Ведьмак VI башня ласточки

Ехали шагом, хоть Дакре Силифант приказал гнать что есть духу. Но они были профессионалами. Взбивая пыль, прошлись галопом, пока их было видно из форта, потом притормозили. Нагонять коней и переть сломя голову личит соплякам и любителям. А спешка, как известно, важна лишь при ловле блох.

Хлоя Штиц, специалистка-воровка из Имако, рассказывала Веде о своем давнем сотрудничестве с коронером Стефаном Скелленом. Каберник Турент и Фрипп Младший сдерживали коней, подслушивали, часто оглядываясь.

- Я его знаю хорошо. Уже несколько раз работала под ним...

Хлоя едва заметно заикнулась, уловив двузначный характер выражения, но тут же свободно и безмятежно рассмеялась.

- Под его командой тоже, - фыркнула она. - Нет, Веда, нс бойся. У Филина принуждения не бывает. В этом смысле он не навязывался, я сама тогда искала случая и нашла. А для ясности скажу: таким манером получить его благосклонность не удастся.

- Я ни на что такое не рассчитываю, - надула губы Веда, вызывающе глянув на плотоядные ухмылочки Турента и Фриппа. - Случая искать не стану, но и не испугаюсь. Я не позволю испугать себя всякой мелочью. И уж наверняка не мужицкими фитюльками, которые иначе и не назовешь.

- А у вас ничего другого на уме, одни фитюльки, - бросил Бореас Мун, сдерживая буланого жеребца и ожидая, пока Веда и Хлоя поравняются с ним.

- А тут не ими воевать придется, уважаемые дамы! - продолжал он. - С Бонартом, ежели кто его знает, мало кто сравняется, когда о мечах речь. Я был бы рад, если б оказалось, что между ним и господином Скелленом нет ни ссоры, ни вражды. Если б все давно по косточкам разошлось.

- А я этого не понимаю, умом-то, - признался едущий сзади Андреас Верный. - Навроде бы как чаровника какого нам выслеживать ведено, потому нам чуйную и придали. Веду Сельборп, вона эту. А теперича о каком-то Бонарте разговор идет и девке какой-то.

- Бонарт, охотник за наградами, - откашлялся Бореас Мун, - был с господином Скелленом в сговоре. И обманул. Хучь приобещал господину Скеллену, что энту девку пришьет, а сам в живых оставил.

- Не иначе как ему ктой-то другой поболе деньжат за живую пообещал, чем Филин за мертвую, - пожала плечами Хлоя Штиц. - Они такие - охотники за наградами-то. Чести у них не ищи!

- Бонарт не такой, - возразил, оглянувшись, Фрипп Младший. - Бонарт от раз данного слова не отступал.

- Сталбыть, еще дивнее дело сыскалось, что вдруг отступил.

- А чего бы это, - спросила Веда, - девка такая важная? Ну, та, которую надо было прибить, а не прибили?

- А нам-то что? - поморщился Бореас Мун. - У нас - приказ! А господин Скеллен имеет право своего требовать. Бонарт должен был Фальку затюкать, а не затюкал. Господин Скеллен вправе потребовать, чтобы он отчитался перед ним.

- Этот Бонарт, - убежденно бросила Хлоя Штиц, - добирается за живую девку взять поболе, чем за мертвую. Вот те и весь сказ.

- Господин коронер, - сказал Бореас Мун, - сначала тоже думал, что Бонарт одному барону из Гесо, который на банду Крысей взъелся, живую Фальку приобещал, чтоб тот с ей позабавился и помаленьку умучил. Но вроде как бы это неправда. Не ведомо, для кого Бонарт живую Фальку прячет, но наверняка не для того барона.

- Тоже мне новость. - Бонарт протер тарелку хлебом. - Было б удивительно, если б они ехали, к примеру, на обезьянах. Сколько? - Четверо. - А где моя одежда?

- Только-только развесили... Еще не высохла... - Чтоб вас разнесло. Придется гостей в подштанниках принимать. Но по правде, каков гость, такова и милость.

Он поправил затянутый на исподнем пояс с мечом, сунул штрипки от кальсон в голенища сапог, рванул за цепь, привязанную к ошейнику Цири. - Вставай, Крысиха!

Когда он вывел ее во двор, четверка конных уже приближалась к корчме. Видно было, что позади у них долгий путь по проселкам да в непогоду - одежда, упряжь и кони были заляпаны засохшей пылью и грязью.

Их было четверю, но они еще вели запасную. При виде запасной Цири почувствовала, как ее вдруг охватывает жар, хотя день был очень холодный. Это была ее собственная пегая, все еще в ее же сбруе и под ее седлом. И в налобнике, подарке от Мистле. Наездники были из тех, что убили Хотспорна.

Они остановились перед постоялым двором. Один - вероятно, командир, - подъехал ближе, поклонился Бонарту, стащив с головы куний колпак. Он был смуглый и носил черные усы, похожие на проведенную угольком черточку над верхней губой. Верхняя губа, заметила Цири, то и дело у него съеживалась - тик все время придавал ему разъяренное выражение. А может, он и верно был разъярен? - Приветствую вас, господин Бонарт! - Приветствую вас, господин Имбра. Приветствую, господа. - Бонарт не спеша зацепил цепь Цири за крючок на столбе. - Прошу простить, что встречаю в кальсонах, но не ожидал, никак не ожидал. Дальний путь за вами, ох, дальний... Из Гесо, значится, аж сюда, в Эббинг, пригнали. А как уважаемый барон? Здоров ли?

- Как огурчик, - равнодушно ответил смуглый, снова кривя верхнюю губу. - Простите, болтать некогда. Спешим мы.

- А я, - Бонарт подтянул пояс и подштанники, - вас вовсе и не задерживаю.

- К нам дошла весть, что вы Крыс перебили. - Верно.

- И, выполняя обещание, данное барону, - смуглый по-прежнему прикидывался, будто не видит во дворе Цири, - взял Фальку живьем?

- И это, думается мне, правда.

- Значит, вам посчастливилось там, где нам не повезло. - Смуглый глянул на пегую лошадку. - Лады. Забираем девку, и домой. Руперт, Ставро, заберите ее.

- Не спеши, Имбра, - поднял руку Бонарт. - Никого вы не заберете. По той простой причине, что я не дам. Я раздумал. Оставляю девушку себе, для собственного употребления.

Названный Имброй смугляк наклонился в седле, отхаркался и сплюнул, поразительно далеко, почти на ступени крыльца. - Но ты обещал господину барону. - Обещал. Но раздумал. - Что? Верно ли я расслышал? - Верно, не верно - не моя печаль, Имбра. - Ты три дня гостил в замке? За данные барону обещания три дня пил и жрал? Лучшие вина из погребов, печеных павлинов, косулье мясо, паштеты, карасей в сметане? Три ночи будто король на пуховатках спал? А теперь, значит, раздумал? Да?

Бонарт молчал, храня безразличие и усталость на лице. Имбра стиснул зубы, чтобы сдержать дрожь. - А знаешь, Бонарт, мы ведь можем Крысиху у тебя силой отнять!

Лицо Бонарта, до того тоскливое и равнодушное, мгновенно напряглось.

- Попробуйте. Вас четверо, я один. К тому же в подштанниках. Но ради таких засранцев и штаны надевать не стану.

Имбра снова сплюнул, дернул поводья, развернул коня. - Тьфу, Бонарт, что с тобой приключилось? Ты ж всегда тем славился, что был солидным, честным профессионалом, слово данное надежно выполнял. А тут получается, что твое слово менее дерьма стоит! А поскольку человека по словам его оценивают, то получается, что и ты...

- Ну, если уж о словах речь, - холодно прервал Бонарт, положив руки на пряжку пояса, - то смотри, Имбра, как бы у тебя случаем во время трепа слишком грубое словечко не высралось. Потому, если я стану его тебе обратно в глотку зашпунтовывать, может быть больно.

- На четверых-то ты смел! А на четырнадцать смелости хватит? Потому как поручиться могу, что барон Касадей неуважения не потерпит.

- Сказал бы я, куда бы твоего барона засунул, да, понимаешь, толпа сбирается, а в ней женщины и дети. Поэтому скажу только, что через десять дней я в Клармон явлюсь. Кто хочет свои права качать, мстить за неуважение или Фальку у меня отобрать, пусть в Клармон едет. - Я туда приеду. - Буду ждать. А теперь - выпердывайтесь отседова.

Кэльпи громко заржала, дернула головой. - Четверо их было, вооруженных до зубов. А он один, в штопаных-перештопаных кальсонах и обтрепанной рубахе с короткими рукавами. Он был бы смешон... Если б не был страшен.

Высогота молчал, щуря слезящиеся от ветра глаза. Они стояли на бугорке, возвышающемся над болотами Переплюта, неподалеку от того места, где две недели назад старик нашел Цири. Ветер клал камыши, морщил воду на разливах реки.

- У одного из четырех, - продолжала Цири, позволив кобыле войти в воду и пить, - был небольшой самострел при седле, у него рука к тому самострелу потянулась. Я чуть не слышала его мысли, чувствовала его ужас: «Успею ли напасть? Выстрелить? А что будет, если промажу?» Бонарт тоже видел этот самострел и эту руку, тоже слышал его мысли, я уверена. И уверена, что тот конник не успел бы натянуть самострела.

Кэльпи подняла морду, зафыркала, зазвонила колечками мундштука.

- Я все лучше понимала, в чьи руки попала. Однако по-прежнему не догадывалась о его мотивах. Я слышала их разговор, помнила, что раньше говорил Хотспорн. Барон Касадей хотел заполучить меня живой, и Бонарт ему это обещал. А потом раздумал. Почему? Или намеревался выдать кому-то, кто заплатит больше? Или каким-то непонятным образом догадался, кто я такая в действительности? И собирался выдать нильфгаардцам?

Из поселка мы уехали под вечер. Он позволил мне ехать на Кэльпи. Но руки связал и все время держался за цепь на ошейнике. Все время. А ехали мы, почти не задерживаясь, всю ночь и весь день. Я думала, умру от усталости. А по нему вообще ничего не чувствовалось. Это не человек. Это дьявол во плоти. - И куда он тебя отвез? - В городишко, который называется Фано.
***
- Когда мы въехали в Фано, Высокий трибунал, уже темно было, тьма хоть глаз коли, вроде бы шестнадцатое сентября, но день хмурый и холодный чертовски, прямо - ноябрь. Долго искать мастерскую оружейника не пришлось, потому как это самая большая домина во всем городишке, к тому же оттуда непрерывно шел грохот молотов, кующих оружие. Нератин Цека... Напрасно вы, господин писарь, это записываете, потому что, уж не помню, говорила ли я, но Нератин уже в той деревне, которую называют Говорог, землю грызет.

- Извольте не поучать протоколянта. Продолжайте показания.

- Нератин заколотил в ворота. Вежливо так сказал, кто мы и с чем. Вежливо просил послушать. Ну, впустили нас. Мастерская механика была красивым зданием, прямо-таки крепость, обнесена сосновым частоколом, башенки, крытые дубовыми клепками, внутри на стенах - полированная лиственница...

- Трибунал не интересуют архитектурные детали. Переходите к сути, свидетельница. Предварительно же прошу повторить для протокола имя механика. - Эстерхази, Высокий трибунал. Эстерхази из Фано.

- Может, и был тут Бонарт, - сказал он наконец, поигрывая висящим на шее костяным свистком. - А может, и не был? Кто знает? Здесь, господа дорогие, у нас мастерская по изготовлению мечей. На все вопросы, касающиеся мечей, мы ответим охотно, быстро, гладко и исчерпывающе. Но я не понимаю, почему должен отвечать на вопросы, касающиеся наших гостей и клиентов. Веда вытащила из рукава платочек, сделала вид, будто утирает нос.

- Причину можно найти, - сказал Нератин Цека. - Ее можете отыскать вы, господин Эстерхази. Могу я. Желаете выбирать?

Несмотря на внешнюю изнеженность, лицо Нератина могло быть жестким, а голос зловещим. Но механик только прыснул, продолжая поигрывать свистулькой.

- Между подкупом и угрозой? Нет, не желаю. И то, и другое я считаю достойным лишь плевка.

- Совсем незначительные сведения, - откашлялся Бореас Мун. - Неужто так уж много? Мы ведь знакомы не первый день, господин Эстерхази, да и имя коронера Скеллена тоже, думаю, вам не чуждо...

- Не чуждо, - прервал оружейник. - Отнюдь. Делишки и выходки, с которыми это имя ассоциируется, нам тоже не чужды. Но здесь Эббинг, автономное самоуправляемое королевство. Хоть одна лишь видимость, но все же. Поэтому мы вам ничего не скажем. Идите своей дорогой. В утешение обещаю, что, если через неделю или месяц кто-либо заинтересуется вами, услышит от нас не больше. - Но, господин Эстерхази...

- Хотите услышать поточнее? Извольте. Выматывайтесь отсюда!

Хлоя Штиц яростно зашипела, руки Фриппа и Варгаса потянулись к мечам, Андреас Верный положил пятерню на висящий у бедра чекан. Нератин Цека не пошевелился, лицо даже не дрогнуло. Веда видела, что он не спускает глаз с костяной свистульки. Прежде чем войти, Бореас Мун остерег их - звук свистульки был знаком вызова для притаившихся в укрытии охранников, прирожденных рубак, которых в мастерской оружейника называли «испытателями качества продукции».

Однако, предвидя всяческие неожиданности, Нератин и Бореас предусмотрели и дальнейшие действия. В запасе у них была козырная карта. Веда Сельборн. Чующая.

Веда уже давно зондировала оружейника, тонко покалывала импульсами, осторожно поникала в путаницу его мыслей. Теперь она была готова. Приложив к носу платочек - всегда имелась опасность кровотечения, - она ворвалась в мозг пульсацией и приказом. Эстерхази закашлялся, покраснел, обеими руками схватился за крышку стола, за которым сидел, так, словно боялся, что стол улетит в теплые края вместе со стопкой счетов, чернильницей и прижимом для бумаг в виде нереиды, достаточно своеобразно общающейся с двумя тритонами одновременно.

Спокойно, - приказала Веда, - это ничего, ничего страшного. Просто у тебя появилось желание рассказать нам о том, что нас интересует. Ты же знаешь, что нас интересует, слова так и рвутся на волю. Ну так давай! Начинай! Сам увидишь, как только начнешь говорить, в голове перестанет шуметь, в висках стучать, а в ушах колоть. И спазм челюстей тоже прекратится. Ну, давай!

- Бонарт, - хрипло сказал Эстерхази, раскрывая рот шире, чем того требовала членораздельная речь, - был здесь четыре дня тому, двенадцатого сентября. При нем была девушка, которую он называл Фалькой. Я ожидал такого визита, потому что двумя днями раньше мне доставили письмо от него... Из левой ноздри у него вытекла тоненькая струйка крови. Говори, - приказала Веда. - Говори все. Увидишь, как тебе полегчает.
***
Мечник Эстерхази с интересом рассматривал Цири, не вставая из-за дубового стола.

- Тот меч, - угадал он, постукивая ручкой пера по удивительной группе на прижиме для бумаг, - тот меч, о котором ты просил в письме, - для нее? Правда, Бонарт? Ну, стало быть, оценим... Проверим, согласуется ли он с тем, что ты написал. Росту в ней пять футов девять дюймов. Так оно и есть. Вес - сто двенадцать фунтов... Ну, мы дали бы ей немного меньше ста двенадцати, но это мелочь. Рука, ты писал, на которую подойдет перчатка номер пять... Ну-с, покажем ручку, благородная мазелька. Что ж, и это сходится.

- У меня всегда все сходится, - сухо сказал Бонарт. - Найдется для нее какая-нито приличная железяка?

- В моей фирме, - гордо ответствовал Эстерхази, - не изготовляют и не предлагают ничего иного, кроме приличного оружия. Я понимаю так: нужен не парадный меч, а боевой. Да, правда, ты же писал. Ясное дело, оружие для девушки отыщется без труда. К такому росту и такому весу идут мечи в тридцать восемь дюймов, стандартного изготовления. Ей для ее легкого строения и маленькой руки требуется мини-бастарда с рукоятью, удлиненной до девяти дюймов, и шаровым оголовком. Мы могли бы предложить эльфью тальдагу, либо зерриканскую саберру, а может, и легкую вироледанку... - Покажи товар, Эстерхази.

- Тебя что, в кипятке держат, или как? Ну, тогда позволь... Изволь пройти... Эй, Бонарт? Что там еще? Почему ты ее водишь на поводке?

- Следи за своим сопливым носом, Эстерхази. Не суй, куда не следует, а то, глядишь, еще, чего доброго, прижмет! Ненароком.

Эстерхази, поигрывая висящей на шее свистулькой, глядел на охотника без страха и уважения, хотя глядеть приходилось, сильно задрав голову. Бонарт подкрутил усы, откашлялся.

- Я, - сказал он немного тише, но так же зловеще, - не встреваю в твои дела и интересы. Тебя удивляет, что я ожидаю взаимности?

- Бонарт! - У мечника даже веко не дрогнуло. - Когда ты покинешь мой дом и мой двор, когда захлопнешь за собой мои ворота, вот тогда я уважу твою приватность, тайну твоих интересов, специфику профессии. И не полезу в них, будь уверен. Но унижать человеческое достоинство в моем доме я не позволю. Надеюсь, ты меня понял? За моими воротами можешь девушку тащить за лошадью, привязав к конскому хвосту, твоя воля. В моем доме ты снимешь с нее ошейник. Немедленно.

Бонарт нехотя потянул руку к ошейнику, расстегнул, не отказав себе в удовольствии так дернуть девушку, что чуть не повалил ее на колени. Эстерхази, прикинувшись, будто не видит этого, выпустил свистульку из пальцев. - Так-то оно лучше, - сказал он сухо. - Пошли... Они прошли по галерейке па другой дворик, поменьше, прилегающий к задней стене кузницы и одной стороной выходящий в сад. Здесь, под опирающимся на резные столбы, навесом, стоял длинный стол, на который подмастерья в этот момент выкладывали мечи. Эстерхази жестом пригласил Бонарта и Цири подойти к выставке.

- Прошу. Вот, что я могу предложить. Здесь, - указал он на длинный ряд мечей, - лежит моя продукция, все головки кованые, впрочем, видна поковка, моя чеканная марка. Цены в пределах от пяти до девяти флоренов, потому что это стандартные изделия. А вот те, что лежат вот здесь, монтируются, и отделываются только у меня... Оголовки импортные. Откуда - видно по чеканке. У тех, что из Махакама, вычеканены скрещенные молоты. Повисские украшены короной либо лошадиной мордой, а которые из Вироледы, у тех солнце и знаменитая фирменная надпись. Цены начинаются с десяти флоренов. - А кончаются?

- По-разному. Вот, к примеру, эта чудесная вироледанка. - Эстерхази взял со стола меч, отсалютовал им, потом перешел в фехтовальную позицию, ловко вращая рукой и предплечьем в сложном финте, именуемом «анжелика». - Эта стоит пятнадцать. Давняя работа, коллекционное оголовье. Видно, что делалась на заказ. Мотив, исполненный на накладке, говорит о том, что оружие было предназначено для женщины.

Он крутанул мечом, задержал руку в терции, фухтелем клинка к ним.

- Как и на всех головках из Вироледы, традиционная надпись: «Не вынимай без причины, не прячь без чести!» Ха! В Вироледе все еще гравируют такие надписи. А во всем мире клинки эти закупают шарлатаны и глупцы. И во всем мире честь здорово подешевела. Неходкий это нынче товар.

- Поменьше болтай, Эстерхази. Дай ей меч, пусть примерит к руке. Возьми оружие, девка.

Цири взяла легкий меч, сразу почувствовала, как шершавая рукоять уверенно прирастает к ладони, а тяжесть клинка так и приглашает руку согнуться в локте и рубануть.

- Это мини-бастарда, - напомнил Эстерхази совершенно напрасно. Она умела пользоваться длинной рукоятью, положив три пальца на сферическую головку.

Бонарт отступил на два шага, на двор. Вытянул меч из ножен, завертел им, аж засвистело.

- Ну же! - бросил он Цири. - Убей меня! Вот тебе меч, а вот подходящий случай. У тебя есть шанс. Используй. Не скоро я предоставлю тебе другой. - Вы что, ошалели? - Заткнись, Эстерхази.

Она обманула его боковым взглядом и нарочитым движением плеча, ударила как молния из плоского синистра. Клинок зазвенел от парирующего удара, такого сильного, что Цири покачнулась и вынуждена была отскочить, задев бедром о стол с мечами. Пытаясь сохранить равновесие, она инстинктивно опустила меч - знала, что в этот момент, если б он хотел, то убил бы ее без проблем.

- Вы что, и впрямь ошалели? - возвысил голос Эстерхази, а свистулька снова оказалась у него в руке. Слуги и ремесленники смотрели одурев. - Отложи железяку. - Бонарт не выпускал Цири из риду, на оружейника же вообще не обращал внимания.

Она, чуть поколебавшись, отложила меч. Бонарт жутковато ухмыльнулся.

- Я знаю, кто ты такая, змея. Но я заставлю тебя самое признаться в этом. Словом или действием! Заставлю признаться, кто ты такая есть. И вот тогда-то я убью тебя. Эстерхази взвизгнул, словно его кто-то ранил. - А этот меч, - Бонарт даже не взглянул на него, - был для тебя тяжеловат. Поэтому ты была чересчур медлительна. Так же медлительна, как беременная улитка. Эстерхази! То, что ты ей дал, было тяжелее, чем надо, по меньшей мере на четыре унции.

Мечник побледнел. Он переводил взгляд от девочки к Бонарту и обратно, и лицо у него странно изменилось. Наконец он кивнул подмастерью, вполголоса отдал распоряжение.

- Есть у меня то, - сказал он медленно, - что должно тебя удовлетворить, Бонарт.

- Так почему ж сразу не показал? - проворчал охотник. - Я же писал, что хочу получить экстракласс. Может, думаешь, хороший меч я купить не в состоянии?

- Я знаю, на что ты «в состоянии», - с упором сказал Эстерхази. - Не первый день тебя знаю. А почему не показал сразу? Я же не мог знать, кого ты ко мне приведешь... с ошейником и на поводке. Не мог догадаться, для кого и для чего предназначен меч. Теперь знаю все.

Подмастерье вернулся, неся продолговатый коробку - Подойди, девушка, - тихо сказал Эстерхази. - Взгляни. Цири подошла. Взглянула. И громко вздохнула.

- Наверно. У этой рыбы в коже есть малюсенькие зубчики, поэтому рукоять не скользит в руке, если даже рука вспотеет. Глянь, что вытравлено на клинке. Высогота наклонился, взглянул, прищурившись. - Эльфья мандала, - сказал он, поднимая голову. - Так называемая blathan caerme, гирлянда судьбы, означающая духовное единство с миром, - стилизованные цветы дуба, спиреи и венчикового дрока. Башня, пораженная молнией. У Старших Народов - символ хаоса и деструкции... А над башней... - Ласточка, - докончила Цири. - Zireael. Мое имя.

- Нет, - ответил мечник. - Оригинал. Самый настоящий гномий гвихир. Эфесу свыше двухсот лет. Оправа, конечно, гораздо моложе, но копией я бы ее не назвал. Гномы из Тир Тохаира делали его по моему заказу. В соответствии с переданной технологией, методикой и образцами.

- Дьявольщина. Возможно, меня и верно на это не хватит. И сколько же ты хочешь за этот клинок?

Эстерхази немного помолчал. Лицо у него было непроницаемое.

- Я отдам его даром, Бонарт, - наконец глухо сказал он. - В подарок. Чтобы исполнилось то, чему исполниться суждено.

- Благодарю, - сказал Бонарт, явно растерявшись. - Благодарю тебя, Эстерхази. Королевский подарок, воистину королевский... Принимаю, принимаю. И я - твой должник...

- Нет, не должник. Меч для нее, а не для тебя. Подойди, девушка, носящая ошейник. Взгляни на знаки, вытравленные на клинке. Ты не понимаешь их, это ясно. Но я их тебе объясню. Взгляни. Линия, обозначающая судьбу, извилистая и ведет вот к этой башне. К гибели, к уничтожению устоявшихся ценностей, устоявшегося порядка. Но здесь, над башней, видишь, ласточка. Символ надежды. Возьми этот меч. И да исполнится то, чему исполниться суждено.

Цири осторожно протянула руку, нежно погладила темное оружие с блестящим словно зеркало лезвием.

- Возьми его, - медленно проговорил Эстерхази, глядя на Цири широко раскрытыми глазами. - Возьми. Возьми его в руки, девочка. Возьми...

- Нет! Нет! - неожиданно выкрикнул Бонарт, подскочил к Цири, схватил за плечо и резко и сильно оттолкнул. - Прочь!

Цири упала на колени, гравий, покрывавший двор, болезненно уколол ладони. Бонарт захлопнул короб.

- Еще не сейчас, - проворчал он. - Еще не сегодня. Еще не пришло время.

- Вероятнее всего, - спокойно согласился Эстерхази, глядя ему в глаза. - Да, скорее всего еще не пришло. А жаль.
***
- Не очень-то это много дало, Высокий трибунал, читать мысли того мечника. Мы были там шестнадцатого сентября, за три дня до полнолуния. А когда возвращались из Фано в Рокаину, нас догнал Оль Харшейм и семь лошадей. Господин Оль приказал гнать что есть мочи за остальными людьми. Потому как днем раньше, пятнадцатого сентября, была резня в Клармоне... Наверно, напрасно я об этом говорю. Высокий трибунал наверняка знает о бойне в Клармоне...

- Прошу давать показания, не заботясь о том, что трибунал знает.

- Бонарт опередил нас на день. Пятнадцатого сентября он привез Фальку в Клармон...
***
- Клармон, - повторил Высогота. - Знаю я этот городок. Куда он тебя привез?

- В большой дом на рынке. С колоннами и арками у входа. Сразу было видно, что живет там богатей...

В радужной мозаике, отбрасываемой витражами, на фоне охотничьей картины стоял крупный мужчина в сияющем золотым шитьем кафтане и обшитой выпорками делии. Хоть и был он в расцвете мужского века, однако же лысина уже явно переросла норму, а щеки свисали как брыли у породистого бульдога.

- Милости прошу, Лео, - сказал он. - И тебя, госпожа...

- Никакая не госпожа. - Бонарт показал цепь и ошейник. - Здороваться нет нужды.

- Вежливость никогда не помешает, тем более что она ничего не стоит.

- Кроме времени. - Бонарт потянул за цепь, подошел, бесцеремонно пошлепал толстяка по животу.

- Недурно ты подобал, - оценил он. - Честно говоря, Хувенагель, когда ты оказываешься на пути, через тебя проще перелезть, чем обойти.

- Жизнь в достатке, - добродушно пояснил Хувенагель, тряся щеками. - Милости прошу, Лео. Приятный гость, потому сегодня я и рад безмерно. К тому же дела идут на удивление хорошо, так что даже плюнуть хочется, казна чуть не лопается! Только сегодня, к примеру, один нильфгаардский ротмистр тыла, провиант-мастер, занимающийся доставкой вооружения на фронт, одарил меня шестью тысячами армейских дуков, которые я с десятикратной надбавкой продам в розницу охотникам, браконьерам, разбойникам, эльфам и другим прочим разным борцам за свободу. К тому же дешево купил у одного здешнего маркиза замок... - А на кой хрен тебе замок?

- Для представительности. Но ближе к теме. Одной сделкой я обязан тебе, Лео. Безнадежный, казалось бы, должник рассчитался. Буквально минуту назад. Руки у него аж тряслись, когда он отсчитывал деньги. Этот тип видел тебя и подумал... - Знаю, что он подумал. Письмо мое получил? - Получил. - Хувенагель тяжело уселся, придавив животом стол, так что звякнули кубки и фужеры. - И все подготовил. Ты не видел афиши? Не иначе как голодранцы сорвали... Люди уже сходятся к цирку. Касса звоном полна... Садись, Лео. Время есть. Поболтаем, выпьем винца...

- Не хочу я твоего винца. Небось казенное. Слямзенное из нильфгаардских обозов. - Обижаешь, охотник. Это эст-эст из Туссента. Гроздья собирали, когда наш милостивый император Эмгыр был таким вот маленьким карапузом, какавшим в горшок. Это был славный год. Для вина. Твое здоровье, Лео.

Бонарт молча поднял чару. Хувенагель почмокал, весьма критически поглядывая на Цири.

- Стало быть, эта вот большеглазая косуля, - сказал он наконец, - должна будет гарантировать успех объявленной в письме забавы? Известно мне, что Виндсор Имбра уже у города. И ведет за собой нескольких добрых резачков. Да и парочка здешних рубак видела афиши...

- Ты когда-нибудь разочаровывался в моем товаре, Хувенагель?

- Не доводилось, факт. Но и давно от тебя ничего не получал.

- Я работаю реже, чем раньше. И вообще подумываю полностью перейти на заслуженный отдых. Хе-хе!

- Чтобы было на что жить, необходим капитал. Возможно, у меня есть для тебя предложение... Выслушаешь?

- Поскольку больше развлечься нечем, - Бонарт ногой пододвинул стул, заставил Цири сесть, - выслушаю.

- А не думал ли ты двинуться на север, к примеру, в Цинтру, на Стоки, а то и за Яругу? Может быть, слышал, что каждому, кто туда двинется и пожелает там поселиться на завоеванных территориях, Империя гарантирует земельный надел в четыре лана? И освобождение от налогов на десять лет.

- Я, - спокойно ответил охотник за наградами, - не гожусь в хлеборобы. Я не могу копаться в земле или ходить за скотиной. Я слишком впечатлительный. При виде говна или червяка меня начинает тошнить.

- Ну, один к одному, как я, - затряс щеками Хувенагель. - Из всех сельхоззанятий я одобряю только самогоноварение. Остальное - отвратительно. Говорят, что сельское хозяйство - основа экономики и оно-де обеспечивает благосостояние страны. Однако я считаю недостойным для себя и унизительным ставить свое благосостояние в зависимость от того, воняет там где-то навозом или нет. Я кое-что предпринял в должном направлении. Нет нужды пахать землю, Бонарт, нет необходимости откармливать скотину. Достаточно ее иметь. Если располагать приличным количеством земли, можно тянуть из нее доходы. Можно, поверь мне, жить в полном достатке. Да, в этом направлении я действительно кое-что предпринял, отсюда, кстати, и мой вопрос о поездке на Север. Потому что, видишь ли, Бонарт, у меня там для тебя нашлось бы занятие. Постоянное, хорошо оплачиваемое, не требующее больших затрат времени. И в самый раз для человека впечатлительного: никакого дерьма, никаких дождевых червей и слизняков. - Готов выслушать. Без всяких обязательств, разумеется. - Из наделов, которые император обещает выделить переселенцам, можно при толике предприимчивости и небольшом исходном капитале собрать в купу недурную латифундию.

- Понимаю. - Охотник прикусил ус. - Понимаю, куда ты клонишь. И догадываюсь, какие шаги предпринимаешь ради обеспечения собственного благосостояния. Сложностей не предвидишь?

- Предвижу. Двоякие. Во-первых, необходимо найти лиц, которые, прикинувшись переселенцами, поедут на Север отбирать у коренных жителей и принимать наделы. Формально для себя, фактически для меня. Но отысканием наемников займусь я. На твою же долю падает вторая из сложностей. - Я - весь слух!

- Некоторые подставники, получив землю, не пожелают ее отдать. Они забудут о полученных деньгах и заключенном договоре. Ты не поверишь, Бонарт, сколь глубоко обман, подлость и стервозность укоренились в природе человека.

- Поверю.

- Поэтому придется убеждать бесчестных, что бесчестность не окупается. Что она наказуема. И этим займешься ты. - Звучит красиво.

- Звучит так, как оно есть. У меня накопилась практика, я уже проделывал такие фортели. После формального включения Эббинга он вошел в Империю, где раздают наделы. И позже, когда был проведен Акт о разграничении, получилось так, что Клармон, этот красивый городок, оказался на моей земле и, стало быть, принадлежит мне. Вообще вся эта территория принадлежит мне. Аж вон до туда, до затянутого седой дымкой горизонта. Все это мое. Все сто пятьдесят ланов. Имперских, конечно, не кметских. А это дает шестьсот тридцать влук, или восемнадцать тысяч девятьсот морг <Приблизительно десять с половиной тысяч гектаров.>.

- «О дурная Империя и близкая гибель»! - продекламировал насмешливо Бонарт. - Империя, в которой все крадут, должна развалиться. Ибо в своекорыстии и самолюбии слабость ее кроется.

- В этом кроется мощь ее и сила, - затряс щеками Хувенагель. - Ты, Бонарт, путаешь воровство с частным предпринимательством.

- И очень даже часто, - равнодушно признал охотник за наградами.

- Ну, так как там с нашей «компанией»? - А не рановато ли делить северные территории? Может, для верности подождать, пока Нильфгаард выиграет войну?

- Для верности? Не шути. Результат войны предрешен. Войны выигрывают деньги. У Империи они есть, у нордлингов их нет. Бонарт многозначительно кашлянул. - Коли уж мы заговорили о деньгах... - Все в порядке. - Хувенагель покопался в лежащих на столе бумагах. - Вот банковский чек на сто флоренов. Вот акт договора переадресовки обязательств, в силу которого я получу от Варнхагенов из Гесо награду за головы бандитов. Подпиши. Благодарю. Тебе полагается процент со сборов от представлений, но касса еще не закрыта. Большой интерес, Лео, к искусству. Право же, большой. Люди в моем городке ужасно страдают от тоски и хандры. Он осекся, взглянул на Цири.

- Искренне надеюсь, что ты не ошибся и эта... особа доставит нам заслуженное развлечение... Пожелает сотрудничать с нами ради общего блага... и выгоды.

- Для нее, - Бонарт окинул Цири холодным рыбьим взглядом, - никакого блага не будет. И она об этом знает. Хувенагель поморщился.

- Это скверно, черт побери, скверно, что она об этом знает. А не должна бы. Что с тобой, Лео? А если она не пожелает быть увеселением, если окажется злостно ненадежной? Что тогда?

У Бонарта не изменилось выражение лица. - Ну, тогда, - сказал он, - мы выпустим на арену твою братву. Они, помнится, всегда были надежны. В смысле увеселений.
***
Цири молчала долго, потирая покалеченную щеку, наконец сказала:

- Я начинала понимать. Начинала понимать, что они намерены со мной сделать. Я вся собралась, была готова бежать при первой же возможности. Готова была на любой риск. Но они не предоставили мне такой возможности. Присматривали за мной хорошо. Высогота молчал.

- Они стащили меня вниз. Там ждали гости толстого Хувенагеля. Такие же уникумы! Откуда на свете берется столько поразительных чучел, Высогота? - Размножаются. Естественный отбор.
***
Первый из мужчин был невысокий и толстенький, напоминал скорее низушка, чем человека, даже держал себя как низушек - скромно, порядочно, опрятно и... пастельно. Другой, хоть и немолодой, был в одежде и при выправке солдата с мечом, а на плече его черной куртки горело серебряное шитье, изображающее дракона с крыльями летучей мыши. Третьей была светловолосая и тощая женщина, лицо ее украшал слегка крючковатый нос и тонкие губы. Ее фисташкового цвета платье было чрезмерно декольтировано. Нельзя сказать, что это было удачное портновское решение. Декольте почти ничего не демонстрировало, если не считать малопривлекательной морщинистой и пергаментно сухой кожи, покрытой толстым слоем белил.

- Высокородная маркиза де Нэменс-Уйвар, - представил Хувенагель. - Господин Деклан Рос аэп Маэлылыд, ротмистр тыла конных войск его императорского величества владыки Нильфгаарда. Господин Пенницвик, бургомистр Клармона. А это господин Лео Бонарт, мой родственник и давний соратник. Бонарт слегка поклонился.

- Ну а это - та маленькая разбойница, которой сегодня предстоит нас развлекать, - отметила факт тощая маркиза, впиваясь в Цири блекло-голубыми глазами. Голос у нее был хриплый, сексапильно вибрирующий и донельзя пропитой. - Не очень красива, сказала б я. Но неплохо сложена... Вполне приятное... тельце.

Цири дернулась, оттолкнула назойливую руку, побледнев от ярости и шипя как змея.

- Прошу руками не трогать, - холодно проговорил Бонарт. - Не подкармливать, не дразнить. За последствия не отвечаю.

- Тельце, - маркиза облизнула губы, не обращая внимания на его слова, - всегда можно привязать к кровати, тогда оно становится более доступно. Может, продадите, господин Бонарт? Мы с маркизом любим такие тельца, а господин Хувенагель журит нас, когда мы используем местных пастушек и кметских ребятишек. Впрочем, маркиз теперь уже не тот, что раньше! Детвора не для него. Бегать не может из-за всяческих шанкров и кондилом, которые у него в промежности пооткрывались...

- Довольно. Довольно, Матильда, - мягко, но быстро сказал Хувенагель, видя на лице Бонарта растущее отвращение. - Пора уже в цирк. Господину бургомистру только что сообщили, что в город въехал Виндсор Имбра с подразделением кнехтов барона Касадея. Значит - нам пора.

Бонарт достал флакончик, протер рукавом ониксовую крышку столика, высыпал на нее маленькую горку белого порошка. Притянул Цири за цепь от ошейника. - Знаешь, как этим пользоваться? Цири стиснула зубы.

- Втяни носом. Или возьми на послюнявленный палец и вотри в десну. - Нет.

Бонарт даже не повернул головы.

- Сделаешь сама, - тихо сказал он, - или это сделаю я, но тогда уж потешатся все присутствующие. Слизистые оболочки у тебя ведь не только во рту и в носу, Крысица. В некоторых других забавных местах тоже. Я кликну слуг, велю тебя раздеть, придержать и использую для забавы эти места.

Маркиза де Нэменс-Уйвар гортанно засмеялась, глядя, как Цири дрожащей рукой тянется к наркотику.

- Забавные места, - проговорила она, облизнув губы. - Любопытная мысль. Надо будет как-нибудь попробовать! Эй, эй, девушка, осторожнее, не транжирь хороший порошок. Оставь немного мне!
***
Наркотик был гораздо сильнее, чем тот, которым пользовались Крысы. Уже через несколько минут Цири охватила слепящая эйфория, все вокруг стало резким, свет и краски резали глаза, запахи свербили в носу, звуки стали невыносимо громкими, все сделалось нереальным, воздушным, эфемерным. Были ступени, были угнетающие тяжелой пылью гобелены и драпри, был хриплый смех маркизы де Нэменс-Уйвар. Был двор, быстрые капли дождя на лице, рывки ошейника, который все еще не был с нее снят. Огромное здание с деревянным куполом и большой отвратительно безвкусной картиной на фасаде - не то дракон, не то грифон, не то выворотень. Перед входом в здание толпились люди. Один кричал и жестикулировал.

- Это мерзко! Мерзко и грешно, господин Хувенагель! Дом, бывший некогда храмом, использовать для столь нечестного, бесчеловечного и отвратительного зрелища! Животные тоже чувствуют, господин Хувенагель! У них тоже есть свое достоинство! Преступно ради выгоды натравливать одних на других к утехе черни!

- Успокойтесь, святой отец! И не мешайте моему частному предпринимательству! А вообще-то сегодня здесь не будут натравливать животных. Ни одного зверя! Исключительно люди!

- Ах, так? Ну, тогда прошу прощения. Здание было набито людьми, сидевшими на рядах скамей, расположенных амфитеатром. В центре разместилась яма, круговое углубление диаметром около тридцати футов, обнесенное толстыми бревнами и окруженное перилами. Смрад и шум дурманили. Цири снова почувствовала рывок ошейника, кто-то схватил ее под мышки, кто-то подтолкнул. Не ведая как, она оказалась на дне охваченного бревнами углубления, на плотно утрамбованном песке. На арене.

Первый удар прошел, теперь наркотик лишь подбадривал и обострял органы чувств. Цири прижала руки к ушам - заполняющая амфитеатр толпа гудела, гикала, свистела. Шум стоял невероятный. Она увидела, что ее правое запястье и предплечье тесно охватывают кожаные наручи. Когда ей их надели, она не помнила.

Услышала знакомый пропитой голос, увидела тощую фисташковую маркизу, нильфгаардского ротмистра, пастелевого бургомистра, Хувенагеля и Бонарта, занимающих возвышающуюся над ареной ложу. Она снова схватилась за уши, потому что кто-то вдруг крепко ударил в медный гонг. - Глядите, люди! Сегодня на арене не волк, не гоблин, не эндриага! Сегодня на арене убийца Фалька из банды Крыс! Заклады принимает касса у входа! Не жалейте денег, люди! Удовольствие не съешь, не выпьешь, но если поскупишься на него - не приобретешь, а потеряешь!

Толпа рычала и аплодировала. Наркотик действовал. Цири дрожала от эйфории, ее зрение и слух отмечали каждую деталь. Она слышала хохот Хувенагеля, пьяный смех маркизы, серьезный голос бургомистра, холодный бас Бонарта, повизгивание жреца - защитника животных, писки женщин, плач ребенка. Она видела темные потеки крови на ограждавших арену бревнах, зияющую в них обрешеченную вонючую дыру. Блестящие от пота, скотски искривленные морды над ограждением.

Неожиданное движение, поднимающиеся голоса, ругань. Вооруженные люди, расталкивающие толпу, но увязающие, упирающиеся в стену охранников, вооруженных алебардами. Одного из этих людей она уже встречала, помнила смуглое лицо и черные усики, похожие на черточку, нанесенную угольком на лежащую в тике верхнюю губу.

- Господин Виндсор Имбра? - Голос Хувенагеля. - Из Гесо? Сенешаль высокородного барона Касадея? Приветствуем вас, приветствуем зарубежных гостей. Прошу вас. Плата при входе!

- Я сюда не в игрушки играть пришел, господин Хувенагель! Я здесь по делам службы. Бонарт знает, о чем я говорю!

- Серьезно, Лео? Ты знаешь, о чем говорит господин сенешаль?

- Без дурацких шуточек. Нас здесь пятнадцать! Мы приехали за Фалькой! Давайте ее, иначе худо будет!

- Не понимаю, чего ты кипятишься, Имбра, - насупил брови Хувенагель. - Но заметь - здесь не Гесо и не земли вашего самоуправного барона. Будете шуметь и людей беспокоить, велю вас отсюда плетьми выставить!

- Не в обиду тебе будь сказано, господин Хувенагель, - остановил его Виндсор Имбра, - но закон на нашей стороне! Господин Бонарт пообещал Фальку господину барону Касадею. Дал слово. Так пусть свое слово сдержит!

- Лео? - затряс щеками Хувенагель. - О чем это он? Ты знаешь?

- Знаю. И признаю его правоту. - Бонарт встал, небрежно махнул рукой. - Не стану возражать или причинять кому-либо беспокойство. Вон она, девчонка, все видят. Кому надо, пусть берет.

Виндсор Имбра замер, губа задрожала сильнее. - Даже так?

- Девчонка, - повторил Бонарт, подмигнув Хувенагелю, - достанется тому, кто не поленится ее с арены вытащить. Живой или мертвой - в зависимости от вкусов и склонностей. - Даже так?

- Черт побери, я начинаю терять спокойствие! - Бонарт удачно изобразил гнев. - Ничего другого, только «даже так» да «даже так». Шарманка испорченная. Как? А вот так, как пожелаешь! Твоя воля. Хочешь, напичкай мясо ядом, кинь ей как волчице. Только не думаю, что она станет жрать. На дуру не похожа, а? Нет, Имбра. Кто хочет ее заполучить, должен сам к ней спуститься. Туда, на арену. Тебе нужна Фалька? Ну, так бери ее!

- Ты мне свою Фальку под нос суешь, будто сому лягушку на удочке, - проворчал Виндсор Имбра. - Не верю я тебе, Бонарт. Носом чую, что в той лягушке железный крючок укрыт.

- Ну и нос! Какая чувствительность к железу! Поздравляю! - Бонарт встал, вынул из-под скамьи полученный в Фано меч, вытянул его из ножен и кинул на арену, да так ловко, что оружие вертикально воткнулось в песок в двух шагах от Цири. - Вот тебе и железо. Явное, вовсе не укрытое. Мне эта девка ни к чему. Кто хочет, путь берет. Если взять сумеет. Маркиза де Нэменс-Уйвар нервически засмеялась. - Если взять сумеет? - повторила она пропитым контральто. - Потому как теперь у тельца есть меч. Браво, милсдарь Бонарт. Мне казалось отвратительным отдавать в руки этим голодранцам безоружное тельце.

- Господин Хувенагель. - Виндсор Имбра уперся руками в боки, не удостаивая тощей аристократки даже взгляда. - Этот вертеп разыгрывается под вашим покровительством, потому как ведь театр-то ваш. Скажите-ка мне, по чьим правилам здесь играют? По вашим или бонартовским?

- По театральным, - расхохотался Хувенагель, тряся животом и бульдожьими брылями. - Потому как театр-то действительно мой, однако же наш клиент - наш хозяин, он платит, он и условия ставит! Именно клиент ставит условия. Мы же, купцы, должны поступать в соответствии с этими правилами: чего клиент желает, то и надобно ему дать.

- Клиент? Вот это быдло, что ли? - Виндсор Имбра широким жестом обвел заполненные народом скамьи. - Все они пришли сюда и заплатили за то, чтобы полюбоваться зрелищем?

- Доход есть доход, - ответил Хувенагель. - Если что-то пользуется спросом, почему б это что-то не продавать? Люди за бой волков платят? За борьбу эндриаг и аардварков? За науськивание собак на барсука или выворотня в бочке? Чему ты так удивляешься, Имбра? Людям зрелища и потехи нужны как хлеб, хо-хо, даже больше, чем хлеб. Многие из тех что пришли, от себя оторвали. А глянь, как у них глаза горят. Дождаться не могут, чтобы потеха началась.

- Но у потехи, - язвительно усмехаясь, добавил Бонарт, - должна быть сохранена хотя бы видимость спорта. Барсук, прежде чем его, собачья его душа, псы из бочки вытащат, может кусать зубами, так спортивней получается. А у девчонки есть клинок. Пусть и здесь будет спортивно. Как, добрые люди, я прав или не прав?

Добрые люди вразнобой, но громко и ликующе подтвердили, что Бонарт прав во всех отношениях. Целиком и полностью.

- Барон Касадей, - медленно проговорил Виндсор Имбра, - недоволен будет, господин Хувенагель. Ручаюсь, рад он не будет. Не знаю, стоит ли вам с ним раздор учинять.

- Доход есть доход, - повторил Хувенагель и тряхнул щеками. - Барон Касадей прекрасно знает об этом. Он у меня под маленькие проценты большие деньги одолжил, а когда придет, чтобы еще одолжить, тогда уж мы как-нибудь наши раздоры отладим. Но я не допущу, чтобы какой-то заграничный деятель вмешивался в мое личное и частное предпринимательство. Здесь поставлены заклады. И люди за вход уплатили. В песок, что на арене, должна впитаться кровь.

- Должна? - заорал Виндсор Имбра. - Говно собачье. Ох, рука у меня чешется показать вам, что вовсе не должна! Вот уйду отсюда и поеду себе прочь, не оглядываясь. Вот тогда вы можете вдоволь тут свою собственную кровь пускать! Мне даже подумать мерзостно собравшемуся сброду потеху Доставлять!

- Пусть идет. - Из толпы неожиданно вышел заросший до глаз тип в куртке из конской шкуры. - Хрен с им, пущай идет, ежели ему, вишь ты, мерзит! Мине не мерзит. Говорили, кто энту Крысицу упекет, получит награду. Я объявляюсь и на арену вхожу.

- Еще чего! - взвизгнул один из людей Имбры, невысокий, но жилистый и крепко срубленный мужчина с буйными, расчехранными и свалявшимися в колтуны волосами. - Мы-та первей были! Верно, парни?

- Верно, - поддержал его другой, худой, с бородкой клинышком. - При нас первенствование! А ты нос не задирай, Виндсор! Ну и чего, что чернь в зрителях? Фалька на арене, стоит руку потянуть и - хватай. А хамы пущай себе глаза вылупляют, нам плевать на это!

- Да еще и добыток достанется! - заржал третий, выряженный в яркий амарантовый дублет. - Ежели спорт, так спорт, разве ж не так, господин Хувенагель? А коли потеха, так потеха! Тут вроде бы о какой-то награде болтали?

Хувенагель широко улыбнулся и подтвердил кивком головы, гордо и достойно тряся обвисшими брылями.

- А как, - полюбопытствовал бородатенький, - заклады ставят?

- Пока, - рассмеялся купец, - на результаты боя еще не ставили! Сейчас идет три к одному, что ни один из вас не осмелится войти за ограждение.

- Фью-ю-ю-ю! - свистнул Конская Шкура. - Я осмелюсь! Я готов!

- Сдвинься, сказал! - возразил Колтун. - Мы первыми были, и, сталбыть, первенствование по нашей стороне. А ну, чего ждем?

- И всколькиром можно туда, к ей на площадку? - Амарантовый поправил пояс. - Али токмо поодиночке льзя?

- Ах вы, сукины дети! - совершенно неожиданно рявкнул пастельный бургомистр бычьим голосом, никак не соответствующим его телесам. - Может, вдесятером хотите на одиночку? Может, конно? Может, на колесницах? Может, вам катапульту с цехгауза одолжить, чтобы вы издалека камнями в девку метали? А! Ну!

- Ладно, ладно, - прервал Бонарт, что-то быстро обсудив с Хувенагелем. - Пусть будет спорт, но и потеха тоже быть должна. Можно по двое. Парой, значит.

- Но награда, - предупредил Хувенагель, - удвоена не будет! Если вдвоем, то придется поделить.

- Какая ишшо пара? Как ишшо вдвое? - Колтун резким движением стряхнул с плеч куртку. - И не встыд вам, парни? Это ж девка, не боле того! Тьфу! А ну, отсунься. Один пойду и положу ее! Тоже делов-то!

- Мне Фалька нужна живая, - запротестовал Виндсор Имбра. - Плевал я на ваши бои и поединки! Я на бонартову потеху не пойду, мне девка нужна. Живая! Вдвоем пойдете, ты и Ставро. И вытащите ее оттуда, - Для меня, - проговорил Ставро, тот, что с бородкой, - позорно идти вдвоем на эту ходобищу.

- Барон тебе твой позор флоренами осладит. Но только за живую.

- Стало быть, барон скупец, - захохотал Хувенагель, тряся брюхом и бульдожьими брылями. - И духа спортивного нет в нем ни на обол. Да и желания другим дух поднимать. Я же спорт поддерживаю. И размер награды увеличиваю. Кто в одиночку на арену выйдет и один, на собственных ногах с ней сойдется, тому я этой вот рукой из этого вот кошеля не двадцать, а тридцать флоренов выложу.

- Так чего ж мы ждем? - крикнул Ставро. - Я иду первым!

- Не спеши! - снова прорычал маленький бургомистр. - У девки всего лишь тонкий лен на хребте! Значит, и ты скинь свою разбойничью шкуру, солдат! Это ж спорт!

- Чума на вас! - Ставро сорвал с себя украшенный железяками кафтан, затем стащил через голову рубаху, явив миру худые, заросшие как у павиана руки и грудь. - Чума на вас, глубокоуважаемый, и на ваш спорт засратый! Так пойду, нагишом, в портках однех! Вот так! Иль портки тоже скинуть?

- Снимай и подштанники! - сексуально прохрипела маркиза де Нэменс-Уйвар. - Посмотрим, только ль на морду ты мужик!

Награжденный долгими аплодисментами, голый по пояс Ставро достал оружие, перебросил ногу через бревно барьера, внимательно наблюдая за Цири. Цири скрестила руки на груди. Не сделала даже шага в сторону торчащего из песка меча. Ставро замялся.

- Не делай этого, - сказала Цири очень тихо. - Не заставляй меня... Я не позволю прикоснуться к себе.

- Не злись, девка. - Ставро перебросил через барьер вторую ногу. - У меня ничего супротив тебя нет. Но доход есть доход.

Он не докончил, потому что Цири была уже рядом. Уже держала в руке Ласточку, как она мысленно называла гномов гвихир. Она использовала простой, прямо-таки детский выпад, финт, который называется «три шажка», но Ставро не дал себя на это поймать. Он отступил на шаг, инстинктивно поднял меч и тут оказался целиком в ее власти - после отскока уперся спиной в ограждение арены, а острие Ласточки застыло в дюйме от кончика его носа.

- Этот фокус, - пояснил Бонарт маркизе, перекрывая рев и крики восхищения, - называется «три шажка, обман и выпад терцией». Дешевый номер, я ждал от девчонки чего-нибудь поизящнее. Но надо признать, захоти она, этот остолоп был бы уже мертв. - Убей его! Убей! - орали зрители. А Хувенагель и бургомистр Пенницвик опустили вниз большие пальцы. С лица Ставро отхлынула кровь, на щеках проступили прыщи и оспины - последствия перенесенной в детстве болезни.

- Я ведь сказала, не заставляй меня, - прошептала Цири. - Я не хочу тебя убивать! Но прикоснуться к себе не дам. Возвращайся туда, откуда пришел.

Она отступила, отвернулась, опустила меч и посмотрела наверх, в ложу. - Забавляетесь мной! - крикнула она ломким голосом. - Хотите принудить биться? Убивать? Не заставите! Я не буду драться!

- Ты слышал, Имбра? - прогремел в тишине насмешливый голос Бонарта. - Прямая выгода! И никакого риска! Она не будет драться. Ее, понимаешь ли, можно забирать с арены и отвезти к барону Касадею, чтобы он наигрался с ней вдоволь. Можно взять без риска. Голыми руками!

Виндсор Имбра сплюнул. Все еще прижимающийся спиной к бревнам Ставро тяжело дышал, сжимая в руке меч. Бонарт засмеялся.

- Но я, Имбра, ставлю бриллианты против орехов - ничего у вас из этого не получится.

Ставро глубоко вздохнул. Ему показалось, что стоящая к нему спиной девушка выбита из колеи, расслабилась. Он кипел от ярости, стыда и ненависти. И не выдержал. Напал. Быстро и предательски.

Зрители не заметили вольта и обратного удара. Увидели только, как бросающийся на Фальку Ставлю проделывает прямо-таки балетный прыжок, а потом, совсем уж не балетным па, валится лицом в песок, а песок моментально набухает кровью.

- Инстинкты берут верх! - перекричал толпу Бонарт. - Рефлексы действуют! Ну как, Хувенагель? Разве не говорил я? Вот увидишь, цепные псы не потребуются!

- Ах, что за прелестное и прибыльное зрелище! - Хувенагель аж прищурился от удовольствия.

Ставро приподнялся на дрожащих от усилия руках, замотал головой, закричал, захрипел, его вырвало кровью, и он снова упал на песок.

- Как, вы сказали, называется этот удар, милостивый государь Бонарт? - сексуально прохрипела маркиза де Нэменс-Уйвар, потирая коленом колено.

- Это была импровизация... - Охотник за наградами, который вообще не смотрел на маркизу, сверкнул зубами. - Прекрасная, творческая, я бы сказал, прямо-таки нутряная импровизация. Я слышал о том месте, где учат так импровизированно выпускать кишки. Готов поспорить, что наша мазелька знает это место. А я уже знаю, кто она такая.

- Не принуждайте меня! - крикнула Цири, и в ее голосе завибрировала угрожающая нотка. - Я не хочу! Понимаете? Не хочу!

- Эта девка из пекла родом! - Амарантовый ловко перепрыгнул через барьер, моментально обежал арену вокруг, чтобы отвлечь внимание Цири от запрыгивающего с противоположной стороны Колтуна. Вслед за Колтуном барьер преодолел Конская Шкура.

- Нечистая игра! - зарычал чувствительный ко всему, что касается игр, маленький как низушек бургомистр Пенницвик, и толпа его поддержала. - Трое на одну! Нечистая игра!

Бонарт засмеялся. Маркиза облизнула губы и принялась еще сильнее перебирать ногами.

План тройки был прост - припирают отступающую девушку к бревнам, а потом двое блокируют, а третий убивает. Ничего у них не получилось. По той простой причине, что девушка не отступала, а нападала.

Она проскользнула между ними балетным пируэтом так ловко, что почти не оставила на песке следов. Колтуна ударила на лету, точно туда, куда и следовало ударить. В шейную артерию. Удар был такой тонкий, что она не сбила ритма, а танцуя вывернулась в обратный финт. При этом на нее не попала ни капля крови, хлещущей из шеи Колтуна чуть ли не на сажень. Амарантовый, оказавшийся позади нее, хотел рубануть Цири по шее, по удар предательского меча пришелся на молниеносный ответный выпад выброшенного за спину клинка. Цири развернулась как пружина, ударила обеими руками, увеличив силу удара резким разворотом бедер. Темный, острый как бритва гномий клинок, шипя и чмокая, распорол Амарантовому живот, тот взвыл и рухнул на песок, тут же свернувшись в клубок. Конская Шкура, подскочив, ткнул было девушку острием в горло, но она мгновенно вывернулась в вольте, мягко обернулась и коротко резанула его серединой клинка по лицу, вспоров глаз, нос, рот и подбородок.

Зрители орали, свистели, топали и выли. Маркиза де Нэменс-Уйвар засунула обе руки между стиснутыми ляжками, облизывала губы и смеялась пропитым нервным контральто. Нильфгаардский ротмистр тыла был бледен как веленевая бумага. Какая-то женщина пыталась прикрыть глаза вырывающемуся ребенку. Седой старичок в нервом ряду бурно и громко извергал содержимое желудка, покрывая блевотиной песок между ногами.

Конская Шкура рыдал, ухватившись за лицо, из-под пальцев струилась смешанная со слюной и слизью кровь. Амарантовый дергался на песке и визжал свиньей. Колтун перестал царапать бревно, скользкое от крови, брызгавшей из него в такт биениям сердца.

- Спааасиитее! - выл Амарантовый, судорожно пытаясь удержать вываливающиеся из живота внутренности. - Ребееебееебееятаа! Спааасите!

- Пиии... тхи... бхиии, - блевался и сморкался кровью Конская Шкура.

- У-бей е-го! У-бей е-го! скандировала жаждущая хлеба и зрелищ публика, ритмично топая. Блюющего старичка спихнули со скамьи и пинками угнали на галерку.

- Ставлю бриллианты против орехов, - прогремел среди крика и ора насмешливый бас Бонарта, - что больше никто не отважится выйти на арену. Бриллианты против орехов, Имбра! Да что там - даже против ореховой скорлупы!

- У-бей! - Рев, топанье, аплодисменты. - У-бей!

- Милостивая дева! - выкрикнул Виндсор Имбра, жестами призывая подчиненных. - Дозволь раненых забрать! Дозволь выйти на арену и забрать, прежде чем они кровью истекут и помрут! Прояви человечность, милостивая дева! - Человечность?! - с трудом повторила Цири, чувствуя, что только теперь она по-настоящему начинает закипать. Она быстро привела себя в норму серией выученных вдохов-выдохов. - Войдите и заберите. Но войдите без оружия. Будьте и вы человечны. Хотя бы раз!

- Не-е-е-ет! - рычала и скандировала толпа. - У-бить! У-бить! - Вы - подлые скоты! - Цири, танцуя, развернулась, ведя глазами по трибунам и скамьям. - Вы - подлые свиньи! Мерзавцы! Паршивые сукины дети! Идите сюда, спуститесь, попробуйте и понюхайте! Вылижите кровь, пока не застыла! Скоты! Вампиры!

Маркиза охнула, задрожала, закатила глаза и мягко привалилась к Бонарту, не вынимая зажатых между ляжками рук. Бонарт поморщился и отодвинул ее от себя, вовсе и не помышляя о деликатности. Толпа выла. Кто-то бросил на арену огрызок колбасы, другой - ботинок, третий - огурец, целясь при этом в Цири. Она на лету рассекла огурец ударом меча, вызвав тем самым еще более громкий взрыв рева.

Виндсор Имбра и его люди подняли Амарантового и Конскую Шкуру. Амарантовый зарычал. Конская Шкура потерял сознание. Колтун и Ставро вообще не подавали признаков жизни. Цири отступила так, чтобы быть как можно дальше. Насколько позволяла арена. Люди Имбры тоже старались держаться от нее в стороне.

Виндсор Имбра не двигался. Он ждал, пока вытащат раненых и убитых. Он смотрел на Цири из-под полуприкрытых век, держа руку на рукояти меча, который, несмотря на обещание, не отвязал, выходя на арену.

- Не надо, - предостерегла она, едва заметно шевеля губами. - Не вынуждай меня. Прошу. Имбра был бледен. Толпа топала, орала и выла. - Не слушай ее, - снова перекрыл рев и гам Бонарт. - Достань меч. Иначе весь мир узнает, что ты трус и засранец! От Альбы до Яруги будет известно, что доблестный Виндсор Имбра удрал от малолетней девчонки, поджав хвост словно дворняга!

Клинок Имбры на один дюйм выдвинулся из ножен. - Не надо, - сказала Цири. Клинок спрятался.

- Трус! - заорал кто-то из толпы. - Дерьмоед! Заячья жопа!

Имбра с каменным выражением лица подошел к краю арены. Прежде чем ухватиться за протянутые сверху руки, оглянулся еще раз.

- Ты наверняка знаешь, что тебя ждет, девка, - сказал он тихо. - Наверняка уже знаешь, что такое Лео Бонарт. Наверняка уже знаешь, на что Лео Бонарт способен. Что его возбуждает. Тебя будут выталкивать на арену! Ты будешь убивать на потеху таким свиньям и сволочам, как все эти сидящие вокруг хари. И на потеху тем, кто еще хуже них. А когда уже то, что ты убиваешь, перестанет их тешить, когда Бонарту надоест мучить тебя, тогда он тебя убьет. Они выпустят на арену столько бойцов, что ты не сумеешь прикрыть спину. Или выпустят собак. И собаки тебя растерзают, а чернь в зале будет вдыхать сладостный аромат крови, и колотить в ладони, и орать «фора!». А ты подохнешь на испоганенном песке. Подохнешь точно так, как сегодня умирали те, которых посекла ты. Ты вспомнишь мои слова. Странно, но только теперь она обратила внимание на небольшой гербовый щит на его эмалированном ринграфе.

Серебряный, поднявшийся на дыбы единорог на черном поле. Единорог. Цири опустила голову. Она глядела на украшенный орнаментом клинок меча. И вдруг сделалось очень тихо.

- Ради Великого Солнца, - неожиданно проговорил молчавший до того Деклан Рос аэп Маэльглыд, нильфгаардский ротмистр тыла. - Не делай этого, девушка. Ne tuv'en que'ss, limed!

Öири медленно перевернула Ласточку в руке, уперла головку в песок. Согнула колено. Придерживая оружие правой рукой, левой точно нацелила острие себе под грудину. Острие мгновенно пробило одежду, кольнуло.

«Только б не разреветься, - подумала Цири, сильнее напирая на меч. - Только не плакать. Плакать не по кому и не над чем. Одно сильное движение - и всему конец... Всему... » - Не сумеешь, - раздался в полной тишине голос Бонарта. - Не сумеешь, ведьмачка! В Каэр Морхене тебя намучили убивать, поэтому ты убиваешь как машина. Рефлекторно. А для того, чтобы убить себя, требуются характер, сила, решимость и отвага. А этому они не могли тебя научить.
***
- Как видишь, я не смогла, он оказался прав, - с трудом сказала Цири. - Не смогла.

Высогота молчал, держа в руке шкурку нутрии. Неподвижно. Уже давно. Он почти забыл о ней.

- Я струсила. Струсила. И заплатила за это. Как платит трус. Болью, позором, паскудным унижением. И жутким отвращением к себе самой. Высогота молчал.
***
Если б в ту ночь кто-нибудь подкрался к хате с провалившейся стрехой и заглянул сквозь щели в ставнях, то увидел бы в скупо освещенной комнатушке седобородого старика и пепельноволосую девушку, сидящих у камина. Заметил бы, что они молчат, уставившись в светящиеся рубином угли.

Но этого увидеть не мог никто. Хата с провалившейся, заросшей мхом стрехой была хорошо укрыта туманом и испарениями на бескрайних болотах и трясинах Переплюта, куда никто не отваживался заходить.

Дж. Р.Р.Толкин.

Высогота иа Корво.