», дазваляе засяродзіць увагу на прыватным, будзённым, суб’ек­тыўным, а гэта значыць, на чалавеку. Мастацкая літаратура ілюструе навуковы гістарычны матэрыял, каментуе яго праз мастацкія сюжэты, выклікаючы перажыванні, паглыбляе разуменне і абуджае жывую цікавасць да жыццёвых рэалій. Вывучэнне студэнтамі-гісторыкамі курса «Гісторыі беларускай літара­туры» дазваляе пашырыць прафесійны кругагляд, панарамна і аб’ёмна ўбачыць гістарычны працэс, ад­чуць складанасці і супярэчанасці многіх падзей мінулага.

Неабходна канстатаваць, што прафесійная зацікаўленасць, на якую неаднаразова прыходзіцца звяртаць увагу падчас выкладання, не з’яўляецца для многіх студэнтаў пераканальнай. Можа быць не столькі асэнсаваная, колькі натуральная цікаўнасць спрыяе больш адказным і мэтанакіраваным адносі­нам да вывучэння дадзенай дысцыпліны. Нельга не падкрэсліць узровень студэнтаў-гісторыкаў як чыта­чоў, якія, у параўнанні са студэнтамі-лінгвістамі, філолагамі, выглядаюць амаль прафесіяналамі ў разу­менні змястоўна-культурнай спецыфікі твора, дзякуючы добрай арыентацыі ў гістарычным кантэксце. Спрыяе гэтаму і сама спецыфіка гістарычнай адукацыі, якая паглыбляе і развівае інтэлектуальныя ўмен­ні, пераўтвараючы іх у прафесійныя кампетэнцыі.

Аднак нацыянальная літаратура, як арганічная частка нацыянальнай культуры і гісторыі, здаецца, відавочна неабходная гісторыку, аказалася па-за межамі новага адукацыйнага стандарта па спецыяльнас­ці «Гісторыя» [3, c. 1] як самастойная дысцыпліна. Не прадугледжаны разгляд гісторыі літаратуры і ў іншых курсах эстэтычный скіраванасці: «Усеагульнай гісторыі мастацтва», у якіх, адпаведна сучаснаму нарма­тыўнаму дакументу, павінны разглядацца віды выяўленчага мастацтва (жывапіс, скульптура, графіка, дэ­каратаўна-прыкладное мастацтва), асаблівасці розных стыляў архітэктуры, даюцца паняцці аб стылісты­цы мастацтва [3, c. 33]; паглыбленне гэтага курса працягваецца для спецыялізацыі «Мастацтвазнаўства» праз вывучэнне «Тэорыі выяўленчых мастацтваў і архітэктуры» [3, c. 33]. Можна гіпатэтычна дапусціць, что змест і патрабаванні да дысцыпліны «Гісторыя Беларусі», у тых момантах, дзе прадугледжваецца вы­вучэнне і культурнага развіцця беларускага грамадства, дазволіць выкладчыкам гісторыі Беларусі закрануць і пытанні літаратурнага развіцця, хаця практычна гэта будзе залежыць непасрэдна ад матывацыі выклад­чыка, яго уласнай літаратурнай эрудыцыі, бо палажэнні, у якіх закранаюцца пытанні культурнага развіц­ця не маюць канкрэтных адсылак да вывучэння літаратурнай спадчыны, напрыклад: «Сацыяльна-экана­мічнае і грамадска-культурнае развіццё і дасягненні Савецкай Беларусі», «Беларуская мадэль сацыяльна-эканамічнага і этна-культурнага развіцця: перадумовы і этапы станаўлення [3, с. 16]. Што тычыцца агуль­ных вынікаў навучання, то тут студэнт павінен ведаць: сутнасныя характарыстыкі еўрапейскага, расій­скага, савецкага і сучаснага шляхоў мадэрнізацыі ў сацыяльна-эканамічнай, ідэйна-палітычннай, культур­на-духоўнай галінах; асноўныя дасягненні ў развіцці матэрыяльнай і духоўнай культуры, культурна-гіс­тарычную спадчыну беларускага грамадства. Умець тлумачыць уплыў розных культурна-цывілізацыных фактараў на сацыяльна-эканамічнае, дзяржаўна-палітычнае, этнаканфесійнае і культурнае развіццё Бела­русі ў розныя гістарычныя перыяды [3, с. 16].

