Я приведу несколько примеров подобного дремучего невежества моих клиентов, которым я воспользовался в собственных интересах, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Помню, как в мою мастерскую пришел один очень богатый и толстый армянин, сопровождаемый дочерью. Сопя и отдуваясь, он вытащил швейную машинку, нуждавшуюся в ремонте. Он рассказал, что купил ее на ярмарке в Нижнем Новгороде в приданое своей дочери. Вначале швейная машинка работала очень хорошо, новые владельцы не могли нарадоваться своему приобретению. Но потом ни с того ни с сего она стала шить, как выразился армянин, задом наперед. Осмотрев аппарат, я установил, что он находится в отличном рабочем состоянии и полностью исправен.
Может быть, вы знаете, что в некоторых швейных машинках кроме рычажка, регулирующего ширину стежка, есть еще один рычажок - для изменения направления строчки. Если он повернут, материя начинает двигаться в другую сторону. Вероятно, кто-то нечаянно нажал на этот рычажок, и в результате машинка начала шить "задом наперед".
Я сразу понял, что для того чтобы исправить положение, необходимо только вернуть этот рычажок в прежнее положение, но видя, что имею дело с прожженным мошенником, который наживается, обманывая бедняков (этот человек скупал каракулевые шкурки у бухарцев и текинцев, которые были наивны как дети), я решил отплатить ему той же монетой. Ругая на чем свет стоит тех мошенников, которые всучили ему этот металлолом, я долго перечислял те неисправные детали, которые необходимо было заменить. Короче говоря, я облегчил его кошелек на 12 рублей 50 копеек, велев прийти за машинкой через три дня, хотя едва этот человек вышел, я передвинул рычажок и отнес ее туда, где стояли отремонтированные вещи.
Вспоминается мне и другой случай, когда в мастерскую вошел офицер и повелительным тоном сказал: "Отправляйтесь в штаб полка и скажите писарю, что я приказываю ему... (к слову, этот русский офицер до сих пор только и делал, что отдавал приказы) ...показать вам пишущие машинки. Когда осмотрите их, доложите мне, в чем дело", - и сказав это, развернулся и ушел.
Его высокомерный презрительный тон не только удивил меня, но даже несколько разозлил. И все же я решил пойти, главным образом для того, чтобы разведать обстановку и найти способ проучить этого наглеца.
В этот же день я отправился в штаб, обратился к писарю, передав ему слова офицера, и узнал, что тот был адъютантом командующего.
Пока я осматривал пишущие машинки, болтливый писарь, расположение которого удалось завоевать благодаря хорошим сигаретам и пикантным анекдотам из офицерской жизни, рассказал мне следующее.
Эти три пишущие машинки были доставлены из Санкт-Петербурга и сперва работали очень хорошо, но вскоре одна, а затем и две другие вышли из строя по одной и той же причине: печатная лента перестала наматываться. Адъютант командующего, интендант и многие другие пытались починить их, но как они ни старались, у них ничего не получилось, и вот уже три дня они вынуждены отправлять рукописные приказы и постановления.
Пока писарь все это мне рассказывал, я внимательно рассматривал пишущие машинки и вскоре понял, что случилось
Некоторые из вас наверняка помнят, что прежде в некоторых пишущих машинках лента накручивалась на бобину под действием пружины, находящейся в специальном отделении. Машинки вышли из строя, потому что эти пружины заело. Неисправность была пустяковой, но для людей, не обладающих ни малейшими техническими знаниями и навыками, ее устранение представляло собой невыполнимую задачу.
Конечно, я ничего не сказал писарю, хотя принял его предложение отобедать и с удовольствием подкрепился щами и кашей, а затем отправился домой на своем допотопном велосипеде с прохудившимися шинами.
Вечером того же дня ко мне вновь пришел адъютант командующего и прежним высокомерным тоном осведомился: "Ну, как обстоит дело? Вы сможете починить эти пишущие машинки?"
