Ведьмак VI башня ласточки

Лица обеих девушек были спокойны. Внешне. Трисс Меригольд знала, что у обеих чуть-чуть дрожат руки и губы.

Ветер рванул голые ветви деревьев храмового парка, погнал по плитам двора пожухшие листья. Небо было темно-синим. Чувствовалось, что надвигается метель.

- Вы уже получили назначение? - прервала молчание Нэннеке.

- Я - нет, - ответила Эурнэйд. - Пока буду на зимней базе, в лагере под Вызимой. Вербовщик говорил, что весной там остановятся подразделения кондотьеров с Севера... Мне предстоит быть фельдшерицей в одном из отрядов. - А я, - слабо улыбнулась Иоля Вторая, - уже получила. В полевую хирургию к господину Мило Вандербеку.

- Только не опозорьте меня. - Нэннеке окинула девушек грозным взглядом. - Не опозорьте меня, храм и имя Великой Мелителе. - Ни за что не опозорим, матушка. - И следите за собой. - Да, матушка.

- Ухаживая за ранеными, вы будете валиться с ног, не зная сна. Вы будете бояться, будете сомневаться, глядя на боль, и страдания, и смерть. А в таких случаях легко пристраститься к наркотику или возбуждающему снадобью. Будьте осторожнее с этим. - Знаем, матушка.

- Война, страх, смерть и кровь, - Верховная Жрица сверлила обеих взглядом, - это страшное ослабление нравов, а для некоторых - чрезвычайно сильная афродизия. Сейчас вы не знаете и знать не можете, как это подействует на вас, девочки. Будьте осторожны. А в крайних случаях, когда уже ничего больше сделать будет нельзя, применяйте предохранительные средства. Если все же, несмотря на это, одна из вас забеременеет, тогда сторонитесь знахарей и деревенских бабок! Поищите храм, а лучше всего - чародейку! - Знаем, матушка.

- Это все. Теперь можете подойти под благословение. Она поочередно возлагала им руки на голову, поочередно обнимала и целовала. Эурнэйд откровенно хлюпала носом. Иоля Вторая, как всегда, разревелась. Нэннеке, хоть и у нее самой чуть ярче, чем всегда, блестели глаза, фыркнула.

- Без сцен, без сцен, - сказала она, как могло показаться - гневно и резко. - Вы идете на самую обыкновенную войну. Оттуда возвращаются. Ну, забирайте вещички, и до встречи. - До встречи, матушка.

Девушки быстро, не оглядываясь, шли к храмовым воротам, сопровождаемые взглядами Верховной Жрицы Нэннске, чародейки Трисс Меригольд и писаря Ярре.

Юноша настойчиво покашливал, чтобы обратить на себя внимание.

- В чем дело? - покосилась на него Нэниеке. - Им ты разрешила! - горько воскликнул Ярре. - Им, девушкам, разрешила завербоваться! А я? Почему мне нельзя? Мне что, продолжать за этими стенами корпеть над пересохшими пергаментами? Я не калека и не трус! Позор - сидеть в храме, когда даже девушки...

- Эти девушки, - прервала священнослужительница, - всю свою молодую жизнь обучались медицине, лечению и уходу за больными и ранеными. Они идут на войну не из патриотизма или жажды приключений, а потому, что там будет бесчисленное множество раненых и больных. Завал работы днем и ночью. Эурнэйд и Иоля Вторая, Мирра, Катье, Пруна, Дебора и другие девочки - вклад храма в эту войну. Храм как часть общества расплачивается с общественными долгами. Наш вклад - обученные специалистки. Это ты понимаешь, Ярре? Специалистки! Не мясо для резников! - Все вступают в армию! Только трусы остаются дома! - Глупости, Ярре, - резко сказала Трисс. - Ничего ты не понял.

- Я хочу на войну... - Голос юноши надломился. - Хочу спасать... Цири...

- Ну вот, извольте, - насмешливо проговорила Нэннеке. - Странствующий рыцарь рвется спасать даму своего сердца. На белом коне... Она замолчала под взглядом чародейки. - Впрочем, хватит об этом, Ярре, - бросила она на мальчика гневный взгляд. - Я сказала - не позволю. Возвращайся к книгам. Учись. Твое будущее - наука. Пошли, Трисс. Не будем терять времени.

- Не спеши, Иоля, - предупредила стоящая рядом Нэннеке. - Концентрируйся понемногу. Нам ни к чему молниеносное пророчество, нам не нужна энигма, допускающая тысячи решений. Нам нужна картина. Четкая картина. Возьми ауру от этих предметов, они принадлежали Цири... Цири к ним прикасалась. Возьми ауру. Постепенно. Спешка нам ни к чему.

Снаружи буйствовала пурга. Крыши и двор храма быстро покрылись снегом. Был девятнадцатый день ноября. Полнолуние.

- Я готова, матушка, - сказала мелодичным голосом Иоля Первая. - Начинай.

- Одну минутку. - Трисс Меригольд вскочила с лавки, словно ее подбросила пружина, скинула с плеч шубу из шиншилы. - Минуточку, Нэннеке. Я хочу войти в транс вместе с нею. - Это небезопасно.

- Знаю. Но я хочу видеть. Собственными глазами. Я обязана... Я люблю Цири, как младшую сестру. В Каэдвенс она спасла мне жизнь, рискуя собственной... - Голос чародейки неожиданно надломился.

- Ну, совсем как Ярре, - покачала головой Верховная Жрица. - Мчаться на выручку, вслепую, очертя голову, не ведая, куда и зачем. Но Ярре - наивный мальчишка, а ты - зрелая и умная магичка. Ты должна знать, что своим погружением в транс ты Цири не поможешь. А себе можешь навредить.

- Я хочу войти в транс вместе с Иолей, - повторила Трисс, кусая губы. - Позволь мне, Нэннеке. Да и чем я рискую? Эпилептическим припадком? Даже если и так, ты ведь вытащишь меня из него.

- Ты рискуешь, - медленно проговорила Нэннеке, - увидеть то, чего видеть не должна.

«Холм, - с ужасом подумала Трисс, - Содденский холм. На котором я когда-то умерла. На котором меня похоронили и выбили мое имя на надгробном обелиске. Холм и могила, которые когда-нибудь напомнят обо мне. Я знаю. Когда-то мне это уже показывали!» - Я уже решила, - сказала она холодно и торжественно, выпрямляясь и обеими руками сбрасывая на спину свои роскошные волосы. - Начинаем.

Нэннеке опустилась на колени, оперлась лбом на сложенные вместе ладони.

- Начинаем, - сказала она тихо. - Приготовься, Иоля. Опустись рядом со мной, Трисс. Возьми Иолю за руку. Снаружи была ночь. Выл ветер. Мела метель.

Неожиданно ранняя зима этого года устраивала фокусы, а уж капризной была, как красивая и пользующаяся успехом девица. Первым морозом и метелью она, словно разбойник, выскакивающий из засады, застигла врасплох в начале ноября, сразу после Саовины, когда никто еще снегов и мороза не ожидал, а работы было навалом. Уже примерно в середине ноября озеро покрылось тонюсеньким, блестящим на солнце ледком, который, казалось, еще немного и выдержит человека, но тут зима-капризница вдруг отселила, возвратилась осень, хлынул дождь, а теплый южный ветер отогнал от берега и растопил размытый дождем ледок.

«Какого черта? - поражались селяне. - Так быть зиме или не быть?» .

Íе прошло и трех дней, как зима вернулась. На сей раз обошлось без снега, без метели, зато мороз схватил будто кузнец клещами. Так, что аж затрещало. Истекающие водой стрехи крыш за одну ночь покрылись острыми зубьями сосулек, а захваченные врасплох утки чуть не примерзли к утиным лужам.

Озера Миль Трахта вздохнули и затянулись льдом. Госта для уверенности переждал еще день, потом стянул с чердака ящик с ремнем, который носил на плече и в котором держал рыбацкую снасть. Как следует набил сапоги соломой, натянул кожух, взял пешню, мешок и поспешил на озеро. Известно, ежели на окуня, то лучше всего по первому льду. Лед был крепкий. Правда, немного прогибался под человеком, немного потрескивал, но держал. Госта дошел до плеса, вырубил первую лунку, сел на ящик, размотал леску из конского волоса, прикрепленную к короткому лиственничному пруту, нацепил оловянную рыбку с крючком, закинул в воду. Первый окунь в пол-локтя схватил приманку еще до того, как она опустилась и натянула леску.

Не прошло и часа, а вокруг лунки уже лежало больше полусотни зелено-полосатых рыб с красными как кровь плавниками. Госта наловил окуней больше, чем ему требовалось, но рыбачий азарт не позволял прекратить лов. Рыбу, в конце концов, всегда можно раздать соседям.

Тут он услышал протяжное фырканье и поднял голову над лункой. На берегу озера стоял красивейший черный конь, пар валил у него из ноздрей. Лицо наездника в ондатровой шубке прикрывал шарф.

Госта сглотнул. Бежать было поздно. Однако он втихую надеялся, что ездок не отважится спуститься с лошадью па тонкий лед.

Машинально он продолжал подергивать удочку, очередной окунь дернул леску. Рыбак вытянул его, отцепил, кинул на лед. Краем глаза видел, как наездник спрыгивает с седла, закидывает вожжи на голый куст и идет к нему, осторожно ступая по скользкому льду. Окунь трепыхался, напрягая колючие плавники, шевелил жабрами. Госта встал, наклонился за пешней: в случае нужды она могла сойти за оружие защиты. - Не бойся.

Это была девушка. Теперь, когда она сняла шарф, он увидел ее лицо, изуродованное чудовищным шрамом. На спине у нее был меч, над плечом выступала прекрасной работы рукоять.

- Я не сделаю тебе ничего плохого, - тихо сказала девушка. - Хочу только спросить дорогу.

«Как же, - подумал Госта. - Аккурат. Сейчас, зимой-то? В мороз? Кто путешествует или едет по так себе? Только разбойники. Или курьеры».

- Здешняя местность называется Миль Трахта? - Ну... - буркнул он, глядя в черную воду, плещущуюся в лунке. - Миль Трахта. Только мы-то говорим - Стоозерье. - А озеро Тарн Мира? Слышал о таком? - Все знают. - Он взглянул на девушку, испуганный. - Хоть мы его тута называем Бездна. Заколдованное озеро. Жуткой глубизны. Свитезянки тамой живут. И упыри живут в старожитних заговоренных развалинах. Он увидел, как блеснули ее зеленые глаза. - Там есть руины? Может, башня? - Какая там ишшо башня? - не сумел он сдержать усмешки. - Камень на камне, камнем приваленный, травой зарослый. Груда обломков...

Окунь перестал трепыхаться, лежал, шевеля жабрами, среди своей цветасто-полосатой братии. Девушка смотрела, задумавшись.

- Смерть на льду, - сказала она наконец, - есть в ней что-то завораживающее. - Э?

- И далеко до озера с руинами? В которую сторону ехать? Он сказал. Показал. Даже выцарапал на льду острым концом пешни. Она кивала, запоминая. Кобыла на 6eрегу озера била копытами о замерзшую землю, фыркала, гнала пар из ноздри.

Кто же, ежели не демон, путешествует зимой? Расспрашивает о дороге к заклятым руинам?

Когда она отъехала. Госта быстро собрал свое рыбацкое немудреное имущество. До дома шел лесом. Сделал крюк, но разум и инстинкт предупреждали, что не надо идти просеками, не надо быть на виду. Девушка, подсказывали разум и инстинкт, наперекор всему привидением не была, а была человеком. Вороная кобыла не была привидением, а была лошадью. А за такими, что в одиночку на коне носятся по безлюдью, вдобавок зимой, очень даже часто следует погоня.

Часом позже по просеке пронеслись четырнадцать лошадей с седоками. Погоня.

- Магическое дерьмо, - холодно отметил Бонарт. - Заело побрякушку с ярмарки.

- Или же Вильгефорц демонстрирует нам свое к нам отношение, - добавил Стефан Скеллен. Риенс поднял голову, окинул обоих злым взглядом. - Благодаря побрякушке с ярмарки, - ядовито заметил он, - мы напали на след и его уже не потеряем. Благодаря господину Вильгефорцу мы знаем, куда направляется девушка. Мы знаем, куда идем и что нам предстоит сделать. Я считаю, что это много. По сравнению с вашими действиями месячной давности.

- Не болтай лишнего. Эй, Бореас? Что говорят следы? Бореас Мун выпрямился, закашлялся. - Она была здесь за час до нас. Когда может, старается ехать быстро. Но это местность сложная. Даже на своей сказочной кобыле она опередила нас не больше чем на пять-шесть миль.

- Значит, все-таки она лезет между озерами, - буркнул Скеллен. - Вильгефорц был прав. А ведь я не верил ему...

- Я тоже, - признался Бонарт. - Но только до того момента, когда вчера кметы подтвердили, что около озера Тарн Мира действительно есть какое-то магическое сооружение.

Кони фыркали, из ноздрей валил пар. Филин кинул взгляд через левое плечо на Жоанну Сельборн. Вот уже несколько дней не нравилось ему выражение лица телепатки. «Я становлюсь нервным, - подумал он. - Эта гонка всех нас измочалила и физически, и психически. Пора кончать. Самое время!» Холодная дрожь пробежала у него по спине. Он вспомнил сон, который посетил его предыдущей ночью.

- Ладно! - встряхнулся он. - Довольно рассуждений. По коням!

Он зверски устал. И волновался. Они преследовали девушку уже почти три недели, с самой Саовины, после резни в Дун Даре. Почти три недели в седлах, все время в погоне. И все это время ни вороная кобыла, ни едущая на ней девушка не слабели, не снижали темпа. Бореас Мун высматривал следы.

И не мог перестать думать о сне, который посетил его в последнюю ночь. В этом сне он тонул, захлебываясь водой. Черная топь замкнулась у него над головой, а он шел ко дну, в горло и легкие врывалась ледяная вода. Он проснулся вспотевший, мокрый, горячий - хотя кругом стоял прямо-таки собачий холод.

«Довольно уж, - думал он, свешиваясь с седла и высматривая следы, - самое время с этим кончать».

Риенс энергично подвигал руками, дунул на замерзшие пальцы. Шею и спину кусал мороз, крестец и поясница болели, каждое резкое движение коня напоминало об этой боли. Даже ругаться уже не хотелось.

Почти три недели в седлах, в постоянной погоне. В пронизывающем холоде, а последние несколько дней - трескучем морозе. А Вильгефорц молчит.

«Мы тоже молчим и глядим друг на друга волками!» Риенс растер руки, натянул перчатки. «Когда Скеллен на меня смотрит, - подумал он, - у него такой странный взгляд. Неужели хочет предать? Что-то слишком уж быстро и чересчур легко он тогда согласился с Вильгефорцем... А этот отряд, варнаки, ведь они ему верны, выполняют его приказы. Когда мы схватим девушку, он, несмотря на уговор, либо убьет ее, либо отвезет к своим заговорщикам, чтобы воплощать в жизнь идиотские идеи о демократии и гражданском правлении.

А может, Скеллен уже отказался от заговора? Родившийся конформистом и конъюнктурщиком, он сейчас, возможно, уже подумывает о том, чтобы доставить девчонку императору Эмгыру?

Нет, странно он как-то на меня поглядывает, этот Филин. Да и вся его банда. И Веда Сельборн...

А Бонарт? Бонарт - непредсказуемый садист. Когда он говорит о Цири, голос у него дрожит от ярости. В зависимости от минутного каприза он готов прикончить девушку либо украсть, чтобы заставить драться на аренах. Договор с Вильгефорцем? Плевал он на этот договор. Тем более теперь, когда Вильгефорц...» Риенс вытащил ксеноглоз из-за пазухи. - Мэтр? Вы меня слышите? Это Риенс... Прибор молчал. Риенсу даже расхотелось злиться. «Вильгефорц молчит. Скеллен и Бонарт заключили с ним пакт. А через день-другой, как только догоним девчонку, может оказаться, что пакт-то пшик? И тогда я могу получить ножом по горлу. Или отправиться в путах в Нильфгаард в качестве доказательства Филиновой лояльности... Дьявольщина!

Вильгефорц молчит. Ничего не советует. Пути не указывает. Не рассеивает сомнения своим спокойным, логичным, проникающим до глубины души голосом. Молчит. Ксеноглоз испортился. Может, из-за холода? А может... Может, Скеллен был прав? Может, Вильгефорц действительно занялся чем-то другим и его не интересуем ни мы, ни наша судьба?

К чертовой матери, вот уж не думал, что так может случиться. Если б предполагал, не ухватился бы как последний дурак за это задание... Поехал бы прикончить ведьмака. Вместо Ширру. К чертям собачьим! Я тут мерзну, а Ширру, наверно, гнется в тепле...

Подумать только, ведь я сам напросился на то, чтобы именно мне поручили Цири, а Ширру - ведьмака. Сам ведь просил. Тогда, в сентябре, когда нам в руки попала Йеннифэр».

Сотрясаемая конвульсиями Йеннифэр вскрыла глаза. Она лежала на камнях, среди трупов и закопченных досок, приваленная остатками такелажа драккара «Алкиона». Кругом нее виднелись ноги. Ноги в тяжелых сапогах. Один из сапог только что ударил ее, заставил очнуться. - Вставай, ведьма!

Снова удар, отозвавшийся болью в корнях зубов. Она увидела склонившееся над нею лицо. - Вставай, сказал! На ноги! Ты меня не узнаешь? Она заморгала. И узнала. Это был тип, которого она однажды припалила, когда он сбегал от нее по телепорту. Риенс.

- Посчитаемся, - пообещал он. - Рассчитаемся за все, девка! Я покажу тебе, что такое боль. Этими вот руками и этими вот пальцами покажу.

Она напряглась, сжала и разжала кулаки, готовая бросить заклинание. И тут же свернулась в клубок, давясь, хрипя и дергаясь. Риенс захохотал.

- Не получается, да? - услышала она. - В тебе не осталось ни крупицы Силы! Тебе с Вильгефорцем не тягаться! Он выдавил из тебя все до последней капельки, как молочную сыворотку из творога. Ты не сумеешь даже...

Он не докончил. Йеннифэр выхватила кинжал из ножен, пристегнутых с внутренней стороны бедер, вскочила как кошка и ткнула вслепую. Но не попала. Лезвие лишь царапнуло цель, разорвало материал брюк. Риенс отскочил и повернулся.

Тут же на нее посыпался град ударов и пинков. Она взвыла, когда тяжелый сапог ударил в низ живота. Чародейка свернулась, хрипя. Ее сорвали с земли, заломив руки за спину, она увидела летящий в ее сторону кулак. Мир вдруг разгорелся искрами, лицо прямо-таки взорвалось от боли. Боль волной спустилась вниз, до живота и промежности, извратила колени в кисель. Она повисла в удерживающих ее руках. Кто-то схватил ее сзади за волосы, поднял голову. Она получила еще удар. В глаз. Снова все исчезло и расплылось в ослепительном блеске.

Сознания она не потеряла. Чувствовала все. Ее били сильно, жестоко, как бьют мужчину. Ударами, которые должны не только принести боль и сломить, но выбить из нее все силы, всю волю к сопротивлению. Ее били, дергающуюся в стальных тисках рук.

Она рада была бы потерять сознание, но не могла. Она чувствовала все.

- Достаточно, - вдруг услышала она издалека, из-за завесы боли. - Ты спятил, Риенс. Хочешь ее убить? Она нужна мне живая.

- Я обещал ей, мэтр, - буркнула маячившая перед ней тень, постепенно принимавшая очертания тела и лица Риенса. - Я обещал ей отплатить... Этими вот руками...

- Меня не интересует, что ты ей обещал. Повторяю, она нужна мне живая и способная к членораздельной речи.

- Из кошки и ведьмы не так-то просто выбить жизнь, - засмеялся тот, кто держал ее за волосы.

- Не умничай, Ширру. Я сказал: прекратить избиение. Поднимите ее. Как ты себя чувствуешь, Йеннифэр ?

Чародейка сплюнула красным, подняла распухшее лицо. В первый момент не узнала его. На нем было что-то вроде маски, закрывавшей всю левую часть головы. Но она знала, кто это.

- Иди к дьяволу, Вильгефорц, - с трудом выговорила она, осторожно прикасаясь языком к передним зубам и искалеченным губам.

- Как расцениваешь мое заклинание? Тебе понравилось, как я поднял тебя с моря вместе с лодчонкой? Понравился полет? Какими заклинаниями ты защитилась, что сумела выжить при падении? - Иди к дьяволу.

- Сорвите с нее звезду. И в лабораторию ее. Не теряйте времени.

Ее тащили, тянули, иногда несли. Каменистая равнина, на ней разбитая «Алкиона». И еще многочисленные остовы, торчащими ребрами шпангоутов напоминающие скелеты морских чудовищ. «Крах был прав, - подумала она. - Корабли, которые без вести пропадали на Бездне Седны, не попали в естественные катастрофы. О боги... Паветта и Дани...» Над равниной, далеко, врезались в затянутое тучами небо горные вершины.

Потом были стены, ворота, галереи, паркет, лестница. Все какое-то странное, неестественно большое... и слишком мало деталей, чтобы можно было понять, где находишься, куда попал, куда занесло тебя заклинание. Лицо распухало, дополнительно затрудняя наблюдения. Единственным поставщиком информации было обоняние - она моментально почувствовала запах формалина, эфира, спирта. И магии. Запахи лаборатории.

Ее грубо усадили на стальное кресло, на запястьях и щиколотках защелкнулись тесные захваты. Прежде чем стальные челюсти держателя сжали виски и зафиксировали голову, она успела осмотреть обширный, ярко освещенный зал. Увидела еще одно кресло, странную стальную конструкцию на каменном подиуме.

- Верно-верно, - услышала она голос стоявшего позади Вильгефорца. - Это креслице для твоей Цири. Давно уже ждет, все дождаться не может. Я тоже.

Она слышала его близко, почти чувствовала его дыхание. Он вводил ей иглы в кожу головы, пристегивал что-то к ушным раковинам. Потом встал перед ней и снял маску. Йеннифэр невольно вздохнула.

- Работа твоей Цири, - сказал он, открыв некогда классически прекрасное, а теперь жутко изувеченное лицо, усеянное золотыми клеммами и зажимами, поддерживавшими многофасеточный кристалл в левой глазной впадине.

- Я пытался ее схватить, когда она вбегала в телепорт Башни Чайки, - спокойно пояснил чародей. - Хотел спасти ей жизнь, будучи уверен, что телепорт убьет ее. Наивный! Она прошла гладко, с такой силой, что портал взорвался и все обломки полетели мне прямо в лицо. Я потерял глаз и левую щеку, а также много кожи на лице, шее и груди. Очень печально, очень неприятно, очень усложняет жизнь. И очень некрасиво, верно? Да, надо было видеть меня до того, как я начал магическую регенерацию.

Если б я верил в такие штуки, - продолжал он, засовывая ей в нос загнутую медную трубку, - то подумал бы, что это месть Лидии ван Бреденвоорт. Из могилы. Я регенерируюсь, но постепенно. Это требует массу времени и идет с трудом. Особые сложности с регенерацией глазного яблока... Кристалл прекрасно выполняет свою роль, я вижу трехмерно, но, как ни говори, это чуждое тело, отсутствие естественного глазного яблока порой доводит меня до бешенства. Тогда, охваченный, как там ни говори, иррациональной злостью, я клянусь себе, что когда схвачу Цири. то первым делом прикажу Риенсу вырвать у нее один из ее огромных зеленых глазищ. Пальцами. «Этими вот пальцами», - как он любит говорить. Молчишь, Йеннифэр ? А знаешь, что и у тебя мне тоже хочется вырвать глаз? А то и оба?

Он воткнул ей толстую иглу в вену на руке, он никогда не промахивался. Йеннифэр стиснула зубы.

- Наделала ты мне хлопот. Заставила оторваться от работы. Ты шла на большой риск, отправившись на лодке на Бездну Седны под мой насос... Эхо нашего краткого поединка было сильным и далеким, могло дойти до любопытных и нежелательных ушей. Но я не мог сдержаться. Возможность заполучить тебя, подключить к моему сканеру была чертовски искусительной. Думаю, ты не предполагаешь, - он воткнул очередную иглу, - что я клюнул на твою провокацию? Заглотал приманку? Нет, Йеннифэр , если ты так думаешь, то путаешь небо со звездами, отраженными ночью в поверхности озера. Ты преследовала меня, я же преследовал тебя. Отправившись на Бездну Седны, ты просто облегчила мне задачу. Потому что я, видишь ли, сам нащупать Цири не могу даже с помощью вот этого не имеющего себе равных сканера. У девушки сильные врожденные защитные механизмы, сильна собственная антимагическая и глушащая аура, и в конце концов это ведь Старшая Кровь... Но все равно мои суперсканеры должны были бы ее обнаружить. Однако не обнаруживают.

Йеннифэр уже вся была обмотана сетью серебряных и медных проводков, окручена системой серебряных и фарфоровых трубочек. На приставленном к креслу столике покачивались стеклянные сосуды с бесцветными жидкостями.

- Тогда я подумал, - Вильгефорц всунул ей в нос другую трубку, на этот раз стеклянную, - что единственный способ отыскать Цири сканированием - это применить эмпатический зонд. Однако для этого мне нужен был человек, у которого имелся с девушкой достаточно сильный эмоциональный контакт и образовалась эмпатическая матрица, этакий, воспользуемся неологизмом, алгоритм взаимных чувств и симпатии. Я подумал о ведьмаке, но ведьмак исчез, кроме того, ведьмаки скверные медиумы. Я намеревался приказать выкрасть Трисс Меригольд, нашу Четырнадцатую с Холма. Подумывал, не увести ли Нэннеке из Элландера... Но когда оказалось, что ты, Йеннифэр из Венгерберга, прямо-таки сама лезешь мне в руки... Честное слово, ничего лучшего и придумать было невозможно... Если тебя подключить к аппаратуре, ты нащупаешь мне Цири. Правда, операция требует сотрудничества с твоей стороны... Но, как тебе известно, существуют методы принудить к сотрудничеству.

Конечно, - продолжал он, вытирая руки, - должен тебе кое-что пояснить. Например - откуда и как я узнал о Старшей Крови. О наследии Лары Доррен. Что, собственно говоря, такое этот ген. Как случилось, что он попал к Цири. Кто его ей передал. Каким образом я его у нее отберу и для чего использую. Как действует насос Седны, кого я им уже всосал, что и зачем сделал с ними. Правда ведь, масса вопросов?

Просто жаль, что нет вымени обо всем тебе рассказать, все объяснить. И даже просто удивить, потому что, я уверен, Йеннифэр , некоторые факты тебя удивили бы... Но, как сказано, на это нет времени. Эликсиры начинают действовать. Тебе уже пора начать сосредоточивался.

Чародейка стиснула зубы, задыхаясь от глубокого, рвущегося изнутри стона.

- Я знаю, - кивнул Вильгефорц, придвигая ближе большой профессиональный мегаскоп, экран и огромный хрустальный шар на треноге, окутанный паутиной серебряных проволочек. - Знаю, это очень неприятно. И весьма болезненно. Поэтому чем скорее ты приступишь к сканированию, тем меньше времени на него уйдет. Ну, Йеннифэр ! Здесь, на этом вот экране, я хочу видеть Цири. Где она, с кем, что делает, что ест, с кем и где спит?

Йеннифэр пронзительно, дико и отчаянно закричала. - Больно? - догадался Вильгефорц, впиваясь в нее живым глазом и мертвым кристаллом. - Ну конечно же, больно. Сканируй, Йеннифэр , не упирайся. Не разыгрывай из себя героиню. Ты прекрасно знаешь, что этого выдержать нельзя. Последствия упрямства могут быть плачевными: кровоизлияние, параплексия, или же ты вообще превратишься в бессмысленное существо и будешь вести растительное существование. Если, конечно, выживешь!

Она стиснула челюсти так, что хрустнули зубы. - Ну, Йеннифэр , - мягко сказал чародей. - Ну, хотя бы из любопытства! Ведь тебе наверняка интересно, как поживает твоя воспитанница. А вдруг ей угрожает опасность? Может, она бедствует? Ты же знаешь, сколько людей желают Цири зла и жаждут ее гибели. Сканируй. Когда я буду знать, где находится девушка, я притащу ее сюда. Тут она будет в безопасности... Тут ее не найдет никто. Никто. Голос у Вильгефорца был бархатный и теплый. - Сканируй, Йеннифэр , сканируй. Пожалуйста. Даю тебе слово: я возьму у Цири только то, что мне необходимо. А потом обеим вам верну свободу. Клянусь.

Йеннифэр еще крепче стиснула зубы. Струйка крови потекла у нее по подбородку. Вильгефорц резко встал, махнул рукой. - Риенс!

Йеннифэр почувствовала, как пальцы ее рук стискивают какие-то приспособления.

- Порой, - сказал Вильгефорц, наклоняясь к ней, - там, где бессильна магия, эликсиры и наркотики, дает результат обычная, старая, добрая классическая боль. Не принуждай меня к этому. Сканируй. - Иди к черту, Вильгефорц! - Подкручивай винты, Риенс. Понемногу.