Глава 12
- При чем тут подпись? – раздраженно посмотрел я на опера, – Откуда прокурорским знать, какая у ограбленного подпись?! Обязательно сегодня отлови терпилу и выясни все детали!
Гриненко послушно кивал головой. И, надо отдать ему должное, никаких вопросов насчет моих контактов в прокуратуре по своему свербящему вопросу не задавал.
- Теперь о моей проблеме! – придвинулся я к нему, – Надо сделать установку по человечку. Поможешь?
Стас молча достал из заднего брючного кармана замызганный дешевый блокнот, а из нагрудного вытащил авторучку.
- Он местный, в нашем районе живет. Частный сектор, – начал выдавать я имеющуюся информацию, - Есть адрес, зовут Барсуков Виктор. Судим, не судим, я не знаю. По возможности собери пополнее на него информацию.
- Сделаю! – пообещал опер, – Завтра начну. А запросы сегодня успею отдать. По адресному пробью на полные данные и отправлю. Сто двадцать шестую, как обычно, ну и с красной полосой на всякий случай. Мало ли, может он у кого-то в подсобном аппарате на связи числится. У кого, не ответят, но, по крайней мере, знать будем! – пояснил мне опер, не будучи уверенным, до какой степени я осведомлен об оперативной специфике.
- Отлично! – благодарно кивнул я другану. – Если он у кого-то состоит на связи, то тот опер сам проявится и на тебя выйдет! Ему о твоем запросе сообщат. Я бы и сам этого Барсукова перетряхнул, но мне близко к нему подходить никак нельзя! Не хочу, чтобы мои уши раньше времени рядом с ним вылезли. Есть у меня желание какую-нибудь статью ему подобрать, – пояснил я внимательно слушающему меня Стасу, – И до суда её довести тоже сам хочу. Чтобы наверняка.
- Это чем тебе гражданин Барсуков так досадил? – впервые за весь разговор, скорее, усмехнулся, чем улыбнулся Гриненко.
Таиться я не стал и во всех подробностях поведал ему о предприимчивом любителе женской подёнщины. Которую ушлый Витя Барсуков, благодаря незамысловатому психологическому этюду, получал в комплексном исполнении. И всего лишь за туманно обещанное, но такое вожделенное замужество и семейное счастье.
- А кто она тебе, эта девчонка? – с любопытством посмотрел на меня Стас.
Я задумался. Действительно, кто она мне, эта урюпинская пельменница Лиза?
- Не знаю, – передернул я плечами, – Просто человек, которому плохо и которому я могу помочь.
Я как-то неуверенно посмотрел я на опера и заметив, как он недоверчиво удивился, почему-то разозлился на свое мычание. На себя и заодно на черствого Гриненко.
- Племянница она мне теперь! Так и считай! – непонятно, почему повысил я голос, – Понял?!
- Понял, – спокойно ответил мне Стас, – Мне бы с ней пообщаться, – он вопросительно взглянул на меня, – Можно, конечно, через тебя ее порасспрашивать, но ты ведь сам понимаешь, это не совсем то!
Розыскник был абсолютно прав. Расспрашивать Лизавету в таком деле через посредника, это не то что бы «не совсем то». Это совсем не то!
- Согласен! – кивнул я ему, – Завтра вечером после работы ко мне поедем, поговоришь с ней сам. Сегодня вечером я занят буду и когда освобожусь, не знаю. По твоему вопросу, кстати, буду встречаться!
По тому, с какой надеждой вспыхнули глаза старлея, я понял, что зря забежал поперед паровоза. Гриненко ожидал пояснений, а сказать мне ему было нечего.
- Стас, я тебя прошу, не смотри ты на меня, как голодная собака! – начал я грубостью приводить опера в норму, – Я все понимаю. И про нервы, и про семью, и вообще про всё! Твоя задача сегодня этого Фесенко отловить. Отловить и разговорить! А всё, что могу по своей линии сделать я, я сделаю. Ты не сомневайся!
- Я понял, Серега! – Гриненко был хмур, но унылым он не выглядел и это меня радовало, – Спасибо тебе в любом случае!