Я был неплохим актером и хорошо разыграл свою роль. Изображая святую невинность и употребляя специальные технические термины, я расписал, как сложно устроено это чудо современной техники и как непросто мне будет устранить такие серьезные неисправности. Назначенное мной вознаграждение за работу равнялось четвертой части стоимости самих пишущих машинок.
На следующий день все три машинки были торжественно доставлены ко мне в мастерскую в сопровождении целого взвода солдат под командованием адъютанта.
Придав своему лицу как можно более озабоченное выражение, я предупредил офицера, что справлюсь с этой ответственной задачей никак не раньше чем через десять дней. Раздосадованный адъютант долго упрашивал меня поторопиться и починить машинки поскорее, и наконец я, согласившись работать по ночам, обещал починить первый аппарат через два дня, но поставил условие, чтобы солдаты ежедневно доставляли мне пищевые отходы полковой кухни, которыми я решил выкормить трех молочных поросят, недавно купленных мной и содержавшихся в маленьком сарае во дворе мастерской.
Через два дня первая пишущая машинка была наконец "отремонтирована", с остальными я "промучился" до конца недели.
Кроме благодарности и восемнадцати рублей, полученных за каждую отремонтированную машинку, я в течение трех месяцев откармливал своих поросят пищевыми отходами, которые доставляли солдаты. К концу этого срока сосунки превратились в полновесных кабанов, радующих глаз.
Разумеется, я рассказал писарю, что ему надо сделать, если пишущая машинка забарахлит, но он так и не понял, в чем состоял "ремонт", который я провел.
Такие же истории происходили и в городе Мерве, куда я перевел свою мастерскую, когда отремонтировал в Ашхабаде все, что нуждалось в ремонте. Здесь я задержался уже на пять месяцев. Однажды ко мне в мастерскую пришел преподаватель местной подготовительной школы. Он принес неисправную электрическую машину, которая была необходима для проведения опытов на уроках физики. Это была обычная электростатическая машина, которая вырабатывала электрический ток. По непонятным для меня причинам, каждая приличная школа желала непременно обладать подобным "чудом современной техники". С помощью этого прибора учителя, демонстрируя свои глубокие познания в современной науке и технике, ставили опыты, суть которых заключалась в том, чтобы ничего не подозревающих школьников заставлять прикасаться к клеммам, на которые подавалось напряжение.
Непроизвольные гримасы подростка, испытавшего небольшой удар тока, как правило, вызывали взрывы хохота его одноклассников. Весь этот спектакль, устроенный с помощью обычной лейденской банки, помогал школьникам, как считали учителя, лучше усвоить учебный материал.
Этот прибор был заказан у германской фирмы "Сименс и Хальске", имеющей филиал в Санкт-Петербурге, и получен оттуда в разобранном виде. И хотя его собрали в соответствии с приложенной инструкцией, прибор никак не хотел работать, и ученики этой школы были лишены полагавшегося им развлечения.
Осмотрев прибор, я понял в чем дело: два диска были плохо подогнаны друг к другу. Стоило всего лишь ослабить гайку и слегка сместить один из дисков, чтобы появилась искра. Я мог сделать это в течение одной минуты, но заставил уважаемого педагога, который обучал детей тому, в чем сам не разбирался, приходить ко мне четыре раза в надежде, что я уже произвел этот "сложный ремонт", и заплатить мне 10 рублей 75 копеек.
Подобные случаи происходили ежедневно, пока была открыта моя мастерская. Я не считал большим грехом воспользоваться глупостью и невежеством тех, кто незаслуженно занимал высокие должности и разыгрывал из себя интеллигента, с презрением относясь к местному населению.
Но больше всего я заработал, начав неожиданно для самого себя изготавливать модные женские корсеты.
В этом сезоне парижанки стали носить более низкие корсеты, внезапно охладев к прежним высоким.
Об этом нововведении быстро узнали местные модницы, но они нигде не могли купить корсеты нового фасона, так как этот регион был достаточно далек от "культурных центров". Поэтому многие женщины стали приносить в мою мастерскую корсеты, вышедшие из моды, интересуясь, могу ли я переделать их в соответствии с требованиями новой моды.
С этого все и началось. Однажды мне потребовался китовый ус, чтобы переделать корсет одной дамы, формы которой несколько увеличились в объеме, и заодно укоротить его в соответствии с современным вкусом. После продолжительных и безуспешных поисков китового уса один приказчик посоветовал мне купить корсет вышедшего из моды фасона, уверяя, что владелец лавки согласится уступить его очень дешево, так как этот товар теперь не пользовался спросом.
Я отправился в лавку и пока торговался, сбивая цену, меня осенила одна идея, следуя которой я купил не один корсет, а все, что было на складе. Они обошлись мне по 20 копеек за штуку вместо обычных 4-5 рублей. Затем я обошел все магазины города, скупая имеющиеся там корсетные изделия и платя за них еще меньше, чем в первом случае, так как владельцы были рады избавиться от залежалого товара.
Но это еще не все. Я отправил своего помощника скупить корсеты во всех городах, расположенных по линии Центральной азиатской железной дороги, в то время как я сам, вооружась ножницами и плоскогубцами, принялся за изготовление корсетов, соответствующих последней парижской моде.
Процедура была совсем несложной: отметив карандашом линию, до которой следовало укоротить корсет, я с помощью плоскогубцев отламывал лишние части китового уса, затем обрезал ткань. Дальше несколько девушек, которых мы наняли, под руководством Витвицкой сшивали края ткани и возвращали оторванные кружева на старое место. И вот модный мини-корсет по последней парижской моде готов к продаже. Мы успевали делать по сотне корсетов в день.
Самое смешное было то, что хозяева лавок, продавшие мне все свои запасы вышедших из моды корсетов, скрипя зубами от досады, были вынуждены брать у меня укороченные корсеты уже не по 10-12 копеек, как платил я, а по 3 рубля 50 копеек за штуку, так как они пользовались большим спросом.
Чтобы дать вам представление о масштабах моего бизнеса, скажу, что я продал в Красноводске, Мерве, Ашхабаде, Кызыл-Арвате, Бухаре, Самарканде и Ташкенте более 6 тысяч корсетов.
Успех моего предприятия был основан не на обмане местных жителей, наивность и доверчивость которых вошла в поговорку, и даже не на моей ловкости и находчивости, которые проявлялись в любой ситуации. Своим материальным процветанием я обязан непримиримой и упорной борьбе с ленью, которая присуща мне, как и всякому человеку. Я с удивлением замечал, что в некоторые периоды жизни мой организм перестраивается и в пограничных условиях как бы приобретает второе дыхание, мобилизуя все свои возможности, что позволяло мне неделями и даже месяцами обходиться почти без сна, работать дни и ночи напролет, не ощущая усталости.
Так и в этот раз я почувствовал необыкновенный прилив энергии, который позволил мне выполнить условия пари и заработать очень большую сумму денег в течение ограниченного периода времени.
Этот феномен, раскрывший уникальные возможности, заложенные в человеческом организме, так заинтересовал меня, что я решил заняться его изучением.
Эта необъяснимая особенность моего организма особенно ярко проявлялась в сложных ситуациях, одну из которых я только что описал.
В течение всего дня у дверей моей мастерской стояла огромная очередь, состоявшая из тех, кто принес неисправную вещь, чтобы отдать ее в починку, и тех, кто пришел забрать то, что было отремонтировано. Значительная часть рабочего дня тратилась на прием и выдачу заказов. Интервалы были так редки и непродолжительны, что мне едва хватало времени сходить на рынок и купить то, что требовалось для работы. Таким образом, работать приходилось по ночам.
Весь тот период, что существовала моя мастерская, я работал в одном и том же режиме: днем прием и выдача заказов, ночью их выполнение.
