Предложение было занятное. С какой стороны не посмотри, а это лучший выход на время, пока не уляжется суматоха, связанная с нами и Пачангом. Этот таец был умен, ничего не скажешь. Он продумал за нас все до мелочей. Глупо было отказываться.
Не сговариваясь, мы с Энди отвесили хозяину нечто вроде поклона в знак согласия и благодарности. Хозяин негромко хлопнул в ладоши и опять откуда-то, буквально из ничего возник наш молчаливый провожатый.
- Сейчас вас сфотографируют для документов и мы продолжим беседу.
Через час мы, наконец, освободились. Мы были сфотографированы с усами, бородами, гладко причесанные и лохматые, загримированные так, что выглядели на пять-семь лет моложе или старше. В конце концов фотограф остался доволен. После жара от софитов фотографа мы с удовольствием налегли на виски со льдом
и холодную кока-колу...
Мне уже надоело менять имена, но, увы, я стал Полом Зданевским, американцем во втором поколении польских кровей, а Энди поменял свои фамилию на весьма редкую и оригинальную в англосаксонском мире. Он стал Энди Смитом.
Пачанг стал полноправным и самым нужным членом команды шхуны. Поскольку я плавал раньше только на весельной лодке или на небольшом катере с подвесным мотором, а Энди когда-то катался по заливу недалеко от берега на небольшой прогулочной яхте, то Пачанг оказался для нас сущим кладом. Он провел на палубе чуть ли не всю сознательную жизнь и мог управляться с любым парусным судном.
Нашей заботой стали двигатели и навигация в открытом море. Бывало по пол ночи мы торчали на палубе, разыскивая нужные звезды, изучали лоции. Короче, через неделю нам предстояло стать морскими волками, а мы оставались жалкими сухопутными щенятами. В конце концов Энди не выдержал и заявил, что теорией он сыт по горло. Мне тоже так показалось, и мы решили, что на практике все познается быстрее и эффективнее...
Плавание затянулось. Сначала из-за наших великих познаний в навигации, моего почти полного непонимания команд Пачанга и задержек с их выполнением, да и Энди порой совершал ошибки в управлении нашей красавицей, плавание иногда было на грани гибели яхты, я уж не говорю о нас самих. Яхта была максимально автоматизирована и механизирована, но это лишь помогало, а не избавляло от трудностей. Три матроса, нанятых Пачангом, соображали в парусах значительно лучше нас. Но упорство и желание быть подальше от полуострова, именуемого Индокитайским, быстро сделали из нас вполне сносных мореходов. Скоро мы уже не валились замертво после дня плавания, а нормально коротали прекрасные вечера за покером или стаканчиком виски, пока "джон" - автомат подруливания - успешно вел нас на Филиппины.
В Маниле мы сошли на берег настоящими морскими волками и весь день провели в местных барах. Ясное дело - к вечеру набрались спиртным по самые помидоры. Пачанг был с нами, но в выпивке был куда как скромнее наших изголодавшихся по берегу душ.
Утром, проклиная все на свете спиртные напитки, мы накачивались кофе. Пачанг едва поспевал готовить новые порции и с почти отеческой улыбкой наблюдал, как два идиота хлещут священный напиток литрами.
Матросы тоже неторопливо тянули какую-то бурду и, посмеиваясь, откровенно глазели на нас. Наконец, Пачанг не выдержал и, глядя куда-то в потолок, задумчиво произнес:
- Я слышал, что у русских есть более радикальный способ поправить здоровье...
Энди вопросительно уставился на меня (если мутное выражение его глаз можно было назвать взглядом). Я понял тайца и достал бутылку. Два приличных по объему стаканчика почти мгновенно вывели нас из состояния прострации, а Пачанг бережно отнял у меня бутылку и поставил на место. Энди было запротестовал, но я был на стороне тайца, ибо знал, чем все закончится, если бутылка останется...