Думаецца, што вывучэнне духоўна-культурнай спадчыны народа, заснаванае толькі на творах вы­яўленчага мастацтва не дазволіць атрымаць належны ўзровень прафесійнага кругагляду, не толькі ў сфе­ры культурнага развіцця, але і значна звузіць аб’ёмную панараму працэсу гістарычнага развіцця. Аднак кожная ВНУ мае магчымасць разабрацца з гэтай навукова-метадычнай калізіяй па-свойму, у прыватнас­ці, за кошт гадзін «вузаўскага кампанента», што і зроблена ў Полацкім дзяржаўным універсітэце.

Наяўнасць асобнага курса па «Гісторыі беларускай літаратуры» дае магчымасць часткова вырашыць некаторыя пазначаныя праблемы, але не ў поўнай меры. Амаль дзесяцістагоддзевую гісторыю беларускай літаратуры неабходна выкласці за 26 аўдыторных гадзінах, якія па 14 і 12 гадзін падзяляюцца на лекцый­ныя і семінарскія заняткі. Арыентацыя на тыпавую праграму філалагічнага профілю ў межах дадзенага аб’ёму гадзін выяўляе марную спробу «объять необъятное» і рызыкуе пераўтварыць дысцыпліну ў інфарма­тыўны курс з бясконцым пералікам прозвішчаў і назваў.

З другога боку, адсутнасць дакладных і выразных патрабаванняў да курса, дазваляе выкладчыку праявіць пэўную свабоду як у выбары матэрыялу, так і ў метадалагічных падыходах да вывучэння літара­турнага працэсу. Выніковая форма накапляльнага заліку накіроўвае студэнтаў на актыўны ўдзел у вучэб­ным працэсе, пры гэтым вызваляе іх ад скіраванасці толькі на выніковую адзнацу. Што, у сваю чаргу, дазваляе настроіць навучальную атмасферу на давяральны лад, адкрыты да самастойных разваг, суб’ек­тыўных выказванняў розных меркаванняў, засяродзіць увагу на ўласнай рэцэпцыі мастацкага твора.

Найбольш складанай для засваення, асэнсавання і ўспрымання студэнтамі з’яўляецца літаратура старажытнага перыяду. Без ведання спецыфікі мастацкай дзейнасці, разумення агульных працэсаў раз­віцця старажытнай кнігі, нельга ўявіць сабе цэласную гісторыка-культурную карціну беларускай мінуў­шчыны. З другога боку, спецыфічныя асаблівасці самой прыроды мастацкага слова эпохі старажытнасці, прадстаўляюць найбольш істотную перашкоду ў разуменні мастацкіх вартасцей твора. З пункту погляду сучаснай медыявістыкі праблем у гэтай, здавалася б, добра распрацаванай сферы, не менш, чым у сучас­най літаратуры. Складанасць вывучэння гэтага літаратурнага перыяду палягае непасрэдна ў самім аб’ек­це вывучэння – мастацкім тэксце старажытнага часу, на які нанізваюцца агульныя гісторыка-культурныя асаблівасці, перыпетыі статусна-палітычнага развіцця, шматстайныя ўзаемадзеянні з усходне- і заходне­еўрапейскімі ўплывамі і трансплантацыямі. Спынімся толькі на самых агульных і відавочных.

Адна з найбольш значных праблем звязана з немагчымасцю канчатковага і адназначнага высвят­лення аб’ёму і прадмета даследавання:

1) не ўся колькасць тэкстаў дайшла да нашага часу, складана вызначыць, што і ў якім аб’ёме згубі­лася ўвогуле;

2) тое, што захавалася, асабліва з пачатковага перыяду, прадстаўляе сабой у многім, разнастайныя рэдакцыі шматлікіх спісаў твораў, зробленыя значна пазней за першапачатковы варыянт з’яўлення твора;

3) якія старажытныя тэксты можна адносіць да мастацкай літаратуры з улікам спалучэння трады­цый царкоўнага «художства» і традыцыі секулярнага мастацтва, з канцэптуальным падзелам на літарату­ру свецкую і рэлігійную?

4) з якіх пазіцый вывучаць перакладную літаратуру, якая ў старажытны час, на думку многіх да­следчыкаў, складае арганічнае цэлае разам з літаратурай арыгінальнай? і інш.