Должен отметить, что в работе мне очень много помогала Витвицкая, которая вскоре превратилась в отличного специалиста в области починки зонтов, переделки корсетов и дамских шляпок, но особенно - в изготовлении искусственных цветов. У меня также работали двое мальчиков, которых я нанял с самого начала: старший чистил металлические предметы перед гальванизацией и затем полировал их, младшего я посылал со всевозможными поручениями, он также поддерживал огонь в кузнице и раздувал кузнечные мехи. Через некоторое время в мастерской нам стали помогать, и надо сказать очень неплохо, несколько девушек из уважаемых патриархальных семей, которые были посланы к нам родителями, чтобы научиться шить.
С самого начала открытия мастерской, когда там нас работало четверо, тем не менее создавалось впечатление, что за дверью, ведущей во внутреннее помещение, на которой, естественно, висела табличка "Посторонним вход воспрещен", работает по меньшей мере несколько десятков человек.
За те три с половиной месяца, что просуществовала моя мастерская только в Ашхабаде, я заработал пятьдесят тысяч рублей. Вы представляете себе, что это значило в те времена?
Для сравнения скажу, что чиновник среднего ранга, состоявший на службе Российского государства, получал 33 рубля 33 копейки в месяц и что на это жалование обычно жила вся его семья. Жалование чиновника высшего ранга было от 45 до 50 рублей, что обеспечивало в те времена довольно приличное существование и являлось предметом зависти многих.
Мясо стоило 6 копеек за фунт, хлеб - 2-3 копейки, отличный виноград - 2 копейки. Не забывайте, что в рубле 100 копеек.
Пятьдесят тысяч рублей - тогда это было целое состояние!
Когда я отдавал все силы моей мастерской, мне не раз представлялся случай еще более увеличить свое состояние, вложив деньги в какое-либо выгодное предприятие, но я вынужден был отказываться, так как, по условиям нашего с госпожой Витвицкой пари, деньги надо было зарабатывать только физическим трудом, а не финансовыми аферами.
Я выиграл это пари, заработав за установленный период времени сумму, в 4 раза большую, чем было необходимо, и несмотря на это решил продолжить свой бизнес, переведя мастерскую в другой город.
Витвицкая отправилась к своей сестре, я распродал все оборудование и через три дня собрался уезжать из Мерва.
То, что я рассказал вам, думаю, натолкнет вас на мысль, которую я считаю соответствующей действительному положению вещей. Суть ее состоит в том, что те особые качества, которые, как считают американцы, присущи только им, на самом деле широко распространены и среди других народов. При том, что эти народы обладают и другими полезными качествами, которых лишены жители Северной Америки. Случай, о котором я расскажу сейчас, служит убедительным подтверждением моих слов и даст вам некоторое представление о моей предприимчивости.
Должен заметить, что вскоре после открытия своей мастерской я дал объявление, что скупаю разнообразные товары. Я сделал это по двум причинам: во-первых, мне были необходимы разные материалы и запасные детали для выполнения заказов, во-вторых, я надеялся, что среди всякого старья и ненужного хлама смогу найти что-нибудь ценное, так как я интересовался антиквариатом.
За несколько дней до моего отъезда я на базаре случайно встретился с тем грузином, с которым однажды столкнулся в буфете на одной из станций Закавказской железной дороги. Сейчас он занимался поставкой продуктов питания для российской армии и предложил мне купить несколько старых металлических кроватей.
Я отправился к нему в тот же вечер, и мы спустились в подвал посмотреть на хранившиеся там кровати. Завершив этот осмотр, я поспешно выбрался наверх и начал обсуждать условия сделки, только когда мы вышли на улицу и отдышались. Дело в том, что в подвале стоял невыносимый запах, как я узнал, он исходил от двадцати бочек с сельдью, стоявших здесь, которые были закуплены в Астрахани для офицерской столовой. Когда первые две бочки открыли, оказалось, что сельдь протухла. Чтобы не рисковать своей репутацией поставщика продуктов питания, торговец решил больше никому не предлагать эту сельдь и избавиться от нее как можно скорее.
Его особенно раздражало то, что, потеряв значительную сумму на закупке этого товара, он должен к тому же потратиться на то, чтобы вывезти двадцать тяжелых бочек на свалку, иначе санитарная комиссия могла оштрафовать его.
