Юрий Бликов Одесса – 2012 г

БЕЛЛА. О, Риммочка, ты рано.

РИММА. Конечно я рано. На семь же билетов нет, а ты мне: "В девять дома, в девять дома". Кисло тебе в борщ, если бы мы пошли в кино на девять. Мне уже не пять лет. И я же не одна.

БЕЛЛА. Чтоб ты хоть раз подумала о родной матери. Вам было пять, я не имела жизни. Вечно вы где-то гацали, как скаженные. Вспомни, как вы с Косиком залезли на стройку, и где вы ее взяли, на мою голову? Теперь вы выросли, и что? Опять где-то плынтаетесь, а я тут сходи с ума.

РИММА. И что, мне теперь из дому не выходить? Не пустила в кино, так мы пойдем в город.

БЕЛЛА. Вот! Вы будете швендять, а буду весь вечер иметь нервы. Мне мало. Шурик, что ты молчишь?

РИММА. Мама, это уже просто невозможно, каждый день одна и та же история.

ШУРИК. Римма, слушай маму, я ей только валокордин давал перед твоим приходом.

РИММА. Па, этот номер не пройдет. Вы меня на свой шантаж не купите. Хорошую моду взяли себе давить на жалость. Это что, чтобы вы себе жили спокойненько, я должна быть затворницей, нагадить жидко, на всю свою личную жизнь, только бы вам было спокойно. Так я еще раз говорю, этот номер не пройдет. Если вам нагадить на мою жизнь, так и мне тогда на вашу. Что вы из-под меня тогда хотите, если вы со мной по-скотски?

БЕЛЛА. Сядь! Деточка, слушай меня. У нас важные новости. Дядя Изя прислал нам вызов. Мы будем уезжать, но пока не дали разрешение, трындеть за это на каждом углу не надо. Даже своему Косику.

РИММА. Мне это нравится. А меня кто-то спросил, хочу ли я ехать? Или в этой семье мне уже вообще голоса нет? Я тут что, вместо табуретки – погрузили, повезли?

БЕЛЛА. Папина доця! Что я еще могу сказать, папина доця. На, Шурик, смотри на свое воспитание двумя глазами.

ШУРИК. Риммочка, ну нельзя же так. Ты же не одна. Мы же все-таки семья.

РИММА. Так что же вы меня ставите перед фактом, что же вы меня хотя бы не спросили?

ШУРИК. Так мы ж тебя и спрашиваем, вызов только пришел, тебя же не было.

РИММА. Это вы так спрашиваете. Так если вы спрашиваете, я вам говорю свое нет. Никуда я не поеду.

ШУРИК. Риммочка, ну ехать надо.

РИММА. Кому надо? Мне надо? Мне не надо.

ШУРИК. Ой, ну что ты себя ведешь, как совсем маленькая? Это такой шанс, такой шанс.

РИММА. Какой шанс?

БЕЛЛА. А такой шанс, посмотреть, например, живьем, на твоих этих пришмекнутых, как их…

РИММА. Kiss

БЕЛЛА. Кис, шмис, киш… Тоже мне еще, киш мир сама знаешь куда, а не кис. Это твой таки шанс посмотреть на них своими глазами, а не вешать себе в комнату их поганые раскрашенные рожи на пол стены.

ШУРИК. Ну причем тут Кисс. Беллочка, ну о чем ты говоришь?

БЕЛЛА. Я знаю, о чем я говорю. Ты помнишь, как я ее в детстве на игрушки подманивала? А как она у нас ела у соседей наш борщ, как за их? А что я еще должна говорить, если она не думает своими мозгами за свое же будущее? Что я могу говорить, когда у нее детский сад в одном месте, которым она думает, прямо рядом с глистами, которых я ей в детстве не довыгоняла?

ШУРИК. Риммочка, а ты что, в самом деле, не хочешь послушать живьем концерт Кисс?

РИММА. Папа, я тебя умоляю, я что, похожа на идиотку? Какой концерт, вы меня тут в кино в девять вечера не пускаете, так вы меня там пустите на концерт Кисс? Папа, это не соседский борщ из нашей кастрюли, а мне не пять лет. Разве дело в концерте? Да хоть все концерты. Причем тут концерты вообще?

БЕЛЛА. Вот именно. Ты же думай сначала, а потом уже словами кидайся. Ей ехать не надо. А что тебе надо?

