Виктор. Подожду.
Пелагея Филатовна. Жди. Чаю пока выпей. Я пирог испекла, варенье сварила. Вишня.
Виктор. Тамару дождусь. Да и в гости скоро.
Пелагея Филатовна, Игната видел?
Виктор. Куда он денется... Каждый день встречаю.
Пелагея Филатовна. Небось опомнился. Стыдно, поди, в глаза смотреть.
Виктор. Ничего, смотрит. Тебе привет передавал: матери скажи — зайду, как посвободней буду.
Пелагея Филатовна. Пусть сунется! Я его встречу... А чем занят-то?
Виктор. Срочный заказ получили для Индии.
Пелагея Филатовна. Срочный — это известно. В пятьдесят первом мы такой первый срочный получили. Не помню уж, для кого. Огромный заказ. Хорошо сделали. И вы уж не подкачайте.
Входит Тамара.
Тамара. Задержалась. К нашим еще забегала. Папе перчатки замшевые купила, коричневые, в цвет его пальто.
Пелагея Филатовна. А в коробке-то что?
Тамара. Это Мишутке! Смотрите! (Вынула из коробки летящий на оси самолет, завела игрушку. Самолет полетел, кружит.) Такие, говорят, бывают редко. И недорого — двенадцать рублей... Я переоденусь. (Вышла.)
Пелагея Филатовна. Скажи ей.
В и к т о р. Да как я ей скажу, как?
Пелагея Филатовна. Так, мол, и так, денег, мол, может, и не будет. Объясни.
Виктор. Как это — не будет?
Пелагея Филатовна. Ну, задержка, мол.
Виктор. Так она видит, что задержка.
Пелагея Филатовна. Тогда почему не говоришь?
Виктор. Сказал: волновать зря не хочу... Ладно, выдохнется, утихнет. На последние, наверно, гуляет.
Вошла Тамара, вертится перед зеркалом.
Тамара. Мама, я вчера перебирала зимние вещи, вам бы новую шубу надо.
Пелагея Филатовна. Еще чего, и не думай. Я старую люблю, к ней привыкла. Не смей. (Вышла.)
Тамара. Только бы поперек! Какие-то вы с матерью безрадостные. Это «не надо», то «ни к чему»... Ты посмотри, как с этими шторами нарядно. К ним еще люстру какую-нибудь веселенькую куплю.
Виктор. Зачем люстру?
Тамара. Витя, не лезь в домашние дела. Вот вы говорите — я не хозяйка. А я покажу, какая я хозяйка! Дорожку еще купила. (Вытаскивает ее из сумочки, набрасывает на комод.) Хороша?
Виктор. Хорошая...
Тамара. И бюст Герцена. (Достает из сумки.)
Виктор. Почему — Герцена?
Тамара. Других не было. (Любуется покупками.) Теперь я понимаю людей, у которых денег много. Глаза, знаешь, разбегаются:
того хочется, этого. Прямо с ума сойдешь. Себя теряешь. (Вытаскивает из сумки вазу.)
Входит Пелагея Филатовна.
Виктор. Это чья?
Тамара. Наша теперь. Старинная. В комиссионном магазине купила. Точно такая же в нашей парикмахерской стоит, я всегда любуюсь. Витька, какие вещи в комиссионном! Лучше не ходить. Льва видела!
Виктор. Какого льва?
Тамара. Из мрамора. Он какого-то человека ест. Жуть!
Пелагея Филатовна. Хищник, потому и ест... Подождала бы с покупками, пока деньги не получили.
Тамара. У меня закон: увидел нужное, бери. Потом, когда позарез, бегай не бегай — не найдешь.
Звонок. Пелагея Филатовна открывает, возвращается с Н он но и. У Нонны в руках сетка с покупками.
Н о н н а. Приветствую! Устала... (Показала на сетку.) Мишутке к столу. Не забыли?
Пелагея Филатовна. Уже собираться начали. Садись, Нонна. Я пирог испекла, варенье сварила. Перекуси.
Нонна. Спасибо, не буду. Пойду, приготовить надо. Антон не у вас?
Пелагея Филатовна. Нет.
Тамара вышла в другую комнату.
Нонна. Как твоя?
Пелагея Филатовна. Как с цепи сорвалась — покупает и покупает.
Нонна. Ничего не говорил ей?
