Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана

группы всадников были одеты в доспехи, остальные же прятались в тени
деревьев или купались в реке. Никто из беков и узденей не попытался
уличить Абурахима во лжи и отговорить своего Владыку от опасного шага.
– О, Аллах, о, небо, о, духи войны, не дайте Нуцалу повредиться умом… –
молил воитель, сидя на корточках у кромки реки, и полоскал свое
пылающее от умственного напряжения лицо водой.
Но, видно, Аллаху было так угодно…
Шахбан-бек не успел подумать больше ни о чем – кривая турецкая сабля
абурахимовского нукера, который тоже пошел к реке следом за воителем,
взметнулась над склоненной к воде головой…
Рядом были сотни узденей, не чающих души в своем воителе-полководце,
непревзойденном рубаке, в лучшем среди лучших воинов, который
презирал смерть и дарил невольникам свободу. А этот… Кто бы еще сумел
так незаметно подойти к Шахбан-беку из-за спины?! Кем он рожден, этот
крадущийся нукер, этот хунзахец, этот… Но кто бы он ни был, сабля в его
руке со свистом рассекла горячий воздух. О, небо! Шахбан-бек не слышит
шагов убийцы! Он даже не подозревает, что кто-то из аварцев решится
на такое… И напрасно. Бывает, что и шакал вонзает свои гнилые зубы
в царственное тело льва. Так и сабля ничтожного нукера полоснула
по львиной шее Шахбан-бека.
Видевшие это аварцы остолбенели. Мгновения показались вечностью,
а земля и небо предстали взорам воинов словно впервые. Потом
из перекошенных ртов стали вырываться стоны, крики, полные удивления
и гнева:
– О, Алла-а-ах!
– Расю-у-у-лулла-ах!
– Куранил карим, что ты наделал, собачий сын?!
Через минуту оцепенение прошло. Одновременно пришли в движение
десятки воинов, они потянулись к убийце.
– Именем Нуцала повиновение! Повиновение! Этот спесивый человек,

которого Нуцал сделал беком, оскорбил его, подверг угрозе смерти нашего
Владыку! Вы слышите меня, повиновение именем…
Это было последнее, что успел произнести убийца, выставляя вперед
саблю. Налитые кровью, как у волков, глаза узденей видели перед собой
шайтана, исчадие ада, нечто мерзкое, подлежащее умерщвлению.
Их уши не слышали ничего, кроме проклятий и стихов ясина, уже
звучавших над трупом Шахбан-бека. В подлой руке нукера не хватило
силы, чтобы отсечь воителю голову, она осталась висеть на жилах, выбивая
фонтаном священную для многих аварцев кровь.
– Не смейте! К Нуцалу… – прохрипел убийца последние слова в своей
жизни.
Будь сейчас перед этими узденями хоть сам Нуцал, он тоже был бы так же
разорван на части голыми руками, как этот подлый убийца. Уздени ломали
ему руки, ноги, ребра, шею, выкололи пальцами глаза и… Когда с ним
было покончено, воины кинулись к Нуцалу, который, уже прослышав
о произошедшем, сам бежал им навстречу.
В войсках поднялся шум, голоса воинов сливались в нечто неописуемое.
Как в стане своего войска мог погибнуть самый лучший?!
Владыка Аварии упал перед мертвым воителем на колени и посыпал свою
голову пылью. Из его груди вырвался крик, смешанный со стоном
и гневом:
– О, лучший из лучших! О, славный мой лев, как же ты позволил шакалу
укусить себя! – Он обнял окровавленную голову и с обезумевшими глазами
окинул теснившихся вокруг. – Как же вы допустили такое?! Где убийца?! Я
проклинаю его род до седьмого колена! Где грязный визир?!
– Абурахима к Нуцалу!
– Абурахима к Нуцалу! – понеслось среди воинов.
И вот он, диван-визирь аварского Престола, трясущийся от страха,
предстал перед убивающимся от горя Нуцалом. Его привели вместе
с турком, которого он представил как визиря.

