Валентин Красногоров Песнь Песней

УПРАВЛЯЮЩИЙ. (Не разгибаясь). Тебе, госпожа.

ИОСАФАТ. (Улыбаясь). Суламифь, великий царь дарит тебе этот виноградник со всеми прилегающими землями и с управляющим в придачу.

СУЛАМИФЬ. Мне?!

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Да, госпожа. Я жду твоих приказаний.

СУЛАМИФЬ. (Растерянно). Господин…

ИОСАФАТ. Ты не должна больше называть его господином.

СУЛАМИФЬ. А как?

ИОСАФАТ. Как он обращался к тебе прежде?

СУЛАМИФЬ. Обычно он называл меня… (запнувшись) «дура».

ИОСАФАТ. В таком случае, зови его болваном. (Управляющему). Пошел прочь.

УПРАВЛЯЮЩИЙ. Слушаюсь, господин. (Пятясь и кланяясь, уходит).

СУЛАМИФЬ. А где Соломон? То есть… великий царь. Он придет?

ИОСАФАТ. (Помолчав). Царь шлет тебе привет и просит принять эту серебряную цепочку и золотую повязку.

СУЛАМИФЬ. (Счастливая). Значит, он меня не забыл! Но лучше бы пришел сам. И зачем мне виноградник?

ИОСАФАТ. Теперь тебя никто не посмеет обидеть.

СУЛАМИФЬ. А когда придет Соломон?

Я почему-то все время его жду, хотя и знаю, что раз он царь, то… (С надеждой). А может, он все-таки не царь?

ИОСАФАТ. Он царь… И потому он не придет к тебе.

СУЛАМИФЬ. (Грустным эхом). Не придет…

ИОСАФАТ. Ты должна понять – у него важные государственные дела. Надвигается война…

СУЛАМИФЬ. Война…

ИОСАФАТ. У него влиятельные враги…

СУЛАМИФЬ. Неужели у Соломона могут быть враги?

ИОСАФАТ. И если Соломон возьмет тебя во дворец, они могут погубить тебя.

СУЛАМИФЬ. Меня? За что?

ИОСАФАТ. За то, что ты добра и хороша собой. За то, что ты понравилась царю.

СУЛАМИФЬ. (С надеждой). А может, он еще придет? Ведь он обещал.

ИОСАФАТ. Не жди его, Суламифь. Так будет лучше для тебя. Прощай.

Иосафат и Суламифь уходят. Входит Соломон.

ЦАРЬ. (Один).

Опять черемуха пьянит,

И соловьями ночь звенит.

Опять весна сердца тревожит,

Опять надеждами манит.

Сплела неслышно кружева.

И шепчут губы всех влюбленных

Простые, вечные слова.

И в каждой ветке бродит сок.

Лишь сад засохший за оградой

Грустит, забыт и одинок.

Не оставляя нам следа.

Всегда меня обходит мимо

Цветущих весен череда.

ЦАРЬ. Я обещал придти и я пришел.

СУЛАМИФЬ. А я обещала ждать и жду. Уже целых три дня. Думаешь, это было легко?

ЦАРЬ. Мне это было трудно. Я, как пьяный, бродил эти дни по дворцу и все время слышал твой смех и твое пение.

СУЛАМИФЬ. Ах, Соломон, почему ты царь? Я все время думаю - как я смогу быть нужной царю? Как мне тебя утешить? Чем помочь?

ЦАРЬ. Тебе не надо ни о чем думать, нужно быть только рядом, все время рядом. Скажи, ты поедешь ко мне?

СУЛАМИФЬ. (Испуганно). Во дворец? Нет! Я боюсь….

ЦАРЬ. Чего?

СУЛАМИФЬ. Я… Иосафат сказал… Не знаю. Разве нам плохо здесь, в нашем винограднике?

ЦАРЬ. Виноградник далеко, а мне не хочется расставаться с тобой ни на минуту. Вокруг меня только вельможи и рабы, а ты такая настоящая, такая живая… С тобой солнце, весна, песня, а я могу предложить тебе только дворец.

СУЛАМИФЬ. Ты теперь мое солнце, моя весна и моя песня.

ЦАРЬ. Значит, ты согласна?

СУЛАМИФЬ. Ты еще спрашиваешь? Бери меня и вези, куда хочешь! Чего мы ждем, милый? Почему я еще не твоя?

ЦАРЬ. И почему я еще не твой?

