Вступление 3 Поездка к танкистам

Есть в Москве небольшой переулок – Проточный, недалеко от станции метро Смоленская. В доме № 4 на 1-м этаже жила в коммунальной квартире семья Кабалевских: Борис Клавдиевич с женой Надеждой Александровной и их дети – Елена и Дмитрий. В этой же квартире затем жили и внуки: у Елены родились Марина и Александр, у Дмитрия – я, Юрий.

В конце 20-х годов мой будущий отец, ещё неженатый, работал в музыкальном училище при Московской государственной консерватории (оно в то время называлось «Училище им. А.Н. Скрябина» и находилось там же, где и сейчас – в Мерзляковском переулке, рядом с Никитскими воротами).

Однажды утром собираясь на работу, отец поставил утюг на огонь (чтобы прогладить складки на брюках), приготовил себе нехитрый завтрак и стал понемногу готовиться к выходу. Погладив брюки, он аккуратно повесил их на спинку стула, чтобы они отвиселись, затем – собрал портфель, надел рубашку с галстуком, пиджак, пальто и… Вышел на улицу.

К метро он шёл очень быстро (у него вообще была быстрая походка) и не замечал улыбок у идущих навстречу ему людей. Но когда он подошёл к метро, какая-то пара, остановившись около него, откровенно захохотала. Тогда отец посмотрел на себя вниз, куда был направлен взгляд смеющихся, и увидел жуткую картину: из-под пальто выглядывали голые ноги, пониже – носки с резинками и обувь.

Рассказывая эту историю, отец не столько смеялся, сколько волновался от того, что вспомнить без безумного, непередаваемого волнения и ужаса, как он мчался назад, домой – невозможно. Летя с крейсерской скоростью, он слушал непрерывный хохот, и ему казалось, что нет на свете человека несчастней, чем он.

Недалеко от города Иваново находился в 40-50-е годы Дом творчества и отдыха советских композиторов. Туда приезжало довольно большое количество композиторов из различных городов Советского Союза, а летом Дом наполнялся ещё и гулом детских голосов – дети и внуки композиторов с удовольствием проводили свои каникулы в прекрасных природных условиях. А там, где дети – там игры, веселье, разные придумки. Особой популярностью, как у детей, так и у взрослых, пользовались волейбол, шахматы и что-то наподобие «капустников». А перед сном, когда темнело, на полянке около леса, ребята очень любили собираться у костра и слушать интересные рассказы, притчи, сказки, которые очень колоритно с грузинским акцентом рассказывал Вано Ильич Мурадели.

Отец любил активный отдых и в свободное от работы время с большим удовольствием ходил на лыжах, за грибами, играл в теннис, в волейбол, шахматы.

Помню, несколько лет подряд он брал меня в этот Дом после моего возвращения из эвакуации летом 1943 года. И мы практически каждый день играли в волейбол, ежегодно устраивали чемпионаты Дома по шахматам.

И вот на волейбольной площадке произошла трагикомическая история, о которой я хочу рассказать.

Любовь отца к детям, которая проявлялась буквально во всём (огромное количество самых разнообразных произведений для детей, приход в общеобразовательную школу с проверкой созданной им программы по музыке, цикл лекций по телевидению «Как рассказывать детям о музыке» и многое, многое другое) проявилась и на волейбольной площадке. Он собрал детскую команду – играли с ним внучки Рейнгольда Морицевича Глиэра (Сента и Лолита), племянница Арама Ильича Хачатуряна (Рита), Ляля Федосеева – дочка управляющего Домом, я и некоторые другие ребята. Среди взрослых на площадке были А.И. Хачатурян, В.И. Мурадели и даже немножко поиграл с мячом сам Р.М. Глиэр, которому в то время было уже 70 лет.