Виктор. Незачем.
Нонна. Боишься?
Виктор. Ничего я не боюсь. Незачем, и все.
Нонна. А мой в другую сторону помешался. Как угорелый. И злой стал. Мишутку сегодня ударил, мальчик так кричал. И не от боли, он терпеливый, от обиды: за что? Антон сидел, писал что-то, он теперь все какие-то заявления пишет. А Мишутка пролез под стол и английской булавкой ему обе штанины друг к другу пришпилил. Антон, когда встал, чуть не полетел. Ну что особенного! Ребенок смышленый, развивается. Ведь как хитро придумал! Ну, нашалил, конечно. Объясни ему. Он же не со зла, для веселья. А Антон его по спинке хрясь... В день-то рождения. Сделал подарочек!
Пелагея Филатовна. Тьфу, окаянный! Маленького-то такого.
Н о н н а. Он и на меня стал срываться. Спит плохо, ворочается.
Виктор. Я ему говорю: не бегай, не надо.
Н о н н а. Что значит — не бегай? По-твоему, все и оставить? Нет, милый, ты уж сиди и радуйся, что на тебя другие горбачат. Антон добьет, увидишь.
Виктор. Где он сейчас?
Нонна. К Китаеву пошел. Должен помочь... Давно ушел, я думала, он уже сюда завернул.
Звонок. Пелагея Филатовна открыла и вернулась с Антоном.
Антон. Привет, теть Поль.
Пелагея Филатовна. Ты что такой взбаламученный? Чаю хочешь? Я пирог испекла, варенье сварила.
Антон. Не до чая. И так пот прошибает.
Пелагея Филатовна. А что?
Антон. Конца не найду. (Ко всем.) Ну, друзья мои, до чего занятно. Куда ни приду — принимают замечательно. Уходишь, говоришь спасибо, думаешь: все, готово! Глядишь — ничего! Все как было. Точно фокус, иллюзия какая.
Пелагея Филатовна. Раньше, бывало, облают, и все ясно. Или помогут.
Антон. А тут в том-то и беда, что все хорошо, а толку нет. Крутятся они, крутятся, ни хвоста, ни морды не видно, ударить не по чему... Иду, например, сегодня к Ящикову Ивану Ивановичу. Принимает, как сына, к столу ведет: садись, отдохни. Я и рта не успел раскрыть, а уж он мне: знаю, зачем ты, Копалин, пришел, мне утром Назаров звонил. А я, дурак, вчера, когда с Назаровым разговаривал, сказал, что дела так не оставлю, в случае чего — к Ящикову пойду. Он, значит, Назаров-то, Ящикову нарочно и позвонил. Сориентировал... Я и в дураках.
Пелагея Филатовна. Что Ящиков-то ответил?
Антон. Разберемся, сказал, не беспокойся. Но я уж понял — в этой инстанции дело проиграно. Ладно, думаю, молчок, пойду к Китаеву. Иду. А Китаев сразу меня спрашивает: «У Ящикова был?» Ну, не стану же я врать, говорю: «Был». Он, Китаев-то, снимает трубку и прямо набирает по внутреннему Ящикова. «Ваня, говорит,— они, видать, между собой дружки, — ты помоги товарищу Копалину в этом деле разобраться... Да, да... Ага, ага...» И трубку положил. Я сразу понял: опять прогар, фиаска. И Китаева рассердил: зачем к нему полез, когда Ящиков и не отказывал. И Ящикова в глупое положение поставил — вроде бы на него жаловаться бегал.
Нонна. Себя ты в глупое положение поставил.
Антон. Помолчи, милая, пока старшие не спросили... Но теперь-—все! Я эту мелочь разом накрою. Прямо к директору пойдем. (Виктору.) Собирайся, я добился. В восемнадцать тридцать примет. Приготовься, вымой шею.
Виктор. Мне обязательно с тобой? Может, один сходишь?
Антон. Да, тебе лучше дома у печки сидеть. Не зли ты меня.
Виктор. Мы же к тебе в гости сейчас идем.
Антон. Гости отменяются. (Увидев, что Виктор просматривает газету.) А ты положи газету,, положи! Тебе же, юродивый, рассказывают! Что ты там в этой газете нашел, что? Вот скажи мне — что?