Посмотри мне прямо в глаза,

Положи меня навсегда,

Как печать, на сердце твое,

Как кольцо, на руку твою.
Пальмы вдоль веселых ручьев

Распустили почки свои,

На холмах цветет виноград,

И весна струит аромат.

Ты в дом пира вводишь меня,

Знамя пира реет над ним,

Это знамя – наша любовь.

Ветви кедров – крыша для нас,

Кипарисы – стены для нас,

Зелень луга – ложе для нас.

И светла, как солнце, любовь,

И дает нам счастье любовь,

И сильнее смерти любовь!

5. Ревность
Покои Астис во дворце. Поздний вечер. Натан сидит в кресле, глядя на мерцание одинокой свечи в семисвечнике. Входит Ахисар.

НАТАН. Гонец от войска еще не прискакал?

АХИСАР. Жду с минуту на минуту. Думаю, что полки уже на пути в столицу.

НАТАН. Где царь?

АХИСАР. Должно быть, со своей новой наложницей.

НАТАН. Посол по-прежнему пирует за закрытыми дверями?

АХИСАР. По официальной версии, да. Что делается на самом деле, никто не знает.

НАТАН. А Элиав?

АХИСАР. Как всегда, молчалив и неподкупен.

Пауза.

Почему ты опять занял пост в покоях царицы? Будь ты помоложе хотя бы лет на двадцать, я бы не удивлялся, но теперь…

НАТАН. Будь ты посообразительнее, то понял бы, что покои Астис – единственное место, где мы не рискуем встретить Соломона.

АХИСАР. Ах, вот оно что.

НАТАН. Но есть и другие причины.

Входит Слуга, протягивает Ахисару донесение и удаляется.

АХИСАР. (Обрадованно). Весть из войска! (Нетерпеливо срывает печать, разворачивает свиток и пробегает его глазами). Проклятье!

НАТАН. Что случилось?

АХИСАР. Военачальники отказываются выступить против Соломона.

НАТАН. Почему?

АХИСАР. (Читая). «Осыпанные милостями великого властителя, мы лишь с его повеления…» И так далее. Мерзавцы! Кто бы мог подумать?

НАТАН. (Усмехаясь). Соломон опять обвел нас вокруг пальца. Он даже не дал себе труда их казнить, а поступил гораздо изящнее – сделал своими сторонниками. Как это на него похоже! Клянусь, ученик превзошел учителя.

АХИСАР. Можно подумать, тебя это радует.

НАТАН. Разумеется. Надо уметь ценить по достоинству блестящий ход, даже если он сделан противником. Как жаль, что мы в разных лагерях…

АХИСАР. Не лей крокодиловы слезы. Раз уж ты решил проглотить Соломона, надо сделать это побыстрее. Иначе он проглотит нас.

НАТАН. В таких делах не следует торопиться.

АХИСАР. Но нельзя и бесконечно медлить.

НАТАН. Ты можешь что-нибудь предложить?

АХИСАР. (Вынимая кинжал). Вот. Простое и испытанное средство.

НАТАН. А стража?

АХИСАР. Перебьем.

НАТАН. И через полчаса народ нас растерзает.

АХИСАР. (Угрюмо). Плевать на народ. Скажи прямо – тебе жаль царя.

НАТАН. Да, я люблю Соломона. Я хочу его победить, но не уничтожить. И только если все средства будут исчерпаны… (Помолчав). А теперь оставь меня – мне нужно поговорить с Астис.

АХИСАР. Что тебе нужно от этой египтянки? Ты ведь раньше не любил ее.

НАТАН. Я выше любви и ненависти. Для меня существуют только вред или польза.

АХИСАР. Я умирал со смеху, когда ты вчера снова расхваливал Астис царю.

НАТАН. Ты это слышал собственными ушами?

АХИСАР. (Несколько растерянно). Собственными.

НАТАН. И ты рассказал об этом другим?

АХИСАР. Разумеется.

НАТАН. На это я и рассчитывал.

АХИСАР. Зачем тебе быть другом Астис? Царь теперь никого и ничего не видит, кроме своей Суламифи. Кстати, она действительно очень мила. И – что самое удивительное – ничего не клянчит. Ты заметил? Соломон готов отдать ей полцарства, а она только улыбается.

НАТАН. Самое удивительное не это. Самое удивительное, что у нее нет врагов. Ее все любят. Даже ты.

АХИСАР. Признаться, я сначала опасался ее. Но Суламифь ничего на замышляет, не планирует и не добивается. Она его просто любит. Странно, правда?