ШУРИК. Риммочка, ну действительно, что тут ловить? Ни тебе поехать куда-то за кордон, ни тебе нормальной медицины. Что толку, что ты выучишься? И где это все применять? Или ты не знаешь, что у нас творится с лекарствами. А там же весь мир у твоих ног.

РИММА. И говорить я с этим миром буду по какому?

БЕЛЛА. Говорить ты будешь по-любому. Там все заговаривают, а ты что, самая тупая?

РИММА. Мамуль, ну куда? Чужая страна, чужие люди, без языка. У меня тут все, друзья, институт. Мне учиться надо, а там все с нуля. И это же навсегда, все, отрезано!

ШУРИК. Доча, ты еще молодая, у тебя и так все с нуля. Это нам этого "с нуля" нужно бояться.

БЕЛЛА. Ты что думаешь, мы не боимся? Или у нас друзей нет? Но мы слишком хорошо знаем всю эту советскую мелиху. И если такой шанс подвернулся – надо чухать отсюда, чтоб аж свистело.

РИММА. Только ты забыла про Косика.

БЕЛЛА. Аицим Косик, тоже мне великий пуриц а гройсер жених. Что ты не найдешь себе там приличного мальчика?

РИММА. Вот о чем я и говорю, на мои чувства всем просто наплевать слюной. Мама, мы любим друг друга, мы вместе с детства, и я не собираюсь менять Костю ни на какую Америку.

(Входит Либман)

Сцена 5

ЛИБМАН. Я дико извиняюсь, не подумайте, что я вмешиваюсь, просто у вас было открыто. Но, Риммочка, я таки имею сказать одну очень важную вещь. Деточка, ты меня слушай, я же плохого не посоветую.

РИММА. Дядя Либман, только вас не хватало на мою голову. Мне мало, что они с меня пьют кровь?

БЕЛЛА. Не хами старшим!

ЛИБМАН. Риммочка, я тебя носил на руках и ты мне подписяла мой выходной костюм, который я держал на свадьбу. И ты думаешь, что я не имею сердца до твоих чувств? И ты думаешь, что я хочу, чтобы ты вышла замуж за какого-то ихнего американского хозера, или какого-то пейсатого шмаровозника с ихней капиталистической синагоги? Так ты таки сильно ошибаешься на мой счет.

ШУРИК. Мосье Либман, это невозможно. Вы можете начинать говорить с конца?

ЛИБМАН. Могу. Вот.

ШУРИК. Что "Вот"?

ЛИБМАН. Я хотел закончить на "Вот". Вы хотели это иметь сначала – нате. И сильно вам это помогло?

БЕЛЛА. Шурик, что ты его всегда перебиваешь?

ШУРИК. А что ты мне всегда делаешь замечания?

РИММА. Дайте уже человеку слово сказать.

ЛИБМАН. О. Так я тебе вот что скажу. Риммочка, ты приедешь туда, и ты пришлешь своему Косику вызов. Он приедет к тебе, вы себе поженитесь и зай гезунд.

РИММА. Дядя Либман, чтоб вы были здоровы, какой вызов?! Его папа секретарь горкома, а я ему пришлю вызов. Сколько его папа после этого проработает? И с чего ему вообще слать вызов, он что, еврей?

ЛИБМАН. По еврейским законам, он таки еврей, раз его мама еврейка.

РИММА. Мама Кости еврейка?

ЛИБМАН. А ты думаешь Неля Шмуклер – это китайский мандарин? Я-то ее помню еще Шмуклер, а не Самсоненко, как сейчас, по мужу. Я и говорю, пришлешь мальчику вызов. Его папа, конечно, секретарь горкома, но он же не поц. Он будет только рад за мальчика. А если его самого выкинут с ихней партии, так он только спасибо скажет и тоже поедет за ребенком.

ШУРИК. В этом городе у всех есть еврейская кровь, но не у всех есть пятая графа и вызов на руках.

ЛИБМАН. Имея вызов и пятую графу нужно еще иметь немножко сихл в голове, чтобы таки да уехать.

БЕЛЛА. Уехать тяжело, остаться легко, но как же потом тяжело будет жить, и знать, что могли уехать.

РИММА. Здесь все философы. Полная квартира одних сплошных философов. У меня от вашей философии мозг уже беременный.

БЕЛЛА. Солнышко мое, от беременных мозгов аборт не сделаешь.

РИММА. Я сейчас переоденусь и ухожу, пойду делать беременную голову Косику.
Сцена 6

(Двор дома Варшавских. Костя встречает Римму)

КОСИК. Ну сколько можно переодеваться?

РИММА. Так, сядь, есть разговор.

КОСИК. Мы говорить можем только сидя?

РИММА. Лежа из тебя, почему-то, слова не вытянешь.

КОСИК. Я и предлагаю идти, мы же собирались в город.

РИММА. Сядь!

КОСИК. Все сижу.

РИММА. Сиди серьезно, разговор не простой.

КОСИК. А, ты мне сейчас скажешь что-то такое, что я свалюсь с ног. Как ты мудра, моя подруга. Копчиком на асфальт – это удовольствие ниже среднего.

РИММА. Ты можешь пять минут быть серьезным.

КОСИК. Могу, но они уже прошли.

РИММА. Ничего, сейчас наступят. Мои вызов получили.

КОСИК. Какой вызов, куда?

РИММА. В центральную прачечную, на конгресс стирунов. За бугор, конечно, куда еще присылают вызов.

КОСИК. Вот это хохма.

РИММА. Или. И самое смешное, что они собираются ехать.

КОСИК. Без тебя?

РИММА. Вот мне нравится, как все за меня все решают.

КОСИК. А что, ты поедешь с ними?

РИММА. Это мои родители, так на всякий случай.

КОСИК. Это я заметил. А я тогда кто?

РИММА. Ты мой любимый.

КОСИК. Нормально, и мы имеем одесскую дилемму: "Стой там – иди сюда". И что ты будешь выбирать?

РИММА. Почему обязательно выбирать? Мы имеем проблему, с ней надо что-то делать.

КОСИК. Так я уже согласен, ты знаешь как?

РИММА. Не, ну с родителями я поехать должна, не могу же я их пустить одних. С их еврейским счастьем, их только одних пускать в Америку.

КОСИК. Чтоб их пустили в Америку, их отсюда надо выпустить. Я могу сказать папе, и их не выпустят даже за город на арбузы.

РИММА. Только попробуй. Я лично оторву тебе голову и дам в руки, будешь ее пинать ногами, как тот арбуз.

КОСИК. Ладно, никто никому ничего не говорит. Дальше?

РИММА. Дальше – проще. Я присылаю тебе оттуда вызов и ты приезжаешь ко мне.

КОСИК. Ну конечно. Нашла еврея-эмигранта.

РИММА. А что такое, у тебя мама еврейка, значит, по их законам ты еврей и я тебе свободно могу дать вызов.

КОСИК. Откуда ты знаешь?

РИММА. Что я не знаю еврейских законов, это же так легко запомнить. У нас в Союзе все по папе, а у евреев наоборот – все по матери.

КОСИК. Я не об этом. Откуда ты знаешь, что у меня мама еврейка? Это же страшная тайна нашей семьи, папа это ото всех скрывает.

РИММА. Ну да, сильно большая тайна, которую знает весь город, только твоему папе не говорят, чтобы его не расстраивать.

(Косик становится на скамейку и, приложив руки ко рту, вопит изо всех сил)

КОСИК. Кто еще не знает, что у меня мама еврейка?!

ГОЛОС ЛИБМАНА. Молодой человек, я понимаю, что вы имеете в жизни счастье, но тут же люди пытаются немножечко отдыхать.

РИММА. Сядь, не делай с себя клоуна.

КОСИК. Кто еще не знает, что моя мама еврейка при таком папе?!!

ГОЛОС ЛИБМАНА. Молодой человек, если вы не закроете уже свой нежный ротик, то ваша еврейская мама будет иметь немножечко набуцканного сына, даже при таком папе.

РИММА. Если ты не перестанешь, я сейчас уйду.

КОСИК. Не, мне это нравится, она сейчас уйдет, а то, что она едет – это уже просто мелочи.

РИММА. А что ты предлагаешь?

КОСИК. Я предлагаю? Я уже ничего не предлагаю. Я тебе предложил, ты согласилась, мы уже даже собирались знакомить родителей. И что? Моя будущая жена едет с мамой, папой навсегда, и чья она будущая жена – я уже не знаю.

РИММА. Я сказала, я тебе пришлю вызов.

КОСИК. Я счастлив. Вместо нормальной семьи, я буду иметь ожидание вызова, потом гембель с папой, когда я его получу.

РИММА. Вот если бы мы сейчас поженились, это сильно бы помогло. Я что брошу родителей?

