Валентин Красногоров Песнь Песней

2. Встреча

ИОСАФАТ. О чем ты задумался? О войне? О заговоре? О требованиях фараона?

ЦАРЬ. Я просто смотрю на муравейник - вечный для нас укор и загадку.

ИОСАФАТ. (Подходит к Царю и вместе с ним наблюдает за муравейником.) Что это загадка, я согласен. Но почему укор?

ЦАРЬ. Взгляни на муравья. У него ни начальника, ни надсмотрщика, но он без устали трудится. И не для себя, а на общую пользу.

ИОСАФАТ. Люди тоже трудятся.

ЦАРЬ. Только если их заставляют. Человеческий муравейник держится на принуждении. Научатся ли люди когда-нибудь обходится без насилия? Или оно заложено в их природе, как трудолюбие в инстинкте муравья?

ИОСАФАТ. Ты не прав. Люди ненавидят насилие.

ЦАРЬ. Разве ты не видишь, что творится вокруг?

ИОСАФАТ. И все же, человек от природы добр.

ЦАРЬ. Каждый человек в отдельности, может, и добр. Но человечество в целом - жестоко. Подумай сам - я прекратил войны, запретил человеческие жертвы в храмах и остановил смертные казни. Я пытаюсь опираться не на силу, а на разум. И что же? Ни у кого еще не было столько врагов, как у меня.

ИОСАФАТ. Великий царь...

ЦАРЬ. (Поморщившись). Оставь. Перестань хотя бы здесь величать меня этим нелепым титулом.

ИОСАФАТ. Ты устал, Соломон, и потому желчен.

ЦАРЬ. Плыть против течения трудно не только потому, что почти не продвигаешься вперед. Главное, что ни на минуту нельзя остановиться и передохнуть. И все чаще я спрашиваю себя - а есть ли смысл в моем труде?

ИОСАФАТ. Ты хочешь отступить?

ЦАРЬ. Не знаю. Всех неровностей земли не подравняешь.

ИОСАФАТ. Зреет заговор. Соломон. Что ты намерен предпринять.

ЦАРЬ. (Равнодушно). Ничего.

ИОСАФАТ. Мне кажется иногда, что ты будто нарочно не замечаешь угроз врагов.

ЦАРЬ. (Помолчав). Ну хорошо. Поговорим о делах. Я не зря четыре часа подряд улыбался этому надменному египетскому послу. Усталость в конце концов заставила его проболтаться. Оказывается, фараону стало известно об охлаждении наших отношений с Ассирией, и он схватил нас за горло.

ИОСАФАТ. Но зачем же ты приказал устроить тридцатидневный пир? Так встречают только настоящих друзей.

ЦАРЬ. Выслушай меня и действуй. Найди какого-нибудь верного нам ассирийца, и пусть он под видом ассирийского посла торжественно въедет в столицу с подарками и предложениями о союзе. И поторопись. Когда кончится пир, может начаться похмелье. Нас отделяют от вторжения тридцать дней. Готовь страну к войне.

ИОСАФАТ. Все будет исполнено.

ЦАРЬ. И еще. Сделай так, чтобы слухи о тридцатидневном пире и о почестях, которыми я осыпаю египетского посла, как можно скорее дошли до Ассирии. Уверен, она немедленно снарядит к нам настоящее посольство.

ЦАРЬ. (Весело). Слушаю, великий царь!

ЦАРЬ. Ты опять за свое. Неужели хотя бы здесь нельзя забывать об этикете?

ИОСАФАТ. Это не этикет, друг мой. Я действительно считаю тебя великим.

ЦАРЬ. Не смеши меня, Иосафат. Посмотри трезвым взглядом, и ты увидишь, что твой «великий царь» владеет лишь крохотной полоской земли, зажатой между двумя могучими державами. Толпы задиристых кочевников, готовых перерезать друг другу глотки из-за облезлого барана, десяток деревень, пышно именуемых городами, могучий торговый флот из четырех суденышек, ни одного военного корабля – вот страна, которой повелевает твой «великий» царь.

ИОСАФАТ. Не слишком ли ты сгущаешь краски?

ЦАРЬ. Я просто знаю наше место. Мы не уничтожим царств, не истребим целые народы, не воздвигнем гигантских, но нелепых памятников. Что мы можем? Разве что изобрести первый в мире алфавит и написать книги, из которых потомки узнают, что борение страстей, полет духа и недовольство собой всегда были присущи человеку?

ИОСАФАТ. Разве этого мало?

ЦАРЬ. Нет, не мало. Но для этого надо перестать кочевать, надо осесть, закрепиться. У кочевника не может быть искусств и ремесел, школ и больниц, храмов и театров. У него только кнут, у него только скот, и скот гонит за собой человека в вечных поисках пропитания. Вот почему я, не верящий ни в какого бога, решил выстроить храм. Теперь он уже стоит, и рядом с ним город, и в городе каменщики, кузнецы, ткачи, и, самое главное, учителя, а вокруг сады и виноградники. Теперь у нас не только свои стада, у нас есть земля, которую надо защищать.

ИОСАФАТ. (Убежденно.) Соломон, ты велик, и тебя будут помнить вечно.

ЦАРЬ. Кто и почему меня будет помнить? Ведь были в свое время государства и властители действительно великие. Где они? Забыты. Забывается все…

Восходит солнце. Звучит музыка. Это мелодия песни царя, в основу которой положены слова, написанные, по преданию, Соломоном.

ИОСАФАТ. Солнце восходит.

И вот опять взойти спешит оно,

Все движется – но есть ли в этом всем цель?

Ведь нам одно мгновенье лишь дано.

Все суета, на чем наш мир стоит.

Все кружит в бесконечном хороводе,

Все возвратится на круги свои.

Что делалось, то совершится вновь.

Все повторится: люди, царства, судьбы,

И будет хлеб расти и литься кровь.

Страданья, подвиги, походы, города,

Поглотит все безмолвная могила,

И все пройдет, сотрется без следа.

Умрет и раб и царь, спасенья нет.

Никто не вспомнит, был я или не был.

Все прах и тлен, все суета сует.

ЦАРЬ. (Устало). Я знаю. Меня всегда ждут.

ИОСАФАТ. Какой-то ранней пташке тоже не спится. Идем.

ЦАРЬ. (Делает несколько шагов, но останавливается.). Подождем немного.

Царь и Иосафат отходят в сторону. Появляется Суламифь – совсем еще юная девушка. Она боса, на шее ожерелье из ягод. В руках у нее полевые цветы.

СУЛАМИФЬ.

Снова утро мне дарит алмазные росы,

Солнце золотом льется, теплом янтаря,

Мягко светится рощ изумрудная россыпь,

И рубинами ярко пылает заря.

Трепет в жилах струится при каждом глотке.

Радость бродит в крови, песня рвется наружу,

Целый мир раскрывается в каждом цветке.

Дразнит вечной загадкой встающего дня,

Ведь судьба каждый миг может в дверь постучаться,

Радость, горе ль она принесет для меня?

ЦАРЬ. Не бойся, милая, пой.

СУЛАМИФЬ. Кто вы?

ЦАРЬ. Тебя и вправду так радует это утро?

СУЛАМИФЬ. Конечно! Ты только посмотри вокруг?

ЦАРЬ. (Оглянувшись). На что я должен посмотреть?

СУЛАМИФЬ. На что? Гляди - в тихой воде отражаются облака… Белка скачет по веткам… Деловито гудит оранжевый шмель… Неужели ты не видишь? А мой муравейник? Разве это не чудо?

ЦАРЬ. Он твой?

СУЛАМИФЬ. Конечно. Я за ним ухаживаю. Спасибо, что вы его не тронули.

ЦАРЬ. Но должна же быть у твоей радости какая-то причина?

СУЛАМИФЬ. Причина должна быть у печали. А если ничего не случилось, надо быть счастливым.

ЦАРЬ. Почему?

СУЛАМИФЬ. Я не знаю. Просто у всего на свете есть свое назначение. Ты еще спроси, почему солнце светит.

ЦАРЬ. А действительно, почему?

СУЛАМИФЬ. А потому, что если ему не светить, то это будет уже не солнце.

ИОСАФАТ. (Улыбаясь). Учись мудрости, Соломон.

СУЛАМИФЬ. И так во всем: ручей журчит, миндаль цветет, человек радуется – и все это потому, что так должно быть. Ты все еще не понимаешь? (Звонко смеется). Какой же ты глупый!

ИОСАФАТ и СОЛОМОН тоже смеются.

ИОСАФАТ. (Царю) Пташка преподала тебе хороший урок.

ЦАРЬ. Как зовут тебя, девушка?

СУЛАМИФЬ. Суламифь. Я сторожу здесь виноградник. А тебя?

ЦАРЬ. Соломон.

СУЛАМИФЬ. Неправда. Такого имени-то и нет.

ИОСАФАТ. Как «нет»? А царь?

СУЛАМИФЬ. Так оно у него не имя, а прозвище, вы что, не знаете? Ведь «Соломон» означает «мир». А по-настоящему его зовут… Забыла. Никто не помнит.

ЦАРЬ. Это виноградник твоего отца?

СУЛАМИФЬ. (Смеется). Ну посмотри на меня – разве я похожа на владелицу виноградника? Какой ты смешной!

ЦАРЬ. (Заражаясь ее смехом). Я и впрямь смешной и глупый. Кто же твой хозяин?

СУЛАМИФЬ. О, это важная птица. Он повар у самого Ахисара, Друга царя! А за виноградником следит его управляющий, злющий, как зверь. Если он вас тут увидит, вам здорово попадет.

ИОСАФАТ. (Улыбаясь). Как ты думаешь, Соломон, не лучше ли нам убежать, пока не поздно?

ЦАРЬ. А может, он нас пожалеет?

СУЛАМИФЬ. (Убежденно). Ну нет, вы его не знаете. Он терпеть не может чужаков, а я даже не спросила, кто вы такие.

ЦАРЬ. Мы бедные пастухи и никому не причиним вреда.

СУЛАМИФЬ. Вы – пастухи? (Берет Царя за руку). Нет, Соломон, ты не пастух. Плащ на тебе, правда, из простой ткани, но руки у тебя белые и мягкие, и лицо не опалено, как у меня, солнцем. Ты, наверное, писец.

Хочет отнять руки, но ЦАРЬ их не выпускает.

ЦАРЬ. Да, милая, ты угадала. Я не пастух. Но я – сын пастуха. И, клянусь, на этот раз говорю тебе правду.

СУЛАМИФЬ. Вы, наверное, хотите пить? Я принесу воды.

ЦАРЬ. (Удерживая ее). Не уходи, Суламифь.

СУЛАМИФЬ. Я быстро. (Вырывается, хватает кувшин и убегает).

ИОСАФАТ.

Мы так полны забот, что недосуг

Замедлить шаг и поглядеть вокруг.

ЦАРЬ.

Нам недосуг подметить наяву

ИОСАФАТ.

И недосуг застыть у тихих вод,

Что днем горят, как звездный небосвод.

ЦАРЬ

И недосуг на девушку взглянуть,

Ее улыбка с глаз на алый рот.

ВМЕСТЕ.

Как жизнь убога, если недосуг

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Почему эти бродяги шатаются по чужому винограднику?

СУЛАМИФЬ. Он не сделали ничего дурного, господин. Виновата я одна.

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Я вижу. Вместо того, чтобы прогнать, ты поишь их хозяйской водой.

ИОСАФАТ. Послушай, господин…

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Не суйся не в свое дело! (Бьет Суламифь. ЦАРЬ, побледнев от гнева, вырывает у него хлыст и наносит ему несколько ударов. Ошеломленный УПРАВЛЯЮЩИЙ даже не пытается сопротивляться.)

ЦАРЬ. (Швыряя хлыст в сторону). Вон отсюда!

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Вы за это поплатитесь! (Уходит).

СУЛАМИФЬ. Что ты наделал? Сейчас он приведет сюда хозяина и слуг с оружием! Уходите, скорее уходите!

ЦАРЬ. Да, нам пора. (Иосафату). Иди, я сейчас.

Суламифь, я не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Но прежде чем расстаться, я хочу поблагодарить тебя.

СУЛАМИФЬ. (Удивленно). За что?

ЦАРЬ. Попроси у меня чего хочешь. Я могу сделать для тебя многое.

СУЛАМИФЬ. А если попрошу, исполнишь?

ЦАРЬ. Даю слово.

СУЛАМИФЬ. Приди сюда еще раз. Когда-нибудь. Когда тебе будет трудно. Быть может, я смогу помочь тебе.

ЦАРЬ. Ты – мне?