– Ты, собачий сын, подговорил своего шакала?! Отвечай, кто надоумил
твоего нукера убить Шахбан-бека?!
Что мог ответить Абурахим? Он бормотал нечто несуразное и даже
пытался осудить своего, уже разорванного на части, нукера. А между тем
андалалский тысячник развязал язык «султанскому визирю», который
оказался фаталихановским невольником, явившимся в лагерь аварского
войска, чтобы заманить к себе Мухаммад-Нуцала…
– Ты осквернил не только себя и семью свою, и родителей своих, и детей
своих детей, и правнуков своих, еще не родившихся на свет! Ты осквернил
еще и род наш… ибо и ты, презреннейший, происходишь из рода Сариров.
Я призываю на твою голову все проклятия горцев и приговариваю тебя
к позорной смерти, – был вердикт великого Правителя.
Абурахима тут же изрубили на куски…
* * *
Три дня аварское войско, потеряв воителя-полководца, решало как быть
дальше? Начать наступление на превосходящего числом врага или с боями
отходить к своим границам? И все это время вокруг аварского лагеря
сгущались каджарские войска, словно черные грозовые тучи. Но летнее
небо оставалось чистым, по ночам загорались мириады звезд, а днем
немилосердно палило солнце. Обозревая же окрестность из лагеря Нуцала,
становилось ясно, что выход отсюда если и есть, то дорогой
и неоправданно кровавый. К войскам Фатали-хана с каждым днем
прибывали новые отряды со свежими силами, и никаких тебе переговоров.
Куда им торопиться?! Знают каджарцы, что недолго продержится «живая
крепость» в тени деревьев, хотят, чтобы аварцы сами подняли белый флаг
и сдались на их милость.
На четвертый день Нуцал выступил перед войском с речью:
– Да будет проклят каждый уздень, каждый бек и каждый правитель
до седьмого колена, кто сдастся врагу на милость, а честь нашу отдаст
на поругание! В горах много галбацев, они растут и мужают, глядя на нас.
Кровь наша будет питать их мудрость, а достойная воинов смерть – славу.

И хотя сейчас мы на их земле, но не мы начали эту войну, не мы пытались
захватывать их земли, но они – наши. Не мы их слезно молили прийти
на помощь, а затем устраивали вероломную западню, но они. Не мы
раболепствуем перед сильным и порабощаем слабых, невзирая на родство
по духу и крови, но они поработители своего народа, и также хотят
поработить нас. Наша совесть чиста перед Творцом, создавшим этот мир,
а потому и не боимся мы погибнуть с мечом в руках.
Народ мой, что бы ни случилось, помни, что нет презреннее существа
на свете, чем трусы. Сейчас мы выйдем из окружения и с боями будем
пробиваться к своим границам. Кровь наша не останется неотомщенной!
Пусть на земле каджарской сейчас лежит тысяча аварских трупов, лишь бы
доставить тело непобедимого воителя в Джаро-Белокан. Отмщение
не заставит себя долго ждать!..
Из фруктовых садов стали выходить отряды горцев, но они сразу же
натыкались на плотные кордоны каджарской конницы, и завязался
смертный бой. Каджарцев оказалось так много, что не было никакой
возможности пробиться сквозь их толщу. Аварские сотни отскакивали
от каджарских войск, как камни от толстых стен.
И тут кто-то из чародинцев, владеющих тюркским языком, сумел выпытать
о родственниках Шекинского и Ширванского правителей. Среди более чем
тысячного отряда пленных каджарцев, связанных по рукам и привязанных
друг к другу, оказывается, есть ханы, родные племянники Хусайн-хана
и Агаси-хана.
– Ах вот почему они до сих пор не атакуют нас?! – поразился Нуцал
и немедленно приступил к их допросу.
Молодые ханы из жажды славы оказались на поле сражения. От них Нуцал
узнал и передал по войску, что абурахимовскому нукеру Фатали-хан
обещал дочь и половину государства за убийство непобедимого дракона,
а самому же казненному визирю – десять тысяч серебром и дворец
на берегу Каспийского моря.
– Но вы видели, что с ними произошло?! – задал вопрос каджарским ханам
Нуцал. – Хотите знать, какой казнью я прикажу вас казнить? – И Нуцал
коротко и спокойно пояснил им, что их обоих посадят на колы.