Детская команда была очень дружной и дисциплинированной и, неслучайно, поэтому частенько выигрывала у команды взрослых, которые, бывало, ссорились, нервничали, обвиняя друг друга в проигранных мячах. Желающих поиграть в волейбол было много и отец взял в свою детскую команду А.И. Хачатуряна, с которым он был в очень хороших приятельских отношениях. И вот, на одном из розыгрышей мяча отец хотел сильно послать мяч на сторону противника, развернулся и наотмашь ударил, но попал не по мячу, а по лицу Арама Ильича. Невероятная боль, невероятные вопли. Щека вздулась и некоторое время Арам Ильич не мог нормально разговаривать, что, по-видимому, спасло отца от нелицеприятных комментариев пострадавшего. Слава богу, через несколько дней всё пришло в норму и никаких последствий медицинского характера не было, но на всякий случай Арам Ильич перешёл играть на другую сторону, против детской команды. Лучше бы он не переходил… Отец на подаче, Арам Ильич принимает мяч, и душераздирающий крик сотрясает не только волейбольную площадку, но и ближайшие окрестности. Все присутствующие сбегаются и видят: мизинец Арама Ильича стоит под углом к остальным пальцам – неудачный приём мяча выбил палец! Боль нестерпимая, что делать? «А, геноцвали, давай руку, всё будет в порядке!» И не успел бедный Арам Ильич сообразить, в чём дело, как Вано Ильич Мурадели, сила которого была как у хорошего тяжелоатлета, подошёл, взял палец пострадавшего, «крякнул» и улыбнулся – палец встал на место. Но тут Арам Ильич, как разъярённый бык стал бегать по площадке с горящими глазами. Как выяснилось позже, у врача, Вано Ильич вправил палец Араму Ильичу, но при этом палец дал трещину. И с тех пор мизинец смотрел немного на сторону, хотя это, к счастью, не мешало Хачатуряну музицировать до конца жизни.

Отношения отца с Хачатуряном, конечно же, не испортились и они вспоминали это происшествие с грустной улыбкой.

И ещё одно забавное воспоминание, связанное с волейболом и Домом. Как-то в очередной раз происходила волейбольная баталия и как всегда было много болельщиков, но почему-то на этот раз желающих «поболеть» было больше, чем желающих поиграть. И вот. В разгар борьбы к площадке подошёл молодой человек (нам не знакомый), но, тем не менее, мы его пригласили на площадку. «Нет, я вам только испорчу игру», – ответил он с улыбкой и остался в кругу болельщиков. Когда очередная игра закончилась, мы опять обратились к нему с той же просьбой. «Ну, хорошо. Давайте так: я буду один играть против вас шестерых, но буду иметь, как и вы, право двух пассов», – ответил он. Мы удивились, но согласились. И началась игра. Проходила она по одному, в основном, сценарию: наш противник принимал нашу подачу, исправляя первым пассом своё положение, если наша подача была очень сильной или коварной, вторым пассом он навешивал мяч над сеткой и, наконец, гасил мяч нам с такой силой и точностью, что мы иногда разбегались, чтобы не получить травму. Так мы сыграли несколько партий, пока не убедились, что лучше, чем счёт 3:15 нам не достичь, но чаще счёт был 0:15 или 1:15. (В то время игра проходила не до 25, как сейчас, а до 15). Когда мы в восторге (несмотря на разгром) спросили: «В чём дело?», – молодой человек, немного смущаясь, сказал, что он член сборной команды Советского Союза по волейболу, а сюда он приехал к своему отцу – музыковеду Евсееву (1894-1956, композитор и музыкальный теоретик). Вот так мы увидели и получили огромное удовольствие от профессионального (хотя и одностороннего) волейбола на нашей «композиторской» площадке.

Последнюю шахматную партию отец сыграл с Яковом Владимировичем Флиером, сильным шахматистом и замечательным пианистом.

С Я.В. Флиером у меня связаны, в первую очередь, два воспоминания. Первое относится к 1954 году, когда в Доме Композиторов отмечали 50-летие отца. Тогда, в частности, впервые прозвучали 24 прелюдии, только что написанные отцом (и впоследствии выдвинутые на соискание Сталинской премии, но не получившие её). Эти прелюдии великолепно исполнял Я.В. Флиер. И надо же такому случиться, чтобы незадолго до окончания показа на сцене отключилось электричество (какая-то авария, уже не помню). И вот в напряжённой тишине Яков Владимирович продолжает свою вдохновенную игру и… заключительную ноту смазывает, но гром аплодисментов покрывает эту нелепую ошибку чудесного человека и музыканта.