СУЛАМИФЬ. Мне так жаль тебя – ты добр и приветлив, а лицо твое печально, и в глазах спряталась усталость. Вот ты защитил меня сейчас от управляющего, и мне так же хочется защитить тебя от твоих бед.

ЦАРЬ. Суламифь, ты сама понимаешь, что ты говоришь?

СУЛАМИФЬ. Помни - я жду.

СУЛАМИФЬ уходит. Возвращается ИОСАФАТ.

ИОСАФАТ. Скорее, царь. Давно пора.

ЦАРЬ. Еще минуту…

ИОСАФАТ. Надо ехать.

ЦАРЬ. (Вздыхает). Да, надо. (Делает шаг, но останавливается). Останься и позаботься, чтобы ей не сделали ничего дурного.

Врывается СУЛАМИФЬ и бросается к Соломону.

СУЛАМИФЬ. Бегите! Они идут! Береги себя! Они убьют вас!

УПРАВЛЯЮЩИЙ (Входя). Хозяин, сюда! Эти прохвосты здесь!

Поляну со всех сторон окружают слуги с оружием. Входит ХОЗЯИН виноградника. СУЛАМИФЬ прижимается к Соломону, стараясь прикрыть его своим хрупким телом. Слуги поднимают дубинки. Соломон мягко отстраняет девушку и делает несколько шагов навстречу Хозяину. Тот в изумлении и страхе смотрит на него.

ХОЗЯИН. Великий царь!!

СУЛАМИФЬ. Ты – царь?

ХОЗЯИН. На колени, дура! Великий царь, прости нас. И не обращай внимания на девчонку – она у нас ненормальная. Вместо того, чтобы отгонять птиц, она их кормит. Разве так охраняют виноградники?

СОЛОМОН. Да, Суламифь, я царь…

СУЛАМИФЬ. Как жаль… А я, глупая, хотела тебе помогать… Как жаль…

Суламифь убегает. Царь хочет последовать за ней, но Иосафат удерживает его, напоминая о готовой колеснице.

3. Мятеж

ЦАРЬ. Почему нет Натана?

Чем занимается сейчас посол?

ИОСАФАТ. С утра он совещается с царицей.

ЦАРЬ. Не следовало этого допускать. Астис не следует вмешиваться в государственные дела… (Потеплевшим тоном). Все ли готово к приему нашей хозяйки муравейника?

ИОСАФАТ. Ты спрашиваешь об этом в третий раз. Девушка еще не знает даже, что ты хочешь взять ее во дворец.

Неторопливо входит Натан, как всегда, величавый и непроницаемый.

ЦАРЬ. Что и вижу? Великий пророк нисходит до бывшего царя.

НАТАН. Неудачная шутка, Соломон. Ты еще царствуешь.

ЦАРЬ. По недоразумению. Два дня назад ты предсказывал, что это будет продолжаться недолго.

НАТАН. Не спеши. Мои пророчества всегда сбываются. (Усаживается и снисходительно дает команду). Можешь начинать, Соломон.

Пауза.

ЦАРЬ. Иосафат, Государственный Совет слушает тебя.

АХИСАР. Почему его, а не меня?

ЦАРЬ. У тебя важные новости?

АХИСАР. Важные или неважные, но право первого голоса принадлежит мне.

ЦАРЬ. Почему?

АХИСАР. Потому что я – это я. Так было заведено еще при Давиде.

ЦАРЬ. Хорошо, Ахисар. Раз еще при Давиде было заведено, что ты – это ты, мы слушаем тебя.

АХИСАР. (Замявшись). Собственно, первого слова я требовал лишь из принципа…

ЦАРЬ. Я понимаю. Теперь, когда ты уже выступил, пусть о делах в стране нам расскажет Иосафат.

ИОСАФАТ. Новости не слишком веселые. В столице начинается мятеж.

Пауза.

ЦАРЬ. Продолжай, друг мой.

ИОСАФАТ. Вооруженная толпа поджигает житницы и грабит дома. К месту беспорядков выслана стража.

ЦАРЬ. Все это очень странно… Что думают по этому поводу члены Совета?

Почему ты молчишь, Иосафат?

ИОСАФАТ. Первым у нас предпочитает высказываться высокочтимый Ахисар, Друг Царя.

АХИСАР. На этот раз я охотно уступлю свое право тебе, ученый Иосафат.

ЦАРЬ. Твое мнение, Натан?

НАТАН. О мирских делах у меня нет мнения. Я могу лишь молиться богу, чтобы он отвел от государства эту страшную опасность.

ЦАРЬ. Мне кажется, что опасность не столь уж велика. Я не сомневаюсь, что наш славный полководец Ахисар без труда сокрушит мятежников.

АХИСАР. Я бы без труда остудил самые горячие головы, будь у меня хотя бы несколько тысяч солдат.

ЦАРЬ. (Помолчав). В таком случае, в столицу надо вызвать войска.

ИОСАФАТ. Оголять границу перед самой войной?

АХИСАР. С каких это пор писари стали разбираться в стратегии? Несколько отозванных полков не ослабят нашу мощь.

ИОСАФАТ. Чтобы разогнать горстку подстрекателей, хватит и стражи.

НАТАН. (Как бы про себя). Боюсь, как бы волнения не разрослись.

ЦАРЬ. Столицу нельзя оставлять беззащитной. Вызовем войска.

ИОСАФАТ. Великий царь!

ЦАРЬ. (Не обращая внимания на Иосафата). Поэтому я поручаю тебе, Ахисар, немедленно составить список полков, которые нужно вызвать, и представить мне на утверждение. Я заранее одобряю твой выбор.

АХИСАР. (Бросая украдкой торжествующий взгляд на Натана). За списком дело не станет. (Берет кусок папируса, быстро набрасывает несколько строк и вручает его царю. Соломон, даже не взглянув на список, передает его Иосафату.)

ЦАРЬ. Иосафат, заготовь по этому списку приказ от моего имени.

Что случилось, Иосафат?

ИОСАФАТ. Египетский посол отказывается от продолжения тридцатидневного пира и требует немедленного согласия на его требования. Если через час на них не будет ответа, он покинет столицу, объявив нам войну.

Молчание.

АХИСАР. Ну вот, Соломон. Хочешь или не хочешь, теперь тебе придется воевать. Твой отец вел десятки войн, а ты до сих пор не решился начать одну-единственную. Теперь попробуешь и увидишь, что это не так уж и страшно.

ЦАРЬ. Всему свое время, Ахисар. Время насаждать и время вырывать насаженное; время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить; время любить и время ненавидеть; время войне и время миру.

АХИСАР. А сейчас какое время?

ЦАРЬ. (Не отвечая военачальнику, обращается к Иосафату). Пойди к послу и попытайся умиротворить его.

Иосафат выходит.

Хотел бы я знать, кто устроил послу встречу с Астис.

НАТАН. Ты хочешь взять во дворец девушку. Царице это не нравится. Пойди скажи ей, что это был ложный слух.

ЦАРЬ. Но это правда, Натан. И это мое личное дело. Его неуместно обсуждать на Государственном Совете.

НАТАН. (Непреклонно). У царя не может быть личных дел. Помирись с Астис.

ЦАРЬ. Это ничему не поможет. Фараон все равно начнет войну, как только вернется посол. Астис, как и всякая женщина, склонна преувеличивать свое влияние на мужские дела.

ИОСАФАТ. (Входя). Сюда направляется великая царица.

ЦАРЬ. Я сам выйду к ней. Что посол?

ИОСАФАТ. Отказался меня принять.

Пауза.

ЦАРЬ. Прикажи найти Элиава и жди меня здесь.

Заседание Совета окончено. Я вас более не задерживаю. (Уходит).

АХИСАР. Ты слышал? Нас «не задерживают». Ему нужен только Иосафат да этот еще его любимчик – Элиав. Ничего, через три дня придут мои полки.

НАТАН. (Задумчиво). Я не узнаю сегодня Соломона. Он снова быстр, решителен, почти весел, хотя не может не понимать, что стоит на краю гибели. Что произошло?

АХИСАР. Какая нам разница, Натан? Важно, что мы пробили борешь в его хваленой мудрости.

НАТАН. Я в этом не уверен.

АХИСАР. Даже если он и передумает, я тайно пошлю к войску собственных гонцов, и полки двинутся сюда против его воли. А тогда посмотрим, кто кого.

Входит Иосафат. Натан и Ахисар умолкают и покидают зал. Возвращается Соломон.

ИОСАФАТ. Что царица?

ЦАРЬ. Как всегда – мольбы и угрозы. Но больше угроз.

ИОСАФАТ. Может, тебе все-таки не стоит брать сюда Суламифь?

ЦАРЬ. Отказаться от счастья ради угроз ревнивой женщины...

ИОСАФАТ. Есть и другие причины, Соломон. Будет ли твое счастье счастьем и для нее? Спроси себя и постарайся честно ответить: хорошо ли будет этой девочке во дворце, не затоскует ли он по своему муравейнику, по своим птичкам и белкам? И самое главное – будет ли она здесь в безопасности?

ЦАРЬ. (Помолчав). Нам некогда сейчас разговаривать, друг мой. Где Элиав?

ИОСАФАТ. Сейчас придет.

ЦАРЬ. Дай пока список Ахисара.

ИОСАФАТ. Вот он. Но я должен предупредить…

ЦАРЬ. (Останавливая жестом Иосафата и пробегая список глазами). Прекрасно. Ахисар собственной рукой начертал имена мятежных военачальников. Не много же у него сторонников! (Возвращая список Иосафату). Этими молодцами надо заняться немедленно. Одним пообещать чины и награды, других припугнуть, третьих, если нужно, арестовать. Но я думаю, такой надобности не возникнет.

ИОСАФАТ. (Одобрительно). Будет сделано.

ЦАРЬ. (Обнимая юношу). Элиав, ты мне нужен. Я могу на тебя положиться?

ЭЛИАВ. Ты сомневаешься во мне?

ЦАРЬ. Нет. Но ты человек сильных страстей, и чем глубже стремишься загнать их внутрь, тем легче можешь сломаться в решающий час. Мы с тобой еще поговорим об этом, а сейчас ответь мне на один вопрос. Возможно, я привезу во дворец девушку. У нее будут враги. Могу ли я быть уверенным, что ни один волос не упадет с ее головы?

ЭЛИАВ. Можешь не беспокоиться, великий царь.

ЦАРЬ. Спасибо, мой мальчик. А теперь пойди и арестуй посла.

ЭЛИАВ. (Изумленно). Посла? Посла самого фараона?!

ИОСАФАТ. (В ужасе). Опомнись, Соломон! Ты понимаешь, на что идешь?

ЦАРЬ. Элиав, ты должен немедленно взять под стражу посла и всю его свиту. Я обещал ему тридцатидневный пир, и он получит его.

ЭЛИАВ. Обращаться с ним почтительно?

ЦАРЬ. Напротив, как можно заносчивее и высокомернее. Напугай его, скажи ему, что он – ничтожный червь, которого сгноят в тюрьме за то, что он осмелился угрожать мне, великому царю. Перекрой все дороги в Египет, чтобы туда не дошла ни одна весть от нас. Окружи арест глубокой тайной. Объяви повсеместно, что посол продолжает пир.

ЭЛИАВ. Все будет исполнено. (Уходит).

ИОСАФАТ. Соломон, это страшный риск.

ЦАРЬ. Нам нечего терять. Когда ты приготовишь фальшивое «посольство» из Ассирии?

ИОСАФАТ. Через неделю.

ЦАРЬ. Это долго. Постарайся успеть за четыре дня. А пока возвести народу о скором прибытии посольства из дружественной Ассирии и прикажи украсить столицу. Но прежде всего займись списком Ахисара.

ИОСАФАТ. Все будет сделано. (Хочет уйти).

ЦАРЬ. Подожди. (Иосафат останавливается). Может, действительно, мне лучше забыть о Суламифи?

Действие второе

СУЛАМИФЬ.

В сердце раненом днем и ночью стон,

Все не ладится, все не так,

Взяло в плен меня одиночество,

Мука горькая, пустота.

И одной тоска, и с людьми,

Ведь порой в толпе одиночество

Вдвое мучает и томит.

Мысли грустные жгут огнем,

Тот поймет тебя, одиночество,

Кто хоть краткий миг был вдвоем.

СУЛАМИФЬ. Прости, господин. Я задумалась и не заметила тебя.

УПРАВЛЯЮЩИЙ. (Раболепно склоняясь перед девушкой). Это я виноват, госпожа, что посмел отвлечь тебя от твоих мыслей.

СУЛАМИФЬ. (Удивленно). Какой госпоже ты кланяешься, господин?