Нет, молодые каджарские ханы не хотели умирать ни такой смертью, ни
какой-либо другой. Они, после того как попали в плен, надеялись остаться
неузнанными и спастись. А теперь были вынуждены написать письмо
своим правящим дядям. Ответ не заставил себя долго ждать. Мухаммад-
Нуцалу предлагалось явиться в шатер Фатали-хана для переговоров о мире.
В знак своей доброй воли он убирал с западной стороны пятитысячную
конницу и открывал путь для отхода к своим джаро-белоканским границам.
Через этот коридор Нуцал первым и направил сотню воинов с телом
Шахбан-бека. Через день сотня вернулась назад, передав белоканским
аварцам гроб воителя; значит, не обманули каджарцы. И он, Владыка
Аварии Мухаммад-Нуцал, взяв с собой три сотни воинов, направился
к городу Шемаха, на встречу с Фатали-ханом.
Желтый шатер был многогранным и хорошо натянут на земле. Вокруг него
кишело каджарское войско. «Подумать только, как он готовился к войне
со мной?! – с досадой мелькнуло в голове Нуцала. – Почти всю страну
на ноги поднял. Значит, боится, собака!»
– Ассаламу алейкум, Фатали-хан, – войдя с двумя воинами в шатер
и не протягивая руки, поздоровался Владыка Аварии.
– Ва алейкум салам, Мухаммад-Нуцал, – продолжая сидеть на своем
походном ложе, ответил и владыка Купинского ханства. По три рослых
воина, в позолоченных доспехах, с длинными кривыми саблями стояли
по бокам от него.
Нуцал присел на ковер, скрестив ноги, и прямо посмотрел в глаза Фатали-
хана, который, оказывается, косил на левый глаз.
– Ну, с чего начнем переговоры? Можешь выпить чай, хочешь шербет,
можно и вина пригубить по такому случаю… Как видишь, Мухаммад-
Нуцал, я великодушен. Ты пришел на мою землю с мечом, а я тебя угощаю,
как дорогого гостя…
Откуда-то из-за занавесок выскочили две полуголые невольницы и стали
разливать по фарфоровым пиалкам горячий чай и холодный шербет.
– С мечом на мою землю первым пришел твой господин Надир-шах.
Но с тех пор, как его войско было разгромлено, а сам он обращен в бегство,
ты и твои преступные союзники не оставляете попыток отобрать то, что

вам не принадлежит ни по шариату, ни по справедливости…
– Шариаты у нас с тобой разные. Я хоть и происхожу от даргинцев,
но исповедую истинный ислам – шиа, а ты – суннит, потому и логики
в твоих словах нет.
Нуцал и оба его воина не притронулись к угощению.
– Ты задумал зло вместе с теми, кто слезно просил меня о помощи.
Заманил в ловушку моего брата с войском… Ты не прав, Фатали-хан.
И какая тебе еще логика нужна?
– О-о-о… – протянул тот, – логика – великая вещь. Она не любит прямого
обозначения… Вы-дагестанцы-дикари, смеете быть невассалами великой
Персидской империи – это раз. Вы отвергаете шиа – это два. Ну, и третье –
ты в моем шатре…
– А племянники твоих союзников – в моем…
– Мне плевать на них. Они тоже должны быть моими слугами…
Нуцал невольно рассмеялся и спросил:
– А ты сам чей слуга?
– Я – слуга Аллаха.
– Всякий мусульманин – слуга Аллаха.
– Но не всякий мусульманин заслуживает попасть в рай, а тем более, быть
на престоле. Вот ты, например, не по праву сидишь на Хунзахском
престоле…
– Почему?
– Потому что престол в Хунзахе был освящен Абулмуслимом, который был
не правоверным мусульманином, а мунафиком, выдававшим себя за шейха
и потомка Пророка (мир ему). Я же предлагаю тебе очиститься от скверны,
присягнув мне в верноподданстве, и тогда твой престол может иметь какой-
то смысл…

Мухаммад-Нуцал понял теперь, почему этот гнусный человек, волей
персов воссевший на Купинском престоле, не дорожит миром с горцами
и даже со своими шиитскими правителями, которых тоже, как теперь ему
стало ясно, он намерен уничтожить, чтобы расширить свое ханство. Ибо
если он не вернется к войску из этого шатра, то племянники правителей
Шекинского и Ширванского ханств будут казнены. А коли так, то есть
только одно средство донести его, нуцальскую волю, до гордого Хунзаха.
– …Я хочу, чтобы ты перед своим войском попросил моей милости
и признал себя моим слугой…
– Львы не прислуживают шакалам! – процедил Мухаммад-Нуцал,
вскакивая с места и обнажая свой короткий меч.
Но годы уже не те – лев был слишком медлителен в своем броске. Гиганты-
телохранители возле Фатали-хана и те стражники, что прятались
за шторами шатра, мгновенно пришли в движение. Ни Нуцал, ни двое
из его воинов не успели даже метнуть мечи в недругов. Все трое были
сражены насмерть ударами из-за спины.
А несколько тысяч воинов, отчаявшись ждать Нуцала, перерезали всех
пленных и с боями стали прокладывать путь в гордый Хунзах. Без Шахбан-
бека и беза добычи…

жүктеу/скачать 1.34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: