В. Л. Дуров Дрессировка животных Психологические наблюдения над животными, дрессированными по моему методу

Моя «научная фантазия».

В конце своего послесловия я не могу удержаться от желания обрисовать те перспективы, которые мне кажутся возможными, хотя бы в отдаленном будущем, если признать правильным тот путь, по которому идут наши работы с животными.

Значение этих работ, мне кажется, важным не только в вопросах, касающихся взаимоотношений между человеком и животным, но, что еще важнее, работы эти дают обильный материал самой науке и именно не только зоопсихологии, но и психологии вообще, этой одной из самых важнейших отраслей человеческого знания. Прибавлю, что не только знание двигает прогресс, но и научная фантазия помогает ему, а фантазия есть лучшая человеческая способность.

Как Жюль-Верн своим гениальным предвидением сумел предсказать большинство из завоеваний техники, задолго до их осуществления, так и я осмеливаюсь предугадывать тот прогресс человеческой мысли и знаний, который должен осуществиться в силу законов эволюционирования. Например, тов. Кажинский, предугадывает открытие приборов не только дающих возможность регистрировать мысль людей, но даже приборов, могущих повторять, создавать колебания, сопровождающие образование мысли, т.-е. приборов, создающих «искусственную» мысль. Понятно что эти приборы будут тогда могучим средством для того, чтобы, создавая лучшие мысли и идеи для человечества, в будущем не оставляли бы места для идей и мыслей вредных, идущих в разрез с интересами масс, больших коллективов, наконец, всего мира трудящихся.

По моему глубоко ошибаются те ученые, которые ставят себе и другим за правило только наблюдать и правильно рассуждать. Воображение давно служило человечеству, как светоч науки. Например, физика держится на не подтвержденных все еще до сих пор экспериментальным путем предположениях и гипотезах об эфире. Сама гипотеза уже есть правдоподобная фантазия, а раз творческая фантазия занимала и занимает до сих пор определенное положение в пауке, то позвольте и мне, не раз проводившему свои фантазии в области различных трюков с животными и некоторых механических изобретений в действительность, описать в конце этой книги мою фантазию, которая вытекает из результатов наших работ в области зоопсихологии.

Я только что, между прочим, и вскользь, высказал мысль о возможности осуществлении нашего предположения, по которому физический прибор будет влиять на мысли людей. Насколько эта фантазия имеет шансы на осуществление покажет будущее; в заключение же хотелось бы еще раз подчеркнуть то главное предположение, которое одно дало бы возможность осуществить все многочисленные раньше описанные наши стремления. Разумею то, что такой механизм для управления мыслями уже и сейчас существует и состоит он из тех высших рефлексов, которые мы называем эмоциональными, так как считаем, что они образуются только тогда, когда создается обстановка одновременной эмоции: раньше до нас пользовались «механическими» способами образования рефлексов, или дрессировкой по обычному обозначению. Мы же под нашими, повторю, эмоциональными рефлексами разумеем такие, которые связаны с одновременным вызыванием приятных для животного эмоций (эмоций дружелюбного, любовно почтительного внимания к дрессировщику у обезволенного этим животного, эмоций утоления голода у полусытого животного, эмоций получения самкой чего-либо нужного ее детенышам (и т. д., и т. д.). Область, где такие рефлексы применимы, охватывает всю деятельность животного и человека, и вся деятельность ума представляет собою область проявления этих рефлексов; Мне здесь хотелось бы еще раз поговорить о применении их в той одной части, где это кажется важнее всего. Так как эмоциональные рефлексы тесно связаны с внушением животным, одинаковым с гипнозом людей, то нам, может быть, больше, чем кому-либо другому, ясна вся та поразительная сила, которая присуща внушению в жизни человека. Весь ужас заключается в том, что разум бессилен противиться гипнозу – бессилен противиться внушению. А так как внушение, как действие, оживляющее следы в коре мозга, есть в то же время возбудитель на сложный рефлекс, т.-е. представляет из себя эмоциональный рефлекс с своим началом – с возбудителем, то и он, рефлекс, может не только тормозиться, но и исчезнуть навсегда, вследствие устранений своего образователя – своего возбудителя, другим раздражителем.