- Это ты брось, дружище! – невольно я стиснул плечо опера с такой силой, что он на мгновение поморщился, – Нам любого не надо! Нам надо, так, как нам надо! – и до того, как развернуться к лестнице, вспомнил, и предупредил, – Если почувствуешь, что разговор не получается, давить на терпилу не пытайся! Улыбаешься ему, как любимой тёще, разворачиваешься и уходишь! Мы с Гусаровым его потом сами проработаем. Ты меня понял, Стас?
В невеселых глазах Гриненко добавилось жизни. Он улыбнулся уже своей обычной улыбкой и зачем-то ткнул меня кулаком в живот. Я успел только подумать, что хорошо принимать такие дружеские проявления натощак. Ткнул опер чувствительно.
До самого конца рабочего дня я работал с делами, находящимися в моем производстве. Запросил в ИЦ УВД области информацию на завхоза драмтеатра Стукалова и направил отдельное поручение в ОУР. Потом подумал и продублировал требование в ГНИЦУИ МВД СССР. Еще мне очень хотелось увидеть в своем кабинете некого «Чекана». Который со слов Ворожейкина, продырявил ему печень и фамилия которого была Чекалин.
Я уже дважды посмотрел на телефонный аппарат. Идти никуда не хотелось, а звонить заместителю РОВД мне было не совсем по чину. Чтобы о чем-то его попросить, надо было пойти к нему ногами и поклониться головой.
В приемной Захарченко меня мариновать не стали. Подозреваю, что капитан на этот счет своему секретарю ранее дал инструкции. Доложив по внутреннему телефону о моём визите, она молча кивнула мне на дверь.
- Здравия желаю, Виталий Николаевич! – поприветствовал я зама по опер и, получив ответное «Проходи!», прошествовал к его столу.
К моему удивлению, Захарченко протянул руку. Не вставая и через стол, но, тем не менее! Я удивился, так как хорошо знал, что главный опер Октябрьского РОВД даже не со всеми ветеранами райотдела здоровается за руку.
- За чем пришел, Корнеев? – своего интереса капитан не скрывал и уже авансом веселился, – Излагай!
- Поручение я в наш ОУР направил, Виталий Николаевич! – со значением поведал я ему о, в общем-то, рутинном событии, – Было бы лучше, чтобы начальник розыска это мое поручение Гриненко отписал!
- Это еще почему обязательно Гриненко? – сделал почти обиженное лицо капитан, – Ты, что, Корнеев, другим моим операм не доверяешь, что ли?
Несмотря на веселость зама по опер, было видно, что он заинтересовался моим приходом и моей просьбой. Наступило время минимизировать никому не нужную интригу простым и понятным любому розыскнику пряником.
- Если Гриненко будет исполнять моё поручение, то тогда я могу обоснованно полагать, что в течение недели мы с ним раскроем сто восьмую! – с физиономией бессовестного шулера блефанул я, – Ту самую, которая по драмтеатру у нас в "баранках" висит. Я больше вам скажу, Виталий Николаевич! Я готов, как следователь утверждать, что там другая квалификация будет. Убийство там будет. Через пятнадцатую, разумеется, но убийство!
Капитан Захарченко уже не искрил недавней своей веселостью. Теперь на меня, сделав стойку и подрагивая невидимым мною обрубком хвоста, смотрел кокер-спаниэль. Обряженный в милицейский мундир с капитанскими погонами.
- Ты продолжай, Корнеев! – подался ко мне, ложась грудью на стол Захарченко, – Ты уверен, что мы покушение на убийство там поднимем?
- Имею все основания так полагать, Виталий Николаевич! – на всякий случай уточнил я свою позицию, – Но мне для оперативного сопровождения по этому делу нужен Гриненко!
- Ты не крути, лейтенант! Чаю хочешь? – приветливо заулыбался заместитель начальника РОВД, – Расскажи, чего ты там, в театре нарыл? Какой у тебя расклад, Корнеев? Ну?
Как такому же, но в далеком прошлом заместителю по оперативной работе, мне были понятны взыгравшие чувства капитана. Сидящего напротив меня и так беспокойно ерзающего по своему руководящему стулу.
Еще минуту назад над его головой висела чугунная «баранка» в виде нераскрытого и тяжкого преступления. Которое, не стоит забывать, совершено не в пивнушке, а в областном театре, сука! И по которому вот-вот явятся из городского УВД специально обученные злые люди. Они будут в извращенной форме заслушивать его, капитана Захарченко! На предмет отсутствия реальных результатов по раскрытию преступления! Понятно, что тиранить эти злые люди будут в основном начальника уголовного розыска и опера, закрепленного за делом. Но это он, капитан Захарченко, начальник обоих названных разгильдяев-бездельников и этим все сказано.
