Виктор Розов Ситуация Комедия в двух действиях. Действующие



бет3/4
Дата21.07.2016
өлшемі316 Kb.
#214865
1   2   3   4

Виктор. Подожду.

Пелагея Филатовна. Жди. Чаю пока вы­пей. Я пирог испекла, варенье сварила. Вишня.

Виктор. Тамару дождусь. Да и в гости скоро.

Пелагея Филатовна, Игната видел?

Виктор. Куда он денется... Каждый день встречаю.

Пелагея Филатовна. Небось опомнился. Стыдно, поди, в глаза смотреть.

Виктор. Ничего, смотрит. Тебе привет переда­вал: матери скажи — зайду, как посвобод­ней буду.

Пелагея Филатовна. Пусть сунется! Я его встречу... А чем занят-то?

Виктор. Срочный заказ получили для Индии.

Пелагея Филатовна. Срочный — это из­вестно. В пятьдесят первом мы такой пер­вый срочный получили. Не помню уж, для кого. Огромный заказ. Хорошо сделали. И вы уж не подкачайте.

Входит Тамара.

Тамара. Задержалась. К нашим еще забегала. Папе перчатки замшевые купила, коричне­вые, в цвет его пальто.

Пелагея Филатовна. А в коробке-то что?



Тамара. Это Мишутке! Смотрите! (Вынула из коробки летящий на оси самолет, завела иг­рушку. Самолет полетел, кружит.) Такие, говорят, бывают редко. И недорого — две­надцать рублей... Я переоденусь. (Вышла.)

Пелагея Филатовна. Скажи ей.

В и к т о р. Да как я ей скажу, как?

Пелагея Филатовна. Так, мол, и так, де­нег, мол, может, и не будет. Объясни.

Виктор. Как это — не будет?

Пелагея Филатовна. Ну, задержка, мол.

Виктор. Так она видит, что задержка.

Пелагея Филатовна. Тогда почему не го­воришь?

Виктор. Сказал: волновать зря не хочу... Лад­но, выдохнется, утихнет. На последние, на­верно, гуляет.

Вошла Тамара, вертится перед зерка­лом.

Тамара. Мама, я вчера перебирала зимние вещи, вам бы новую шубу надо.

Пелагея Филатовна. Еще чего, и не ду­май. Я старую люблю, к ней привыкла. Не смей. (Вышла.)

Тамара. Только бы поперек! Какие-то вы с ма­терью безрадостные. Это «не надо», то «ни к чему»... Ты посмотри, как с этими штора­ми нарядно. К ним еще люстру какую-ни­будь веселенькую куплю.

Виктор. Зачем люстру?

Тамара. Витя, не лезь в домашние дела. Вот вы говорите — я не хозяйка. А я покажу, какая я хозяйка! Дорожку еще купила. (Вытаскивает ее из сумочки, набрасывает на комод.) Хороша?

Виктор. Хорошая...



Тамара. И бюст Герцена. (Достает из сумки.)

Виктор. Почему — Герцена?



Тамара. Других не было. (Любуется покупка­ми.) Теперь я понимаю людей, у которых денег много. Глаза, знаешь, разбегаются:

того хочется, этого. Прямо с ума сойдешь. Себя теряешь. (Вытаскивает из сумки вазу.)

Входит Пелагея Филатовна.

Виктор. Это чья?

Тамара. Наша теперь. Старинная. В комис­сионном магазине купила. Точно такая же в нашей парикмахерской стоит, я всегда любуюсь. Витька, какие вещи в комиссион­ном! Лучше не ходить. Льва видела!

Виктор. Какого льва?

Тамара. Из мрамора. Он какого-то человека ест. Жуть!

Пелагея Филатовна. Хищник, потому и ест... Подождала бы с покупками, пока деньги не получили.

Тамара. У меня закон: увидел нужное, бери. Потом, когда позарез, бегай не бегай — не найдешь.

Звонок. Пелагея Филатовна открывает, возвращается с Н он но и. У Нонны в ру­ках сетка с покупками.

Н о н н а. Приветствую! Устала... (Показала на сетку.) Мишутке к столу. Не забыли?

Пелагея Филатовна. Уже собираться на­чали. Садись, Нонна. Я пирог испекла, ва­ренье сварила. Перекуси.

Нонна. Спасибо, не буду. Пойду, приготовить надо. Антон не у вас?

Пелагея Филатовна. Нет.

Тамара вышла в другую комнату.