НАТАН. И все-таки, согласись – если она захочет, то сможет добиться огромного влияния.

АХИСАР. Да, конечно.

НАТАН. Так может, лучше от нее избавиться? (Дунув на пламя, гасит свечу).

АХИСАР. (Ошеломленно). Зачем? К тому же, царь сотрет в порошок любого, кто осмелится отнять у него девушку.

НАТАН. (Загадочно). На это я и рассчитываю.

АХИСАР. Я не понимаю твоих замыслов, но прошу одного: не впутывай пташку в нашу игру.

НАТАН. Суламифь нравится и мне. Но есть интересы более важные, чем судьба одной девушки.

АХИСАР. Чего ты хочешь?

НАТАН. Я хочу уничтожить Астис и навсегда покончить с чужеродным влиянием. Я хочу, чтобы Соломон поссорился с Египтом. Я хочу устранить Суламифь. Я хочу убрать с дороги упрямого Элиава. Я хочу, чтобы царь, сломленный и одинокий, починился нашей воле.

АХИСАР. «Я хочу, я хочу…» Если бы можно было добиться хотя бы одного из этих «хочу»…

НАТАН. Я добьюсь. И всего сразу.

АХИСАР. (Недоверчиво улыбаясь). Ты спрятал в подвале десятитысячное войско?

НАТАН. Мне достаточно произнести несколько слов, чтобы опрокинуть устои царства.

АХИСАР. Натан, ты не спятил от старости?

НАТАН. Мир великой царице! (Ахисару). Прощай, Ахисар. Тебя ждут дела.

АХИСАР. Меня? Какие дела?

НАТАН. Друг царя всегда обременен делами. (С нажимом). Прощай, Ахисар.

АСТИС. Мне передали, что ты честно выполняешь свое обещание. Признаться, я не ожидала этого.

НАТАН. Почему? Ты красивая и умная женщина, и я убеждал в этом Соломона совершенно искренне.

АСТИС. И что он? (Натан молчит). Можешь не рассказывать.

НАТАН. Я оказался недостойным твоего доверия. (Подходит к ней ближе). Он не любит тебя. (Астис закрывает уши руками). Могут ли доводы рассудка заставить полюбить? Если Соломон оказался холоден к твоей красоте и к твоему чувству, то разве зажгут его скрипучие речи какого-то старика? К тому же, он увлечен сейчас одной девушкой…

АСТИС. Я не настолько ревнива, чтобы беспокоиться из-за каждого пустяка. Если ему взбрело в голову позабавиться с этой пастушкой…

НАТАН. Не говори так, Астис. Суламифь юна и прекрасна. Самое же главное, она добра, а чего еще так не хватает в нашем жестоком мире, как доброты? Эта девушка не обидит и мухи, но именно потому у тебя нет соперницы страшнее, чем она.

АСТИС. (Возбужденно). А Соломон? Что он? Только правду!

НАТАН. Он похож на проснувшегося льва. (Безжалостно). Он любит ее, царица. Он любит ее великой любовью, которая дается судьбой только раз в жизни.

АСТИС. Нет! Он поиграет с этой куколкой день-другой, а потом она ему надоест, как надоедали все другие.

НАТАН. Ты ее видела?

Астис отрицательно качает головой.

Посмотри на нее, посмотри, как они улыбаются друг другу, и ты поймешь, что день твой кончился.

АСТИС. Нет!

НАТАН. Царь, наверное, уже пришел к своей возлюбленной. Он целует ее ароматные волосы, и она раскрывает ему свои горячие объятья…

АСТИС. Замолчи!

Пауза.

Что же делать?

НАТАН. Мне нечего тебе посоветовать. Пока Суламифь жива, тебе не на что надеяться.

АСТИС. Пока она жива… Но если…

НАТАН. Никаких «если». Девушку охраняет лучшая в мире стража. Во главе ее стоит Элиав, которого Соломон воспитал как сына и которого невозможно ни подкупить, ни запугать. Несмотря на десятки заговоров, еще ни один волос не упал с головы царя, и это только благодаря Элиаву.

АСТИС. Он же еще мальчишка.

НАТАН. Ошибаешься, Астис. Элиав смелый воин и внимательный страж. Безопасность каждого из нас в его руках. Соломон недаром поставил его на четвертый по значению пост в государстве. (Помедлив). Если он и робок, то только с тобой. (Кланяясь). До свидания, царица. (Уходит).

АСТИС. (Рассеянно). До свидания.

ЭЛИАВ. Мир великой царице! Все ли здесь спокойно?

АСТИС. Спасибо, Элиав. Во дворце все спокойно.

ЭЛИАВ. (Помедлив). Тогда позволь мне продолжать свой обход. (Собирается уйти).

АСТИС. (Ласково). Куда ты торопишься, Элиав!

ЭЛИАВ. (Останавливаясь). В последние дни ты так сурова со мной…

АСТИС. Напротив, это ты избегаешь меня. Чем я перед тобой провинилась?

ЭЛИАВ. (Растерянно). Но ведь ты же сама недавно сказала мне…

АСТИС. Разве нужно слушать, что говорят женщины? Гораздо важнее, что они думают.

ЭЛИАВ. (Боясь поверить). И что же они думают?

АСТИС. Что ты очень робок.

ЭЛИАВ. Астис!

АСТИС. (Подходит к нему совсем близко, почти касаясь его губами). Ну, будь же смелее!

ЭЛИАВ. (Пылко обнимая Астис). Царица!.. Мне уже столько раз снились твои объятья, что я боюсь снова проснуться.

АСТИС. (Отвечая на объятья). Да, это сон. Но он снится нам обоим…

ЭЛИАВ. Откуда в тебе такая перемена?

АСТИС. Разве ты не молод? Не красив? Так почему я должна отказываться от своей любви?

ЭЛИАВ. Астис!!

АСТИС. Вот только…

ЭЛИАВ. Что?

АСТИС. Вдруг сейчас сюда войдет царь?

ЭЛИАВ. (Уверенно). Он не придет!

АСТИС. (Быстро). Почему?

ЭЛИАВ. Потому что… Потому что…

АСТИС. (Непринужденно). Ах да, он ведь с этой девушкой…

ЭЛИАВ. (Смущенно). Не понимаю, о чем ты говоришь.

АСТИС. Не бойся, интрижки царя меня нисколько не заботят. Особенно теперь, когда у меня есть ты. (Берет чашу с напитком и подает Элиаву). Выпей.

ЭЛИАВ. Что это?

АСТИС. Напиток любви. Выпьем и все забудем.

Элиав осушает чашу. Астис привлекает его к себе.

Скажи, она красива?

ЭЛИАВ. Да. Но по сравнению с тобой…

АСТИС. (Прерывая). Я знаю. (Помолчав). Ты видел их вместе?

ЭЛИАВ. Когда я уходил сейчас от них, она держала царя за руку и что-то рассказывала, а он громко смеялся.

АСТИС. (Изменившимся голосом). Он смеялся…

ЭЛИАВ. (Тревожно). Что с тобой?

АСТИС. Ничего. Не будем больше говорить о них.

ЭЛИАВ. (Пошатнувшись). Я как в тумане… У меня кружится голова….

АСТИС. Это хорошо. Любовный напиток струится в твоих жилах. Я хочу принадлежать только тебе… (Горячо обнимает его). Но сначала выполни одну мою просьбу.

ЭЛИАВ. Ты только прикажи!

АСТИС. Сначала поклянись, что исполнишь.

ЭЛИАВ. Клянусь!

АСТИС. Пойди и убей ее.

ЭЛИАВ. (В страхе отступая). Нет!

АСТИС. Ты поклялся, Элиав.

ЭЛИАВ. Астис, в чем она виновата?

АСТИС. Убей ее.

ЭЛИАВ. Я не могу. Она так беззащитна. И так молода.

АСТИС. Убей ее! Сейчас!

ЭЛИАВ. Нет.

АСТИС. Вот истинная цена твоей великой любви, твоих вздохов и клятв. Я ею унижена, втоптана в грязь, а ты не можешь ради меня убить какую-то рабыню!

ЭЛИАВ. Царица, не проси меня об этом, ты же знаешь, что я не смогу тебе противиться. Забудь о своей ненависти, не опускайся до преступления! Оно не принесет счастья ни тебе, ни мне. И я не могу предать царя.

АСТИС. А меня можешь?

ЭЛИАВ. Лучше я убью себя.

АСТИС. Зачем мне твоя смерть? (Подходит к нему). Послушай, Элиав, стань, наконец, мужчиной, сделай что-нибудь для самого себя, не упускай неслыханно счастливого случая. Я могу высоко поднять тебя.

ЭЛИАВ. Мне ничего не нужно. Только твоя любовь.