Пытанні, звязаныя з праблемамі нацыянальнай самаідэнтыфікацыі беларусаў, ускладнілі дадзенае праблемнае поле спецыфікай, злучанай з абавязковым высвятленнем аб’ёму ўласна беларускай старажыт­най літаратурнай спадчыны (што лічыць старабеларускай літаратурай (з пункту погляду тапаграфічнага аспекту, лінгвістычнага аспекту, тэматычна-змястоўнага складніка, пражывання аўтара на геаграфічна і гістарычна беларускіх землях, што рабіць з неатрыбутаванымі помнікамі?). Актуальнасць гэтых пытан­няў відавочная для беларускай медыявістыкі і звязана з наспелай неабходнасцю перагляду традыцыйных падыходаў, распрацаваных найвыдатнейшымі расійскімі даследчыкамі Дз.С. Ліхачовым, М.К. Гудзій, А.М. Робінсанам, У.У. Кусковым і многімі іншымі. У расійскіх акадэмічных падручніках па гісторыі ста­ражытнарускай літаратуры беларускае пісьменства падаецца або без нацыянальнага пазначэння, або пра­пануецца ў якасці рэгіянальнай літаратуры (напрыклад, у падручніку У.У. Кускова «История древнерус­ской литературы» творчасць Клімента Смаляціча і Кірылы Тураўскага разглядаецца ў раздзеле «Аблас­ныя літаратуры» [4, с. 113 – 115]). Пэўная заангажаванасць такога падыходу зразумелая і выглядае абса­лютна апраўданай у кантэксце гісторыі расійска-савецкай культуры, але ніяк не ў кантэксце беларускай гістарычнай спадчыны.

Складанасць беларускага гістарычнага шляху, дваццацігадовае самастойнае дзяржаўнае існаванне накладае на гісторыка-культурную спадчыну дадатковую ідэалагічную вагу з пазіцыі пошуку культурна-навуковых дасягненняў, якія маглі б стаць падмуркам выхавання нацыянальнага гонару на шляху нацыя­нальнага самавызначэння. «Калі беларуская сучаснасць гэтак бедная, дык ці не шукаць духовай стравы ў XVI стагоддзі, калі Беларусь была самым апошнім словам культуры на ўсходзе?» [5, с.25] Але як можна абмяжоўваць рэгіянальнасцю творчасць аднаго з першых беларускіх і ўсходнеславянскіх пісьменнікаў Кірылы Тураўскага, творы якога перапісвалі ад рукі аж да XIX стагоддзя, а ў XIV–XV стагоддзях уклю­чылі ў «Златавуст» і «Таржэсцвеннік» побач з лепшымі ўзорамі казаняў класікаў, грэка-візантыйскіх майстроў слова? Цалкам як унікальная з’ява славянскай і еўрапейскай культуры павінна вывучацца кніж­на-пісьмовая спадчына беларусаў эпохі Адраджэння і ранняга барока, звязаная з імёнамі Ф. Скарыны, С. Буднага, М. Гусоўскага, М. Сматрыцкага, С. Полацкага, феноменамі новалацінскай паэзіі, палемічнай публіцыстыкі і інш.

Другое праблемнае кола вымалёўваецца вакол метадалагічных падыходаў да перыядызацыі літара­турнага працэсу старажытнага часу, як і да ўсёй беларускай літаратуры ўвогуле. Папулярнасць і панаванне палітыка-ідэалагічнага падыходу, падобна да пракруставага ложка, абмяжоўвае шляхі культурна-эстэ­тычнага развіцця этапнымі гісторыка-палітычнымі падзеямі. Сапраўды, беларуская літаратура, яе развіц­цё, а часам і перспектывы існавання моцна залежалі ад палітычнай сітуацыі, гістарычнага шляху народа. Але дадзены падыход, напрыклад, не дазваляе ўлічваць канфесійную прыналежнасць твораў (а для стара­жытнай беларускай літаратуры, якая была прадстаўлена праваслаўнай, каталіцкай, пратэстанцкай і ўніяц­кай літаратурай, пакінуць па-за ўвагай гэты аспект немагчыма, бо і творчасць многіх асобных аўтараў прадстаўляецца неаднароднай у плане рэлігійнай прыналежнасці, акрамя таго прысутнасць у мастацкай прасторы старажытнага часу асноўных сусветных рэлігій з’яўляецца яскрывым сведчаннем рэлігійнай цярпімасці, выяўлення на практыцы натуральнага права пісьменніка на творчую і светапоглядную эва­люцыю, права на пошук і эксперымент [2, 6]. Палітыка-ідэалагічны падыход апасродкавана звязаны з літаратурай і не дае магчымасці разумення развіцця літаратуры праз эвалюцыю і трансфармацыю літара­турных жанраў, стыляў. Прапануемыя альтэрнатыўныя перыядызацыі (на падставе стылёвых зменаў, цы­клічная, паводле тэорыі «трох Адраджэнняў» і інш.) таксама не вырашылі метадалагічнай праблемы.