Нонна. Как твоя?

Пелагея Филатовна. Как с цепи сорва­лась — покупает и покупает.

Нонна. Ничего не говорил ей?

Виктор. Незачем.

Нонна. Боишься?

Виктор. Ничего я не боюсь. Незачем, и все.

Нонна. А мой в другую сторону помешался. Как угорелый. И злой стал. Мишутку се­годня ударил, мальчик так кричал. И не от боли, он терпеливый, от обиды: за что? Ан­тон сидел, писал что-то, он теперь все ка­кие-то заявления пишет. А Мишутка про­лез под стол и английской булавкой ему обе штанины друг к другу пришпилил. Ан­тон, когда встал, чуть не полетел. Ну что особенного! Ребенок смышленый, развива­ется. Ведь как хитро придумал! Ну, наша­лил, конечно. Объясни ему. Он же не со зла, для веселья. А Антон его по спинке хрясь... В день-то рождения. Сделал пода­рочек!

Пелагея Филатовна. Тьфу, окаянный! Маленького-то такого.

Н о н н а. Он и на меня стал срываться. Спит плохо, ворочается.

Виктор. Я ему говорю: не бегай, не надо.

Н о н н а. Что значит — не бегай? По-твоему, все и оставить? Нет, милый, ты уж сиди и ра­дуйся, что на тебя другие горбачат. Антон добьет, увидишь.

Виктор. Где он сейчас?

Нонна. К Китаеву пошел. Должен помочь... Давно ушел, я думала, он уже сюда за­вернул.

Звонок. Пелагея Филатовна открыла и вер­нулась с Антоном.

Антон. Привет, теть Поль.

Пелагея Филатовна. Ты что такой взба­ламученный? Чаю хочешь? Я пирог испекла, варенье сварила.

Антон. Не до чая. И так пот прошибает.

Пелагея Филатовна. А что?

Антон. Конца не найду. (Ко всем.) Ну, друзья мои, до чего занятно. Куда ни приду — при­нимают замечательно. Уходишь, говоришь спасибо, думаешь: все, готово! Глядишь — ничего! Все как было. Точно фокус, иллю­зия какая.

Пелагея Филатовна. Раньше, бывало, облают, и все ясно. Или помогут.

Антон. А тут в том-то и беда, что все хорошо, а толку нет. Крутятся они, крутятся, ни хвоста, ни морды не видно, ударить не по чему... Иду, например, сегодня к Ящикову Ивану Ивановичу. Принимает, как сына, к столу ведет: садись, отдохни. Я и рта не успел раскрыть, а уж он мне: знаю, зачем ты, Копалин, пришел, мне утром Назаров звонил. А я, дурак, вчера, когда с Назаро­вым разговаривал, сказал, что дела так не оставлю, в случае чего — к Ящикову пойду. Он, значит, Назаров-то, Ящикову нарочно и позвонил. Сориентировал... Я и в дура­ках.

Пелагея Филатовна. Что Ящиков-то отве­тил?

Антон. Разберемся, сказал, не беспокойся. Но я уж понял — в этой инстанции дело про­играно. Ладно, думаю, молчок, пойду к Ки­таеву. Иду. А Китаев сразу меня спраши­вает: «У Ящикова был?» Ну, не стану же я врать, говорю: «Был». Он, Китаев-то, сни­мает трубку и прямо набирает по внутрен­нему Ящикова. «Ваня, говорит,— они, видать, между собой дружки, — ты помоги товарищу Копалину в этом деле разобрать­ся... Да, да... Ага, ага...» И трубку поло­жил. Я сразу понял: опять прогар, фиаска. И Китаева рассердил: зачем к нему полез, когда Ящиков и не отказывал. И Ящикова в глупое положение поставил — вроде бы на него жаловаться бегал.

Нонна. Себя ты в глупое положение поставил.



Антон. Помолчи, милая, пока старшие не спро­сили... Но теперь-—все! Я эту мелочь разом накрою. Прямо к директору пойдем. (Викто­ру.) Собирайся, я добился. В восемнадцать тридцать примет. Приготовься, вымой шею.

Виктор. Мне обязательно с тобой? Может, один сходишь?

Антон. Да, тебе лучше дома у печки сидеть. Не зли ты меня.

Виктор. Мы же к тебе в гости сейчас идем.



Антон. Гости отменяются. (Увидев, что Виктор просматривает газету.) А ты положи газету,, положи! Тебе же, юродивый, рассказывают! Что ты там в этой газете нашел, что? Вот скажи мне — что?