И вот, накануне такой печали, вдруг приходит юноша. Да, шустрый. Но всё же без году неделя пребывающий в должности следователя. И даже ни одной пары оперских ботинок еще не стоптавший. И этот юноша нахально ставит условия, обещая не только поднять нехорошую «баранку», но еще и раскрыть ее, как убийство! А то, что через покушение, так это ценности такого раскрытия никак не умаляет!
Я, понимая, что сейчас происходит в голове капитана, со спокойным добродушием смотрел ему в глаза. И он тоже смотрел мне в глаза. Но не настолько приветливо, как я. Потому что он уже понял, что имеющейся у меня информацией с ним я делиться не намерен.
- Ладно, банкуй, Корнеев! – мудрый опер Захарченко не стал лезть в бутылку, – Будет тебе Гриненко! Только ты уж меня не разочаруй, неделя у тебя на эту сто восьмую!
Капитан откинулся на спинку стула и в его глазах опять появились насмешливые искры.
- А, если ты, Корнеев, раскрытие мокрухи в сводку дашь, – зам по опер вдруг по-волчьи оскалился так, что у меня зачесался позвоночник, – С меня бутылка коньяка!
- «Двина»? – автоматически уточнил я прежде, чем подумал. – «Двина» бутылку? – повторил я вопрос уже осознанно.
- Да ты совсем охерел, Корнеев! – вконец развеселился Захарченко, – Где я тебе «Двин» найду?! Да и откуда ты про этот «Двин» знаешь, а, лейтенант? – подозрительно прищурился он.
- Ладно, Виталий Николаевич, – удовлетворённо поднялся я со стула, – Пойду работать. За Гриненко и за коньяк вам спасибо! А «Двином» я вас как-нибудь угощу, такой возможностью я располагаю! – я задвинул стул на место и, не оглядываясь, покинул кабинет, пока меня не окликнули.
В том, что Захарченко даст указание начальнику ОУР насчет Стаса, я не сомневался ни секунды. Почти не сомневался я и в том, что вместе Гриненко мы установим и отловим Чекалина. Даже, если тот успеет податься в бега, всё равно всё будет в пределах мною обещанного. В этом случае, я просто объявлю его во всесоюзный розыск. И в процессуальном смысле дело будет проходить по учетам, как раскрытое. И раскрытое, именно, как покушение на убийство. И это еще никто не знает, что раскрытие мокрухи пойдет в сводку в букете с поднятым хищением госимущества в особо крупном размере! Товароведческой экспертизы пока еще у меня нет, но несложные подсчеты столбиком на бумажке позволили мне определить, что на театральном занавесе стырено намного больше десяти тысяч рублей.
- Ты меня обманул, Корнеев! – вывел меня из задумчивости трагический голос, когда я уже проворачивал ключ в двери своего кабинета.
Обернувшись, я увидел за своей спиной Антонину. Что-то царапнуло мое сознание. Но мне пришлось сосредоточиться, чтобы понять, что именно. Приглядевшись, я понял.
Убийственным интонациям, выдаваемым голосовыми связками Тонечки, ни коим образом не соответствовала радостная удовлетворённость на её красивом кукольном лице.
- Антонина, ты чего меня пугаешь? – наконец-то отомкнув дверь, я попытался в одиночку скрыться в своём кабинете.
- Ты меня обманул! – повторила она, но уже с меньшим трагизмом, протискиваясь вместе со мной, – Нет у тебя никаких детей в Саратове!
- В Саратове, может, и нет, – вступать в спор с Антониной я не видел никакого смысла, – А вот в других населенных пунктах Советского Союза, вполне могут быть!
- В других, ладно! – позволила мне Тонечка, – В других пусть будут! Главное, что теперь мы с тобой можем спокойно пожениться! – успокоила она меня. – В субботу, в три часа.
- Чего, в три часа? – намного обильнее, чем в кабинете Захарченко, покрылась влагой моя спина, – Чего в субботу, Антонина?!