Спроба пераасэнсаваць гісторыю старажытнай беларускай літаратуры зроблена калектывам Інсты­тута літаратуры імя Я. Купалы НАН РБ у двухтомнай «Гісторыі беларускай літаратуры XI–XIX ста­годдзяў» [6]. У гэтым грунтоўным выданні літаратурны працэс разглядаецца з новых ідэйна-мастацкіх пазіцый у межах агульнаеўрапейскага кантэксту нашай літаратуры, з улікам эстэтычных уяўленняў і творчых прынцыпаў пісьменнікаў на працягу стагоддзяў. Зразумела, прапаноўваецца і новая перыядыза­цыя з удакладненнем назваў асобных перыядаў: Літаратура Сярэднявечча, Адраджэння і барока. Але і гэ­тае, найбольш поўнае на дадзены момант выданне, не вырашае ўсяго спектру праблем. З пазіцый нацыя­нальнага аспекту і жанрава-відавой шматстайнасці старажытнай беларускай літаратуры падыходзіць да гэтай праблемы вядомы даследчык-медыявіст І. Саверчанка ў «Хрэстаматыі па старажытнай беларускай літаратуры» [7].

Яшчэ адно праблемнае поле, на якое хацелася б звярнуць увагу звязана з адсутнасцю тэарэтычнай гісторыі не толькі старабеларускай, але і старажытнарускай літаратуры. Гэтым пытаннем на працягу апош­ніх 40 гадоў займаліся расійскія, а цяпер і беларускія медыявісты, спрабуючы распрацаваць тэарэтычную паэтыку старажытнага слова найперш праз катэгорыі самой тэарэтычнай паэтыкі. Але ні расійскім да­следчыкам, ні беларускім пакуль не ўдалося вырашыць гэту надзвычай складаную задачу.

Можна было б далей працягваць пералік унутрыдысцыплінарных праблем, але і пазначаныя, на наш погляд, дастаткова яскрава адлюстроўваюць складаную і супярэчлівую сітуацыю з метадалагічна-лі­таратуразнаўчага боку, што, у сваю чаргу, стварае пэўныя цяжкасці ў выкладанні літаратуры пазначанага перыяду не толькі для гуманітарыяў увогуле, але і для саміх філолагаў.

У сувязі з папярэдне разгледжаным «Гісторыя літаратуры старажытнага часу», магчыма, павінна прадстаўляць сабой не столькі філалагічны, колькі інтэграваны курс (пабудаваны з улікам міжпрадмет­ных сувязяў) на сумежжы літаратуры і гісторыі, які дазволіць пазнаёміць студэнтаў з асноўнымі этапамі развіцця мастацка-эстэтычнай думкі, вызначыць месца і ролю найбольш выдатных пісьменнікаў, мастац­кіх твораў не толькі ў гісторыі літаратуры, але і ў гісторыі філасофскай, рэлігійнай, палітычнай, эстэ­тычнай думкі Беларусі, праз максімальную актывізацыю базавых гістарычных ведаў для самастойнага пошуку студэнтамі гісторыка-культурных сувязяў і аналогій. Гістарычная інфармацыя, напоўненая літа­ратурна-эстэтычнай рэцэпцыяй, прадстае ў свядомасці студэнтаў у зусім іншым выглядзе.

Што тычыцца набыцця навыкаў літаратуразнаўчага аналізу мастацкага тэксту (якія, дарэчы павін­ны былі быць набыты ў выніку школьнага навучання), прадстаўляецца магчымым абмежаваць літарату­разнаўчы бок толькі ўзроўнем першаснага ўспрыняцця (эмпірычнага аналізу) тэксту, ускладніўшы яго гісторыка-кантэкстуальным каментарам і разглядам літаратурных вартасцей твора на ўзроўні тых ведаў, якія добра знаёмыя любому больш-менш адукаванаму чалавеку. А для найлепшага паглыблення ў змя­стоўную структуру старажытнага тэксту, разумення яго мастацка-светапогляднай спецыфікі ў кантэксце культурнай парадыгмы часу, скіраваць аналіз, пры магчымасці (не з усімі творамі і аўтарамі гэта маг­чыма зрабіць), мастацкіх тэкстаў у рэчышчы параўнальна-структурна-тыпалагічнага метаду на семінар­скіх занятках, прапануючы вывучэнне старажытнага тэксту паралельна з сучасным адпаведнай тэматыкі, або праз параўнанне некалькіх старажытных твораў падобнай жанравай і змястоўнай тэматыкі (напрык­лад: адначасовы разгляд паэм М. Гусоўскага і Я. Вісліцкага, «Жыція Еўфрасінні Полацкай» і твора В. Іпа­тавай «Прадслава»).