Такой механизм с различными комбинациями у нас существует, и сила внушения в жизни человека таким механизмом, управляющим мыслью человека, может быть парализована.

Вот какие перспективы рисуются мне в будущем: Мы должны добиться того, чтобы путем воспитания определенных рефлексов, направленных на лучшие человеческие достижения, постепенно приблизиться к полному преобразованию мира.

Главным фактором, этапом к такому преобразованию мира будет прежде всего отказ от мирового черного гипноза-войны.

Мы давно отлично знаем, что трудящиеся всего мира стонут под тяжестью налогов, идущих главным образом на вечные вооружения государств. Как часто мы слышим голоса отдельных политических и общественных деятелей, ратующих против войн.

Я уверен, что во всех слоях общества, во всех государствах, громадное большинство людей мыслит одинаково: против войн. Но под великим черным гипнозом – все продолжают воевать. Когда же мы избавимся от этого векового самоистребления?

Но только тогда, когда это желание сделается настоящим желанием как потребность натуры каждого человека всеобщим и могучим. Когда-нибудь настанет тот момент, что «мир всего мира» будет лозунгом всех и эти мгновения будут историческими. Хотелось бы думать, что в Москве будет тот первый толчок, который создаст эру мира на земле.

Советская Россия первая из всех стран за время своего сравнительно недавнего существования, сумела с небывалой силой вступить в жестокую и решительную борьбу с предрассудками.

Она, великая, продолжает стремиться к правде – к защите трудящихся всего мира. Она еще недавно израненная, голодная, изолированная от всего остального мира, сама еще не совсем оправившаяся от последствий черного гипноза, в борьбе против рабства трудящихся и за их освобождение, уже самоотверженно помогает трудящимся других стран, делясь последними крохами.

Советская Россия в свое время первая сделала смелый почин в деле разоружения и до сих пор открыто призывает всех: брать с нее пример, ради великой идеи освобождения человечества от черного гипноза.

Но народы, кажется, как будто спят, вершители их судеб глухи к этим призывам, а между тем каждый человек внутри себя слышит голос разума и сам в душе против войн.

Во время моего последнего пребывания в Берлине мне снился великий пророческий сон... Сердце Советских Республик, Москва, взволнована. Представители войск, рабочих и крестьян собрались в грандиозном здании цирка. На здании цирка, снаружи, огненными, буквами написан лозунг: «Долой черный мировой гипноз – войну».

От здания цирка во все стороны распространяются электромагнитные волны, несущие с собой, со скоростью света, по всей поверхности земного шара и за его пределы сигналы-слова. На площадях Москвы и других городов установлены гигантские, мощные радиотелефоны, их тысячи по всей России и еще больше по всему свету.

В известный всем условленный час будут слышны из мощных аппаратов живые слова. Все, все, все у этих аппаратов, ждут назначенного часа.

Переполненное лучшими избранными представителями народа здание цирка гудит. Но вот стрелка больших часов указывает начало. Грянул многозвучный оркестр, полились медные звуки труб и к ним присоединился не менее могучий хор всех присутствующих. В тот же самый момент радиотелефоны всем, всем, всем передают бодрящие звуки интернационала.

В цирке, при последних звуках песни освобождения, на возвышение входит великий оратор. Его твердые, продуманные слова оставляют глубокие следы в умах людей. Каждое слово его запоминается навсегда. Его речь, это клич к последней бескровной борьбе с кровавой войной, он зажигает все сердца надеждой и стремлением к новой человеческой жизни людей.

И слышится этот призыв во всех уголках. Будит он у многих мысли о тех путях, которыми можно было бы осуществить «мир всего мира».

Какие же это пути? Великий оратор упоминает о четырех возможных путях:

I. – Завоевать все государства оружием и войной же установить мир на земле, но этот путь не под силу каждому отдельному государству.

II. – Ждать, когда сравнительно ничтожное меньшинство людей-богачей всех стран, живущих праздно, сами наконец и одновременно станут самоотверженно честными и откажутся добровольно от всех своих благ на общую пользу человечества.

Этот второй путь длительнее всех и потому наиболее утопичен, так как трудно надеяться на скорое, добровольное и даже самоотверженное отношение богачей к этой проблеме.

Прав ведь был К. Каутский¹, называя утопичной попытку Платона (еще за 380 лет до Р. X. Автор) склонить в пользу своих идей тирана. Вспоминаются мне слова К. Каутского: «Мы уже знаем, что испытал Платон, когда сделал попытку склонить в пользу своих идей тирана. Судьба его была судьбой всех утопистов, т.-е. всех, кто стремился к обновлению государства и общества, не находя в них самых необходимых для этого факторов. Они должны были надеяться на акт великодушного произвола политического или финансового самодержца, царя-философа, или миллионера-философа». И вот, рассуждаю я. С тех пор прошло 2300 лет,. а мы все на том же месте.

III. – Служить примером и помогать всевозможными способами всем трудящимся земного шара, вырвать свободу своих действий, для установления мира на земле, объединившись впоследствии все в одну общую семью народов.

Я слышу во сне, как оратор описывает последний путь освобождения от черного гипноза, путь, который указывают открытия в науке бескровный путь.

IV. – Особым способом заставить каждого человека раз навсегда желать мира. Горячими, убедительными словами оратор доказывает возможность этого пути: Каким же образом можно было бы достигнуть этого? А вот, каким. Ученые пришли к тому определенному выводу, что вся жизнь человека состоит из рефлексов. Таким образом, бесчисленное количество рефлексов, самого различного свойства, составляют один общий рефлекс, называемый жизнью.

Все чувства человека – это результат и одновременно причина сложных рефлексов. Возбудителем эмоциональных рефлексов служит чаще всего мысль. В то же время мыслительный процесс есть явление, неотделимое от сложного рефлекса.

Мысль, ассоциирующаяся с чувством, желанием, есть эмоциональный рефлекс. Значит, всякое желание есть сложный эмоциональный рефлекс. А так как каждый рефлекс имеет свое начало, своего возбудителя, то, как доказывает положительная наука, найдя раздражитель рефлекса, возбудитель желания, можно искусственно воспитать в человеке соответствующее этому возбудителю желание. А раз это так, то задачей современной науки, если она не хочет отставать от всеобщего желания мира, найти, исследовать различные способы воздействия на психику людей, чтобы каждый человек, бессознательно для самого себя, стал желать хорошей мирной жизни.

В этом-то и заключается все громадное значение новейших научных открытий, указывающих на новые пути к прогрессу человечества. Затаенное желание жить хорошо, а не дурно, заложено было в живых существах, с самого первобытного начала их бытия, и потому все начинания в этом направлении, легче осуществимы, особенно теперь.

Сознательное желание жить хорошей мирной жизнью ныне можно считать определившимся? Путь к осуществлению этого стремления теперь в руках человека, и этот путь найден. Оратор говорит, что Советская Россия первая пойдет по этому пути и покажет всему миру пример и, начиная хотя бы с особых приемов воспитания нового юношеского поколения, впоследствии бесповоротно заразит своей бодростью и счастьем остальные страны. И мыслится мне во сне! У нас в СССР вопросы рефлексологии должны и будут иметь важное специфическое значение, и главной ее задачей будет на первых порах отыскание и классифицирование начал, раздражателей-возбудителей рефлексов, чем будет получен богатейший материал для построения новой жизни.

Искусственное воспитание новых поколений будет достигнуто искусственной передачей им соответствующих желаний. Провозвестником последнего все же можно считать Платона, который, еще до 380 лет до Р. X., считал возможным достигнуть господства своих идей, путем внушения их (см. Платон: «» «Политейа» – книга о государстве, кн. VI 14).

Постановка первых лабораторных опытов с молодежью имела бы мировое значение, и вот эту лабораторию я вижу во сне, во время речи оратора, когда он демонстрирует на грандиозном экране цирка следующую картину: После сладкого, крепкого и здорового сна, юноши и девушки в легких туниках, полуобнаженные, собираются в залы лаборатории с зеркальными стенами, где производят по указанию ученых лаборантов, мускульные движения – гимнастику всего тела следя за ними в отражениях.

Эти движения подбираются так, чтобы с ними были связаны подъем духа и переживания высокого нравственного наслаждения, поэтому эти движения воспитывают у них все лучшие рефлексы.

Жизнерадостная молодежь, после гимнастики отправляется на работу, например в поле, или огороды, для возделывания нужной им растительной пищи. Все поле усеяно тысячами молодых, сильных и жизнерадостных людей, работа их кипит, работа не нудная, не трафаретная, не подневольная, а радостная и творческая.

Затем вновь следует отдых и подкрепление пищей, в которой не участвует ни на одну йоту, мясо. Каждый кусок пищи, во время еды, принимается, сопровождаясь особыми телодвижениями, способствующими сохранению наилучшего расположения духа.

После отдыха следует умственной труд. Соответствуя дарованиям каждого из них, труд этот превращается в радостное творчество, доставляя молодежи минуты высшего удовлетворения, а для лаборатории – результаты и выводы наблюдений ученых руководителей.

Таковой должна быть лаборатория будущего, но таковой должно быть когда-нибудь и само будущее. Мой сон кончился. Я проснулся. Наскоро умывшись, я выхожу из своего номера Берлинского отеля, иду по мягким коврам коридора и встречаю неожиданно старого знакомого артиста Гагеншмидта. Неожиданная встреча на чужой далекой стороне много лет невиданного друга необычайно обрадовала меня; в особенности поразило меня выражение его лица.

Я увидел творческий огонь в его глазах, бодрость и радость во всей фигуре, как будто он только что сошел с виденной мною во сне картины лаборатории.

Мы тут же в коридоре спешим друг другу сообщить, какие ведем сейчас работы, чем заняты наши мысли.

К великому нашему удивлению, оказалось большое сходство в наших стремлениях и в последних работах. Он, славившийся когда-то во всех городах Европы физическою своею силою (борец чемпион мира), бывший студиец Юрьевского университета, скопивший солидное состояние борьбой на призы, бросил в самый разгар своей славы артистическую карьеру, отдавшись с головой науке.

– Скажи мне, друг, как началось твое преломление? И он тут же рассказал.

– Тренируясь в горах в одном из модных курортов Америки, для предстоящей серьезной борьбы с X, я шагал несколько верст полуголый, взбираясь на вершины гор и вдыхая всею грудью чистый воздух, развивал при этом разными движениями мускулы своего тела. И вдруг при повторении несколько раз определенного движения мускулов моей руки, я почувствовал какое-то небывалое наслаждение и особые радостные мысли. Это было начало, которое заставило меня сильно призадуматься над тайными явлениями природы. И вот я бросил славу и стал работать, наблюдать, искать и писать. Гагеншмидт показал мне толстую рукопись, плод его ежедневной работы. Как много сходного по идее я увидел у него со своею работою.

«Друг, сказал он мне», незадолго до моего отъезда на родину, «я люблю Россию, мою родину и, если ты можешь, помоги мне принести ей пользу. Я безвозмездно отдам свой труд Советскому Правительству».

В последующие дни я поехал к нашему представителю от Наркомпроса т. Г., которому и рассказал о работах и предложении Георгия Гагеншмидта. Тов. Г., заинтересовавшись, в свою очередь для проверки вызвал телеграфом из Лейпцигского университета сочувствующего нам русским всеми уважаемого проф. Брауна.

Профессор Браун также очень заинтересовался работами Гагеншмидта, находя их ценными. Предполагалось пригласить ученых на особое совещание по этому поводу. Но я в силу обстоятельств принужден был экстренно выехать в Россию, и не знаю, чем это закончилось.

Виденная мною во сне в Берлине картина мировой лаборатории и прекрасного будущего не выходит у меня из головы. Конечно, все это дело более или менее отдаленного будущего, хотя признаки его мы уже видим и теперь. Все чаще и чаще вопросы психологии и рефлексологии становятся темой не только научных лекций и бесед, но и обыкновенных разговоров, и выдвигаются всюду на первый план. Еще не так давно (Научная Конференция в Москве – декабрь 1923 г.), мы были свидетелями небывалого единения труда и науки – факт в высшей степени знаменательный.

Без умственного труда мускульный труд существовать не может – это закон природы.

И у меня, ничтожной капельки людского океана, в настоящее время теплится в душе надежда, что, несмотря на мои 61 год, я доживу до того времени, когда у нас в СССР к серпу и молоту будет присоединена также и эмблема умственного труда, в виде изображения мозговых полушарий человека.