Виктор (робко). Это «Кинонеделя». Мы зав­тра в кино с Тамарой собирались.

Антон (выхватил газету, отшвырнул). Мало, что за тебя бегаю, аж на ногах не ботинки» а будто копыта отросли. Так еще и срам терплю.

Пелагея Филатовна. Какой срам, Антон?'



Антон. Какой? А вот, к примеру, какой. (Вик­тору.) Тысяча, например, твоя поганая — и нет ее и не будет,— а она как камень у меня на шее висит. Ящиков, например,— и уж кто его уведомил! — Игнат, конечно. Ящиков провожает до двери, похлопал ме­ня по плечу и говорит так по-дружески тепло и ласково: «Не пропадет ваша тыся­ча, товарищ Копалин, не волнуйтесь». Я прямо обмер. Говорю: «Дело не в тысяче» Иван Иванович, и тысячу я эту ни за ка­кие не возьму, хоть маслом ее смажь и: сверху сахаром присыпь. Разве стал бы я...» А он, Ящиков-то, улыбается: «Ладно, ладно, говорит, все вы у нас бессребрени­ки, знаем...» Меня как током бить начало,, пот выступил... Кой черт ты меня этой ты­сячей замарал!

Виктор (вдруг кричит). Я тебе говорю: не хо­ди, не ходи, дурак, не ходи!

Антон. Нет, я буду ходить! Я этот орех рас­колю! Я эти нитки, если не распутаю,— рвать начну! Тут дело не в тебе, не во мне! И ты пойдешь...

Входит нарядная Тамара.

Тамара (весело). Куда это? Опять у вас-

шум. Здравствуй, Антон. Антон. Здравствуй, Тамара. Тамара. Вот, к вам собираюсь. Антон. Именины на позднее переносятся. Мы

сейчас к директору идем. Тамара. Зачем? Антон. По делам. Тамара. Опять у вас дела. По каким это.

делам?


Пелагея Филатовы а. Это важные дела, Тамарочка.

Тамара. Витя, это дела важные?

Виктор. Нет, совсем не важные...

Антон. А я говорю — важные.

Виктор. А я говорю...

Антон. А я тогда Тамаре твоей все скажу, чтоб она ушами не хлопала.

Тамара. Что скажешь?

Виктор. Не смей!

Тамара. Говори!

Антон (показывая на Виктора). Его жалко...

Пелагея Филатовы а. Ладно, Антон, те­перь уж из зубов выпустил, с губ само свалится.

Антон. Не буду.

Пелагея Филатовна (тихо, Антону). Го­вори, говори. Она теперь все равно из Ви­ти вытянет.

Тамара. Что случилось?

Нонна. С деньгами вашими...

Тамара. Что?

Виктор. Все будет хорошо, успокойся, Томоч­ка, все уладится. Верно, Антон?

Антон. Теперь Антон тебе требуется. Уладит­ся, верно. Только сложа лапки сидеть не надо. (Тамаре.) Мастер с твоего Виктора тысячу потребовал.

Тамара. Сколько, сколько?

Антон. Мы ему дулю в нос. Так он хочет, чтоб деньги между всеми поделили.

Тамара. Как это — между всеми?



Антон. Вот так! (Виктору.) Ты сегодня на за­воде ничего не приметил?

Виктор. Нет. А что?

Антон. Пойдешь, голубчик, к директору, ког­да последние новости услышишь. Не хотел тебе говорить, нежную твою душу трево­жить, да придется. Знаешь, что еще Игнат выдумал? Увидел, что я на него капканы ставить начал, объявил ребятам: им, дес­кать, с твоей премии по десятке дадут, они, мол, способствовали, модель делали.

Пелагея Филатовна. Так и мы раньше делали, всем новаторам помогали. А чтоб к чужим деньгам лапу тянуть, да отсохни она и отвались. А если и поощряли, так из премиального фонда.

Антон. Ну, конечно, все обрадовались. Десят­ка что — чепуха вроде, хотя тоже деньги. Главное — лестно, вроде и все изобретали. А Игнат добавляет: полагается вам, ребя­та и девочки, да Витя против, не хочет, мол, делиться, все себе забирает.

Виктор. Теперь ясно... все ясно...

Антон. Слава богу, и тебе вдруг посветило.

Виктор. Иду утром через проходную, говорю тете Симе «здравствуйте», а она будто не слышит и не видит, в ящик стола су­нулась. А я сразу почувствовал — для ви­да. Ждет, когда я пройду.

Антон. Ну и что, черта тебе эта морда! От нее

с утра одеколоном разит. Молодая баба, а на проходной торчит, точно инвалид.

Виктор. У нее, говорят, ребенок в огне сгорел,, в пожаре, сын.

Антон. Может, она действительно рылась, искала чего, а тебе и померещилось.

Виктор. Нарочно рылась... И другие, пожалуй.

Антон. Надеюсь, понял теперь: надо идти.

Тамара. Витя, иди, сейчас же иди!

Виктор. А гости?

Тамара. Какие теперь гости!

Антон. Умница! Надо идти, Витя. Без тебя — ничего.



Пелагея Филатовна. Пойди, Витя, пойди.. Слыхано ли, чтоб на нашем заводе!.. У нас и цеха чистые, оборудование... и гостей вся­ких принимаем, достижения показываем... и чтоб такое... (Сыну.) Когда за правдой идешь, себя не потеряешь.

Нонна. Не будь раззявой, Витя.

Виктор. Что ж я буду говорить?

Тамара. Как что? Поглупел ты разве за по­следнее время?

Виктор. Да как же я скажу, допустим, на­чальнику цеха: вам от этих денег ничего-не положено, они мои.

Тамара. Так не твои они, что ли?

Виктор. Во-первых, он тоже помогал. Во-вто­рых, что он обо мне думать будет?

Тамара. Что?

Виктор. Что я жадный, кулак. Он, конечно,, скажет: «Витя, деньги твои, о чем говорить,, распоряжайся ими как тебе вздумается». А в душе ко мне все отношение переменит.

Нонна. Ну и пусть, велика важность.

Виктор. Да не один он, все так думать будут. Сама же говоришь — Игнат Васильевич всем сказал, что им положено.

Антон. Пусть и все думают, пусть.

Виктор. Так ведь позор!

Тамара. Какой позор, какой, если твоя прав­да? Мама верно сказала.

Нонна. Странная у тебя постановка вопроса, Витя. Тебе, значит, мнение об твоей собст­венной персоне важнее всеобщей справед­ливости?

Виктор. Тогда просто с завода уйти надо...

Тамара. И уйди.

Пелагея Филатовна. Да как это — уйтиГ Завод-то наш: и Семен там всю жизнь., и я... Да и ты тоже.

Нонна. Горят у них втулки, пусть и горят!

Виктор. Относительно втулок мелькает у ме­ня одна мысль...

Антон. Что у тебя там мелькает?! Ты уж сей­час не мелькай, ты о другом думай. Какие там втулки! Во мне сейчас доброты нет. Иду сегодня мимо Караваева, у него бара­бан заело. Вижу, в чем дело, понимаю, а не сказал, прошел мимо, пусть корячится.

Пелагея Филатовна. Это уж ты зря, Ан­тон.

Антон. Нет, не зря. Он про вашего Витю зна­ете что выцедил: сквалыга...

Пелагея Филатовы а. Это Витя-то сква­лыга!

Антон. Я тебе прямо скажу, Тамара: не пой­дет Витя, пусть со своим патентом всухую целуется.

Тамара (расплакавшись). Я уже восемьсот рублей заняла...

Виктор. Какие восемьсот?

Пелагея Филатовна. Опомнись, Тама­рочка...

Виктор. У кого заняла? Где?

Тамара. У всех. Под четыре-то тысячи все дают.

Виктор. Отдай, сейчас же отдай!

Тамара. Я истратила.

Пелагея Филатовна. Куда? На что? Льва-то не покупала?



Тамара (плачет). Я цветной телевизор купи­ла, завтра с утра привезут. (Виктору.) Те­бе хотелось.

Виктор. Ничего мне не хотелось, ничего мне не надо!

Пелагея Филатовна. Витя, иди, иди к са­мому директору.

Антон. Директор решит — это точно.

Тамара. Витя!

Виктор. Томочка, я боюсь — я себя потеряю.

Тамара. Это еще что значит? Где? В канаве? В троллейбусе? Не беспокойся, я тебя в столе находок найду. Такую прелесть сда­дут.

Виктор. Ну хорошо, хорошо, я пойду.

Антон. Все! Дозрел наконец...

После этой маленькой бури пауза.

Пелагея Филатовы а. Чайку пока попьем, то-то я разволновалась.

Н о н н а. И я есть захотела. Я когда нервничаю, всегда есть хочу.

Пелагея Филатовна. Антон, научи его, как разговаривать, проситель-то он нику­дышный.

Женщины ушли.

Антон. Потрепыхался, и будет, да?

Виктор. Ну говори, что говорить.

Антон. Начни, допустим, так: «Алексей Дми­триевич, по нашим советским законам...»

Виктор. Не буду я так говорить.

Антон. Почему это?

Виктор. Не нравится.

Антон. Что тебе не нравится?

Виктор. Вот это: «по нашим советским зако­нам...» Я уж сразу демагогом каким-то вылезу.

Антон. А как ты скажешь?

Виктор. Я не знаю.

Антон. Ну хорошо. Начни просто: «Дядя Леша...»

Виктор (даже рассмеялся). Какой он мне дядя!

Антон. Ты помнишь, когда он инженером у нас был, мы его дядя Леша звали? Забыл, что ли?

Виктор. Ничего не забыл. Не звал я его дядя Леша, это его так мелкота звала, которая в школе недоучилась, а я его всегда Алек­сеем Дмитриевичем звал.

Антон. Ну, черт с тобой! Говори прямо: «Алек­сей Дмитриевич, мне положено за изобре­тение четыре тысячи, а эти деньги хотят поделить между собой хищные люди».

Виктор. Какие же это — хищные? Это все наши с тобой товарищи по работе. Хищ­ные... Ничего они не хищные.

Антон. Идиот! Не беси меня, я сейчас тебе в зубы заеду.

Виктор. Попробуй — отлетишь! Да они и не хотят ничего делить. Им предложили взять за помощь, они и соглашаются. Они думают, премия вроде, поощрение...

Антон (перебивая, зовет). Тамара!

Виктор (испуганно). Зачем ты ее?

Тамара (входит). Что?

Антон. Тамарочка, Витю тут один вопрос мучит.

Тамара. Какой вопрос, Витя?

Антон. С какой фразы ему разговор начать.

Тамара. Да никакой фразы и не надо. Ты сра­зу кричать начинай. Кричи, кричи и не да­вай, чтоб слово вставили. Это главное — подавляй сразу. Я, когда для лаборатории материалы нужны, иду к завхозу или на базу еду, сразу начинаю кричать. И все получаю. Он говорит: «Черт с тобой! На!» А мне — черт не черт, я же не для себя... Разговаривать, Витя, не надо. Логикой не возьмешь. Логикой теперь все умеют.

Виктор. Что кричать, Томочка?

Тамара. Что попало. «Я рабочий человек!», «Что, из-за вас завод на простое стоять бу­дет!», «Я своим хребтом!..» Да что ты, не знаешь?..

Антон. Спасибо, Тамарочка, мы поняли.



Тамара (пошла). Если что — позовите. (Ос­тановилась.) Лично я в случае чего и ре­веть начинаю. Тут уж — безотказно. Тебе, конечно, неудобно. (Ушла.)

Антон. Наелся?

Звонок. Пелагея Филатовна идет откры­вать. Возвращается вместе с 3 асеки-н ы м. Это рослый мужчина средних лет.

Пелагея Филатовна. Проходи, Засекин, проходи. Ордер на квартиру выдал, а жилья моего не видел.

Засекин. Довольна?

Пелагея Филатовна. Уж вот как! Засек и н (всем). Здорово, молодняк!

Все отвечают.

Я к тебе, Пелагея Филатовна, с новой ра­достью. Путевкой в дом отдыха тебя на прощанье завком премировал?

Пелагея Филатовна. Не забыли.



Засекин. Вот она. (Достает из кармана.) С доставкой на дом, как говорится. Я к ди­ректору иду, мимо шел, забежал. Распи­шись.

Пелагея Филатовна. Витя, дай твою ша­риковую. (Расписывается.)

Засекин. Восемнадцатого поедешь. Приходи к проходной, в восемь утра автобус будет. Восемнадцатого новый завоз.

Пелагея Филатовна. Приду, спасибо те­бе, Засекин. Ты взгляни на квартиру-то. Чаю, может, выпьешь? Я пирог испекла, ва­ренье сварила.

Засекин. Чаю не могу, некогда, а на кварти­ру гляну. (Прошел с ней в другую ком­нату.)

Антон. Витя, поговори с ним, он все-таки член завкома, совет подаст.

Виктор. О чем?

Антон. Как действовать.

Тамара. Витя, поговори, обязательно пого­вори.

Засекин (возвращается). Квартира вполне. Еще шестьдесят пять получили, завтра рас­пределять будем.

Тамара. Эдуард Фомич, у Вити к вам дело есть. Вы не задержитесь на минутку?



Засекин. Давай, Витя, три минуты отпускаю. (Посмотрел на часы.) Не опоздать бы...

Пелагея Филатовна. Чаю-то и выпей. Ведь все гоняешь, гоняешь,

Засекин. И не говори! Жена и то ворчит: «Брось ты это кружение, говорит, Эдик». А как бросишь? Привык. Я уж на этом деле одиннадцать лет, все ходы и выходы знаю. Одних квартир людям, наверно, со­тен пять выбил... Знаешь, как хорошо орде­ра-то выдавать. Глаза у людей сияют. На тебя как на доброго бога смотрят. Прият­но. Сам от этого лучше становишься. Ну, Витя, выкладывай.

Пелагея Филатовна подала Засекину чай.

Спасибо, Пелагея Филатовна.

Пелагея Филатовна. Кушай на здо­ровье.

Тамара. Мы уж мешать не будем.

Все уходят.



Засекин (пьет чай, ест пирог). Что у тебя, Витя? Светлая ты голова, растешь ты,

Витя, растешь. Ну, выкладывай... Да, уж коли ты мне, так сказать, на пути встре­тился... Ты теперь богач, грек Онасис... Счетовод наш Олсуфьев в тираж пошел, семьдесят семь ему. Вот до какого возраста не сдавался, любил свое дело. Мы ему сверх положенного узким кругом сбрасы­ваемся по копейке. Он тебе всю твою жизнь зарплату насчитывал. Брось в общий ко­тел, если хочешь.

Виктор. Сколько?

Засекин. Сколько пожелаешь.



Виктор (вытаскивает деньги). У меня только десятка есть.

Засекин (берет деньги). И на том спасибо. (Записывает в список.) Бережливый ты парень, это хорошо. Твердо на ногах стоять будешь. Распишись.

Виктор (расписываясь). Смешно это!

Засекин. Что тебе смешно, Витя?

Виктор. Ну вот мать расписалась — понятно. Получила путевку и подпись поставила, что получила. А тут — я же даю, и я же рас­писываюсь, что дал. Глупо как-то.

Засекин (складывая список). Не нами, Витя, это придумано, не нам ломать. Верно? Вот так. (С аппетитом ест.) Хороший пирог. Мать у тебя на все руки мастерица... Ну, давай, Витя, давай. Чем могу — помогу. А то время поджимает. Может, тоже пу­тевочку хочешь?

Виктор. Спасибо, не надо, мы туристами опять пойдем. Я, Эдуард Фомич, потом к вам в завком зайду, я еще не продумал.

Засекин. Ну, думай, думай, я тебя всегда рад видеть. Не насчет втулок?

Виктор. Нет.



Засекин. Решил бы ты эту проблему, мы бы по району на первое место одним махом рванули. Знамя на блюдечке бы поднесли... (Встал.) Ох, и достанется мне сейчас...

Виктор. Ругать будут?



Засекин. За дело. Общежитие упустил, дру­гим досталось. Может быть, тем-то более позарез, но... (Хитро.) Ладно, я методу вы­работал. Знаешь, меня ругают, кричат иногда, а я стою и в это время о чем-ни­будь приятном думаю: как рыбу на Сели­гере ловил, как с младшенькой в зоопарке зверушек смотрели... До чего она на понях кататься любит —каждый раз еле утаски­ваю... Вспоминаю, что вечером по телевизо­ру опять хоккей будет. А то, знаешь, и нер­вов не напасешься... Мать поблагодари от меня. Будь здоров, грек Онасис, пока! (Попрощался с Виктором за руку и стре­мительно вышел.)

В комнату сразу же вошли Пелагея Филатовна, Н онна, Антон, Т ама-р а.

А н т о н. Ну?

Виктор. Что? Тамара. Говорил? Виктор. Говорил. Н они а. О чем?

Виктор. Представьте, Олсуфьеву, счетоводу нашему, семьдесят семь. И до сих пор ра­ботал, только сейчас на пенсию пошел. Эдуард Фомич на подарок собирает. Я дал десять рублей. Десять, конечно, неловко. Скажут: у него четыре тысячи, а он всего десять.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет