Действующие лица:
Маннео Аманати, по прозвищу Грассо – столяр краснодеревщик.
Филиппо Брунеллески – архитектор.
Донателло – скульптор.
Джованни Руччелаи – флорентийский дворянин.
Пристав.
Брат Маттео – флорентийский житель
купец, судебный пристав и стража, заключенные в тюрьме.
Дом Брунеллески рядом с площадью Боницци.
Брунеллески, Донателлло и Руччелаи ужинают гусём отца Таддео. И смачно выпивают.
Руччелаи. Кто же лучший живописец после Джотто?
Донателло. Чимабуэ.
Руччелаи. Что? Тебе изменил вкус, Донателло! Тогда уж Орканья!
Донателло. Не смеши меня, Руччелаи!
Руччелаи. Стой, эдак мы зайдем далеко. Было конечно много отличных художников, и писали они так, что это казалось не под силу человеческой природе, но мастерство это упало и продолжает падать с каждым днем.
Донателло. Аминь!
Брунеллески. Какая ужасная ложь!
Руччелаи , Донателло. Что?
Брунеллески. А мне кажется, вы сильно заблуждаетесь и я докажу вам с полной несомненностью, что никогда еще человеческое искусство не было на такой высоте, как сегодня, в особенности же в живописи, а еще более в изготовлении изображений из живого человеческого тела.
Руччелаи и Донателло содрогаются от смеха.
Донателло. Ты уморил нас, Брунеллески!
Руччелаи. У него протек купол!
Брунеллески. Перестань те кудахтать и послушайте, что я вам скажу!
Руччелаи . Давай послушаем, что он скажет!
Брунеллески . Я считаю, что лучшим мастером, который когда либо писал и создавал, был наш Господь бог…
Донателло. Это не вызывает возражений.
Брунеллески. Но мне кажется многие рассмотрели в созданных им фигурах большие недостатки и в настоящее время исправляют их.
Донателло. Кто же эти современные художники, занимающиеся такими исправлениями?
Брунеллески. Флорентийские женщины!
Руччелаи . Ну-ка, ну-ка…
Брунеллески . Случается часто, да и пожалуй в большинстве случаев, что родится девица, похожая на жука. Но посмотрите, что потом происходит: ведь потри ее здесь, подштукатурь там, выставь на солнце и готово! Она станет белее лебедя! Если женщина бледна и желта, искусственными красками ее превращают в розу. Ни один живописец, не исключая Джотто, не мог бы наложить краски лучше них. Но самое замечательное то, что лицо неправильное, с глазами на выкате, вдруг окажется имеющим глаза сокола; если у кого-нибудь нос кривой, его мигом сделают прямым, и ослиную челюсть каким-то чудом приведут в порядок, слишком крупные плечи подстругают, если одно из них ниже другого его приподнимут с помощью ваты, и короче, тоже самое делают с грудью и бедрами без помощи резца так, как и при помощи его не сумел бы управиться никакой ваятель!
Короче я заявляю, что флорентийские женщины – лучшие мастера кисти и резца из всех, когда либо существовавших на свете и заметьте – их много…
Донателло. Аминь.
Руччелаи. Здорово сказал ты, Брунеллески!
Донателло. Нет, всё-таки как объяснить, что сегодня с нами нет нашего Грассо?
Брунеллески. В том, что касается его ремесла, он - великий мастер, но вот нрав у него иногда препаршивый.
Донателло. Может, у него и есть какое дело.
Руччелаи. Нет, какие же такие дела у него в самый праздник, это он по своей дурацкой прихоти взял и расстроил нашу компанию!
Донателло. Э, давайте устроим над ним какую-нибудь такую шутку, чтобы он впредь не смел о таком и подумать!
Руччелаи. Но что сделать? Заставить его заплатить за ужин или ещё что-нибудь в этом роде?
Брунеллески. Мы можем переплюнуть флорентийский женщин, и сделать человека не тем, кем его создал господь Бог!
Донателло. Что?!
Брунеллески. По моему, надо с ним сделать вот что: мы заставим его поверить, что он превратился в кого-то другого, что он больше не Манео Аманати по прозвищу Грассо - столяр-краснодеревщик – а совсем другой человек.
Руччелаи. Да это никак не возможно!
Брунеллески. Ещё как возможно! Слушайте: мать его, донна Дженолла, позавчера уехала к себе в Польверону, а когда должна приехать – того она не сказала….
Мастерская Грассо на площади Сан-Джованни.
Маленькая лавка, кругом развешены инструменты. За перегородкой – небольшая лежанка, покрытая козьим одеялом. Грассо заканчивает работу на токарном станке. Входит Брунеллески.
Брунеллески. Что это ты, Грассо, решил прогневать всех святых?
Грассо. Здравствуй, Филиппо! Бога работой не прогневишь. Уж больно меня просил доделать этот заказ Руччелаи!
Брунеллески. Не твоя ли жадность просила тебя об этом?
В лавку вбегает слуга.
Слуга. Не приходил ли сюда Филиппо Брунеллески?
Брунеллески. Я сам и есть этот Брунеллески.
Слуга. Идите скорее домой. Уже два часа тому назад вашей матери сделалось плохо. Бегите скорее, она почти при смерти.
Брунеллески. Пока, Грассо.
Грассо. Вот несчастье! Я пойду с тобой, в таких случаях помощь друга годится.
Брунеллески. Спасибо, Манео! Сейчас тебе нечего идти, а если ты мне понадобишься, я за тобой пришлю. Подожди меня здесь немного, и, если я сразу не пришлю за тобой, ступай домой.
Брунеллески уходит, а Грассо снимает фартук и начинает прохаживаться около мастерской. За углом Брунеллески вскрывает дверь его дома и прячется за ней. Из переулка на секунду выглядывает Донателло.
Грассо. По-видимому, я больше не нужен Филиппо, раз он не прислал за мной.
Ещё немного подождав, Грассо идёт к своему дому.
Подходит к нему и пытается открыть дверь, но обнаруживает, что она заперта изнутри.
Грассо. Что за чёрт! Ей, кто там? Отворите скорей!
Брунеллески. (голосом Грассо из-за двери) А, Маттео, это ты!? Не шуми так! У меня столько забот! Только что Филиппо Брунеллески был у меня в лавке, и за ним прибежали, потому что его мать при смерти, и я провёл из-за этого печальный вечер. Донна Дженолла, давайте же ужин! Право стыдно вам вместо того, чтобы вернуться ещё два дня назад, вы приехали только сегодня. Ступай, Маттео, твои брат ищет тебя целый день.
Грассо. Какой Маттео? Я – Манео!!!! Что это такое!? Что же это - я сам разговариваю с собою там на лестнице?! Кто-то утверждает, что Филиппо был у него в лавке, когда туда пришли сказать, что его мать больна и кто-то спорит с моей матерью – донной Дженолой! Должно быть, у меня чужая голова на плечах. Пойду-ка покричу в окно, что за чёрт!
Из-за угла выходит Донателло, с головой закутанный в плащ.
Донателло. Если ты, Маттео, ищешь Грассо, то он только что вышел с заднего двора и пошёл к себе в лавку.
Донателло исчезает так стремительно, что Грассо не успевает его рассмотреть в надвигающихся сумерках.
Грассо. Ой! Пойду-ка я обратно. А когда вернусь, все уже будет как всегда...
Разворачивается и идет к мастерской. По пятам за ним крадётся компания Брунеллески. Навстречу Грассо выходит купец и судебный пристав.
Купец. Хватайте этого человека, это Маттео, мой должник!
Грассо хватают и тащат, он упирается.
Грассо. Какие у меня такие с тобой были дела, что ты меня ловишь с понятыми? Да я и не Маттео, а Манео! Не было у нас с тобой никакой тяжбы! Я Грассо, мебельщик, я не знаю что это за Маттео-шманео!
Купец. Бесстыжие твои глаза! Как? Это у тебя-то нет никаких дел со мной!? Да чтобы я сразу не узнал Маттео, моего должника?! Не знаю я тоже - какой такой Грассо-шмассо-мебельщик. Но, за кого ты там себя не выдавай – а тебя заставят расплатиться! Ты отлично прописан в моих долговых книгах! Ведите его и мы разберём там, кто он такой.
Грассо. Что же это творится! И ведь как назло на улице – ни души! Л-юю-ди! Дьявол разрази эти праздники!
Грассо приводят к тюрьме. Это подвал с зарешеченными окнами на уровне земли.
Пристав. Ничего, ты у меня насидишься, умник! Видите ли, он не Маттео…
Возится у дверей тюрьмы, отпирая их.
Купец. Этот тот ещё хитрец...
Грассо. С ума вы все сошли что ли?
Пристав вталкивает Грассо в тюрьму.
Заключённые. (хором из подвала) Добрый вечер, Маттео!
Дверь захлопывается, Брунеллески дает по монете приставу, купцу и все скрываются. Грассо прилипает к решетке окна. К нему подходит один из заключенных.
Заключённый. Что это на тебе лица нет! За что это тебя?
Грассо. Похоже на то, что я должен немного денег одному человеку, который и велел меня задержать, но я расплачусь с ним завтра, рано утром. И, может быть, тогда все это и кончится…
Заключённый. Садись-ка с нами ужинать и помни, что здесь всегда остаёшься дольше, чем думаешь.
Грассо. Господи помилуй!
Грассо стоит у окна и держится в тоске за решётку.
Грассо. Что же мне теперь делать, когда я из Маннео вдруг превратился в Маттео? Потому что я больше уже не сомневаюсь, что я не Грассо по всем признакам. А если я пошлю сказать матери, и там будет настоящий Грассо, они станут смеяться надо мной и скажут, что этот самый Маттео сошёл с ума. Стой! А я теперь кто же?!
У решётки появляется Руччелаи.
Грассо. О! Никак это Джованни, сын мессера Франческо Руччелаи! Ведь это он заказал мне подставку для Мадонны! Кому? Маннео или Маттео?!
Грассо начинает подпрыгивает у решётки, делать разные знаки, пытаясь привлечь внимание Руччелаи.
Руччелаи. Товарищ, чему ты так радуешься?
Грассо. Я ничего…
Джованни Руччелаи. Ты что-то хотел сказать мне?
Грассо от изумления протирает глаза – один из его лучших друзей смотрит на него как на абсолютно незнакомого.
Грассо. Да, в общем-то, ничего особенного… А скажите только, знаете ли вы некоего Грассо, у которого есть лавка на площади Сан Джованни и который делает многое по столярной части - например – тарсии, подставки для мадонн…
Руччелаи. Как, знаю ли я его?! Конечно. Это мой большой друг и прямо отсюда я пойду к нему за вещицей, которую ему заказал. Это как раз подставка для мадонны! Как ты узнал?
Грассо. Ох, что и откуда я теперь узнаю - этого я и сам не понимаю… О, пожалуйста, сделайте мне удовольствие, скажите ему, что один из его друзей сидит теперь в тюрьме, и что он окажет большую услугу, если придёт сюда на пару слов.
Руччелаи. Хорошо, сделаю так.
Руччелаи уходит, Грассо провожает его глазами.
Грассо. С этой минуты я могу быть твердо уверен, что я больше не Грассо и что я стал теперь Маттео. Джованни Руччелаи, с которым мы вместе выпили не одну бочку вина, не узнал меня! Дьявольское положение! Потому что, если я расскажу всё, что со мной случилось, меня сочтут за сумасшедшего, и мальчишки будут за мной бегать и швыряться камнями, а если я буду молчать, произойдёт множество ошибок, как например та, что привела меня сюда. Как ни верти, всё плохо…Хорошо ещё, что Маттео только не платит долгов, а если бы он кого-нибудь зарезал?! Однако поглядим, придёт ли Грассо, потому что если он придёт, уж ему-то я всё расскажу и мы с ним увидим, что всё это собственно значит! Только как еще сам Грассо посмотрит на эту историю… Нет! Грасо – это я! Или нет?
Пристав. Маттео, к тебе пришли!
Грассо. Это я пришел ! То есть не Грассо, который я, а тот Грассо, который… То есть, это я сам к себе пришел! Тьфу, ты черт!
Появляется брат Маттео – один из которых совершенно не знаком Грассо, а другой – закутавшийся в плащ Донателло.
Брат Маттео. Что, Маттео, допрыгался?
.
Грассо. Это не я к себе пришел. Это пришли мои новоявленные родственники…
Брат Маттео. Ты знаешь, Маттео, как мы предостерегали тебя от дурного поведения, как мы беспрерывно повторяли тебе: «Берегись, Маттео! Ты же каждый день входил в долги, должая то одному, то другому и – заметь - никому не платил, потому что игра не позволяла тебе сберечь ни одного сольдо.
Грассо. Горе мне! Оказывается, я ещё и игрок!
Брат Маттео. Вот теперь ты в тюрьме и хотя знаешь, что мы богаты и можем платить хоть каждый день за тебя…
Грассо. Хоть одна хорошая новость за целый день...
Брат Маттео. Мы предупреждаем тебя, что если бы не наша честь и не желание матери, мы оставили бы тебя здесь гнить, чтобы ты получше узнал - что такое тюрьма. На этот раз мы еще заплатим за тебя. Однако знай – если ты ещё раз когда-нибудь сюда попадёшь, ты останешься тут столько, что успеешь соскучиться. Через час мы придём за тобой. Тогда никто не узнает про эту беду, и нам не придётся краснеть за тебя.
Грассо. Клянусь, что никогда более не стану себя вести так, как прежде, никогда не буду больше бесчестить вашего-нашего имени и прошу вас ради Бога не забыть только забрать меня отсюда!
Брат Маттео. Эту песню мы от тебя уже слышали, но посмотрим, как будет в этот раз!
Братья уходят. Брунеллески со товарищи прокрадываются вдоль стены и замирают у окна.
Грассо. Дело идёт всё хуже и хуже… Вот уж пришли за мной два брата Маттео... Но вот когда я окажусь на свободе, что же со мной будет?! Вернуться домой невозможно, потому что если Грассо там, то что мне сказать, чтобы меня не сочли за дурачка? А что там будет этот Грассо, так это - наверное. Если бы его там не было, моя, то есть его, то есть его-моя мать послала бы меня искать, мать твою так...
Пристав. Берегись туда возвращаться! Лучше пойди с твоими братьями и погляди, куда они тебя поведут и что с тобой сделают.
Вся компания Брунеллески молча умирает от смеха стоя около окна тюрьмы.
Возвращается брат Маттео, пристав передает ему Грассо и тот пинками гонит его по улице. Останавливаются у кого-то дома. Грассо с удивлением осматривает его.
Грассо. Сколько раз проходил здесь и не знал, что это мой дом…
Брат Маттео. А, ты опять несешь этот бред?!
Брат Маттео отводит Грассо в небольшой чулан.
Брат Маттео. Подожди- ка здесь, а то я боюсь доставить огорчение нашей матери твоим появлением, потому что уже давно не ждёт она от тебя хорошего. Жди меня здесь.
Грассо. Как вам будет угодно, господин брат.
Брат Маттео возвращается с переодетым в священника Брунеллески.
Брат Маттео. Спускайтесь сюда, мессер.
Грассо в печальной задумчивости сидит за столом. Входит Брунеллески, Грассо встаёт.
Брунеллески. (изменив голос) Добрый вечер, Маттео. Давненько я не видел тебя у обедни!
Грассо. Добрый вечер. Что вам угодно?
Брунеллески. Я пришёл немного поговорить с тобою.
Грассо. А я думал – вы пришли меня отпевать. Тогда все стало бы ясно – я умер и пребываю в чистилище.
Брунеллески. Причина того, что ты видишь меня здесь это новость, которую я узнал, и которая сильно меня огорчает. Недавно ты был задержан за долги и как человек совестливый, о чем я знаю, как твой духовник, был этим так огорчён, что чуть не лишился разума. Среди нелепостей, которые тебе приписывают, рассказывают, что ты больше не хочешь быть Маттео и что ты выдаешь себя за некоего столяра Грассо. Несомненно, стоило бы тебя побранить за уныние, за то, что от такой малости ты так упал духом, что подаешь повод к насмешкам. Приди в себя, вернись к своим делам!
Грассо. Знать бы еще – какие они такие теперь, эти мои дела…
Брунеллески. И начини жить, как честные люди живут. Если люди узнают обо всём этом, ты сделаешься совсем пропащим человеком. Соберись с духом, снова стань разумным существом и забудь свои выдумки!
Грассо. Я сделаю всё возможное, чтобы исполнить ваш совет. Я обещаю отныне употребить все усилия и не думать, что я кто-то другой, а не Маттео. Я попрошу у вас только одной милости – позвольте мне поговорить с этим Грассо. Нет, но просто интересно, кто я есмь в действительности?!
Брунеллески. Я вижу, что ты упорствуешь! Зачем тебе понадобилось говорить с Грассо? Какое у тебя дело до него? Чем больше ты запутаешь сюда людей, тем больше вреда себе же сделаешь!