Больше мы не экспериментировали - за время плавания были и Сингапур, и Гонконг, другие жемчужины красоты и порока, но кроме женщин и умеренной выпивки - ни-ни... Мы были просто пай-мальчиками, бойскаутами младшего возраста. Пачанг нас сопровождал всюду и при малейшей угрозе потасовки или крутого разговора, если у местной нервной шлюхи оказывался "покровитель", то он, попросту, либо уводил нас из опасного места или расправлялся с сутенером без нашего вмешательства. Ну, просто нянька-кормилица, Арина Родионовна какая-то. Мало-помалу мы настолько привыкли, что все наши пожелания выполнялись, как по щучьему велению. Но довольно скоро я стал ощущать все большую неловкость перед ним. Энди же воспринимал это как должное: есть босс и есть слуга. Его точка зрения победила - я тоже стал относиться к нашим отношениям с тайцем почти так же. Тлетворное влияние проклятого загнивающего Запада проникло и в мою душу.
Еще в той памятной драке я обратил внимание, что Пачанг использовал какую-то незнакомую мне технику боя. Его уходы от ударов были просто фантастикой. Пачанг заметил, что мой стиль не очень ему импонирует, скромно пояснив свое утверждение тайским эквивалентом русской поговорки "сила есть - ума не надо". Потом не стал кочевряжиться и прочел мне вступительную лекцию об "айкидо", как заправский профессор, из которой я уяснил для себя главный принцип - использовать силу противника, а после нескольких практических занятий на полубаке внутренне признал правоту тайца - я был обыкновенным костоломом, не более. Вспомнил и своего инструктора по рукопашному бою: знал ли он о существовании такого вида боевого искусства и понял - знал. Но работал он с нами по программе, утвержденной каким-нибудь маразматиком-генералом, который, видимо, пил водку еще с самим Харлампиевым и самбо было для него вершиной рукопашного боя.
Второе, что я понял - Пачанг был большим мастером и прекрасным учителем. Я не удержался и как-то спросил его, где и кто обучал его самого, на что тот загадочно ответил:
- Вернемся в Бангкок, сам узнаешь.
И еще одна мысль сверлила мне мозги: почему Пачанг так заботится о нас? Неужели только из-за того, что я ему помог в заварушке, пусть даже и опасной для него? Но пока помалкивал в тряпочку и исправно с грохотом, опасным для яхты, валился на палубу после очередной неудачной попытки достать Пачанга своим любимым прямым ударом, Он, как змея, мгновенно реагировал на все мои уловки, а я вновь и вновь проверял прочность тиковых досок палубы. Самое непонятное, что иногда, после очередной неудачи я слышал похвалу тайца, Наконец, наступил долгожданный миг: я успел среагировать на прием вовремя и Пачанг получил полновесный удар. Разница в весе у нас была внушительная, и он чуть не улетел за борт. Мгновенно вскочил, а на его лице воцарилась блаженная улыбка, будто я только что ему вручил звезду Героя Советского Союза. Матросы зааплодировали. Я тоже слегка обалдел и с удивлением смотрел на свою левую руку, как на волшебную палочку...
Наши переживания были прерваны громким одобрительным свистом с рубки - Энди приветствовал мой успех и срочно готовил очередной high ball.
- Невероятно! Брависсимо! Наш супермен не валяется как мешок, а стоит на ногах! За это стоит выпить.
И стал готовить еще один бокал. Я вопросительно взглянул на Пачанга. Тот, продолжая улыбаться, разрешающе кивнул. Я давно не испытывал такого наслаждения - стакан виски со льдом казался мне золотым кубком чемпиона мира.
- Й-а-а!, - непроизвольно вырвался из меня торжествующий клич, и я, отхлебнув пару глотков, запустил стакан высоко вверх, а сам, ухватив всегда лежащую у рубки короткостволку, успел над самой водой превратить его в мельчайшие осколки. Впервые я ощутил, что смогу когда-нибудь сделать такое, как Пачанг, а таец, улыбаясь, поднял вверх большой палец. Честное благородное слово - я был по-настоящему счастлив за последние полтора года...
Глава 3.
Яхта покачивалась на стоянке для частных судов среди себе подобных красавиц. Мы были в Сингапуре, где три маленьких китайца начисто раздолбали мое собственное мнение о своем мастерстве рукопашного боя. Я вышел на палубу. Океан переливался золотыми бликами. Невольно вспомнились слова пролетарского классика - "море смеялось..." Энди отсутствовал, а Пачанг радостно хлопнул меня по плечу, приветствуя мой отнюдь не торжественный выход. Ноги у меня были какие-то не совсем твердые, я плюхнулся на палубу и закрыл глаза. Пачанг деловито приказал одному из матросов окатить меня ведром забортной воды, чем доставил мне несказанное удовольствие, и я рявкнул:
- Еще!
Матрос несколько раз повторил операцию, пока я почувствовал себя почти нормально и потому решился задать мучивший меня вопрос.
- Как же это так, дружище? Три каких-то замухрышки сделали меня, как ребенка...
Пачанг был лаконичен:
- Пьяный может драться только с пьяными.
Он был прав на все сто. Вчера я напился по-русски, то есть, в дым, в драбадан, в
стельку, как свинья, сапожник... А что за русская пьянка без драки? Алкоголизм какой-то, не более. Мой наставник был прав. Я снова провалился в сон. Последнее, что успел зафиксировать, отключаясь, - Пачанг сооружал нечто вроде тента над моей головой.
Отоспавшись, я начал вспоминать детали нашего фантастического путешествия - еще пару лет назад, любому, кто сказал бы мне, что я буду плавать по самым экзотическим местам нашего шарика, да еще на собственной яхте, я бы просто начистил рыло - чтобы не дразнил несбыточными мечтами. И вот нате вам. Лежу на палубе ценой в десять тысяч долларов, стоит повернуть голову - передо мной раскинулся один из легендарнейших городов мира, а подо мной плещется Южно-Китайское море. Эх, на мое бы место отца, который всю жизнь изучал и преподавал географию и никуда, кроме своей страны, не мог поехать... Железный занавес отрезал его навсегда от законного права любого географа - путешествовать. Придется мне за него. Только вот смогу ли я хоть когда-нибудь рассказать друзьям, какие закаты бывают на Филиппинах и каковы на вкус свежие плоды авокадо...
И родители, и друзья считают, что я где-то под Благовещенском, как последний идиот, вкалываю на какой-то шабашке. Другие, менее знакомые, вообще решили, что я давно спился и пропал наглухо. А может, помер. Ну и Бог с ним. То есть, со мной...
От ностальгических мыслей я вернулся на грешную землю, то бишь, на палубу. Да, Филиппины - прекрасная страна, а главное - в ней продается все, что душе угодно. Было бы достаточно денег, а то пост и министра можно заиметь. А еще тут полно американцев, которые не уступают филиппинцам в купле-продаже. Благо военных баз здесь хватает, а, стало быть, купить можно все - от фруктовых консервов до самоходной пушки. Все сводится лишь к одной простой вещи - цене. Энди провел несколько экскурсий по кабакам Манилы сначала в обществе здоровенного сержанта, а потом к ним присоединился еще какой-то интендантский капитан. В результате наша яхта перекочевала в уютный заливчик, где находилось нечто вроде частной верфи, а вскоре туда прибыл большущий вертолет американских ВМС "Sea Horse" . Из его чрева слышался заливистый женский смех.
Американцы умели сочетать бизнес с развлечениями. Пятеро солдат во главе с капитаном и сержантом сноровисто выгрузили у причала целую гору свежепокрашенных ящиков. Сквозь наскоро положенную камуфляжную краску кое-где проглядывали надписи типа US GI. После короткого расчета вся компания погрузилась в свою бандуру и испарилась. Мы благоразумно последовали их примеру, оставив яхту в распоряжении капитана инженерных войск с группой спецов из американской и филиппинской армий. Этакое братство по оружию. Им были даны все необходимые указания, неисчерпаемый запас выпивки и жратвы. Через пару недель яхта снова стояла у причала, а капитан еле вскарабкался по трапу из каюты после отчета о проделанной работе. Его карманы приятно оттопыривались от тугих пачек банкнот - плата за работу и недельное молчание. Причем ни мы, ни капитан не признавали дурацких бумажек, именуемых чеками, а предпочитали наличные. Через неделю пусть, кому не лень, ищет нас на пространстве от Филиппин до Гонконга.