- Ты опять, что ли издеваешься надо мной?! – лицо Тонечки из-за плаксивого выражения стало совсем непривлекательным, – В гости в субботу приходи, чего непонятного-то?!!
Я облегченно выдохнул. Потому что поначалу подумал, что Антонина с родителями как-то умудрилась назначить мою радикальную капитуляцию на ближайшие выходные. От женщин в таких случаях можно ожидать преодоления любой невозможности. Вплоть до самого космического масштаба.
- Слушай, отстань ты от меня! – решил я раз и навсегда прекратить это тягостное безобразие, – И маме своей скажи, что в ближайшую пятилетку жениться я не буду. Ни на тебе, ни на ком-то еще!
- Как не будешь?! – лицо Тонечки начало расползаться вширь, – Ты же сам говорил! Ты же обещал!
Дверь кабинета Зуевой находилась в трёх с половиной шагах. То, что Лидия Андреевна способна на ровном месте погрузиться в пучину ревности, я уже знал не понаслышке. А Антонина ровным местом в данной ситуации никак не выглядела. Два скандала на почве всесжигающего чувства за один день, это уже слишком. Даже для меня. Втолкнув скорбящую в свой кабинет, я уже привычно закрылся изнутри.
Времени, чтобы обдумать и разработать достойную легенду, да еще и отклонить самонаведённую на меня матримониальную торпеду, не было по определению. Значит, спастись можно было только самоподрывом. В одночасье уничтожив свою репутацию, как полноценного мужика.
- Открою тебе самую сокровенную свою тайну, Антонина! – я оттащил взбаломошную девицу подальше от двери к средине кабинета, – Ты способна её сохранить?
Разверзшееся в начинающихся рыданиях лицо застыло и зафиксировалось. Потом закивало. Настроившаяся крепко взрыднуть Тонечка, теперь смотрела на меня со жгучим любопытством.
- Импотент я, Тоня! – с печалью в голосе и на лице, признался я претендентке на семейное со мной счастье, – Не получается у меня с женщинами, понимаешь?
Как выглядит лицо импотента при признании своего постыдного недуга, я не знал. Поэтому, изобразил на своей физиономии смущение, пополам с унылым прискорбием.
- Мне кажется, Сережа, ты меня снова обманываешь! – неуверенно взяла меня за руку Тонечка. – Все женщины говорят, что ты кобель и ни одной юбки не пропускаешь! Признайся, ты пошутил? – с неверием, переходящим в робкую надежду, заглядывала мне в глаза Антонина.
- Если бы! – глубоко и с надрывом вздохнул я, – Увы!
- Но как же та твоя еврейка? – недоверчиво вскинулась марьяжная агрессорша, – И с Клюйко ты сожительствовал, это всем известно! – продолжала выводить меня на чистую воду настырная девица.
- Это всё в прошлом, душа моя! – не сдавался я, удерживая импотентскую грусть на понуром милицейском лице, – Раньше мне хоть как-то корень жень-шеня помогал, но сейчас его больше нет!
- А где он? – подозрительно выкатила на меня глаза Антонина.
- Он сломался. Истёрся и переломился! – украдкой взглянув на часы, на автомате ответил я, а потом вынужденно добавил, – Теперь вот солдатскую ложку привязываю! Оно тебе такое супружество надо?! Разве о таком семейном счастье ты мечтала, душа моя?
- Не о таком, – в задумчивости покачала головой забывшая о рыданиях Тонечка, – А ты точно не врёшь? Поклянись!
- Честное комсомольское! – для достоверности я даже поднял согнутую в локте руку, как когда-то делал, будучи еще пионером. – Сама подумай, разве такими вещами шутят?! Я тебе такое о себе рассказал, а ты еще сомневаешься! И еще я тебя очень прошу, ты только не болтай об этом никому, пожалуйста! – моя несостоявшаяся невеста заверила меня, что никому и никогда.
Вечерняя оперативка должна была начаться уже через четыре минуты и мне надо было спешить. Убедившись, что посягавшая на мою свободу уравновесилась в своих эмоциях и, что ее истерика мне в самое ближайшее время не грозит, я быстро засунул дела в сейф и замкнул его на замок.
- Пошли, душа моя! – сохраняя печаль в голосе, подтолкнул я Тонечку к выходу, – Через три минуты уже начнётся!
Достарыңызбен бөлісу: |