Виктор (робко). Это «Кинонеделя». Мы завтра в кино с Тамарой собирались.
Антон (выхватил газету, отшвырнул). Мало, что за тебя бегаю, аж на ногах не ботинки» а будто копыта отросли. Так еще и срам терплю.
Пелагея Филатовна. Какой срам, Антон?'
Антон. Какой? А вот, к примеру, какой. (Виктору.) Тысяча, например, твоя поганая — и нет ее и не будет,— а она как камень у меня на шее висит. Ящиков, например,— и уж кто его уведомил! — Игнат, конечно. Ящиков провожает до двери, похлопал меня по плечу и говорит так по-дружески тепло и ласково: «Не пропадет ваша тысяча, товарищ Копалин, не волнуйтесь». Я прямо обмер. Говорю: «Дело не в тысяче» Иван Иванович, и тысячу я эту ни за какие не возьму, хоть маслом ее смажь и: сверху сахаром присыпь. Разве стал бы я...» А он, Ящиков-то, улыбается: «Ладно, ладно, говорит, все вы у нас бессребреники, знаем...» Меня как током бить начало,, пот выступил... Кой черт ты меня этой тысячей замарал!
Виктор (вдруг кричит). Я тебе говорю: не ходи, не ходи, дурак, не ходи!
Антон. Нет, я буду ходить! Я этот орех расколю! Я эти нитки, если не распутаю,— рвать начну! Тут дело не в тебе, не во мне! И ты пойдешь...
Входит нарядная Тамара.
Тамара (весело). Куда это? Опять у вас-
шум. Здравствуй, Антон. Антон. Здравствуй, Тамара. Тамара. Вот, к вам собираюсь. Антон. Именины на позднее переносятся. Мы
сейчас к директору идем. Тамара. Зачем? Антон. По делам. Тамара. Опять у вас дела. По каким это.
делам?
Пелагея Филатовы а. Это важные дела, Тамарочка.
Тамара. Витя, это дела важные?
Виктор. Нет, совсем не важные...
Антон. А я говорю — важные.
Виктор. А я говорю...
Антон. А я тогда Тамаре твоей все скажу, чтоб она ушами не хлопала.
Тамара. Что скажешь?
Виктор. Не смей!
Тамара. Говори!
Антон (показывая на Виктора). Его жалко...
Пелагея Филатовы а. Ладно, Антон, теперь уж из зубов выпустил, с губ само свалится.
Антон. Не буду.
Пелагея Филатовна (тихо, Антону). Говори, говори. Она теперь все равно из Вити вытянет.
Тамара. Что случилось?
Нонна. С деньгами вашими...
Тамара. Что?
Виктор. Все будет хорошо, успокойся, Томочка, все уладится. Верно, Антон?
Антон. Теперь Антон тебе требуется. Уладится, верно. Только сложа лапки сидеть не надо. (Тамаре.) Мастер с твоего Виктора тысячу потребовал.
Тамара. Сколько, сколько?
Антон. Мы ему дулю в нос. Так он хочет, чтоб деньги между всеми поделили.
Тамара. Как это — между всеми?
Антон. Вот так! (Виктору.) Ты сегодня на заводе ничего не приметил?
Виктор. Нет. А что?
Антон. Пойдешь, голубчик, к директору, когда последние новости услышишь. Не хотел тебе говорить, нежную твою душу тревожить, да придется. Знаешь, что еще Игнат выдумал? Увидел, что я на него капканы ставить начал, объявил ребятам: им, дескать, с твоей премии по десятке дадут, они, мол, способствовали, модель делали.
Пелагея Филатовна. Так и мы раньше делали, всем новаторам помогали. А чтоб к чужим деньгам лапу тянуть, да отсохни она и отвались. А если и поощряли, так из премиального фонда.
Антон. Ну, конечно, все обрадовались. Десятка что — чепуха вроде, хотя тоже деньги. Главное — лестно, вроде и все изобретали. А Игнат добавляет: полагается вам, ребята и девочки, да Витя против, не хочет, мол, делиться, все себе забирает.
Виктор. Теперь ясно... все ясно...
Антон. Слава богу, и тебе вдруг посветило.
Виктор. Иду утром через проходную, говорю тете Симе «здравствуйте», а она будто не слышит и не видит, в ящик стола сунулась. А я сразу почувствовал — для вида. Ждет, когда я пройду.
Антон. Ну и что, черта тебе эта морда! От нее
с утра одеколоном разит. Молодая баба, а на проходной торчит, точно инвалид.
Виктор. У нее, говорят, ребенок в огне сгорел,, в пожаре, сын.
Антон. Может, она действительно рылась, искала чего, а тебе и померещилось.
Виктор. Нарочно рылась... И другие, пожалуй.
Антон. Надеюсь, понял теперь: надо идти.
Тамара. Витя, иди, сейчас же иди!
Виктор. А гости?
Тамара. Какие теперь гости!
Антон. Умница! Надо идти, Витя. Без тебя — ничего.
Пелагея Филатовна. Пойди, Витя, пойди.. Слыхано ли, чтоб на нашем заводе!.. У нас и цеха чистые, оборудование... и гостей всяких принимаем, достижения показываем... и чтоб такое... (Сыну.) Когда за правдой идешь, себя не потеряешь.
Нонна. Не будь раззявой, Витя.
Виктор. Что ж я буду говорить?
Тамара. Как что? Поглупел ты разве за последнее время?
Виктор. Да как же я скажу, допустим, начальнику цеха: вам от этих денег ничего-не положено, они мои.
Тамара. Так не твои они, что ли?
Виктор. Во-первых, он тоже помогал. Во-вторых, что он обо мне думать будет?
Тамара. Что?
Виктор. Что я жадный, кулак. Он, конечно,, скажет: «Витя, деньги твои, о чем говорить,, распоряжайся ими как тебе вздумается». А в душе ко мне все отношение переменит.
Нонна. Ну и пусть, велика важность.
Виктор. Да не один он, все так думать будут. Сама же говоришь — Игнат Васильевич всем сказал, что им положено.
Антон. Пусть и все думают, пусть.
Виктор. Так ведь позор!
Тамара. Какой позор, какой, если твоя правда? Мама верно сказала.
Нонна. Странная у тебя постановка вопроса, Витя. Тебе, значит, мнение об твоей собственной персоне важнее всеобщей справедливости?
Виктор. Тогда просто с завода уйти надо...
Тамара. И уйди.
Пелагея Филатовна. Да как это — уйтиГ Завод-то наш: и Семен там всю жизнь., и я... Да и ты тоже.
Нонна. Горят у них втулки, пусть и горят!
Виктор. Относительно втулок мелькает у меня одна мысль...
Антон. Что у тебя там мелькает?! Ты уж сейчас не мелькай, ты о другом думай. Какие там втулки! Во мне сейчас доброты нет. Иду сегодня мимо Караваева, у него барабан заело. Вижу, в чем дело, понимаю, а не сказал, прошел мимо, пусть корячится.
Пелагея Филатовна. Это уж ты зря, Антон.
Антон. Нет, не зря. Он про вашего Витю знаете что выцедил: сквалыга...
Пелагея Филатовы а. Это Витя-то сквалыга!
Антон. Я тебе прямо скажу, Тамара: не пойдет Витя, пусть со своим патентом всухую целуется.
Тамара (расплакавшись). Я уже восемьсот рублей заняла...
Виктор. Какие восемьсот?
Пелагея Филатовна. Опомнись, Тамарочка...
Виктор. У кого заняла? Где?
Тамара. У всех. Под четыре-то тысячи все дают.
Виктор. Отдай, сейчас же отдай!
Тамара. Я истратила.
Пелагея Филатовна. Куда? На что? Льва-то не покупала?
Тамара (плачет). Я цветной телевизор купила, завтра с утра привезут. (Виктору.) Тебе хотелось.
Виктор. Ничего мне не хотелось, ничего мне не надо!
Пелагея Филатовна. Витя, иди, иди к самому директору.
Антон. Директор решит — это точно.
Тамара. Витя!
Виктор. Томочка, я боюсь — я себя потеряю.
Тамара. Это еще что значит? Где? В канаве? В троллейбусе? Не беспокойся, я тебя в столе находок найду. Такую прелесть сдадут.
Виктор. Ну хорошо, хорошо, я пойду.
Антон. Все! Дозрел наконец...
После этой маленькой бури пауза.
Пелагея Филатовы а. Чайку пока попьем, то-то я разволновалась.
Н о н н а. И я есть захотела. Я когда нервничаю, всегда есть хочу.
Пелагея Филатовна. Антон, научи его, как разговаривать, проситель-то он никудышный.
Женщины ушли.
Антон. Потрепыхался, и будет, да?
Виктор. Ну говори, что говорить.
Антон. Начни, допустим, так: «Алексей Дмитриевич, по нашим советским законам...»
Виктор. Не буду я так говорить.
Антон. Почему это?
Виктор. Не нравится.
Антон. Что тебе не нравится?
Виктор. Вот это: «по нашим советским законам...» Я уж сразу демагогом каким-то вылезу.
Антон. А как ты скажешь?
Виктор. Я не знаю.
Антон. Ну хорошо. Начни просто: «Дядя Леша...»
Виктор (даже рассмеялся). Какой он мне дядя!
Антон. Ты помнишь, когда он инженером у нас был, мы его дядя Леша звали? Забыл, что ли?
Виктор. Ничего не забыл. Не звал я его дядя Леша, это его так мелкота звала, которая в школе недоучилась, а я его всегда Алексеем Дмитриевичем звал.
Антон. Ну, черт с тобой! Говори прямо: «Алексей Дмитриевич, мне положено за изобретение четыре тысячи, а эти деньги хотят поделить между собой хищные люди».
Виктор. Какие же это — хищные? Это все наши с тобой товарищи по работе. Хищные... Ничего они не хищные.
Антон. Идиот! Не беси меня, я сейчас тебе в зубы заеду.
Виктор. Попробуй — отлетишь! Да они и не хотят ничего делить. Им предложили взять за помощь, они и соглашаются. Они думают, премия вроде, поощрение...
Антон (перебивая, зовет). Тамара!
Виктор (испуганно). Зачем ты ее?
Тамара (входит). Что?
Антон. Тамарочка, Витю тут один вопрос мучит.
Тамара. Какой вопрос, Витя?
Антон. С какой фразы ему разговор начать.
Тамара. Да никакой фразы и не надо. Ты сразу кричать начинай. Кричи, кричи и не давай, чтоб слово вставили. Это главное — подавляй сразу. Я, когда для лаборатории материалы нужны, иду к завхозу или на базу еду, сразу начинаю кричать. И все получаю. Он говорит: «Черт с тобой! На!» А мне — черт не черт, я же не для себя... Разговаривать, Витя, не надо. Логикой не возьмешь. Логикой теперь все умеют.
Виктор. Что кричать, Томочка?
Тамара. Что попало. «Я рабочий человек!», «Что, из-за вас завод на простое стоять будет!», «Я своим хребтом!..» Да что ты, не знаешь?..
Антон. Спасибо, Тамарочка, мы поняли.
Тамара (пошла). Если что — позовите. (Остановилась.) Лично я в случае чего и реветь начинаю. Тут уж — безотказно. Тебе, конечно, неудобно. (Ушла.)
Антон. Наелся?
Звонок. Пелагея Филатовна идет открывать. Возвращается вместе с 3 асеки-н ы м. Это рослый мужчина средних лет.
Пелагея Филатовна. Проходи, Засекин, проходи. Ордер на квартиру выдал, а жилья моего не видел.
Засекин. Довольна?
Пелагея Филатовна. Уж вот как! Засек и н (всем). Здорово, молодняк!
Все отвечают.
Я к тебе, Пелагея Филатовна, с новой радостью. Путевкой в дом отдыха тебя на прощанье завком премировал?
Пелагея Филатовна. Не забыли.
Засекин. Вот она. (Достает из кармана.) С доставкой на дом, как говорится. Я к директору иду, мимо шел, забежал. Распишись.
Пелагея Филатовна. Витя, дай твою шариковую. (Расписывается.)
Засекин. Восемнадцатого поедешь. Приходи к проходной, в восемь утра автобус будет. Восемнадцатого новый завоз.
Пелагея Филатовна. Приду, спасибо тебе, Засекин. Ты взгляни на квартиру-то. Чаю, может, выпьешь? Я пирог испекла, варенье сварила.
Засекин. Чаю не могу, некогда, а на квартиру гляну. (Прошел с ней в другую комнату.)
Антон. Витя, поговори с ним, он все-таки член завкома, совет подаст.
Виктор. О чем?
Антон. Как действовать.