АСТИС. А почему бы тебе самому не стать царем? Мы уедем с тобой в Египет, ты женишься на мне и станешь фараоном. Каждую ночь я буду тебе дарить наслаждения, которые ты не в силах себе и представить…

ЭЛИАВ. Царица!

АСТИС. Обними меня крепче, Элиав. Крепче… Еще крепче… Разве так обнимают любимую женщину?.. Вот так… Так… (Отпрянув в сторону, вкладывает в его руки кинжал). А теперь иди.

Ну? Готово?

ЭЛИАВ. (Закрыв лицо руками). За что?.. За что?.. За что?..

АСТИС. (Трясет его за плечи). Да возьми же себя в руки! Я спрашиваю – дело сделано?

ЭЛИАВ. Нет.

АСТИС. Почему?

ЭЛИАВ. Она не одна. С ней царь.

АСТИС. Ну и что?

ЭЛИАВ. Не мог же я…

АСТИС. Почему не мог? Трус! Надо было убить обоих! Я бы не колебалась ни минуты!

Постой! Не надо обоих. Только ее. Ты слышишь? Только ее! Но сейчас, немедленно!

АХИСАР. Стой.

ЭЛИАВ. Что тебе?

АХИСАР. Торопиться не следует никогда, и особенно, если собираешься сделать глупость. (Напористо). Зачем у тебя в руках кинжал?

Я слышал твой разговор с царицей, и потому сразу давай играть в открытую. Итак, ты убиваешь девушку и оставляешь в живых царя. Что потом?

ЭЛИАВ. Я не думал об этом. Мне сказали, и я иду.

АХИСАР. Тогда давай подумаем вместе. Тебе, вероятно, грезится Астис, объятья, поцелуи и все такое. Я допускаю, что можно пойти на убийство за одну ночь блаженства. Но ее не будет. Не будет ничего. Даже одной ночи. Царь немедленно казнит тебя.

ЭЛИАВ. Соломон никого никогда не убивал.

АХИСАР. Да? А ты забыл, как он казнил Иоава, хотя тот держался за рога жертвенника? И это могучего полководца Иоава, хозяина страны, перед которым трепетал сам великий Давид! А кто ты?

ЭЛИАВ. Царица защитит меня.

АХИСАР. Царица? Царь послушает ее? И почему она велела пощадить Соломона? Вспомнит ли она о тебе, когда дело будет сделано? И разве девчонка в чем-нибудь виновата?

ЭЛИАВ. (Роняет кинжал). Ты прав. Я не пойду.

АХИСАР. Но тогда тебе не видать Астис. Как знать, может, она сама завтра же выдаст тебя царю. А я буду вынужден подтвердить твою измену. (Вкрадчиво). Представь, как ты долгие годы гниешь в темнице, а твою Астис в это время жадно обнимают другие.

ЭЛИАВ. (Вскакивая и хватая кинжал). Лучше смерть!

АХИСАР. (Останавливает его). Смерть – это всегда хуже.

ЭЛИАВ. Я не знаю, что делать… Как кружится голова…

АХИСАР. Выход есть. Слушай. (Понизив голос). Не трогай Суламифь. Она тебе не мешает. Убей царя.

ЭЛИАВ. Никогда!

АХИСАР. В этом мире очень мало счастья, и его не хватает на всех. Поэтому свою долю всегда приходится отнимать у других. При живом царе тебе не видать царицы. И ты дал ей клятву. Иди без колебаний. Я бы сделал это сам, но стража пропустит к нему только тебя. Иди же. (Вручает Элиаву кинжал и подталкивает его к выходу). Иди и, главное, ни о чем не думай. Иди. Зажмурься и ударь. А когда откроешь глаза, увидишь Астис, Астис на всю жизнь, а с нею трон и власть. Иди.

6. Смерть

СУЛАМИФЬ. Как ты красив, любимый. Я все не могу на тебя насмотреться.

ЦАРЬ. Какая это великая тайна – влечение друг к другу мужчины и женщины. Между ними вечное противоречие и вечное стремление к единению. Мы с тобой – это одно целое. Разве это не чудо?

СУЛАМИФЬ. Что я по сравнению с тобой, милый?

ЦАРЬ. Тысячи смотрели на меня в упор – и не видели, тысячи слушали – и не слышали. Только ты увидела во мне человека. Только ты и отец. Больше никто.

СУЛАМИФЬ. Как странно, что великого Давида ты назвал просто «отец». Для меня могучий Давид – это легенда, почти бог.