Когда ветер наполнил наши паруса и архипелаг остался только в нашей памяти, мы
тщательно проверили работу капитана. Новейшее навигационное оборудование в рубке радовало мой радиолюбительский глаз: радиокомпас, эхолот, вседиапазонный мощный трансивер и хитро замаскированный радар. При нажатии определенных кнопок из топа мачты выползала складывающаяся поворотная антенна, а сигнал выводился на экран обыкновенного стандартного эхолота. Блеск!
На всякий случай появилось и кое-что из стреляющего, причем довольно громко, а,
главное, эффективно. Нас уже не раз предупреждали, что плавания в этих водах чреваты приятными неожиданностями. Один раз мы чуть не испытали это на своей шкуре - за нами увязалась подозрительная джонка, а когда неизвестные на ней
поняли, что у нас солидное преимущество в скорости, они пустились было за нами
в быстроходном "Зодиаке". Дружный огонь из двух АПС довольно быстро остудил их пыл, тем более, что мы все-таки попали, хоть не в пиратов, но в лодку. Они прекратили погоню, благоразумно решив подождать более покладистую добычу. А мы намотали себе на ус. Отсюда родились походы Энди по кабакам, которые и привели нас в конце концов в ту уютную бухту. Теперь, учитывая наш собственный опыт пиратства на Меконге, мы были готовы к любой нежелательной встрече...
Я тоже прибарахлился - в оружейном магазине увидел воплощение своей мечты. Это была "Husqarna" модели 561. Длинный ствол, патрон magnum, вес пули около 90 граммов и магазин на три патрона. Для такой винтовки вполне достаточно. Отличная отделка, просто произведение искусства. Плюс мощный телескопический прицел. Когда я взглянул сквозь него через окно магазина, то чуть не вздрогнул - дом на противоположной стороне улицы просто прыгнул на меня: я мог пересчитать все песчинки на его штукатурке!
Лишняя пара сотен оказалась просто-таки скипидаром в задницу хозяина магазина.
С молниеносной быстротой передо мной появились коробки патронов "магнум" с
разными пулями - от бронебойных со стальным сердечником до разрывных. Отличный чехол из коротко стриженой овчины, пропитанный изнутри оружейным маслом для защиты от морского воздуха и воды, а также дальномер дополнили натюрморт на военную тему.
Потом хозяин просто растворился в воздухе и вновь появился уже с разрешением от полиции на оружие. Нет, мне определенно нравился проклятый (он же загнивающий) капитализм. Особенно с моими бабками, творившими маленькие чудеса. О том, что бы я делал, не будь у меня этих зеленых бумажек, как-то думать не хотелось. Раз уж так получилось, не переключаться же мне опять в социализм...
В море, когда установился почти полный штиль, я решил испробовать свое приобретение. Команда, в полном составе, то есть Энди с Пачангом, заняли места в королевской ложе - на крыше рубки, матросы - на палубе. Гнусные шуточки по поводу моей пушки могли достать кого угодно, но только не меня в тот момент. Энди заявил, что я смотрю на винтовку, как ребенок на мороженое, и это было правдой. Когда я начал сооружать из обломков швабры и старого бочонка подобие плавучей мишени, их остроумие достигло предела. Но я жестоко ошибался. Винтовка не была пристреляна с прицелом и первые выстрелы были просто безобразными. Взрывы хохота на меня не действовали, я продолжал методичную пристрелку. Все, наконец, поймал! Но не разочаровывать же почтенную публику! Я сделал три контрольных выстрела - все пули точнехонько легли в воду в полуметре перед мишенью. Публика изнемогала от восторга, пора было испортить ей все удовольствие. Я спокойно послал в патронник разрывнуху и заорал диким голосом:
- Мир-р-р-овой ат-т-р-акцион! Смертельный номер! Слабонервных просят удалиться! На арене вновь несравненный любимец публики Робин Гуд! Последнее представление сезона!
Я кривлялся, Энди ржал, но умница Пачанг что-то уловил в моей игре на публику и взялся за бинокль. Я прицелился. Еще раз грохот прокатился над неподвижной водой, но мишени на ней не было - лишь в бинокль Пачанг мог видеть плавающие щепки на том месте, где она была пару секунд назад. Энди замолк на половине своей очередной плоской шутки, забыв прикрыть рот. Пачанг хитро улыбнулся и начал тихо аплодировать.
Я шутовски раскланялся и только теперь почувствовал, какая мощь была у этой винтовки - плечо просто занемело от отдачи. Но это пустяки по сравнению с результатом. Пачанг взял дальномер, недоверчиво посмотрел на шкалу, проверил еще раз и выдохнул:
- Тысяча восемьсот ярдов!
Энди выхватил у него дальномер и сам убедился. Челюсть его вновь улеглась на колени.
- Закрой рот, дура, я все сказал, - процитировал Райкина по-русски и начал переводить ихние ярды-недомерки в нормальные метры. Результат исчислений меня потряс - полтора километра! Моя челюсть тоже грохнулась о палубу...
От приятных воспоминаний о своем триумфе и последовавшей за этим грандиозной попойке меня оторвал дикий шум. Явился главный "сахиб" Энди в окружении банды носильщиков. Их дикие вопли затихли, когда Пачанг сунул этим вымогателям зеленые купюры с президентами США, а на требования дать еще, ответил отличным толчком-ударом в лоб главному крикуну. Тот пробкой вылетел на причал, а остальные мгновенно смылись. Крикун повертел головой, пытаясь понять, что с ним сделал этот невзрачный коротышка, но от дальнейших исследований скромно отказался.
Мы с тупым удивлением глядели на гору свертков, пакетов и коробок.. Энди вытер пот и кротко пояснил, что выглядим мы как самые последние hobo (по нашему - бомжи), а в свертках - одежда, ибо он не желает появляться в жемчужине Индокитая Бангкоке в компании оборванцев. И вообще, он устал от вечных забот о нашей респектабельности и желает спать. После чего растянулся на палубе и захрапел. Я обнюхал его - точно, от великого моралиста, который еще вчера поносил меня на чем свет стоит за пьянство, несло таким перегаром, что я отвернулся. Пачанг улыбался своей таинственной восточной улыбкой...
Глава 4.
Ночь. Яхта почти бесшумно скользит по пологим волнам после позавчерашнего шторма. Тишина. Рокот дизелей не в счет - глухой выхлоп в воду далеко на корме почти не замечаешь. Я вспомнил, как впервые ночевал один в лесу. Тихий, почти неслышный шепот еловых веток, редкий крик птицы, непонятный и потому загадочный шорох... Ощущение полного одиночества на целой планете.
В море я испытал еще раз то же самое. Только еще ярче. Надо мной было бескрайнее небо, а вокруг такой же бескрайний океан. В душе даже мурашки пробежали.
Все дни после отплытия из Гонконга что-то беспрерывно не давало мне покоя. Со мной что-то произошло, только вот я никак не мог вспомнить, что? Так бывает по утрам, когда уверен, что видел сон, но никак не получается восстановить его в памяти. Это "что-то" было весьма тревожным, и я снова и снова насиловал отупевшие от безделья и безопасности мозги. А тревожная лампочка в башке продолжала гореть.
Этот красный свет не давал спать и я, к великому удовольствию Энди и Пачанга, охотно вызывался даже на "собачьи вахты" к концу ночи. Я надеялся, что, быть может, этот самый "час Быка" поможет мне вспомнить - и точно. Однажды перед рассветом я увидел эти глаза. Именно глаза.
Но почему глаза? Что-то не увязывалось в единую картину - я весь вечер и часть ночи провел, перебираясь из кабака в кабак. Действовал наобум, ориентировался только на рекламу, однако эти глаза соединяли вместе все эти незнакомые мне места. Почему? Чьи глаза?