Второе воспоминание связано у меня с теми, к сожалению, чрезвычайно редкими вечерами, когда отец с Я.В. Флиером (а иногда – со своим старинным другом М.Р. Раухвергером) играли четырёхручные вальсы Шуберта. Такие «подарки» судьбы были всего 4-5 раз, но это были незабываемые встречи.

Так вот, как-то раз зашёл к отцу Я.В. Флиер и, увидев меня, предложил сыграть в шахматы, но с условием: он играет один против нас двоих, а мы с отцом делаем ходы по очереди и, притом, не советуясь. Игра началась. Я не помню, как протекала партия, но уже в примерно равном пешечном эндшпиле, один из нас грубо ошибся и Яков Владимирович одержал победу.

Так закончились взаимоотношения отца с шахматами, которым он отдавал часть своего небольшого досуга и то, в основном, в летние месяцы отдыха (см. «Шахматные баталии», «Встреча с чемпионом Парижа»).

Шок – это угнетение нервных центров, а, как известно: от нервов – все болячки, все неприятности. Поэтому шок – это, по-видимому, самое страшное отрицательное воздействие на организм. При этом шок всегда связан с неожиданностью, когда организм не ждёт, не готов, не приспособлен к шокирующей новости…

Смерть – это самая большая человеческая трагедия и когда она происходит внезапно, то шокирующее воздействие её на окружающих достигает неимоверной силы – вплоть до летального исхода (мне известен такой случай, когда студент Ленинградской консерватории не выдержал внезапной смерти своего профессора). Очень сильное эмоциональное потрясение, как правило, надолго выбивает человека из его нормального состояния.

С другой стороны, внезапная смерть – это благо (прошу прощения за цинизм) для умершего, который избежал физических и моральных мук, причинявших и ему и окружающим огромные страдания.

Картина меняется на180°, когда человек умирает после тяжёлой, продолжительной болезни. Здесь умирающий тяжко страдает, а окружающие подготовлены к неизбежному исходу. Я хорошо помню, как облегчённо радовалась преподавательница кафедры высшей математики МИСИ, где я работал, когда умер её отец, много лет прикованный тяжёлой болезнью к кровати и мучавшийся и от физических болей и от сознания того, что его дочь не имеет нормальной жизни.

Короче говоря, полярные ситуации; внезапная смерть и смерть после продолжительной и тяжёлой болезни – это наиболее страшные уходы из жизни. Лучший исход – где-то посередине. (Лучшее формальное решение проблемы – где-то посередине).

Мои родители ушли из жизни легко, не мучаясь, не страдая. Мама сидела на диване, разговаривала, смеялась и вдруг упала – «сердце». Отец ехал на машине домой, разговаривая с шофёром и вдруг – слово застряло в горле – «сердце». Маме было почти 70 лет, отцу – 83.

Оба шока мне было чрезвычайно трудно вынести, я думаю, что последствия до сих пор дают себя знать.

Отец был человеком спортивного склада. Причём это можно было сказать не только потому, что у него были довольно сильные руки и «прыгучие» ноги, но он любил играть (хотя и не был честолюбив) в разные игры. Ему был интересен процесс игры.

Лыжи, шахматы, теннис – помогали отцу отдыхать. В теннис, например, партнёром отца была известная киноактриса Л.А. Смирнова, а в шахматах – дважды чемпион Советского Союза международный гроссмейстер А.А. Котов.

С А.А. Котовым мы познакомились при следующих обстоятельствах.

В начале 50-х годов отец, отдыхая на юге летом в Кисловодске, несколько раз брал меня с собой. И вот как-то в газете мы увидели объявление: в ….. ..… состоится сеанс одновременной игры в шахматы А.А. Котова. Так как оба мы любили шахматы, то конечно, отправились на встречу. Желающих сыграть с прославленным гроссмейстером было много и отец не сел за доску, предпочитая роль болельщика. В тяжёлой, утомительной борьбе мне удалось победить. После игры мы подошли к гроссмейстеру познакомиться. Александр Александрович оказался очень доступным, приятным и располагающим к себе человеком. Он поздравил меня с победой, а через несколько минут уже мы с отцом поздравили его с днём рождения, о чём он нам неожиданно сообщил.

Через 4 года уже отец сыграл с Котовым в сеансе одновременной игры. Это произошло на открытии Центрального Шахматного клуба СССР (на Гоголевском бульваре). Партия завершилась вничью. Причём результат можно было предсказать, так как к тому времени и отец и Котов отдыхали летом под Москвой в Красной Пахре и были хорошо знакомы.

В первые послевоенные годы отец несколько раз брал меня на каникулы в Дом творчества и отдыха композиторов под городом Иваново. Так кроме музыкантов было, как обычно летом, много детей. И наиболее популярным отдыхом были: игра в волейбол и шахматы.

В 1945-м, 1946-м и 1947-м годах, 3 года подряд летом проводились шахматные чемпионаты Дома творчества и отдыха композиторов или, как его в шутку называли – «ното-птице-совхоз», так как композиторское пристанище находилось недалеко от совхоза с птицефермой. Кстати, в этом совхозе, почти на его окраине, стоял маленький домик с пианино, куда ходил работать С.С. Прокофьев. Если эта деревушка до сих пор существует, то возможно, что на этом доме есть мемориальная доска с фамилией великого композитора.

Отец принял участие во всех трёх чемпионатах, мужественно сражался и во всех турнирах занял место в середине турнирной таблицы.

В турнире 1945-го года в двухкруговом турнире при участии 6 человек победу одержал Алексей Муравлёв – с результатом 8,5 очка из 10. Второе место – у композитора из Ленинграда А. Животова. Я занял 3-е место (6 очков), обогнав отца на очко – у него 4-е место.

Ценность представляет то обстоятельство, что главным судьёй этого турнира был С.С. Прокофьев, автограф которого запечатлён на таблице чемпионата. Сам Сергей Сергеевич не мог принять участие в чемпионате (уже несколько лет тому назад врачи категорически запретили ему играть в шахматы, ввиду сильнейшего переутомления), но, тем не менее, буду очень сильным шахматистом, Сергей Сергеевич не мог пройти мимо шахматного чемпионата.

В чемпионате 1946 года приняло участие 8 участников, которые разыграли первенство по олимпийской системе (проигравший выбывает). Здесь играли: композиторы – Белый В.А., Веприк А.М., Жарковский Е.Э., Юдаков С.А., Чаплыгин Н.П., музыковед – Шлифштейн С.И. и мы с отцом. Судил этот чемпионат Вано Ильич Мурадели.

В третьем чемпионате (1947 г.) кроме нас с отцом приняли участие композиторы: Фере В.Г., Белый В.А. и Раухвергер М.Р. А судьёй на этот раз был знаменитый виолончелист Даниил Шафран. Мне второй раз подряд удалось взять первое место. Причём в обоих последних чемпионатах я выдержал тяжёлую борьбу с одним из сильнейших композиторов-шахматистов Виктором Аркадьевичем Белым.

Помимо упомянутых музыкантов, принимавших участие в чемпионатах Дома творчества и отдыха композиторов, надо отметить и тех, кто время от времени отдавал свой досуг шахматной доске. И в первую очередь здесь надо отметить Д.Д. Шостаковича. Он любил шахматы, но не будучи достаточно сильным шахматистом, он, вероятно, стеснялся играть в соревнованиях, не имея шансов занять высокое место. И я очень горжусь тем, что я не просто был знаком с величайшим композитором ХХ века, но сыграл с ним два шахматных матча (их 10 и из 5 партий).
Неловкие положения

Практически каждый человек хоть раз на протяжении своей жизни попадает в неловкие положения. Конечно, человек старается продумывать линию своего поведения, предугадать возможные варианты последствий того или иного своего поступка, но, к сожалению, порой стечение обстоятельств преподносит нам удивительные, непредсказуемые сюрпризы.

Тем более досадно, когда в такие неловкие положения попадает такой человек, как мой отец – умный, вдумчивый, с прекрасно развитой интуицией.

Вот несколько примеров совершенно анекдотичных случаев, когда отец попадал прямо-таки в удивительные ситуации.

Однажды отец сидел и смотрел клавир известной классической оперы, который лежал у него на коленях. Проходя мимо, один знакомый музыкант, думая, почему-то, что это клавир оперы отца, сказал примерно следующее: «Какая хорошая музыка». «Изумительная», – ответил отец восторженно к немалому удивлению собеседника. И ещё последовала пара фраз, в высшей степени хвалебных со стороны отца и удивлённо «поддакивающих» с другой стороны, прежде, чем разговаривающие поняли, к счастью, что к чему.

Другой случай. На приёме в посольстве Венгрии вечер подходил к концу и отец ждал удобного момента, чтобы подойти попрощаться и уйти. После официальной части и банкета были в разгаре танцы и вот, после очередного танца, чтобы попрощаться и поблагодарить за приём, отец подошёл к хозяйке бала и в этот момент грянул… чардаш. Жена посла со счастливой улыбкой подняла руки и двинулась к отцу (в знак согласия на приглашение к танцу – она поняла это так). …Когда отец рассказывал мне этот случай, его голос немного дрожал – он всё ещё переживал ужас тех секунд. Но отменные дипломатические способности спасли отца и на этот раз.

На другом приёме произошло нечто более худшее. Галантный отец, после очередного тоста, решил подойти к жене посла, чтобы чокнуться рюмками. Но когда он подошёл, то радостная женщина схватила его за шею, чтобы поцеловать. Отец был очень высокого роста и ему пришлось сильно наклониться и тогда его правая рука с рюмкой, оказавшаяся за спиной жены посла, тоже невольно наклонилась… Платье было очень красивым, вырез тоже был не маленьким…

Были и другие и смешные, и трагикомичные случаи, но всегда отец, благодаря своей врождённой культурности, чувству юмора и находчивости с честью выходил из этих положений.

Панариций – это гнойное воспалительное заболевание пальца. Лечение от этого недуга не представляет больших трудностей и лишь небольшой шрам в месте лечения напоминает о преодолённой неприятности. Для подавляющего числа людей с панарицием лечение проходит без последствий. И лишь некоторая потеря чувствительности на месте шрама может быть неприятна. Это в первую очередь относится к пианистам, для которых «сверхчувствительность» – залог успеха.

Отец закончил консерваторию не только как композитор (по классу Н.Я. Мясковского), но и как пианист (по классу А.Б. Гольденвейзера). И вот, когда у отца возник панариций, врач, лечивший отца, не без гордости сообщил ему в конце лечения: «Обычно шрам мы делаем на середине пальцевой подушечки, но я логично рассудил, что Вы пианист и для того, чтобы соприкосновение с клавишами рояля было безболезненным, я шрам сделал сбоку». Отец еле сдержался, чтобы не ответить чем-то язвительным: ведь панариций у него был на БОЛЬШОМ пальце, то есть на том пальце, которым играют как раз БОКОМ. Причём, по закону падающего бутерброда, шрам был как раз на том боку, которым палец соприкасается с клавишей. Слава богу, что пианистическая карьера отца практически быстро закончилась, а то бы новаторство врача в результате его «логических рассуждений» испортило бы непоправимо отцу жизнь.

Действительно, в жизни бывают случаи, которые так просто не выдумаешь.

С Ларисой Павловной отец прожил 50 лет – с 1936, с мамой – лишь 5 (с 1930). В 1950 г. Лариса Павловна родила Машу – мою сестру, с которой мы до сих пор находимся во вполне «братских» отношениях. Когда Маша родилась, и иногда мы гуляли втроём: отец, я и Маша в коляске, одна женщина, сидя у скверика на скамейке, шепнула своей соседке: «Смотрите, какой молодой отец и какой молодой дедушка».

Лариса Павловна была очень умной женщиной. Учась в архитектурном институте, она, тем не менее, не работала по специальности (по состоянию здоровья), но, будучи дома, она создала отцу такой домашний очаг, такой уют, который обеспечивал ему отдых и комфорт после его насыщенной трудовой деятельности. А ведь ещё с самого начала своей музыкальной деятельности отец выступал не только как композитор, но и как пианист, педагог, а позднее – как видный общественный и политический деятель.

Очень правильную «внутреннюю» политику она проводила в отношении меня. Она видела, как отец любит меня и как он ко мне тянется. Поэтому (до появления своего ребёнка) она всячески поощряла (или, возможно, не препятствовала) нашим с отцом летним поездкам. Причём до войны она тоже иногда отдыхала с нами.

Кстати, по ходу жизни выяснилось (до чего мир тесен!), что: в школе Лариса Павловна училась с Рубцовой Ольгой Николаевной, чемпионкой мира по шахматам 19.. гг., с которой мы были знакомы, а в Архитектурном институте математику у неё вёл Ной Ильич Вайсфельд, с которым мы вместе работали на кафедре высшей математики МИСИ в 50-х годах.

Гости в доме были редким явлением – Лариса Павловна не любила шумное общество или просто оберегала покой отца. Наиболее близко и часто она принимала Ценина С.С. и Янко Т.Ф. – его жену, с которой сблизилась после оперы «Семья Тараса».

Абсолютных истин в повседневной жизни не так уж много. То, что хорошо в одних случаях, совершенно неприемлемо в других. С этой философской мыслью отцу пришлось однажды столкнуться и это могло стоить ему жизни.

Этот случай произошёл, когда отцу уже было за 70. Он вёл машину, как всегда, уверенно и легко. Он любил быть за рулём и у него был огромный стаж вождения. «Я отдыхаю за рулём», – говорил он, хотя известно, что ездить по Москве очень трудно. Езда в нашем мегаполисе требует огромного напряжения и внимания и многие, я знаю, приезжают во взмокших рубашках. А один преподаватель, с которым я работал в Московском математическом техникуме, в конце концов, не выдержал и продал свою машину.

На переднем сидении, справа от отца, сидела знакомая – жена известного пианиста. Как обычно, в присутствии отца скучно не бывает и поездка проходила в оживлённой беседе. И вдруг у женщины падает с колен сумочка и отец (ох, эта воспитанность), забыв, что он в этот момент АВТОМОБИЛИСТ, а не МУЖЧИНА, инстинктивно снимает с руля правую руку и нагибается, чтобы поднять сумочку. Что было дальше – тяжело описывать. К сожалению, женщина получила серьёзную травму ноги, повреждена была и машина. Отец отделался лишь маленькими неприятностями.

Несколько схожая ситуация была и у моего отчима, Николая Андреевича. В примерно том же возрасте, что и отец в описанном выше случае. Он шёл на день рождения к своей тёще (опять женщина!), нёс авоську с подарком и, в частности, там была бутылка вина. Было скользко и, отчим, сделав неловкое движение, стал падать. Инстинктивно, чтобы не разбить бутылку, он поднял авоську повыше, вместо того, чтобы самортизировать удар, и грохнулся на обледеневшую землю. Упал он крайне неудачно (в этом возрасте кости уже довольно хрупкие) и сломал шейку бедра – самый страшный физический недуг в пожилом возрасте. Обычно люди со сломанной шейкой бедра навсегда прикованы к постели, но отчим обладал очень сильными, натренированными мышцами, так как в молодости профессионально играл в футбол, один раз я даже был с мамой на трибунах стадиона «Динамо», когда играл отчим. Он выкарабкался, но до конца жизни всё-таки немножко хромал при ходьбе.
АРТЕК

Впервые отец попал в Артек, считавшийся лучшей пионерской здравницей, в 19.. году и с тех пор так полюбил это местечко, что приезжал туда при первой же возможности. Посещение Артека порождало в отце огромный эмоциональный подъём, что каждый раз приводило к написанию удивительно лиричных, мелодичных песен. Отец написал 6 таких артековских песен и большинство из них до сих пор живо и с удовольствием поются на детских концертах. Вот эти песни: …..

Последнее посещение Артека относится к 1955 году. Моей сестре Маше исполнилось 5 лет и отец решил «вывести её в свет» – совершить морское путешествие по Чёрному морю. И вот, отец, его жена Лариса Павловна, Маша и я, а также пара знакомых, приезжаем в Ялту, чтобы сесть на пароход «Победа». Но до отплытия ещё часа три и отцу приходит в голову идея: «Юраха, давай махнём в Артек, тем более, что ты там никогда не был». И, взяв такси, мы оказались в Артеке. Отец никогда не любил официальщины, помпезности. И сейчас, отец не отправился к артековскому начальству (хотя ему, как почётному артековцу, конечно устроили бы какой-нибудь приём с помпой), а просто подсел к какому-то отряду, который у небольшого костра проводил своё маленькое мероприятие. Мы с отцом немножко посидели, о чём-то поговорили и вскоре уехали. Я думаю, что вожатому этого отряда потом изрядно попало за то, что он не предупредил начальство лагеря о приезде такого гостя.