Вестник мурманского отделения академии педагогических и социальных наук журнал основан в 2000 г. №7, 2006 г

Анализ художественно-публицистической литературы XVIII в. в аспекте педагогических проблем выявил, что развитие теоретико-педагогической мысли обогащается от этапа к этапу все новыми задачами и концепциями, обусловленными борьбой различных мнений и логикой становления национальной культуры, частью которой является осознание педагогики как науки.

Последняя четверть XVIII в. явилась не только итогом столетнего развития русской общественной мысли и литературы, но и подготовила будущие процессы в сфере национального образования. В конце 80-начале 90-х годов на страницах многочисленных журналов между субъективными идеалистами и рационалистами развернулась дискуссия по проблемам русского национального характера, включала она в орбиту споров и вопросы воспитания россиян.

Рационалисты в учении о природе человека и познании мира исходным считали разум, ратовали за сближение литературы и искусства с жизнью, отстаивали обличительную линию в литературе. Субъективные идеалисты (сенсуалисты) подчеркивали главенствующую роль чувства и страсти в нравственном мире человека, а литературе и искусству отводили гедоническую функцию. Однако между этими направлениями не было резко выраженной грани: тенденции, характерные для одного направления, обнаруживаются в деятельности разных авторов другого то в большей, то в меньшей степени.

Это дает право выделить авторов, наиболее четко выражающих особенности названных явлений, и остановиться на творчестве Н.М.Карамзина – «отца русского сентиментализма», а также на деятельности И.А.Крылова и П.А.Плавильщикова – известных журналистов конца XVIII в., антагонистов мировоззренческой концепции сентиментализма. Если в теории литературы различия их взглядов были очевидны, то в принципиальных вопросах просвещения они были едины, считая образование и воспитание гарантом развития нации и страны.

Предметом нашей статьи является не своеобразие литературного творчества Карамзина, который «отметил своим именем эпоху в нашей словесности», а педагогические воззрения писателя, обусловленные общественными потребностями времени.

В объемном наследии Н.М.Карамзина (1766-1826) нет развернутых педагогических рассуждений, но поскольку педагогическая мысль XVIII в. развивалась в русле общественно-эстетических теорий, то в системе взглядов писателя можно выделить идеи о воспитании и просвещении в России. В этом плане представляет особый интерес статья «Нечто о науках, искусствах и просвещении», опубликованная в 1794 г. в альманахе «Аглая» и сразу же вызвавшая огромный интерес: современники обоих направлений считали ее «прекрасной» и «встретили с восторгом». В статье писатель утверждал: «… искусства и науки необходимы, ибо они суть плод природных склонностей и дарований человека и соединены с существом его, подобно как действия соединяются с причиною, то есть союзом неразрывным», а распространение просвещения – способ совершенствования человеческой души, гармонизации отношений человека с миром, силой, преобразующей духовное и социальное бытие [1. С. 44-46].

Доказывая пользу наук, автор статьи вступает в полемику с современниками и… Руссо, считавшим, что «науки портят нравы, наш просвещенный век служит тому доказательством» [1. С. 45].

Опираясь на исторические реминисценции и аллюзии, Карамзин убедительно доказывает, что «просвещение есть палладиум благонравия»: «А если желаете распространить на земле область добродетели, - развивает он мысль, - то любите науки и не думайте, чтобы они могли быть вредны». К числу необходимых для изучения наук писатель относил в первую очередь философию, которая открывает всеобщий закон движения к совершенству и его влияние на социальный и нравственный мир человека; историю, предоставляющую человеку прошедшие века, что «служат разуму лестницей», поднимаясь по которой он стремится к совершенству, история убеждается: борьба добра со злом, истины с заблуждениями неизменно заканчивается торжеством справедливости; искусства и среди них литературу, что раскрывают веру в добрые начала человеческой природы, в эстетические чувства, которые откроют «истинность существования гармонии мира». К этим предметам Карамзин присоединял и знание языков. А все вместе «искусства и науки... возвышают душу, делают ее чувствительнее и нежнее, обогащают сердце наслаждениями и возбуждают в нем любовь к порядку, любовь к гармонии, к добру, следственно, ненависть к беспорядкам, разногласиям и пороку», - пишет Карамзин, для которого понятия «беспорядок» и «разногласия» имеют особый политический смысл, отсюда вопросы просвещения и воспитания сердца приобретали в его системе взглядов государственное значение» [1. С. 52]. Заключая рассуждения, он писал: «Когда же свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет в самые темные пещеры невежества, тогда... может быть, настанет златой век поэтов, благонравия, и... сядет добродетель на светлом троне» [1. С. 54].

Писатель проповедовал внедрение просвещения во все слои русского общества, т.к. образованный и чувствительный человек лучше понимает свои нравственные обязанности, «просвещение истребляет злоупотребление помещичьей власти», а «поселянам» «впечатляет в душу некоторые правила» [1.С. 85-88]. Просвещенный и благоразумный помещик увидит в крестьянине человека, соразмерит свои требования к нему с понятием человечности и не будет доводить свои отношения с ним до острых конфликтов.

Таким образом, воспитав душу, наделив ее сочувствием к страданиям, можно, по мнению Карамзина, избежать социальных потрясений, столь опасных для государства.

Вопросы государственного образования заинтересовали Карамзина во время его посещения европейских стран в 1789-1791 гг., о чем свидетельствуют факты, вошедшие в эпистолярный роман «Письма русского путешественника» и характеризующие авторское восхищение постановкой образования в ряде стран Европы.

В Швейцарии писатель знакомится со школой для девочек, в ней 60 человек учатся читать, писать, арифметике, правилам нравственности и экономии: «Научаются уважать достоинство, а не богатство», т. к. обучаются бесплатно дети разных сословий. Карамзин называет эту школу «благодетельной» [2. С. 280].

В Париже еще более его поразили «две чудесные школы»: одна для глухонемых, другая – для слепых. Писателя восхитили познания детей в области философии, музыки, увлечения литературой, умение «писать правильным слогом». Эти дети, благодаря искусству воспитателей, стали из «получеловеков совершенными людьми». По признанию учеников, учитель «разбудил» в них ум, мысль, стал «просветителем, другом, вторым отцом».

Тогда-то и зародилась у писателя идея создать школу и напечатать в журнале «Детское чтение» имена писателей, чьи книги важно прочитать в юном возрасте для «воспитания сердца и разума» [2. С. 387-388]. Реализуя эти мысли, писатель на собственные средства открывает в Симбирске библиотеку с читальным залом для простого люда и школу. За их деятельностью он следит до конца своей жизни, пополняя библиотеку новыми книгами, а школу – квалифицированными учителями.

Конец столетия, считали некоторые отечественные философы, положит предел «бедствий человечества», а на исходе века Просвещения «небесная красота исчезла», «природа и история человечества - вечное и бессмысленное движение по кругу, падение наук и просвещения... кажется неминуемым, даже близким». Таким взглядам Карамзин противопоставлял успехи науки и искусства, приводил их как важный аргумент в пользу общественного прогресса и советовал человеку найти «удовольствия в занятиях науками и искусствами, в непричастности к социальному злу». Пожалуй, он был одним из немногих, кто полагал, что нравственный мир человека заключается в нем самом, ценность человека не зависит от его общественного положения, а добродетели и благородные чувства – следствие воспитания.

Об этом пишет Карамзин в повести «Юлия» и статье «Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени». Содержание этих произведений наставительно, оно предостерегает читателей от пороков, предлагает им примеры, достойные подражания. Автор убедительно ведет читателя к мысли, что воспитание в семье определяет «удовольствие счастливых супругов и родителей, оно есть первое из всех земных удовольствий». Авторские размышления открываются весьма своевременными вопросами риторического звучания: «... дети у нас воспитываются лучше отцов своих: но, сколько еще желаний и надежд в рассуждении сего предмета имеет в запасе патриотическое сердце? Каким общим нравственным правилам следуют родители в образовании детей своих? Много ли у нас характеров? Молодой человек с решительным образом мыслей, не есть ли редкое явление?» Карамзин считает: решить все эти вопросы – «дело воспитания».

Как и его предшественники (в частности, А.Н.Радищев), Карамзин полагает, что родители должны, кроме имения, дать детям в наследство свой опыт, нравственные идеи и правила для счастья, поэтому лучше, когда отец «сам бывает наставником сына, ибо натура дает ему такие права на юное сердце, каких никто другой не имеет». Заниматься воспитанием детей, видеть «развитие души его», готовить «нравственные образы самого себя» - это счастье и «долг гражданина, обязанного в семействе своем образовать достойных сынов отечества». Данное рассуждение писатель завершает так: «... без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы, институты и пансионы» [1. С. 90].

Первые шаги по лестнице знаний делают дети в семье. Семейное начало как высшее благо чрезвычайно высоко ценится Карамзиным. Если Н.И.Новиков и Д.И.Фонвизин показывали отрицательное влияние семьи на формирование характера, что, как следствие, губило таланты и судьбы («Письма уездного дворянина к его сыну Фалалею», «Бригадир», «Недоросль»), то Карамзин акцентирует внимание читателя на положительных примерах. В «Письмах русского путешественника» описываются семьи философа Бонне, почтенного рижского бюргера, немецкого поселянина, все они являют «дружество и добродетели». Между родителями и детьми взаимопонимание, в многочисленных семьях строго распределены обязанности, жизнь идет по установившемуся порядку: в определенные часы все собираются вокруг обеденного стола, вместе отдыхают, совершают коллективные прогулки, по вечерам проверяются учебные задания и проходят домашние чтения любимых книг. Наблюдая картины семейного счастья, писатель делает вывод: «Человек рожден к общежитию и дружбе - сию истину живо чувствовало мое сердце» [2. С. 366].

Описания Карамзиным счастливых семей из разных социальных слоев не могли не повлиять на авторов многочисленных сентиментальных повестей XVIII в. В произведениях П. Львова, Д. Горчакова, Н. Макаровой описания событий сопровождаются рассуждениями о воспитании как средстве усовершенствования каждого человека в отдельности и общества в целом. Названные авторы подчеркивают, что душевные качества героев определяются теми принципами, что были им внушены с детства воспитанием, которое они получили: «Благонравные отцы своими почтенными примерами учат любить добродетели». Хорошее воспитание должно заключаться в добросердечном отношении к людям, в умении ограничивать свои прихоти и умерять желания. Примечательно замечание П. Львова: «Отец, долженствующий быть наставником, из души младенца, как из мягкого воску, может сделать все, что захочет. И для того всякий родитель должен прежде знать самого себя, справедливо и твердо рассуждать обо всем и быть героем чести, дабы явственнее и чувствительнее запечатлевать наставления в сердце потомка» [4. С. 141]. Подобная мысль высказана и Карамзиным почти в афористической форме: «Нежный отец семейства есть всегда нежный сын отечества, с судьбою которого соединилась участь детей его» [1. С. 99].

И Карамзин, и авторы сентиментальных повестей выступают сторонниками семейного воспитания, ему они отдают предпочтение. Так, в повести «Лиодор» Карамзин показывает, как в условиях учебных заведений гибнут дарования юности, а «трудолюбие, необходимое для великих и надежных успехов», постепенно сходит на нет, как рушится связь с домом, родителями.

Писатель рекомендует родителям воспитывать детей в семье, дома, и тогда окрепнут добродетельные чувства, необходимость которых ощутима особенно в преклонном возрасте: любовь и благодарность детей - «главное удовольствие в жизни».

Далеко не всеми родителями осознается важность достойного домашнего воспитания. Причина этого, по Карамзину, «есть действия полупросвещения в людях и государствах». Так, писатель поднимает вопрос о том, какой человек может называться просвещенным, и невольно вызывает у современников размышления о необходимости совершенствования системы образования и воспитания как в семье, так и в государстве.

По мнению Карамзина, «душа и благородный образ всего народа - дворянство», поэтому он обращается к дворянству с пожеланием быть достойным звания просвещенного, т.е. совершенного человека, для которого «слава и счастие отечества должны быть особенно драгоценны». Об этом писатель рассуждает в статье «О любви к отечеству и народной гордости».

Первейшим достоинством просвещенного человека писатель считает использование своего долга перед отечеством: все могут и должны служить отечеству. «Герой разит неприятелей или хранит порядок внутренний, судья спасает невинность, отец образует детей, ученый распространяет круг сведений, богатый сооружает монументы благотворения, господин печется о своих подданных, владелец способствует успехам земледелия – все равно полезны государству» [1. С. 91-92].

Просвещенный человек – обязательно патриот. Опорой патриотизма является любовь к отечеству, гордость его славой. Вся история нашего государства «трогательные примеры» героического патриотизма (писатель упоминает эпохальные события отечественной истории). Мужество – великое свойство русской души, а «народ, им облеченный, должен гордиться собою». Поэтому патриот «отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости», радуется успехам нашей литературы, культуры, знает и любит свой язык («язык важен для патриота»). «Русским, – пишет Карамзин, – нужно, по крайней мере, внимание самих русских».

Просвещенный человек счастлив «самим собой», т.к. он имеет развитое чувство прекрасного, умеет видеть и наслаждаться прекрасным в природе, искусстве, обществе. Он нравственно и эстетически образован.

Просвещенный человек должен хорошо учиться: «Если бы наши молодые дворяне, учась, могли доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих Линнеев, Галлеров, Боннетов», - с сожалением констатирует Карамзин. Будущее России писатель, как и все его предшественники, связывает с молодым поколением: «символ наш – есть пылкий «юноша», чье сердце полно жизни, а «девиз – труды, надежда».

Анализ творчества писателя в педагогическом аспекте дает основание сформулировать задачи, стоящие перед государством в области просвещения (образования), как понимал их Н.М.Карамзин: это воспитание патриота, человека долга, понимающего социальную значимость образования и личного совершенствования как условий благоденствия общества.

Если Карамзин и его сторонники считали домашнее (семейное) воспитание приоритетной формой воспитания, т.к. оно, по современной терминологии, дает возможность индивидуализировать воспитательный процесс, развивать заложенные природой способности, тем самым совершенствуя каждого, что ускорит прогресс всей страны, то рационалисты, не отрицая домашнего воспитания, отводили ему второстепенную роль, ратуя за увеличение государственных учебных заведений, ориентированных на «сокращение» сословных привилегий в получении образования россиянами.

В связи с этим особый интерес представляют педагогические взгляды И.А.Крылова и его единомышленников П.А.Плавильщикова, А.И.Клушина, И.П.Пнина. В вопросах образования Крылов выступал против сословных привилегий. «Мещанин добродетельный и честный крестьянин, преисполненные добросердечием, для меня во сто раз драгоценнее дворянина,… не имеющего никаких достоинств», – писал он, защищая внесословную ценность человека. В его журнальных статьях («Почта духов», «Зритель», «Санкт-петербургский Меркурий») просматриваются основные идеи просветительской идеологии о решающей роли закона, о вреде деспотизма, о естественном равенстве людей, о несправедливости сословных привилегий, о просвещении как силе, способной перевоспитать общество.

Крылов выступал сторонником образования сограждан независимо от социального происхождения. В силу своего сатирического дара писатель в своих журнальных публикациях акцентирует внимание на тех негативных сторонах русской действительности, которые сдерживают прогресс, развитие науки и образования, он не скупится на сарказм, описывая тех, кто «почитают праздность, презрение наук и невежество наилучшими доказательствами превосходства человеческого».

Крылов, не получивший должного образования в юности и учившийся всю жизнь, чтобы «стать с веком наравне», утверждает: «Науки есть светила, просвещающие души: человек, объятый мраком невежества, во сто раз слепее того, который лишен зрения от самого своего рождения!» [3. С. 731].

Причины пренебрежительного отношения дворянства к наукам Крылов, как и Карамзин, объясняет «полупросвещением»: один дворянин «почел бы обесчещенным благородство древней своей фамилии, если б занялся когда чтением какой книги»; другой, городской вертопрах, старается, «ни о чем не помышляя, упражняться единственно в забавах», хотя науки «не презирает совершенно»; для «служащего в военной службе» ученый человек... не что иное, как дурак, жертвующий для науки «покоем и веселием». Рисуя хулителей науки, претендующих на звание «благородных», писатель отказывается от прямого дидактизма, побуждая читателей посредством использования своеобразия сатиры как жанра литературы к размышлениям о состоянии образования в России.

В полной мере талант сатирика раскрылся в «Похвальной речи в память моему дедушке, говоренная его другом в присутствии его приятелей за чашею пуншу». Это произведение, написанное в форме «ложного панегирика», было признано в XVIII в. лучшим по «убийственности своей иронии, по художественной выразительности, по богатству бытовых красок» (М.Погодин). В «Похвальной речи» излагается жизнь провинциального помещика Звениголова. Описание детских лет героя и его домашнего воспитания создает типичную картину того, как рождается духовное невежество.

Крылов вскрывает причины этого явления: Звениголов «еще не знал, что он такое, но уже благородная душа его чувствовала выгоды своего рождения»... Подчеркивается, что само рождение в дворянской семье обеспечивает привилегии, которые каждый использует, сообразуясь со своими запросами, что формируются воспитанием. На пятом еще году «чадолюбивый отец, приметя, что дитя его начинает думать, заключил, что время начать его воспитание, и сам посадил его за грамоту». Встает вопрос: когда позволительно родителю брать на себя функции учителя и наставника? Если Радищев и Карамзин, приверженцы домашнего воспитания, показывают его позитивную роль, обусловленную целевыми установками, то Крылов в изображении домашнего воспитания следует за Фонвизиным, и в семье Звениголовых появляются два раба своих страстей – отец и сын, повторяющий во всем отца.

От природы сын смышленый: «в пять месяцев ученик сделался сильнее учителя... такие успехи устрашили родителя», тем более у ребенка появилось желание читать. «Неоценимую роль» в его развитии оказала предложенная отцом книга «Рассуждения Руссо о вредности наук». Мысль «о вредности наук» пришлась по душе подрастающему недорослю, завершившему на этом свое образование.

В «Похвальной речи...» нет прямого указания на то, что должно, а что возбраняется читать детям, но представленный результат красноречивее педагогических размышлений: отец убоялся, «чтобы сын... не вздумал бы сделаться когда-нибудь академиком... и кончил его курс словесных наук», заключив свое решение словами: «Этой грамоты для тебя полно... ты у меня барин знатный, так непристойно тебе читать книги» [5. С. 654-658].

Автор не случайно акцентирует внимание на чтении книг, ибо книга - основа его философской и литературной эрудиции, проявившейся в журнальных статьях, пьесах, баснях. Трепетное отношение к книге Крылов сохранил до конца своих дней, считал ее главным учителем жизни.

Был близок И.А.Крылову патриотизмом, горячей защитой самобытности русского искусства, критикой так называемого «модного воспитания», ориентированного на европейские образцы, П.А.Плавильщиков (1760-1812) – журналист, теоретик литературы, драматург, учитель (преподавал в Академии художеств и Первом кадетском корпусе русскую словесность «по собственному начертанию», а в Горном училище – риторику «своего сочинения»).

Рассуждает ли Плавильщиков о русском национальном характере («Нечто о врожденном свойстве душ российских»), или о создании демократического народного театра («О театре»), или о теории драмы («О комедии»), он обязательно поднимает вопросы образования в России, т.к. считает, что прогресс общества зависит от уровня просвещения вообще и от учителя, в частности, в чем его убедила собственная педагогическая деятельность. Он был твердо уверен в том, что русских людей должны учить русские учителя: приехавший в Россию в поисках легкого заработка иностранец не знает так, как полагается знать учителю-воспитателю, ее историю, не может понять и ее настоящее, но главное, не знает или плохо знает язык, который является родным для его воспитанника. В силу этого обучение ведется на французском или немецком, английском, и ребенок с детства отвыкает от родного языка. «Какое бедствие не знать отечественного языка!» – восклицает автор статьи «О театре» и продолжает: «Воспитанные по моде чада российские по-русски ни говорить, ни разуметь не умеют, а гувернеры и мадамы о том и думать не велят, то, как постигать красоты того языка, о котором они слышали... и то от слуг своих: ибо родители берегут своих детей от российского языка, как от моровой язвы» [5. С. 234].

Развивая мысли об отечественном образовании, писатель утверждает, что ребенок, веря воспитателю-иностранцу, привыкает «презирать Россию и пленяться иностранным». С горечью писал об этом Плавильщиков: «Язва модного воспитаниям», низкопоклонство перед иностранщиной, заразили большую часть людей, в которых науки и художества должны обретать своих покровителей, и до того довела некоторых именем знатности облеченных, что они о русском и слушать не хотят» [3. С. 133[. Их писатель назвал «русскими модновоспитанниками». О галломании резко отрицательно писали в 70-80-е годы Н.И.Новиков в «Живописце», Д.И.Фонвизин в комедиях и сатирах, И.А.Крылов в «Почте духов». Плавильщиков не ограничивается критикой космополитизма, а излагает причины этого явления и свою положительную программу воспитания. «Язва модного воспитания», по мнению писателя, явилась результатом стремления правящих кругов отгородиться от простого народа.

Несомненная любовь к родине и близость к демократическим кругам помогли Плавильщикову определить в число важнейших предметов для изучения историю, которая объясняет, «что же из себя представляет русский человек, стяжавший славу России под Полтавой, Берлином, Колуном и Чесмой...», и устное творчество народа, раскрывающее его талант. Следует заметить, что здесь внимание к фольклору как к предмету изучения отмечено впервые, и этот интерес Плавильщиков мотивировал тем, что «национальный вкус» основывается на изучении «своих нравов, своего свойства», русской культуры» [3. С. 133-141].

Основываясь на качествах национального характера (таковые перечисляются в статье «Нечто о врожденном свойстве душ российских») писатель-публицист как истинный просветитель призывает наставников юношества знать свое отечество «исторически, географически, философски», ибо ценность человека и его деятельности определяются связью с отечеством.

Немало сделано Плавильщиковым и в области эстетического воспитания: проявившееся в процессе полемики внимание к проблемам народного характера и национального вкуса способствовало тому, что абстрактный идеал совершенного человека стал рассматриваться на основе отечественной истории и с учетом конкретных реалий современности. Плавильщиков вывел дискуссию на проблемы воспитания патриота. Понятие «патриот» в системе взглядов Плавильщикова многозначно: его отличает «физическая, моральная и политическая любовь» к Отечеству, гордость принадлежностью к своей нации, к славе страны, к ее языку, культуре, чувство человеческого достоинства – все это достигается воспитанием.

Конкретно сформулированные Крыловым и Плавильщиковым задачи воспитания россиян не потеряли актуальности и сегодня, ибо при определении особенностей просвещенного человека исходили они из национального русского характера и нравственно-просветительской миссии воспитателя, который должен быть воодушевлен идеей долга, заботиться о стремлении ребенка к знаниям, готовность воспитуемого для деятельной жизни.

При всем различии взглядов русские просветители конца XVIII в. были едины в убеждении: воспитание, будь оно семейным или государственным, должно являеться «залогом благосостояния отечества», и сформировать «людей просвещенных и годных к гражданской службе во всех частях России».

В аспекте темы нашей статьи герменевтический подход к анализу художественно-публицистической литературы XVIII в. выявил движение педагогической мысли о воспитании совершенного человека на основе абстрактных добродетелей к воспитанию патриота страны на основе конкретных особенностей русского национального характера. Эта задача выполнена: патриотизм русского человека засвидетельствован подвигом в Отечественной войне 1812 г. Ее герои, чьи портреты украшают «Военную галерею» в Эрмитаже (более трехсот генералов), воспитывались именно в 80-90-е годы XVIII в.