Есть, вспомнил. Глаза принадлежали крепенькому мужичку и были раскосыми. Причем мужичок был китайцем или японцем, тут у меня твердого убеждения не было. Ясно было одно - этот мужичок шел за мной по всем этим ср...м злачным местам. В последнем (или предпоследнем) кабаке с девочками я даже спросил его, чего он ко мне прилип...
Наконец я смог разрядиться и хорошенько, минут на десять, во всю глотку выматериться по-русски. Мат отлично гармонировал с элегантной яхтой и прекрасным пейзажем в Сиамском заливе в стиле Айвазовского. Только он не вписывался в намерения Энди и Пачанга хорошенько поспать, и они выпрыгнули из каюты, как дурацкие американские чертики из коробочки. Пока я успокаивал их, что мы пока не тонем и на нас никто не напал, они пришли в ярость от неожиданного пробуждения. Пора было остудить их пыл.
- Я знаю, что это вам не понравится, но выслушайте меня, не перебивая.
Пришлось им выложить всю историю моего похода в компании крепенького японского или китайского мужичка. Лица у них стали очень серьезными, когда я закончил свою речь, присовокупив, что я кретин, каких мало, С этим они охотно согласились, а Энди задумчиво добавил:
- Он катил за нами почти до самого порта. Я заметил, что кто-то повис у нас на хвосте, пока я перевозил твой труп на яхту, но он у самого порта отвалил в сторону. Я решил, что нам просто было по пути... Теперь ясно - он знал, куда мы едем и свалил, пока я не засек его окончательно.
Мои друзья, явно обеспокоенные, стали обсуждать возможные варианты. Мне было все ясно - кто-то нас выслеживал, кому-то мы стали очень нужны. Чтобы окончательно проверить свои догадки, я включил радарную установку. В темноте над моей головой с легким щелчком развернулась антенна, и я обнаружил, что мы не так уж одиноки в этом заливе. И слева и справа, и, конечно, сзади, было множество судов. Только вот каких?
Я уже достаточно натренировался и мог определить примерные типы судов, которые нам встречались. Так: по левому борту у нас, как минимум, танкер и еще одно грузовое судно приличного водоизмещения, не считая мелочи. По курсу - тоже парочка сухогрузов с активными радарами, справа почти пусто, а по корме несколько мелких точек. Это или парусные яхты или большие джонки с пассивными радиоотражателями. А если снять эти нашлепки с мачт, так ни один радар издалека не почует деревянную лодку с парусом. Даже большую. Значит, надо понаблюдать.
Энди ушел переваривать информацию внизу, а Пачанг еще раз попросил меня описать все мои похождения. Бля, странная штука, эта память. Еще два часа назад я не мог припомнить ничего, а после третьего или четвертого повторения я вспомнил почти все. Лицо этого японца (или китайца) встало перед глазами, как на фотографии, и я подробно описал его. Вспомнил даже маленький треугольный шрам над левой бровью. И, конечно, эти непроницаемые глаза, находившиеся в резком контрасте с выражением лица. У них никакого выражения не было вовсе. Вообще!
Когда я описал глаза и упомянул о шраме, Пачанг внимательно посмотрел на меня. Уже совсем рассвело, и я разглядел на его лице удивление, граничащее со страхом.
- Ты что, знаешь, о ком я говорю?
- Не знаю точно, не уверен...
Зато я был уверен. Пачанг знал этого япошку или, быть может, кого-то другого, похожего на него, но то, что он его боялся - это точно. Меня не проведешь. Даже внешняя непроницаемость этих детей Востока оставляла место страху на их лицах. Он таился короткими вспышками в темных раскосых глазах. Эти-то вспышки я увидел в глазах Пачанга. Он боялся, а до меня дошло, что так поразило в глазах того самого япошки - в них как раз и не было даже тени, даже мельчайшего намека на чувства. Казалось, он смотрит сквозь тебя, не воспринимая всерьез ни твое тело, ни твою душу, ни твое оружие. Он стоял над всеми человеческими понятиями и чувствами, равнодушно взирая на них, как жестокий, но снисходительный бог.
Достарыңызбен бөлісу: |