КОСИК. А мужа значит можно.

РИММА. А мужа можно и в вызов вписать, особенно если папа подсуетится.

КОСИК. И долго папа будет в своем кресле, если он так начнет суетиться?

РИММА. О, своего папу тебе жалко, а я своих целых двух родителей должна отпустить на съедение всему американскому империализму.

КОСИК. Да наш первый секретарь хуже, чем весь американский империализм со всей их американской военщиной, вместе взятых. Он такие вырванные годы моему бате сделает, что атомная война праздником покажется.

РИММА. Ладно, не хочешь жениться на эмигрантке – не надо. Или ты думал, я тебя упрашивать буду?

КОСИК. Я не хочу жениться? Не мне это нравится. Или это я собрался чухнуть в Америку?

ГОЛОС ЛИБМАНА. Дети, чтоб вы были здоровы, не надо в Америку, пойдите уже хотя бы куда-нибудь на Дерибасовскую.

РИММА. А, так по-твоему, я чухаю?

КОСИК. Нет, ты постепенно дефилируешь за океан.

РИММА. О, тоже мне юморист с дохлыми шутками.

КОСИК. Твои шуточки мне уже боком вылазят.

РИММА. Так, тебе что-то не нравится – гуляй вальсом.

КОСИК. Я гуляй вальсом? Ну так и плыви себе в свою Америку и найди себе там Ротшильда.

РИММА. Косик, ты видишь те ворота? Ну так и иди себе сам через те ворота, чтобы я не сказала тебе адрес, куда тебе идти.

КОСИК. Ой, можно подумать.
Сцена 7

(Кухня квартиры Варшавских, горит только настольная лампа)

БЕЛЛА. И что? Погыркались?

РИММА. Да пошел он.

БЕЛЛА. Успокойся, девочка, все перекрутится. Еще двадцать раз помиритесь.

РИММА. Не собираюсь я с ним мириться. Полный придурок.

БЕЛЛА. О, так у него таки есть шансы стать человеком, при умной жене. Ты же у меня вроде не Шая из сарая, со временем воспитаешь.

РИММА. Мама, ну что ты такое говоришь?

БЕЛЛА. Я знаю что я говорю. Если я умудрилась что-то сделать из твоего папы после его мамы, то тебе сам Бог велел, с такой наследственностью. Чтоб я его еще научила зарабатывать деньги, так мне бы дали нобелевскую премию

РИММА. Ма, ты в своем репертуаре. Ты себя не похвалишь – ночь спать не будешь.

БЕЛЛА. Не, я должна хвалить тебя, что ты погрызлась с Косиком, устроив геволт на весь двор. Я уже теперь буду иметь что послушать от Либмана, на два года вперед: и как ему не давали отдыхать, и как надо воспитывать детей, и как он не хочет меня учить жить, и какая молодежь была в его время. Ты не могла сделать три шага и гыркаться за воротами?

РИММА. Мама, тебя волнует Либман, когда у меня такое!

БЕЛЛА. Нет, меня волнует не Либман, меня волнует здоровье моих ушей вместе с мозгом. Если бы ты имела счастье слушать это каждый день вместо меня, тебя бы это тоже немножечко волновало. Он пожилой человек, ему не с кем поговорить, я все понимаю, но кто поймет меня, если даже собственная родная дочь не понимает?

РИММА. Мама, ты знаешь что мне сказал Кося? Этот козел…

БЕЛЛА. Ша орать. Не надо мне весь этот халоймес по второму разу, все эти мансы я уже слышала через окно, в аккомпанементе Либмана. И я тебе скажу, слава Богу, что так.

РИММА. Ну как ты так можешь говорить, я же его люблю.

БЕЛЛА. Солнышко мое, я имела сердце, когда я это поняла, но я хоть раз тебе что-то сказала плохое за Косика? Косик хороший мальчик, вы дружили с детства, и я не имела ничего против этой дружбы. Но когда я поняла, что эта дружба не просто так, я таки имела почти инфаркт. У него конечно мама еврейка, но что ты будешь делать с партийными генами его папы?

РИММА. Что за бред, какие партийные гены, причем тут национальность вообще.

БЕЛЛА. Девочка моя, ты у меня уже взрослая, но таки еще такой ребенок. Национальность всегда причем. Родиться евреем – это и цурес и нахес в один стаканчик. Когда евреи не были виноватыми, и где? Ты что думаешь, поговорку "Когда у фараона болит живот, еврею ставят клизму" придумали вчера? Нет, мое солнышко, ее ложили с тем фараоном в пирамиду, еще тогда, как инструкцию по эксплуатации. А быть евреем в этой стране, с этой мелихой – это вообще отдельное удовольствие. Причем тут национальность. Причем… Национальность – это такой рак, который неоперабельный уже от рождения, и я не хочу, чтобы от этого у моих детей был летальный исход. Вот спроси меня, почему я не хочу ехать в Израиль? Я тебе скажу. Я не хочу всю жизнь прожить здесь "жидами", чтобы, наконец, приехав в государство из одних евреев, тебе кинули в морду: "Ты, русский".

РИММА. Причем тут Косик, мама?!

БЕЛЛА. Ой, Риммочка, Риммочка… Косика папа так любит его маму. Но как бы он ее не любил, он всю жизнь стесняется ее национальности. И ты думаешь, он будет сильно счастлив, заиметь еще такую чистопородную невестку? Ему мало гембеля с женой? Да, он таки поднялся, но выше уже не вылезет. Он никогда не станет первым секретарем, у него пятно в биографии – жена еврейка. Он попачканный. Для этой мелихи мы всегда враги. И еще большие враги, потому что непонятно за что.

РИММА. Ма, я думала, он меня любит. Ну разве плохо было бы, если бы он с нами поехал? Разве плохо, даже подождать, но все равно потом быть вместе? Я же люблю его, придурка такого.

БЕЛЛА. Девочка моя, переболеешь. Это как с детскими болезнями, чем раньше переболеешь, тем легче жить. Он хороший мальчик, он заботится за своего папу, но всрался тебе такой муж тридцать три раза даже даром?

РИММА. Но он же отец моего будущего ребенка.

БЕЛЛА. Что?!!!

РИММА. Ма, я забыла тебе сказать. Я беременна.

ДЕЙСТВИЕ 2

Сцена 8

(мелькание дней – бобслей коротких сцен)

ШУРИК. Беллочка, мне таки дали в парткоме характеристику в ОВИР.

БЕЛЛА. Ты что, убил у них на глазах парторга?

ШУРИК. Привет, а кто бы мне тогда ее подписывал? Просто этот идиёт решил, что я еду по турпоездке в ГДР, назло Штерну. Я не стал его разубеждать.

РИММА. Мосье Либман, это не мой Косик, сколько раз в день вам надо повторить, что мы расстались?

ЛИБМАН. Ой, я тебя умоляю, знаю я эти "расстались", Косик такой хороший мальчик, а какая семья.

РИММА. Ну так и берите его себе, раз он такой хороший вместе со всей его семьей.

ЛИБМАН. Ну всей – не всей, но его маму я бы таки взял, вместе с его папиной должностью. Но кто ж мне даст?
БЕЛЛА. Римма, кто тебя смотрел и рассказал за беременность?

РИММА. Козакевич.

БЕЛЛА. Ха, нашла к кому пойти, он же беременность от радикулита не отличит.

РИММА. Но ты же говорила, что он твой лучший ученик и уже доцент?

БЕЛЛА. Мало ли что я говорила. Когда не надо ты таки да слушаешь маму, чтоб ты во всем другом так меня слушала.

РИММА. Так ты таки была права, такой хороший специалист, и приятный человек. Между прочим, он предложил мне сделать аборт совершенно бесплатно и ничего тебе не говорить, чтобы ты не нервничала.

БЕЛЛА. Скажи своему Козакевичу, что если он, хотя бы приблизится к тебе с такой мыслью, я сделаю ему обрезание ржавым скальпелем, и по самые уши.
ЛИБМАН. Беллочка, ваша Риммочка беременная?

БЕЛЛА. Иосиф Рувимович, откуда такие познания в гинекологии?

ЛИБМАН. Просто у вас была открыта дверь, и я все слышал.

РИММА. Так вы имеете вопрос или вы имеете тонкий слух?

ЛИБМАН. Я имею оба два и еще тонкий нюх до всяких неприятностей. И знаете что я вам скажу, детей таки да надо поженить.

РИММА. Если вы хотите быть свахой, так я уже согласна. Тёщу вы уже уговорили, осталось уговорить невесту и жениха.

ЛИБМАН. О, так я вам за то и говорю. Косик ходит кругами вокруг двора, но прячется, как партизан в лесу, как только видит нашу Риммочку. Если вы за, так может мне поговорить с мальчиком?

БЕЛЛА. Иосиф Рувимович, чтоб я вас знала первый день, так я б вам таки да поверила. Я не спрашиваю, сколько раз вы уже говорили с мальчиком, мне просто интересно, что он вам сказал.

ЛИБМАН. Ой, что он мне мог сказать?

БЕЛЛА. Так что ж вы спрашиваете?

ЛИБМАН. Ну все-таки.
ЛИБМАН. Шурик, вы уже подали документы?

ШУРИК. Да, там, в ОВИРе, такая очередь. Такое впечатление, что уезжает пол-Одессы.

ЛИБМАН. Вы только подумайте. Как много умных людей в этом городе.

ШУРИК. Дай Бог нормально уехать, и мы вам тоже пришлем вызов.

ЛИБМАН. Не, Шурочка, спасибо конечно, но если уеду еще и я, то на кого же останется этот город? У него же просто не будет будущего, одни парткомы и дом колхозника.
ШУРИК. Белла, на работе уже знают, что мы подали документы.

БЕЛЛА. Тоже мне новость, как только подали, так мы уже. Будут знать на работе, будут знать все кто надо.

ШУРИК. Не, ну как тебе нравятся эти идиёты, они меня вызвали на партком, прорабатывать, как врага советской власти.

БЕЛЛА. Ну ты же не настолько малахольный, чтобы туда пойти.

ШУРИК. Конечно нет. Я им сказал: "Если я враг советской власти, то что мне делать на парткоме? А если я не враг советской власти, то я беспартийный. Раньше надо было думать и принимать, тогда бы имели сейчас кого выкинуть с партии"

ЛИБМАН. Риммочка, как ты думаешь, если бы твоя мама так реагировала на твоего папу, как ты на коники своего Косика, сильно вы бы имели нормальная семья?

РИММА. Мосье Либман, не трогайте уже меня с вашим Косиком. Вы меня таки доведете до некультурного. Вы что не знаете, что беременные женщины страшно нервные? Я ж молчу, молчу, но еще пара слов за Косика, и вы пойдете дальше Америки без всякого вызова. Вам надо эти обиды?
Сцена 9

(кухня квартиры Варшавских)

ШУРИК. Все, меня поперли с работы.

БЕЛЛА. Или ты ждал, что они дождутся твоего отъезда, а потом уволят тебя задним числом? И с какого ты уволенный?

ШУРИК. Завтра буду писать заявление по собственному.

БЕЛЛА. Какое сраное говно эта мелиха. Мало того что выкидывают человека на улицу, так им еще надо, чтобы человек сам писал заяву – сам он уйти хочет, аж не может. Как на мой характер, я б им написала.

ШУРИК. Не, так меня никто не выгоняет. Как бы! Они просто сократили отдел на одного конструктора, на именно меня. Они ж мне даже предлагают должность на ту же зарплату. Все по закону.

БЕЛЛА. Я не поняла, тогда что тебе писать по собственному, пересидел бы себе.

ШУРИК. Щас она войдет. Или ты думаешь они сокращаются, чтобы сделать мне приятные каникулы? Знаешь, куда они мне предложили? Они хотят меня запихнуть на завсклад спецодежды.

БЕЛЛА. Опять не поняла. Какая тебе разница где высиживать?

ШУРИК. Я тебе скажу, какая разница. Там я материально ответственный. Начнем с того, что с этой материальной ответственностью, я уже так просто не уволюсь, когда мне будет надо. А потом, как я могу взять ту ответственность? У них там тонны всякого барахла, еще с войны, я что его пересчитывать все буду? А как им захочется, чтобы я вместо ехать немножечко сидел, они просто придут, посмотрят куда я даже не знаю, посчитают какие-то украденные тридцать лет назад робы, и я уже у них на таком крюке, что я не то что ехать, ходить не смогу. Они же знают куда меня суют. Не, все, завтра пишу по собственному.

БЕЛЛА. Еще один нарыв на голову. Я уже не говорю за деньги, но надо срочно куда-то сунуть твою трудовую, а то они домахаются, что ты тунеядец.

ЛИБМАН. (голос за сценой) Беллочка, я щас!

ЛИБМАН. Слушайте сюда, мои дорогие, я знаю просто золотое место. Есть двор, так там еще угольная кочегарка. Я там знаю сестру жены начальника ЖЕКа, у них как раз сейчас один кочегар спился, есть место. Сутки через двое. Получать будете не как на своей КБ, но босяком тоже не будете.

ШУРИК. А дворник там им не нужен? В пять утра уже на улице, дышишь воздухом – чистое здоровье.

ЛИБМАН. Шурочка, о чем вы говорите. Либман же не Господь Бог, чтобы сделать вас дворником. Это же жирная должность, дворникам же положена жилплощадь. Вы б еще сказали, чтобы я вас устроил секретарем горкома, или товароведом в горкомовский буфет.

БЕЛЛА. Иосиф Рувимович, вы не Господь Бог, вас никто в этом не обвиняет. Будем думать.

ШУРИК. Надо было получать верхнее образование, чтобы идти в кочегарку. Подожди, еще неизвестно, как с Риммочкиным институтом будет.

БЕЛЛА. Пусть у тебя тут голова не болит. Риммочка же у нас беремчатая. Пока они будут решать выгнать ее за то, что она не еще, или оставлять, потому что она уже – можно успеть родить. Кстати, насчет этого…

ЛИБМАН. Я извиняюсь, я вас перебью. Шурик, а вы заходили до инспектора в ОВИР, что он вам сказал?

ШУРИК. Ой, не спрашивайте. Что-то мне это все не нравится, чтоб это все не закончилось отказом.

ЛИБМАН. Тьфу, тьфу, тьфу, Боже избавь.

БЕЛЛА. Подождите с вашим "Боже избавь", не надо меня было перебивать, уже никто никуда не едет.

ШУРИК. Я что-то пропустил в этой жизни?

БЕЛЛА. Ты пропустил, на секундочку, беременность твоей дочери. Как ты себе думаешь она будет переезжать в другую страну, где она будет рожать?

ШУРИК. Можно подумать, что там женщины не рожают, или рожают в подворотнях?

РИММА. Не, мне это нравится, тоже мне папочка. Я что пущу ее рожать неизвестно где? А что такое устраиваться на новом месте, имея на руках грудного ребенка? И что она будет в той Америке искать себе мужа, имея ребенка на руках, но не имея языка и специальности? Тебе что, там пенсию дадут, по уходу за внуком, или у меня там будет клиентура, чтобы вас кормить? А как девочка там сможет учиться, если кто-то не будет сидеть с ребенком? И подожди, еще надо, чтобы в ихней Америке ей дали бесплатное медицинское образование. Ты что имеешь за что ее там учить?

ШУРИК. Белла, ты меня таки отправишь на дурку. Кто мне тут доказывал, что ехать надо? Кто мне тут рассказывал за дядю Изю и кисельные берега? Это что, я все придумал? Вот ты мне скажи, оно мне было надо?

БЕЛЛА. Шурик, ша орать, на дурку ты всегда успеешь, а сейчас нужно думать о ребенке.

ШУРИК. За какого из? За того который есть, или за того который будет?

БЕЛЛА. А ты попробуй сразу за всех, гамузом. Твоей дочке нужен муж, а ее ребенку нужен отец. И что-то с этим надо делать. Ты ей папа или кто?

ЛИБМАН. Беллочка, мне кажется, что вы немножечко сгущаете. Вот вы вспомните, вы же сами рассказывали за лекарства, которые вам тут могут только сниться, а там – полно. Или что такое здесь достать приличную коляску. Вы будете доставать приличную импортную коляску, вы будете искать концы, вы будете иметь гембель. А там, вы заходите в магазин и все коляски импортные. А вы знаете, что мне рассказала Дора Бейзер? Вы Дору не знаете, но ее дочка пару лет назад уехала, и там надумала рожать в тридцать восемь лет. Так чтоб вы знали, у этих проклятых капиталистов даже подгузники одноразовые.

БЕЛЛА. Иосиф Рувимович, я вас умоляю, вы еще расскажите, что у них говно уже упакованное выходит.

ЛИБМАН. Вот вы напрасно не верите, Беллочка, Дора Бейзер врать не будет. Представьте себе, вы не имеет весь этот гембель с пачканными пеленками, с этими подгузниками. Ребенок сходил, вы сняли и выкинули. Все сухое, не воняет, вы не имеете всей этой круглосуточной стирки. Так может вы все-таки подумаете? Их медицина, их лекарства, и все для ребенка уже есть. А стиральная машина, которая сама все стирает и еще сушит? Я бы на вашем месте все-таки хорошо подумал.