Нягледзячы на тое, што не ўсе студэнты здольны без дадатковага літаратуразнаўчага каментару бачыць тыпалагічнае падабенства і адрозную спецыфіку твораў, такі падыход дазваляе дастаткова паглы­біцца, каб на гэтым першасным узроўні ўбачыць мастацкую адметнасць, розніцу ў мастацкай манеры і спосабах выкладу матэрыялу ў розных аўтараў, адчуць змястоўную глыбіню і эстэтычную вартасць тво­ра. Акрамя гэтага параўнальнае вывучэнне твораў розных аўтараў і розных эпох дазваляе засяродзіцца на суб’ектыўнай рэцэпцыі твора самім студэнтам. Праз паслядоўны ланцужок разважанняў: што хацеў да­весці аўтар чытачу, ствараючы свой твор ў канкрэтны час – што атрымалася з гэтай задумы – якая частка закладзенай інфармацыі зразумелая сучаснаму чытачу – якім выглядае і ўспрымаецца гэтае мастацкае пасланне, адпраўленае чытачам шмат стагоддзяў таму, у кантэксце сучаснасці – узнімаемся да спасці­жэння агульначалавечага зместу, мастацкай спецыфікі твора, адметнасці аўтарскай манеры, якія і ўво­дзяць твор не толькі ў гісторыю нацыянальнай, але і гісторыю сусветнай літаратуры.

Максімальная актывізацыя міжпрадметных сувязяў, параўнальна-гістарычны падыход да вывучэн­ня старажытных тэкстаў у кантэксце эпохі і сучаснай культурнай традыцыі, паступовае авалодванне не­абходным для пачатковага ўзроўню літаратуразнаўчым інструментарыем, дазваляе падтрымліваць чы­тацкую актыўнасць студэнта. Што прадстаўляецца важным не толькі ў кантэксце вывучэння літаратуры, але і для набыцця гістарычных прафесійных кампетэнцый. Пераасэнсоўваючы твор з пазіцый мэтанакіра­ванага, «дарослага» чытання, студэнт спасцігае яго ў іншым ракурсе: больш глыбокім, панарамным, звязаным з сучаснай актуалізацыяй. Калі няма строгай рэгламентацыі і абмежавання ў вывучэнні пэўных твораў і аўтараў, то можна дазволіць сабе выкладанне і вывучэнне літаратуры праз «задавальненне». І калі ў выніку вывучэння гісторыі літаратуры студэнт не пераўтворыцца ў заўзятага чытача, то ўсё роўна пакіне ў сваёй свядомасці, душы невымерны эстэтычны вопыт ад зносінаў з мастацкім словам.

Літаратура

1. 
   Бычков, В.В. Эстетика: учебник / В.В. Бычков. – 2-изд., перераб. и доп. – М.: Гардарики, 2006. – 573 с.
   
2. 
   Саверчанка, І. Феномен старабеларускай літаратуры / Старажытная беларуская літаратура (XII–XVII стст.) / Уклад., прадм., камент. І. Саверчанкі. – Мн.: Кнігазбор, 2007. – 608 с.
   
3. 
   Образовательный стандарт Республики Беларусь. Высшее образование первая ступень специальность 1-21 03 01 История (по направлениям). – Мн, 2008.
   
4. 
   Кусков, В.В. История древнерусской литературы / В.В. Кусков. – М., 1982. – 296 с.
   
5. 
   Цвікевіч, А. Вялікае апрашчэнне ці вялікае ўдасканаленне? / А. Цвікевіч / Спадчына. – 1997. – № 2.
   

А.Н. Дорошкевич (Новополоцк, ГУО «Гимназия № 1 г. Новополоцка»)

жүктеу/скачать 4.52 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: