Виктор Розов Ситуация Комедия в двух действиях. Действующие
жүктеу/скачать 316 Kb.
|
|
Антон. Какие, какие у тебя тысячи, где они! О деле с ним говорил? Виктор. Не мог. Антон. Совесть не позволяет? Н о н н а. Не смей больше, Антон, по его делам гонять. Черт с ним, если он так. Ты себе нервную систему раскачиваешь, у тебя семья. Антон. Да не из-за него я, не из-за него! Н о н н а. Он, видите ли, щепетильный. Кругом хоть все, пускай, воры будут, а я чистенький, мне и хорошо. Нет, милый, ты в гущу-то окунись, попачкайся. А то за тебя Антон и другие драться будут, лучшую жизнь тебе делать, а ты со своей честностью у окошка вот тут сидеть и на солнышке мурлыкать? Выгодная больно позиция... Пелагея Филатовна. Слабый он. Воск, глина... Тамара. Да хоть хлебный мякиш! Антон. Вы, тетя Поля, сами женщина энергичная, твердая. О вас и на заводе слава осталась — кремень вы человек. Пелагея Филатовна. Так он-то в отца. Семен, бывало, придет выпивши. Я на него: такой ты, сякой. А он хоть бы словечко против, все ласкается, глупый, целует. «Поленька, говорит, ты моя ненаглядная...» (Вдруг заморгала и всхлипнула.) Нон на. В наше время слабым быть не полагается. Тамара. . Сильным надо быть, сильным, понял?! Пелагея Филатовна. Слабым-то уж куда деваться?.. Нонна. А зачем они, слабые-то, кому нужны! Виктор. А сильные зачем, если слабых не будет? Они на то и существуют, чтобы слабым помогать. А если не помогают, на кой они черт! Нонна. Вон как! Антон. Философ выискался... Нонна. Да уж такой тебе жизнь за общее дело не отдаст. Виктор. Жизнь я за многое отдать могу. А душу ни за кого, ни за что и ни при каких обстоятельствах. Без души я и не человек буду, а я человеком хочу остаться, мне человеком быть нравится, вот тебе и все! Антон. Тебе кажется, что ты благородный, да? Деликатный, добрый, стеснительный? Корова добрая, ее и доят. Молоко, масло выделяют, жрут, жиреют. Ты у нас всегда впереди. «На Витю Лесикова равняйтесь!» У тебя по карманам шарят, а ты лапки вверх — пожалуйста, только чтоб не щекотно было. Ты и не благородный и не добрый. Корова ты, вот ты кто, корова! Пелагея Филатовна. Не надо, Антон, что ты так-то... Тигром ему быть, что ли... Тигров не доят. Антон. Вы, тетя Поля, квартиру с удобствами, можно сказать, сегодня получили. А Игнат когда? Среди первых. Да и с вашей, извините, разве сравнишь? На садово-огородном у нас с Нонной сарайчик,, например, а у него —- вилла с картинки. Виктор. Завидуешь, что ли? Так ты давай поучись у него, как жить. Что ты со своей порядочностью носишься? Устал от нее? Поезжай на городскую свалку, сбрось. Антон. Что ты мелешь, чего? Виктор. А то! Смотреть на тебя противно. Нонна. Это еще почему? Виктор (Антону). Злеешь. Нонна. За тебя злеет. Антон. Я, Витя, злею оттого, что не хочу, чтобы такие, как он, с варенья пенки снимали. Понял? Пенки. Пелагея Филатовна. «Пенки, пенки!» Пенки что? Мусор, который наверх всплывает. Сладко, а все мусор.
А как же ему не злеть, если он... Виктор. Знаю я таких борцов. Они за правду-то бьются, бьются, благородные-то свои,' порывы в пылу, так сказать, битвы, растеряют, из силенок выбьются, и уж когда, не дай бог, верх возьмут, против них самих скорей бороться надо. Антон. Это ты про меня? Виктор. Про тебя. Ты мимо Караваева прошел, когда у него барабан заело, знал, что к чему, и не сказал. Антон. Ну, прошел. И что? Он вообще похору-кий. Сколько лет у станка, а ковыряется как какой-нибудь дурачок после десятилетки. Убогий он. Виктор. Вот, вот! А ты умный, сильный, и дави его, дави! Убогий он? Это ты убогий,. а не он. Нонна. Да что же это такое, товарищи! Он еще и лается. Виктор. Ты читал в газете: в какой-то стране парни на аэродроме из автоматов стрелять начали по людям, которые там сидели, лететь куда-то собирались. Антон. Ну, читал. При чем тут эти бандиты? Виктор. Нет, милый, это не бандиты были,, а молодежная организация. Они справед- ливость хотят побыстрей утвердить. Всеобщую... Непременную... Прекрасную... Антон. Сволочи они, и весь разговор... Виктор. Их, видишь ли, зло берет, что нет справедливости. Так они из автоматов — по женщинам, по детям... Со злобы на то, что справедливости нет. А? Антон. А вот ты тоже сейчас злишься. Виктор. Не злоба это у меня... Н о н н а. А что, интересно? В и к т о р. Негодование. Нонна. Какая разница? Виктор. Порядочная... Его, дурака, жалко. Нонна. Ты прочисть свои мозги, прочисть, Витя. По-твоему получается — со всякими безобразиями и бороться не надо? Да? Виктор. Да что я, на производстве да на собраниях хуже тебя дерусь, что ли? А тут такая ситуация... За себя-то всякие хлопоты противны, да еще по таким делам щекотливым. Тамара (мужу). Идешь ты сейчас или нет? Нонна. Да, хватит разглагольствовать. Идешь? Антон. Именно. Тамара. Идешь, я тебя спрашиваю? Виктор молчит. Вы, мама, бейтесь об его углы, бейтесь. Лично я не собираюсь. (Пошла в другую комнату.) В и к т о р. Томочка! Пелагея Филатов на. Уйдет она, Витя, уйдет.
Тамара вернулась с маленьким чемоданчиком, складывает туда свои вещи. Виктор. Я иду, Тома, иду! Все! Я иду! (Быстро повязывает галстук, набрасывает пиджак.) Нонна. Ударь, Витя, по столу, да так, чтобы графин со стаканом полчаса на столе прыгали. Пелагея Филатовна. Ты с весом говори, Витя, с весом. Нервы наружу не выставляй.
Антон. Погоди, а я-то! Виктор. Один пойду, не ходи. (Выбежал.) Антон. Ну, добили... Пелагея Филатовна. Под машину бы сгоряча не угодил. Все подбежали к окну, смотрят на улицу. Антон. Вон как вышагивает, наконец-то расшевелился. Тамара. Это же безобразие, просто безобразие! Пелагея Филатовна. Рубашку не переодел... Эту уж третий день носит. Тамара. Второй, мама. Нонна. Чего это он остановился? Антон. Газировки попить. Нонна. Три копейки ищет. Тамара. Понаставили эти аппараты на ходу... Пелагея Филатовна. Разгорячился, охладиться хочет. Тамара. Вот и не надо. Выпьет и остынет. Антон. Пошел! Тамара. Что он как плетется... Нонна. Да, сбавил ходу...
Пелагея Филатовна. Ну и что? Утомился. Антон. Теть Поль, винтовки у вас нет? Нонна. Встал... Пошел... Тамара. А это еще что? Пелагея Филатовна. К газете подошел, читает. Он сегодня с утра-то не успел. Антон. Вычитает он там опять что-нибудь вроде как про тех, что на аэродроме... Нонна. Спину чешет... Тамара. Это не газета. Это он объявления читает. Знаю я эти объявления: меняют квартиры, уроки дают, двух попугаев продают. Антон. Все! Кончился у него завод. Нонна. Теперь вверх смотрит. Антон. Что это он там увидел? Тамара. Смотрит и смотрит. Все сгрудились у окна, смотрят вверх. Пелагея Филатовна. Чего там? Тамара. Ничего там нет. Ничего! ПелагеяФилатовна. Ничего? Чего-то есть, раз он смотрит. Нонна. Обратно идет, обратно! Тамара. Ну и хорошо, ну и прекрасно! (Собирает вещи.) Пелагея Филатовна. Подожди, Томочка, подожди. Тамара. Нет уж, я ждать не намерена. Не хочу манной каши, не хочу. Пелагея Филатовна. Мяса тебе сырого, что ли, подавать! Тамара. Все, мама, все! Целуйтесь со своим Витенькой! Нонна. Видела, когда замуж шла? Тамара. Ничего я не видела. Пришла на завод, только и слышала: «Виктор Лесиков сказал», «Смотри, вон Лесиков идет», «Пошли, у Лесикова спросим». Портрет в многотиражке. Глаза-то мне, дурехе, как кадильным дымом и застило. Думала: вот бы мне...
Пелагея Филатовна. Да знаю я, что с ним, знаю. Это он испугался, вдруг Томочка без него уйдет. Испугался. Тамара. Я и успею, успею. (Быстро складывает вещи.) Пелагея Филатовна. Да погоди, что же это такое, погоди! Томочка, не уходи, Тома, не надо. (Вдруг.) Стой! Я сама пойду... к директору... он мне руку жал, когда уходила. Сказал: в случае чего, приходи, Ле-сикова... Я сама все сделаю... Подожди. Зачем его так-то ломать. Разрывается он. Я знаю, что сказать. Никто не имеет права рабочего человека в такое положение ставить. (На этой тираде она переодевается. Сняла домашнее платье, достала из шкафа выходное.) Тамара, подай ордена! Нонна (Тамаре). Подожди беситься: «Уйду, уйду!» С мужиками долго играть опасно. Оборвется у него внутри, тогда уж навеки. Кто-никто, а Витька Лесиков! Поищи такого-то. Антон. Наказать его надо, наказать. В него силу вдохнуть надо, твердым сделать. Это Тамара правильно говорит. Тамара. Не хочу слабого! Слабого не хочу.
Вбегает запыхавшийся Виктор. Он сияет. Тамара резко поворачивается к нему спиной. Виктор. Антон! Я со втулками придумал, придумал! Не из металла надо делать. Любой металл на таких скоростях все равно гореть будет. Из пластмассы надо! Из пластмассы надо! Она не горит! Рисок не будет, масло не пройдет, а цилиндр совсем изменять не надо. (Ко всем.) Знаете, как меня осенило? Просто чудеса! Читаю я там на доске объявления — кто что меняет, кто какие уроки дает. И вдруг вижу: продаются два попугая. Я, конечно, удивился. А дальше адрес: город Подольск... Подольск!.. Там завод пластмасс! Помнишь, Антон, запрошлый год нас туда в командировку посылали... Я всегда удивляюсь, как у человека мысль зигзагами скачет... (Радостно.) Из пластмассы! Тамара. Опять. Виктор. Я ведь не нарочно, Томочка. Это изобретение твоим именем назову.
Пелагея Филатовна. Хватит! Оставьте вы все его. А ты, Томочка, уходи, уходи. Мягок он для тебя, ищи пожестче. Тамара (плача). Мягок?.. Как бы не так. Это он все придуривается... Мягок... Это мы мягкие, а он — кремень, железо, пластмасса, та самая, которой ни черта не делается! Антон (Тамаре.) Уйди от него, уйди! (Виктору.) Ты еще снова Игната Васильевича на помощь позови. Виктор (весело). Его, именно его попросим. Если уж он возьмется... Антон вдруг бросается на Виктора и начинает его душить. Все, в том числе и Тамара, с криком стараются оттащить Антона. Кричат все разом.
Нонна. Опомнись, Антон, у тебя сын маленький! Пелагея Филатовна. Обезумел ты, Антон, разум потерял! Оттащили Антона от Виктора. Тамара (обхватила Виктора руками, крепко обняла его. Антону). Только подойди! Только тронь!! Не бойся его, Витя. (Целует мужа.) Виктор (отряхиваясь). Эх ты, боец называется. Приди в себя-то, умойся, в Химки съезди — искупайся. Нонна (тихо, со стыдом за мужа). Пойдем, Антон. К Мишутке малыши уж, наверно, пришли, стол накрывать надо. Тамара (взяв коробку с игрушкой, отдает ее Нонне). Это от нас. Виктор (Антону). Делать-то со мной будешь? Антон (тихо, мрачно). Нет. (Пошел к выходу.) Виктор. Погоди!.. Давай все-таки вместе. Как складно было-то. Оставь ты, приди в себя. Им наших радостей не знавать... Они своими живут, ну и шут с ними! Это и не радости у них, а так — мать верно сказала — пенки. Что же мы с тобой опускаться будем... У меня сейчас, конечно, только одна идея. Получится — нет, неизвестно. Но если получится, Антон, ты представляешь, какая общая-то радость будет. У всех. Втулки-то горят, люди-то мучаются. Антон (глухо). Не буду терпеть безобразия. Виктор. И я не хочу. Пелагея Филатовна. Кто хочет-то, кто? Виктор. Помнишь, я сказал Тамаре: себя могу потерять. Ты когда-нибудь себя терял? Антон. Нет, слава тебе господи. Думаю, и не потеряю. Виктор. Потеряешь. Антон. Иди ты! Виктор. Да, да! Я себя терял. Я знаю, что это такое. Это еще в десятом классе было, а на всю жизнь запомнилось. Мне одна девчонка тогда нравилась. Ты не сердись, Тамара, это еще до знакомства с тобой было... Ну, гуляли мы с -ней как-то по улицам до утра и, представь себе, часов в пять на Фрунзенской набережной вдруг нашу учительницу по физике встретили. Откуда она шла в такое время, не знаю, и не мое это дело. Нос ' к носу столкнулись. От растерянности поздоровались даже. А днем она вызывает Нинку — ее Ниной звали, — ну, Нинка, конечно, ни в зуб ногой, сами понимаете. А Елена Сидоровна жмет и жмет, нарочно ее дурой при всем классе выставляет. А потом и бухни: «Чем с Лесиковым по ночам по улицам таскаться...» Я думаю, что она была на нас зла за то, что мы ее самою в такое время на улице встретили. Она, конечно, пояснила, что в аптеку срочно за лекарством шла. Может, и в аптеку, могла бы и не оправдываться, кому какое дело, куда человек идет... Нинка в рев. И как уж у нее с языка сорвалось! Обозвала при всех Елену Сидоровну жабой. Ну, дальше, сами понимаете, шум, гам, тарарам... А ведь все из-за меня! Нинку из школы долой. Я хлопотать. А на меня как на какого выродка смотрят, говорить даже не желают... Не в этом дело. Никуда Нинку не выгнали, аттестат получила. Она в Ленинграде Институт имени Герцена окончила, где-то сейчас преподает... Когда я хлопотал, по инстанциям бегал, я вдруг какую-то злобу на людей начал чувствовать. Все для меня в черном-пречерном свете видеться начало, вся жизнь. Мне всем только одного зла хотелось. Даже такая мысль мелькала: хорошо бы на все это, на нас, то есть, атомная бомба упала бы и смела бы все к чертовой матери. Видали?! Я сам тогда этой мысли ужаснулся. Я уже не я был... А в это время как раз отец умер. Тут уж все для меня в другую сторону повернулось. Пришел в себя. И школа кончилась, и Нинка уехала, и на завод я определился. Когда в себя-то пришел, думал: что же это со мной было? Я ведь таким мог и остаться. Такой-то я кому нужен! Такому уж надо самому с собой решать... Пауза.
Ты прикинь, Антон, уж в какие страшные времена жили — Галилей, допустим, или Архимед. Нонна. Что ты сравниваешь! Пелагея Филатовна. Оставь, Нонна, он мысли высказывает. Антон. Я тебе не Галилей. Виктор (улыбаясь). Ну не Галилей, так Га-лилейчик, Галилеёнок маленький, не все ли равно. Представь себе, они бы главные свои дела забросили и, как ты, бегали да бегали, высуня язык, — что бы от них осталось? Пшик!.. Они главного не забывали, а боролись, так себя не теряли... Да мир-то не на одних Галилеях вертится. Он и на галилеён-ках держится... И если их много... Маленьких, хорошеньких... А это ерунда, которую Игнат Васильевич заварил, пройдет. И люди, на- деюсь, в конце концов найдутся, все на место поставят. Стук в дверь. Т а м а р а. Войдите! Входит Игнат Васильевич. Общая пауза. Игнат Васильевич. Приветствую, молодняк! Все глухо: «Здравствуйте». Что это у вас — паленым пахнет, что ли? Пелагея Филатовна. Ничего не пахнет, все выключено. Игнат Васильевич. Здравствуй, Палаша. (Достал шоколадку.) На, кусай. Пелагея Филатовна (берет). Порог-то перешагнул, не окочурился? Игнат Васильевич (молодежи). Вы, молодняк, собрались, вижу, куда-то? Нонна. У Мишутки нашего день рождения. Игнат Васильевич. Бона! Поздравляю! Эх, ничего в карманах нет. (Нонне.) На-ко вот хоть рубль железный, положи в копилку на счастье. Нонна (взяв). Спасибо. Игнат Васильевич. И идите, коль собрались. Тамара. Сумочку забыла! Все идут за Тамарой в другую комнату. Пелагея Филатовна. Чего ты их гонишь-то? Игнат Васильевич. Ругать меня сейчас начнешь. Не хочу, чтоб присутствовали. Бояться перестанут. Пелагея Филатовна. Чего тебя бояться. Велика шишка! Совесть-то есть? Не стыдно? Рабочий человек, называется. Игнат Васильевич. Ну, стыдно. И что? Пелагея Филатовна. Ничего. Забыл: руку пачкаешь -— душа чернеет. Игнат Васильевич. Я, конечно, погорячился. Обидели меня ребята. Пелагея Филатовна. Кто, кто тебя обидел? Игнат Васильевич. Антон. Духу его не переношу! Примитив. Вчерашний человек. Ну, оставь. Раз я пришел, значит, должна уж все понимать. Пелагея Филатовна. Испугался?
Пелагея Филатовна. Вижу. Игнат Васильевич. Витю я из этого дела
Пелагея Филатовна. А чего не знать — поверни все обратно. Игнат Васильевич. Обратно не могу. Пелагея Филатовна. Почему это? Игнат Васильевич. Сама посуди, как я рабочим скажу: ошибся, ребята, не будет вам ничего, все Витьке Лесикову пойдет, вам не положено. Если бы я им не говорил, что положено, все само бы собой образовалось, а теперь они будут думать — обманул. А сама понимаешь, обманывать людей — последнее дело. Пелагея Филатовна. Так обманул ты их, обманул! Игнат Васильевич. Экая ты... Тогда я их в их пользу обманул. В это каждый верит, это и не обман, когда в пользу. А теперь я хоть и правду скажу,— она, правда-то эта, поперек их интересов идет. Какая же она правда? Пелагея Филатовна. Что же делать? Игнат Васильевич. Голову сломал... Пелагея Филатовна. Почему у Антона-то ничего не получается? Ведь он бегает. Игнат Васильевич. Бегает... Бегать и собака умеет. Надо знать, в какую сторону бежать. Вот я, когда по их. новшеству гонял, знал, куда бегал. Пелагея Филатовна. Зачем ты еще рабочих-то втянул? Игнат Васильевич. Бороться-то я должен был? А ловко я это придумал? Эх, если бы мне образование... Пелагея Филатовна. Нет уж, не надо, без образования-то ты лучше. Игнат Васильевич. Я вот что думаю, Пелагея. Надо все на Антона перевести. Витя, мол, хочет, а Антон ни в какую. Пелагея Филатовна. А Антону-то что — тонуть? Игнат Васильевич. Кого-то надо найти, на кого, так сказать, общее негодование переключить. Тогда покричат в ту сторону — и утихнут, забудут. Пелагея Филатовна. Ох, и пакостные у тебя мозги, Игнат. Нет, Антона не смей. Антон с Витей втулки делать будут. Игнат Васильевич. Какие втулки? Пелагея Филатовна. Витя, кажись, решил. Игнат Васильевич. Да ты что?! Пелагея Филатовна. Да. Идея, сказал, есть. Скакал тут сейчас от радости. Игнат Васильевич. Так чего ж ты мне всякой ерундой голову морочишь! Неужели решил?.. (Вскочил. Зовет.) Витя! Витя! Витя, это правда — решил ты со втулками, а? Виктор. Не знаю еще, но, кажется, догадался. Теперь пробовать надо... модель делать.
Виктор. Не надо, рано еще! Одна только мысль, говорю. Игнат Васильевич. Уж я тебя знаю! За мысль-то эту уцепишься и пойдешь мотать. Пока! (Быстро выходит, почти столкнувшись сМишуткой.) Пелагея Филатовна. Мишутка! Н о н н а. Что случилось, Миша?
Тамара. У нас дела, Мишенька. Миша. Да я всю жизнь только от вас и слышу: дела да дела! Идемте, пожалуйста! (Вдруг разревевшись.) Уйдут они там! Все засуетились, суют в руки Мише игрушки, железный рубль. Бонна подхватила сетку с продуктами. Виктор (подняв Мишутку высоко вверх). Ми-шуха, не огорчайся! Главное — не отчаивайся! Все хорошо будет! Все будет расчу-десненько, Мишуха! Все устремляются к двери. Занавес. Входит Виктор, за ним Тамара, Антон, Н о н н а. жүктеу/скачать 316 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|