Грассо. Хорошо, мессер. Я никуда не пойду.
Входит брат Маттео.
Брунеллески. Мы обо всём поговорили, и, уповая на милость божью, можно думать, что отныне он переменится.
Брат Маттео. Благодарю вас, мессер Григорио.
Брунеллески, уходит. Грассо печально смотрит ему в след.
Грассо. Значит, я еще не умер и я действительно Маттео, а не Маннео. Какой ужас…
Брат Маттео. Выпей же вина, Маттео, что-то говорит мне, что тебе это не повредит.
Грассо. Кажется, я бы сейчас выпил море…
Брат Маттео. Ты опять за старое, пьяница ты непотребный?
Грассо. Боже меня упаси!
Брат даёт ему выпить вина, предварительно вылив туда что-то из пузырька. Грассо выпивает и тут же падает на кровать. Входят Брунеллески, Донателло и Руччелаи.
Донателло. Что ты ему дал?
Брунеллески. Это раствор опиума, теперь его несколько часов не разбудишь, хоть его бей. Давайте носилки. А мне ещё надо заглянуть к нему в лавку. Держи, друг!
Брунеллески дает монету брату Маттео.
Брат Маттео. Всегда к вашим услугам, мессере, но я думал – вот-вот лопну от смеха, которому нельзя дать ходу!
Брунеллески. Сегодня все были великолепны, ведь флорентийцы всегда готовы сыграть друг с другом какую-нибудь шутку!
Донателло. Как тебе пришла в голову эта мысль, Брунеллески?
Брунеллески. Это просто. Если посредством перспективы мы, художники, каждый день обманываем людей, изображая на плоской поверхности удаленное, то я подумал – не сделать ли то же самое с Грассо.
Руччелаи. Когда он все узнает, боюсь, нам придется от него прятаться недели две, пока он не успокоится! Потащили его!
Лавка Грассо.
Удар колокола. Грассо просыпается на кровати, только ногами на подушке.
Вскакивает на кровати и узнаёт свою комнату. Протирает глаза и впадает в ужасное смущение. Размышляет и так и эдак. Наконец встаёт и входит в лавку.
Грассо. Да поможет мне Бог!
В лавке все предметы лежат и стоят вверх ногами.
Грассо. Что за чёрт! Ведьмы здесь что ли справляли свой шабаш?!
Начинает убираться. В лавку входит брат Маттео. За дверью появляются Брунеллески, Руччелаи и Донателло.
Брат Маттео. Добрый день, хозяин!
Грассо едва не падает в обморок.
Грассо. Добрый день… Что вам надо?
Брат Маттео. А вот сейчас узнаете… Дело в том, что у меня есть брат Маттео, который от огорчения, что его взяли под стражу в праздничный день, помешался немного в рассудке и, между прочим, он говорит, что он больше не Маттео, а хозяин этой лавки и что его зовут Маннео. Мы делали ему внушение и даже приводили к нему священника из нашего прихода – достойнейшего, кстати, человека. Маттео обещал ему выбросить эту мысль из головы и лег в постель в нашем присутствии. Но сегодня утром, когда никто его не видел, он вышел из дома и мы не знаем, где он. Поэтому мы пришли посмотреть – не здесь ли он!
Грассо во время монолога перебирает инструменты и, наконец, берёт здоровенную киянку.
Грассо. Я не понимаю даже букв этих слов, не то, что их смысла!!! Что за бредни всё это! Никто сюда не являлся, а если он говорит что он Грассо – то он, ей- Богу, болван, и если я только встречу его лицом к лицу, он узнает правду!!!!
Брат Маттео выбегает, скрываются и Брунеллески с Руччелаи. Грассо бросает киянку, выходит из лавки, хлопая дверью.
Грассо. Что за чертовщина происходит здесь эти два дня! Всё. С меня довольно, даже если я до пояса Маттео, а от пояса Грассо.
В ужасе останавливается и заглядывает в свои штаны. Остаётся удовлетворённым увиденным.
Грассо. Мне пора проветриться!
Убегает.
Безутешная вдова.
Действующие лица:
Солдат Кола – стражник.
Мадонна Леджера – молодая вдова.
Подеста – флорентийский судья.
Джентиле – вор.
Игрок в кости.
Стражник, пристав, горожанин.
Замок подеста.
Судья отправляет свои обязанности. Рядом с ним стоит Джентиле с верёвкой на шее и солдат Кола. Здесь же пристав, богатый горожанин и игрок.
Подеста. Ну что, Джентиле. Ты переполнил чашу терпения господню! Придётся тебе топтать ветер.
Джентиле падает на колени и простирает к судье руки.
Подеста. Ты же Кола, встанешь на часах у виселицы, чтобы родные не украли его тело. И клянусь гробом господним, если ты проворонишь, виселица будет пустовать не долго.
Кола. Если бы только вашей милости было угодно сменить меня пораньше утром…
Подеста. Тебя сменят ещё до первой стражи.
Джентиле. Простите меня, простите!
Подеста. Бог простит, а я устал от тебя!
Кола уводит сопротивляющегося Джентиле. Где-то на дальнем плане вешает его, и висящий Джентиле остаётся частью декора
Подеста. (горожанину) И не стой здесь, добрый человек. Я всё сказал по твоему делу.
Горожанин уходит.
Пристав. Мессер подеста, вы потеряли зайца, потому что тот, кому вы не оказали услуги по его просьбе, хороший охотник, и, если бы вы услужили ему, он был готов послать вам зайца.
Подеста. На это скажу тебе: если бы он дал мне зайца, я бы его съел и переварил, но стыда бы я не переварил никогда… Это что за человек? (показывает на игрока)
Пристав. С позволения вашей милости… Этот человек взяв свечи от распятия поставил их на гробницу Данте и сказал: «Возьми их, потому что ты гораздо более достоин свечей, чем он!»
Подеста. Это дело архиепископа, а я пошел...
Пристав. Да ведь его только что похоронили! Послушайте его, мессер подеста, и вы не пожалеете…
Подеста. Что же, добрый человек, правду говорят ли те, что привели тебя?
Игрок. Не отрекусь. Я не сказал бы вам ничего другого, даже если бы меня грозились тут же сжечь. Я всегда просил помощи у этого распятия, но оно всегда делало мне зло. И теперь, видя перед ним столько свечей, что оно едва не сгорело от них целиком - жаль, что так и не случилось - я взял все эти свечи и поставил их перед гробницей Данте, который, по-моему, заслуживает их больше него. Если вы мне не верите – посмотрите писания того и другого. Вам будет ясно, что писания Данте чудесны и сверхестественны для человеческого ума, а то, что рассказано в Евангелии – грубо.
Подеста. Этот человек вне себя!
Пристав. Вот подождите, мессер…
Игрок. Так вот. И даже если бы там заключались вещи высокие и чудесные, то не великое дело, когда тот, кто видит всё и обладает всем, раскрывает в своём писании часть этого. Но великое дело, когда маленький человек, как Данте, не обладающий не только всем, но какой-либо частью всего - увидел и описал всё. Что же касается этого старого греховодника отца Таддео, то ему легко, как и всем попам, потому что из любви к Христу он живёт как лентяй. А если вы хотите получить от меня более подробные разъяснения, то я дам вам их в другой раз, если не проиграю всего, что у меня ещё есть!
Подеста. Значит - он играл и проигрался? Вот оно что! Идите-ка с Богом или, если хотите, с дьяволом, и если я пошлю за вами – не приходите! Вот если бы он зарезал изготовителя игральных костей, в чём, впрочем, может быть, я и оправдал бы его, тогда бы мы рассмотрели это дело.
Пристав. Но, мессере...
Подеста. Ступайте, ступайте все, и не мешайте отправлению правосудия! Что ещё, спаси меня Иисус, случится в этом городе сегодня?!
Пристав уводит игрока.
Кладбище.
Кола караулит висельника. В руках у него алебарда. Где-то воет собака. Ноги Джентиле мерно покачиваются от порывов ночного ветерка.
Кола. Вот, Джентиле, что я скажу тебе! И жил ты, не как добрые люди живут, и умер ты паршиво, и после своей смерти не даёшь людям покою! Вот я повесил тебя в лучшем виде, без проволочек, чистенько, а теперь я всю ночь должен тут мёрзнуть около кладбища, где несёт трупами. И вот теперь я до смерти хочу пить, а и напиться мне негде!
С фонарём появляется мадонна Леджера, в руках у неё корзинка с торчащим оттуда горлышком бутылки.