Тамара. Витя, поговори, обязательно поговори.
Засекин (возвращается). Квартира вполне. Еще шестьдесят пять получили, завтра распределять будем.
Тамара. Эдуард Фомич, у Вити к вам дело есть. Вы не задержитесь на минутку?
Засекин. Давай, Витя, три минуты отпускаю. (Посмотрел на часы.) Не опоздать бы...
Пелагея Филатовна. Чаю-то и выпей. Ведь все гоняешь, гоняешь,
Засекин. И не говори! Жена и то ворчит: «Брось ты это кружение, говорит, Эдик». А как бросишь? Привык. Я уж на этом деле одиннадцать лет, все ходы и выходы знаю. Одних квартир людям, наверно, сотен пять выбил... Знаешь, как хорошо ордера-то выдавать. Глаза у людей сияют. На тебя как на доброго бога смотрят. Приятно. Сам от этого лучше становишься. Ну, Витя, выкладывай.
Пелагея Филатовна подала Засекину чай.
Спасибо, Пелагея Филатовна.
Пелагея Филатовна. Кушай на здоровье.
Тамара. Мы уж мешать не будем.
Все уходят.
Засекин (пьет чай, ест пирог). Что у тебя, Витя? Светлая ты голова, растешь ты,
Витя, растешь. Ну, выкладывай... Да, уж коли ты мне, так сказать, на пути встретился... Ты теперь богач, грек Онасис... Счетовод наш Олсуфьев в тираж пошел, семьдесят семь ему. Вот до какого возраста не сдавался, любил свое дело. Мы ему сверх положенного узким кругом сбрасываемся по копейке. Он тебе всю твою жизнь зарплату насчитывал. Брось в общий котел, если хочешь.
Виктор. Сколько?
Засекин. Сколько пожелаешь.
Виктор (вытаскивает деньги). У меня только десятка есть.
Засекин (берет деньги). И на том спасибо. (Записывает в список.) Бережливый ты парень, это хорошо. Твердо на ногах стоять будешь. Распишись.
Виктор (расписываясь). Смешно это!
Засекин. Что тебе смешно, Витя?
Виктор. Ну вот мать расписалась — понятно. Получила путевку и подпись поставила, что получила. А тут — я же даю, и я же расписываюсь, что дал. Глупо как-то.
Засекин (складывая список). Не нами, Витя, это придумано, не нам ломать. Верно? Вот так. (С аппетитом ест.) Хороший пирог. Мать у тебя на все руки мастерица... Ну, давай, Витя, давай. Чем могу — помогу. А то время поджимает. Может, тоже путевочку хочешь?
Виктор. Спасибо, не надо, мы туристами опять пойдем. Я, Эдуард Фомич, потом к вам в завком зайду, я еще не продумал.
Засекин. Ну, думай, думай, я тебя всегда рад видеть. Не насчет втулок?
Виктор. Нет.
Засекин. Решил бы ты эту проблему, мы бы по району на первое место одним махом рванули. Знамя на блюдечке бы поднесли... (Встал.) Ох, и достанется мне сейчас...
Виктор. Ругать будут?
Засекин. За дело. Общежитие упустил, другим досталось. Может быть, тем-то более позарез, но... (Хитро.) Ладно, я методу выработал. Знаешь, меня ругают, кричат иногда, а я стою и в это время о чем-нибудь приятном думаю: как рыбу на Селигере ловил, как с младшенькой в зоопарке зверушек смотрели... До чего она на понях кататься любит —каждый раз еле утаскиваю... Вспоминаю, что вечером по телевизору опять хоккей будет. А то, знаешь, и нервов не напасешься... Мать поблагодари от меня. Будь здоров, грек Онасис, пока! (Попрощался с Виктором за руку и стремительно вышел.)
В комнату сразу же вошли Пелагея Филатовна, Н онна, Антон, Т ама-р а.
А н т о н. Ну?
Виктор. Что? Тамара. Говорил? Виктор. Говорил. Н они а. О чем?
Виктор. Представьте, Олсуфьеву, счетоводу нашему, семьдесят семь. И до сих пор работал, только сейчас на пенсию пошел. Эдуард Фомич на подарок собирает. Я дал десять рублей. Десять, конечно, неловко. Скажут: у него четыре тысячи, а он всего десять.
Достарыңызбен бөлісу: |