Пока он рассказывал, я стал прикидывать, нельзя ли как-нибудь заработать на этом. Ход моих мыслей был таков.
Есть двадцать бочек протухшей селедки, которую собираются выбросить на свалку. Но пустая деревянная бочка стоит один рубль. Значит, надо придумать, как освободить тару от пахучего содержимого бесплатно, ведь оплата вывоза сельди на свалку обойдется почти в ту же сумму, что стоят сами бочки.
И внезапно меня осенило: селедка, особенно протухшая, - это отличное удобрение, и владельцы садов согласятся вывезти, опорожнить и почистить бочки, если им это удобрение достанется бесплатно. Получив пустые бочки, я окурю их, чтобы отбить запах, и смогу без труда продать, так как деревянные бочки пользуются хорошим спросом. В результате я получу 20 рублей, затратив на всю эту коммерческую операцию не более получаса, причем никто не проиграет, даже грузинский поставщик сэкономит некоторую сумму на оплате за вывоз двадцати тяжелых бочек на свалку.
Придя к такому выводу, я сказал этому человеку:
"Если вы немного сбавите цены на кровати, я бесплатно вывезу все двадцать бочек".
Он согласился, и я пообещал ему забрать этот дурно пахнущий товар на следующее утро.
Заплатив за кровати и погрузив их на арбу, я захватил также одну бочку с сельдью, чтобы показать ее какому-нибудь садовнику. Вернувшись в мастерскую, мы все сгрузили и затащили на склад.
Как раз в это время в мастерскую зашел один старый еврей, отец работающих у нас мальчиков. Он бывал здесь довольно часто, чтобы помочь своим сыновьям или просто с кем-нибудь из нас поболтать. Я присел во дворе покурить и заодно отдохнуть, и внезапно мне пришла мысль скормить этих протухших сельдей моим поросятам. Ничего не объясняя пришедшему старику, я попросил его помочь мне открыть бочку.
Когда крышка была снята, этот старый еврей наклонился над бочкой, принюхался и внезапно воскликнул: "Какая отличная сельдь! Давненько мне не доводилось ее отведать, думаю, с тех пор, как я оказался в этой проклятой стране".
Это меня озадачило. Прожив большую часть своей жизни в Азии, где не едят сельди, я в ней совершенно не разбирался. Мне изредка приходилось пробовать ее, но она так неприятно пахла, что я никогда не мог понять, свежая она или нет. Я не мог пропустить мимо ушей слова человека, который долго жил в России и держал лавочку, торгуя разным товаром, в том числе и сельдью.
Я осторожно переспросил его, не ошибся ли он, расхваливая эту рыбу, на что обиженный до глубины души собеседник ответил: "Какие могут быть сомнения. Отличные сельди пряного посола!"
Все еще не избавившись от сомнения, я сказал этому человеку, что по случаю купил целую партию таких сельдей и что у нас есть такое поверье: если товар распакован, то часть его должна быть продана немедленно, тогда дальнейшая торговля пойдет успешно.
Таким путем я хотел окончательно убедиться в том, что товар действительно доброкачественный. Недалеко от моей мастерской жило много евреев, большинство из которых занимались торговлей. Так как уже наступил вечер, почти все магазины были закрыты, но совсем недалеко жил один часовщик, некий Фридман. Мы пригласили его, и он охотно купил целую дюжину сельдей, заплатив по 15 копеек за пару.
Следующим покупателем был владелец аптеки на углу, который купил сразу 50 штук. Только услышав, как расхваливают мой превосходный товар все эти люди, я убедился в правоте своего знакомого. На следующее утро, едва дождавшись рассвета, я нанял несколько повозок, привез к себе оставшиеся бочки, кроме двух, открытых несколько месяцев тому назад, в которых сельдь действительно протухла к тому времени и издавала неприятный запах. Их я велел отвезти на свалку.
Сельдь в оставшихся восемнадцати бочках была вполне свежей и даже, как утверждали покупатели, отличного качества.
Очевидно, что ни грузинский торговец, ни человек, открывший эти две бочки, никогда не ели сельди и знали о ней не больше моего, то есть совсем ничего. Их слишком тонкое обоняние сыграло с ними плохую шутку, и в результате грузинский торговец понес немалые убытки.
В течение трех дней с помощью моего знакомого еврея, которому я платил по полкопейки за каждую проданную сельдь, что его вполне устраивало, весь товар был распродан оптом и в розницу.
К этому времени я ликвидировал свой бизнес и накануне отъезда пригласил грузинского торговца и некоторых других знакомых на прощальный ужин. За столом я рассказал всю историю с сельдью и, вынув из кармана деньги, предложил человеку, у которого купил эти двадцать бочек, поделить всю прибыль пополам. Но этот грузин, строго придерживаясь принятых среди местных жителей взглядов на коммерцию, отказался взять эти деньги. Он сказал, что отдал мне бочки с сельдью, так как не нашел им должного применения, и если я сумел что-либо на них заработать, следовательно, вся прибыль принадлежит мне. Он совершенно не считал себя обманутым и не чувствовал никакой обиды, наоборот, вместе со всеми присутствующими на ужине выразил свое восхищение моей предприимчивостью. На следующий день, покидая Мерв, я нашел в своем багаже бурдюк с отличным вином - подарок этого человека.
После истории с мастерской прошло несколько лет, в течение которых я неустанно занимался подготовкой условий, необходимых для осуществления моей главной цели и часто был вынужден заниматься теми или иными коммерческими проектами.
И хотя многое из того, что случилось со мной за эти годы, могло бы показаться вам интересным и полезным как с психологической, так и с практической точки зрения, однако, чтобы не отвлекаться от темы, которую мы обсуждаем, я не буду сегодня подробно останавливаться на этом периоде, тем более что собираюсь посвятить этим годам отдельную книгу.
Скажу только, что к тому времени, когда я поставил перед собой цель заработать определенную сумму, я уже был достаточно опытным предпринимателем. И хотя само по себе приобретение материального благосостояния не было целью моей жизни, тем не менее я добился таких успехов в этой сфере, что им могли бы позавидовать многие американские бизнесмены.
Я принимал непосредственное участие во многих коммерческих предприятиях, зачастую очень масштабных. Например, я заключал контракты с частными фирмами и даже с правительством на строительство дорог. Я открыл множество магазинов, ресторанов и кинотеатров и затем распродал их после того, как добился значительного успеха в этой сфере деятельности; могу похвастаться и тем, что перегнал немалое количество скота в Россию из разных стран, главным образом из Кашгара, также я владел нефтяными скважинами и рыболовными судами, бывало, я участвовал сразу в нескольких коммерческих предприятиях. Но больше всего мне пришлась по душе торговля восточными коврами и другими старинными предметами искусства.
Но в конце концов после 4-5 лет, проведенных в такой бурной деятельности, я распродал всю недвижимость, ликвидировал фирмы, которыми владел, и в конце 1913 года приехал в Москву, чтобы осуществить на практике свои тайные мечты. К тому времени в моем распоряжении было около 1 миллиона рублей, а также я владел двумя ценными коллекциями: одна состояла из старинных восточных ковров, другая представляла собой богатое собрание предметов из китайского фарфора.
Казалось, что, обладая таким капиталом, я смогу позволить себе больше никогда не заботиться о том, где раздобыть средства для осуществления идей, которые к тому времени приняли довольно определенную форму. Я собирался основать особый Институт, чтобы создать условия, в которых человек смог бы задуматься об истинном смысле жизни, избегнув противоречий между сознательными проявлениями личности и инстинктами, зарожденными в человеческой природе. Это было за год до мировой войны.
В Москве, а затем и в Санкт-Петербурге я прочел ряд лекций, которые привлекли внимание ряда представителей интеллигенции и научных кругов, и вскоре число моих учеников и последователей стало расти.
Осуществляя свои планы, я предпринял некоторые шаги, закладывая фундамент моего Института.
Достарыңызбен бөлісу: |