ЦАРЬ. И тем не менее, он был просто человеком.

СУЛАМИФЬ. Ты любил его?

ЦАРЬ. Бесконечно. Он был трогательно слаб и удивительно добр. Он ненавидел только одного человека – всесильного полководца Иоава, который не давал стране отдохнуть от войн и наносил ей огромный вред. Вот почему я казнил Иоава, когда пришел к власти. Это была единственная казнь за мое царствование.

СУЛАМИФЬ. И ты не побоялся поднять на него руку? Как мало я о тебе знаю… Ты счастлив?

ЦАРЬ. Как и все люди, я стремился к счастью, но избирал к нему ложные пути. И потому чем больше торопился, тем дальше уходил от него.

СУЛАМИФЬ. Счастье – это ведь так просто. Неужели к нему надо искать пути?

ЦАРЬ. Молва считает меня мудрее всех на свете. Действительно, я потратил годы, чтобы познать устройство мира и действие стихий, начало, конец и середину времен, природу животных и положение звезд, стремление ветров и мысли людей, различия растений и силы корней. Но оказалось, что и знание не освобождает от тоски и разочарования. И я все чаще спрашиваю себя – зачем эта суета? В чем смысл жизни?

СУЛАМИФЬ. Ты мудр, Соломон, но нельзя жить одной лишь мудростью.

ЦАРЬ. Разве можно уйти от этих вечных вопросов?

СУЛАМИФЬ. Вот серебряная цепочка – смотри, как она тебя украшает. Или эта повязка – подарив ее, ты доставил мне такую радость! А вот кувшин – он поит нас водой. Если есть смысл в существовании цепочки, повязки и кувшина, то неужели нет смысла в нашей жизни?

ЦАРЬ. В чем же он, по-твоему?

СУЛАМИФЬ. В любви, милый. В любви и доброте. Оглянись и посмотри, сколько вокруг несправедливостей. Вот слезы угнетенных, и нет у них утешителя. А ты еще спрашиваешь, зачем жить.

ЦАРЬ. Ты права, милая. Вся моя хваленая мудрость не стоит твоих простых слов.

СУЛАМИФЬ. Ничья жизнь не проходит напрасно. Даже я, обыкновенная девушка, оказалась нужной, чтобы скрасить несколько дней великому царю.

ЦАРЬ. (Улыбаясь). И ты тоже называешь меня великим царем?

СУЛАМИФЬ. Тебе это не нравится?

ЦАРЬ. (Смеется). Я велик, если можно так сказать, по должности. Если я сегодня умру, то заступивший на мое место тоже будет именоваться великим царем, каким бы ничтожным он ни был. А меня тут же забудут.

СУЛАМИФЬ. Твое величие вовсе не в том, что ты царь. Ты будешь вечен потому, что ты мудрец и стихотворец. А самое главное…

ЦАРЬ. Что?

СУЛАМИФЬ. Самое главное – ты первый из всех царей на земле перестал воевать. Само имя твое означает «мир». Мир в каждом доме, под каждой смоковницей, в каждом винограднике. Разве такое когда-нибудь забудется?.. Ты почему на меня так смотришь?

ЦАРЬ. Каждое твое слово – подарок. (Берет лютню).
Скажи мне – это ты? Ведь столько весен

Ушло напрасно, горьких и пустых.

И вот уж на моем пороге осень,

А я всю жизнь искал тебя – искал в других.

Могли бы мы не встретиться, не знать

Такого чуда, радости той жгучей –

Друг друга видеть, слышать. обнимать.

Зерно и почва, ножны и клинок,

Замок и ключ – они ведь не похожи,

И сходства быть меж ними не должно.

Вдвоем – одно. Исполнились мечты.

Я щедро награжден изменчивой судьбою,

О милая, скажи – ведь это ты?

ЦАРЬ. Я привык всегда быть начеку, во всеоружии, защищенным от чужих взоров и мыслей. А с тобой можно наконец снять эту броню, открыться, стать самим собой…

СУЛАМИФЬ. Ты просто устал, мой светлый, устал жить. И тебя подавляет твой собственный ум. Ты вечно размышляешь, рассчитываешь, планируешь, ты стремишься все предвидеть и все учесть. Разве тебе не хочется иногда просто отдаться жизни, ощущать ее, впитывать, вдыхать, как аромат цветка?

ЦАРЬ. Если бы это было возможно…