Леджера. Муж мой, сердце и душа моя, на кого же ты меня покинул!
Присаживается прямо под виселицей отдохнуть.
Кола. Кто идёт! Ах, это вы, мадонна Леджера…
Леджера. Почему меня не положили с тобой в одну могилу, мой Фабрицио!
Кола. Э, мадонна Леджера, мужа уж вашего не вернёшь, что уж так убиваться. Сорванное яблоко обратно не подвесишь…
Леджера воет.
Кола. Мадонна Леджера, именем Божьим прошу вас, дайте мне напиться.
Леджера. О, мой муж, сердце и душа моя!
Кола. Господи, язык у меня так пересох, что скоро вывалится наружу, не хуже, чем у этого негодяя Джентиле, надеюсь, что черти уже терзают его в аду… Мадонна, именем Божьим умоляю – не дайте мне умереть!
Леджера. Постель моя холодна как лёд!
Кола. Господи, такое горе что, кажется, она сейчас помрёт. Попрошу-ка я её именем мужним, потому что имя Божие на неё уже не действует! О, бедная женщина, прошу тебя во имя любви к твоему мужу, дай мне напиться!
Мадонна Леджера затихает.
Кола. О! Может быть, я и не умру здесь! Во имя его добродетели и других доблестей, не допусти, чтобы и ещё один видный мужчина безвременно сошёл в могилу!
Леджера. Я дам тебе не только пить, но и есть. Пойдём только со мной, потому что эта бутылка пуста. Но дома у меня есть и доброе вино, и каплуны, и яйца.
Кола. Проклятый Джентиле! Мадонна, а далеко ли ваш дом?
Леджера. У самого колодца на улице Боницци!
Кола. Родственники этого бездельника знают, что я тут, идти недалёко… Да спасёт вас Христос, мадонна, давайте мне фонарь, я посвечу.
Кола и мадонна Леджера уходят, тут же, ещё за их спинами, крадут труп Джентиле.
Дом мадонны Леджеры.
Кола и Леджера сидят в обнимку за столом, уставленным едой и бутылками.
Кола . (поёт) Мона Альтруда, хвост задирай!
Манит призывно сеном сарай…
Леджера. Что же тебе теперь велит делать сердце?
Кола. Я показал бы тебе это на деле...
Леджера ведёт его к постели.
Кола. Подожди, пойдём посмотрим, на месте ли Джентиле, и если он там, то провались я на самом этом месте, если не вспашу твоё поле трижды ещё до рассвета!
Леджера. Только пойдём скорее…
Выходят из дома и идут к виселице. Кола мрачно смотрит на нее, обнаружив отсутствие Джентиле.
Кола. Я в отчаянии. Повешенного у меня украли, и придётся мне бежать, потому что если я останусь - меня тоже повесят.
Леджера. Как он был одет?
Кола. В чёрное.
Леджера. Сейчас мы всё исправим. Мой муж Фабрицио тоже был в чёрном. Тащи его из могилы, и мы его повесим вместо твоего Джентиле.
Кола смеётся.
Леджера. Смеяться нам некогда. Выкапывай его, а потом мы приятно проведём время…
Кола. Где же мы возьмём верёвку? Креста на них нет, хоть бы верёвку оставили!
Леджера. Не такая это невидаль во Флоренции пеньковая верёвка… Иди за Фабрицио, видишь свежую могилу вон под тем деревом?
Кола
Ну и баба!
Кола и Леджера уходят, потом возвращаются, один с трупом Фабрицио, другая с веревкой.
Леджера. Ты подними его, а я закину верёвку.
Кола и Леджера подвешивают труп.
Леджера. Вот теперь тебе бежать не придётся!
Кола. (смотрит на подвешенного) Надо же – прямо одно лицо! Только у Джентиле не было двух передних зубов.
Леджера. Я помогу тебе и в этом.
Леджера забирается на лестницу и выбивает камнем зубы у трупа. Поспешно спускается. Кола смотрит на дело рук ее как художник.
Кола. Близнецы просто!
Леджера. Сер Кола, пойдём уже, чтобы не потерять нам этой ночи даром!
Кола. Останешься довольна, это я тебе говорю!
Уходят в обнимку. За их спиной тут же опять крадут тело.
Ипполито.
Достарыңызбен бөлісу: |