Валентин Красногоров Песнь Песней

СУЛАМИФЬ. А почему нет, любимый? Тебе надо просто прижаться ко мне и ни о чем не думать, не спрашивать себя, зачем это, правильно ли это, нужно ли, надолго ли и что будет потом. Тебе нужно немного счастья, немного тепла, вот и все. Это простые вещи, доступные каждому, но как их всем не хватает!

ЦАРЬ. Какое щедрое у тебя сердце.

СУЛАМИФЬ. Ну что ты! Я люблю тебя, люблю очень сильно, но это только начало. Пока я не могу дать тебе ничего, кроме себя самой, но ведь это так мало. Я еще не умею любить как нужно, но я научусь, вот увидишь. Я все время буду для тебя что-то делать. Мне все будет в тебе интересно – твой труд, твои планы, твои сомнения и твои печали. Я прочитаю твои любимые книги и буду петь твои любимые песни. Я полюблю твоих друзей и постараюсь привлечь к тебе твоих врагов. Я научусь быть незаметной, когда ты раздражен, не мешать тебе, когда ты занят, и быть рядом, когда я буду тебе нужна. Любовь – это ежедневный труд, милый, и я с радостью возьму его на себя. А пока я могу подарить тебе лишь свое тело и свою нежность, потому что все это – для тебя, мой царь!

ЦАРЬ. Почему я не встретил тебя раньше?

СУЛАМИФЬ. Зато теперь я твоя навсегда. Если только… (Умолкает.)

ЦАРЬ. Что «только»?

СУЛАМИФЬ. Если только ничего не случится.

ЦАРЬ. Что бы ни случилось, мы с тобой узнали радость нашей встречи, и этой радости нас уже никто не лишит.

СУЛАМИФЬ. Да, милый, у нас уже есть целый мир, где мы можем укрыться, и страна воспоминаний, куда нам можно уйти… У нас есть многое, что принадлежит только нам и больше никому – заветные места, и памятные мгновения, и сокровенные слова… И всегда будет с нами аромат весенних цветов, круживший нам головы, и обжигающее прикосновение твоей руки – вот здесь, на шее, под левой щекой, где ты впервые дотронулся до моего тела, - и соединивший нас виноградник, и жаворонок, певший только для нас, и примятая трава на лугу, где я впервые ощутила твою блаженную тяжесть… Этот мир уже сейчас огромен, но ведь ему только семь дней, и ему суждено становиться все богаче и ярче, если только…

ЦАРЬ. Опять твое «если только…» Чего ты боишься?

СУЛАМИФЬ. Не знаю… Этот огромный и враждебный дворец…

ЦАРЬ. Тебя надежно охраняет стража.

СУЛАМИФЬ. Вот именно – стража. Значит, мы чего-то опасаемся.

ЦАРЬ. Ты просто не привыкла.

СУЛАМИФЬ. И не хочу привыкать. Это похоже на тюрьму. Ты можешь представить меня на винограднике в постоянном сопровождении телохранителей?

ЦАРЬ. (Улыбаясь.) Нет, милая.

СУЛАМИФЬ. Здесь никто не шутит, не смеется, все напряжены, скованы… И эти «враги», о которых вы все время говорите с Иосафатом…

ЦАРЬ. (Ласково). Ты нас меньше слушай.

СУЛАМИФЬ. Соломон, тебе не нужно их опасаться. Ты считаешь, что врагов много, но ведь их так мало – всего несколько человек во дворце. А разве страна и дворец – одно и то же? Выйди за эти стены и ты увидишь тысячи протянутых к тебе рук.

ЦАРЬ. Откуда в тебе столько мудрости, Суламифь?

СУЛАМИФЬ. Я так жалею тебя… Мне иногда до слез хочется бежать отсюда домой, к своим кипарисам… Но ты – царь и обречен жить здесь, а я не могу тебя оставить…

ЦАРЬ. (Печально). Значит, и тебе здесь тяжело…

СУЛАМИФЬ. Ты прости, я немножко загрустила. Лучше обними меня крепче…

ЦАРЬ. Но ты не вздумаешь и вправду сбежать?

СУЛАМИФЬ. Нет, милый, никогда. Я буду с тобой до самой смерти.

Глухо звучат тревожные аккорды.

Ты слышишь?.. Сюда идут.

ЦАРЬ. Тебе показалось. Кто осмелится?

СУЛАМИФЬ. Шаги совсем близко.

Не вставай, любимый! Ведь ты безоружен.

ЦАРЬ. Что с тобой, милая?

СУЛАМИФЬ. (Тихо). Ничего страшного. Не волнуйся, мой царь.

Соломон выпрямляется и в упор смотрит на Элиава страшным тяжелым взглядом. Юноша, с мечом в руках, в ужасе отступает..

ЦАРЬ. Ты безумен… Кто послал тебя?

ЭЛИАВ. Царица. Но она хотела не твоей смерти.

ЦАРЬ. Почему же ты поднял руку на меня?

ЭЛИАВ. Не помню… Ахисар…

ЦАРЬ. Ступай и сдайся страже.

Милая, все будет хорошо… Я позову врачей.

СУЛАМИФЬ. Не надо. Давай побудем еще немножко вдвоем. Еще немножко.

ЦАРЬ. Тебе больно?

СУЛАМИФЬ. Не очень. А скоро будет совсем не больно. Вспоминай обо мне хоть иногда, милый. О нашей встрече в винограднике.

ЦАРЬ. Не говори так. Смерть не может коснуться тебя.

СУЛАМИФЬ. Не надо меня жалеть. Я самая счастливая женщина на свете. Я люблю, я любима. Спасибо тебе, мой царь, спасибо за все!

ЦАРЬ. Не покидай меня!

СУЛАМИФЬ. Я обещала быть с тобой всю жизнь, до самой смерти. Видишь, я сдержала свое обещание.

ЦАРЬ. У нас ведь было всего семь дней.

СУЛАМИФЬ. Для меня это и есть вся жизнь.

ЦАРЬ. Подожди, милая, я искуснее всякого врача. Дай я осмотрю твою рану.

Кровь, кровь, кровь, кровь…

Это ведь кровь, не так ли?

Жизнь и радость, свет и любовь

С нею уходят по капле.
Ночь, ночь, вечная ночь,

Ночь меня обнимает.

Милый, прошу, отгони ее прочь…

Жизнь, как снежинка, тает.

Жить так хочется, милый!

Шепоты леса и солнце во ржи

Разве возьмешь в могилу?

Время пришло лишиться.

Дай же взглянуть на тебя еще раз,

Взглянуть - и навек проститься.

ЦАРЬ.

Нет, нет, нет, нет!

Мы будем жить еще тысячу лет

Вместе и только вместе!

СУЛАМИФЬ.

Тьма, тьма, тьма, тьма,

Тьма глаза застилает.

Медленно пятясь в черный туман,

Мир от меня ускользает.

ЦАРЬ.

Ты свое сделала дело.

Кто тебя звал сюда, тощая жердь?

Как ты явиться смела?

Все это прочь отлетело.

Та, что лучилась ярким огнем,

Стала бесчувственным телом.

Время пришло лишиться.

Дай же взглянуть на тебя еще раз,

Взглянуть - и навек проститься.

ИОСАФАТ. Я еще не утомил тебя, великий царь?

Тогда я продолжу свой доклад. Следствие по делу о заговоре закончено. Ахисар, Натан и… и известная тебе царственная особа признаны виновными и заслуживающими смертной казни. (Заметив, что царь не слушает его). Великий царь!

ЦАРЬ. (Оторвавшись от своих мыслей). Я слушаю тебя, Иосафат.

ИОСАФАТ. Обвиняемые ждут твоего приговора.

ЦАРЬ. Доставьте их сюда.

Один из стражников бросается выполнять приказание.

А пока приведите Элиава.

ИОСАФАТ. Великий царь…

ЦАРЬ. Да?

ИОСАФАТ. Элиава нет. В ту же ночь он заколол себя мечом.

ЦАРЬ. (Про себя, с болью). Тебя нет тоже…

ИОСАФАТ. Стража не знает, что делать с его телом – похоронить ли с почетом как вельможу или бросить псам как изменника. Как прикажешь поступить? Может, отдать тело его близким?

ЦАРЬ. У него не было близких, кроме меня. Похороните его без почестей, но достойно.

АХИСАР. Я не хотел ее смерти, Соломон.

ЦАРЬ. Я знаю.

АХИСАР. Если хочешь отомстить, казни египтянку. Она дала ему травы и научила.

ЦАРЬ. Я знаю. Ну, а чего же хотел ты?

АХИСАР. Я хотел честно и прямо, безо всяких хитростей, убить тебя. Нужно было не доверять столь важное дело этому слюнтяю, а сделать его самому.

ЦАРЬ. У тебя еще будет такая возможность. (Страже). Освободите его. (Ахисару).Ты хороший полководец, Ахисар, но от безделья влез в интриги, в которых ничего не смыслишь. Я назначаю тебя начальником пограничного войска. Иди и воюй. И постарайся образумиться.

АХИСАР. Великий царь… Я не изменю тебе больше. (Уходит).

ЦАРЬ. Как продвигаются мирные переговоры?

ИОСАФАТ. Посол фараона отказался почти от всех своих требований. Он настаивает теперь только на одном – на свободе веры.

ЦАРЬ. Значит и эту войну мы все-таки выиграли.

ИОСАФАТ. Да, и снова без жертв.

ЦАРЬ. (Медленно). Да, почти без жертв. (Про себя). Ты права, милая, ни одна жизнь не проходит бесследно…

ИОСАФАТ. (Осторожно). Великий царь, мы ждем твоих повелений.

ЦАРЬ. Скажи послу, что мы принимаем его условие. Мы построим храмы египетским и прочим богам. Но…

Писцы лихорадочно записывают.

ИОСАФАТ. Мы слушаем, царь.

ЦАРЬ. …Но мы бедны, а для строительства храмов нужно золото, много золота. Пусть Египет даст его.

ИОСАФАТ. И мы построим на эти деньги новые города. Как ты мудр, государь! Только вот…

ЦАРЬ. Что?

ИОСАФАТ. Мир этот ненадежен, и египтянам достаточно будет малейшего повода, чтобы его нарушить. А царица – дочь фараона, и если…

ЦАРЬ. (Прерывая, показывает Иосафату запечатанный свиток). Я уже принял решение о ее судьбе. Пригласите царицу.

Стражники спешат исполнить приказ. Начинает звучать музыка – сначала еле слышно, потом чуть громче, постепенно заглушая слова Иосафата.

ИОСАФАТ. Великий царь, меня глубоко тревожат политические последствия смертного приговора царице. Фараон не простит нам, если…

СУЛАМИФЬ.

Снова утро мне дарит алмазные росы,

Солнце золотом льется, теплом янтаря,

Мягко светится рощ изумрудная россыпь,

И рубинами ярко пылает заря.

Дразнит вечной загадкой встающего дня,

Ведь судьба каждый миг может в дверь постучаться,

Радость, горе ль она принесет для меня?

СУЛАМИФЬ. Только для тебя, мой царь.

ЦАРЬ. Теперь ты знаешь, что принесла тебе судьба?

СУЛАМИФЬ. Да, милый. Она принесла мне радость.

ЦАРЬ. «Радость»… Кто мог знать в то утро, что тебе осталось жить всего семь дней? Если бы не я, ты и теперь продолжала бы петь в своем винограднике.

СУЛАМИФЬ. И мы бы не встретились.

ЦАРЬ. Милая, я люблю тебя. Почему я не говорил тебе об этом?

СУЛАМИФЬ. Ты говорил, мой царь.

ЦАРЬ. Но очень мало. Я вообще не успел тебе ничего сказать.

СУЛАМИФЬ. Не огорчайся, любимый. Я и так все знаю.

ЦАРЬ. Что мне делать, Суламифь?

СУЛАМИФЬ. Жить, милый. Все, что рука твоя может делать, по силам делай. Потому что там, где я теперь, нет ни работы, ни размышления, ни жизни, ни мудрости. Живи и выполняй задуманное, пока не сломалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника… Ты меня слушаешь, великий царь?

ЦАРЬ. Да, милая.

СУЛАМИФЬ. (Громким, чужим голосом). Великий царь!

ИОСАФАТ. Великий царь! Ты слушаешь меня?

ЦАРЬ. Да, друг мой.

ИОСАФАТ. Царица ждет твоего слова.

ЦАРЬ. Пусть она войдет.

Входит Астис. Соломон сходит с трона и опускается перед ней на колено в церемониальном приветствии. Все следуют его примеру.

Мир тебе, великая царица!

АСТИС. Соломон, удали этих людей. Я должна поговорить с тобой.

Царь, не слушая Астис, сажает ее на свой трон и сам становится рядом.

ЦАРЬ. Иосафат, прочитай подготовленный нами указ.

ИОСАФАТ. (Берет свиток). Великая царица! Государь повелел, чтобы в знак вечной дружбы с Египтом с сегодняшнего дня тебе воздавались не только царские, но и божеские почести, как это принято в стране фараона.

Звучат фанфары.

АСТИС. Но я вовсе не хочу быть богиней!..

ЦАРЬ. Читай дальше, Иосафат.

ИОСАФАТ. Царь повелевает далее, чтобы в твою честь, о богиня и царица, на высокой неприступной скале был воздвигнут храм с крепкими башнями.

АСТИС. Что это значит, Соломон?

ЦАРЬ. Ты поселишься в нем до конца своих дней и ни разу не выйдешь из его стен.

АСТИС. Ты не посмеешь.

Царь не отвечает.

АСТИС. Соломон, в тебе есть жалость?

Я понимаю, девушка мертва…

ЦАРЬ. Да? Ты понимаешь? А я все еще не могу этого понять.

АСТИС. Клянусь тебе, я очень сожалею…

ЦАРЬ. Твое сожаление не воскресит ее. Прощай, Астис. Ты больше никогда не увидишь моего лица.

Царь и Астис долго смотрят друг на друга. Царицу уводят. Соломон снова садится на трон.

Иосафат, передай послу, что один египетский храм уже строится в честь Астис.

Подойди ближе. Натан, зачем ты убил ее?

НАТАН. У меня были свои цели.

ЦАРЬ. В этом ответе твоя сущность. Разве можно ради своих целей и вообще ради каких-то целей убивать?

Я любил тебя, Натан. Я буду часто вспоминать тебя – но не мрачным фанатиком этих горьких дней, а мудрым воспитателем, у которого я ребенком любил играть на коленях.

НАТАН. Ты хочешь меня казнить?

Соломон не отвечает.

Ты ведь никого никогда не убивал.

ЦАРЬ. Когда я был еще маленьким, ты учил меня играть в шахматы. Однажды, проиграв партию, я в гневе разломал фигуры. И тогда ты остановил меня и сказал: виноваты не пешки, виноват игрок.

НАТАН. Да, я помню.

ЦАРЬ. Ты ловко двигал фигурами, но все-таки проиграл.

НАТАН. Умереть – еще не значит проиграть. Я добился своего.

ЦАРЬ. Нет, ты проиграл. Знай – войны не будет. Людям позволят верить в кого и во что они хотят. Священники перестанут лезть в государственные дела, а солдафоны – заниматься политикой.

НАТАН. Обстоятельства еще заставят тебя измениться.

ЦАРЬ. Нет, учитель. До сих пор я избегал войн во имя разума и пользы. Теперь я не буду допускать кровопролития еще и во имя любви и доброты. И потому, пока я жив, будет мир – в каждом доме, под каждой смоковницей… Пока не сломалась серебряная цепочка и не разбился кувшин у источника…

НАТАН. Когда я умру?

ЦАРЬ. Через несколько минут. Ты дрогнул?

НАТАН. Нет. Священнику не нужно много времени, чтобы приготовиться к вечному покою. Но я не ожидал, что это будет так скоро.

ЦАРЬ. «Скоро»? Ты умираешь в семьдесят лет, а не в семнадцать. Прощай.

Натана уводят.

У тебя есть еще ко мне неотложные дела, Иосафат?

ИОСАФАТ. Да, государь. Нужно обсудить проект указа об открытии новых школ, в которых ты хотел готовить не только писцов, но и строителей, ремесленников, художников, музыкантов…

Но Соломон уже не слышит своего советника. Он опять в саду рядом с возлюбленной.

СУЛАМИФЬ. Ты снова со мной, мой царь?

ЦАРЬ. Я и не уходил от тебя, милая. Я никогда не покидаю наш сад. Я как родник, которому некуда больше течь и который поэтому высох. Кому мне излить свою душу?

СУЛАМИФЬ. Ты не только царь царей, но и поэт среди поэтов. Напиши песню о нашей любви – лучшую из всех песен.

ЦАРЬ. Песнь Песней…

СУЛАМИФЬ. Пройдут тысячи лет, храм твой разрушится, но Песнь Песней сохранится, и в памяти людей мы навсегда останемся вместе. Будь же радостней, милый!

Положи меня навсегда,

Как печать, на сердце твое,

Как кольцо, на руку твою.

Ты в дом пира вводишь меня,

Знамя пира реет над ним,

Это знамя – наша любовь.

И светла, как солнце, любовь,

И дает нам счастье любовь,

И сильнее смерти любовь!

ЦАРЬ. Уйдите все.

ИОСАФАТ. (Беспокойно). Великий царь…

ЦАРЬ. Оставьте меня одного.

Конец