Чехословацкие «Новые традиционалы» 29. «За дружбу и за любовь»
жүктеу/скачать 5.2 Mb.
|
Чехословацкие «Новые традиционалы» 29. «За дружбу и за любовь» Подготовка к празднованию «1 мая 1953 г.», а речь пойдёт, именно, об этом, также началась заранее, но не настолько, как к прошлому, состав празднующих был не столь ограничен и закупка спиртного уже велась в складчину, а не на одну Игореву зарплату. Однако, кое-что в нём было и от прошлого: Игорева квартира, количество спиртного, его крепость, неразборчивость и безмерность возлияний. Празднующих на сей раз было шестеро: Игорь, Юрка Чернов, Валька «Желторотик», Гога, Женя и Валька «Заяц». Юрка Чернов, если Вы ещё не забыли, когда-то ещё в 45-м, в 4-й школе и в 4-м классе учился с Женей, до своего нападения на белокурую их учительницу русского языка – Адель Петровну, за что и был изгнан из школы. Сейчас же он работал киномехаником в кинотеатре им. Коцюбинского, был старше всех лет на 5, хотя ума от этого у него было не больше,  чем у остальных. Он занимался радиотехникой, и это увлечение, и родственность работы с театральным осветителем – Игорем, познакомила и сблизила их. Из этой же киномеханической и радиолюбительской сферы, а также из сферы начинающего приобщенца к компанейским кирам, попал в эту компанию с ними и Валька, по кличке – «Желторотик». Гога знал и Женю по ДСШ, и Юрку Чернова по общей учёбе в Ремеслухе (ФЗО), а теперь и Игоря, и снова Юрку по теперь уже общей учёбе в вечерней школе, где учились сейчас и «Мадя», и Юлик Бабак.  До сих пор осталось загадкой, как попал в эту компанию Валька Зайцев, по кличке – «Заяц», который, как оказалось, знал всех, хотя его толком не знал никто, несмотря на то, что, снова, как оказалось, он жил в центре города, вначале знаменитой «Девятки», т.е. недалеко от Жени и Игоря, как раз посредине между ними и Юркой Черновым, жившим в яру у 4-й школы, и Гогой с ул. Милиционной. Он любил музыку и, снова, как оказалось, хотя и позже, даже неплохо играл на аккордеоне. И даже Женя его почти не знал, хотя, как оказалось, он даже учился вместе с ним в его 9-й школе, и даже классом старше.  Он был где-то такого же роста, как все они, кроме «Желторотика», который был выше, имел полные губы на добродушном розоватом лице, нос с, утолщающейся на конце, висюлькой и русый, кудрявый чубчик набок. Манера его поведения отличалась свободой и разболтанностью, возможно, от ранней любви к поддаче, а, может, просто, от врождённых добродушных наклонностей. Похоже, что впервые возник он возле Жени где-то на параде. Потом ещё несколько раз возникал и исчезал. Потом исчез окончательно, и, вдруг, сразу возник в этой компании, появившись же не то с Гогой, не то с Юркой Черновым, который, как оказалось, теперь уже имел фамилию – Гречка! Похоже, что уже и на параде он был «под мухой», хотя и небольшой. Игорина мама – прекрасный кулинар и хозяйка, снова накрыла ребятам стол в меньшей комнате, и сама ушла к старшей замужней дочери – Гале, оставив ребят одних.  Возбуждённая компания расселась по своим местам, вокруг небольшого стола, и Юрка Гречка, на правах старшего, налил всем по полному 250-граммовому стакану, всё той же, утверждённой к употреблению с прошлого раза и закупленной вновь в неограниченных количествах, 60-градусной «Особой»! Теперь он стал серьёзным. Поднялся со своего места, поднял свой полный стакан и сказал: - Выпьем, за дружбу! Тут же вскочил Валька «Заяц» и, подняв свой полный доверху стакан, сказал: - И за любовь!  Все выпили. Загремели ложки, вилки, посыпались шутки, анекдоты – захмелевшая компания праздновала «1-е мая». - За дружбу! – Снова встал Юрка со своим вторым полным стаканом. - И-и-и з-за любовь! – Тут же вскочил Валька «Заяц» со своим. Все проглотили обжигающую жидкость и продолжили закусон и веселье. - За дружбу! – Снова сказал Юрка Гречка, вставая и вновь поднимая свой третий полный стакан.  Все встали, подняли свои полные доверху стаканы, чтоб цокнуться и снова выпить «за дружбу», но тут услыхали какой-то странный шум, звон тарелок и вилок. Оказывается, это был всё тот же – Валька «Заяц», голова которого почему-то лежала в тарелке с винегретом, но который всё же интуитивно почувствовал, что обязан продолжить Юркин тост. Он оторвал голову от винегрета, потом всё же с усилием оторвал от стола и себя. Подняв одной рукой стакан, второй полусогнутой опираясь о стол, он сказал: - Из-з-з-за л-л-любовь! Все весело выпили и теперь уже продолжили веселье с песнями, музыкой и танцами. - З-за д-д-дружбу! – Снова поднялся Юрка.  Все встали и начали цокаться. Раскрасневшиеся лица горели, глаза светились дружбой! Под столом раздался какой-то  неопределённый шум, как будто кошки или собачки доедали, брошенное им. Вдруг, один из стульев поехал куда-то в сторону. Все, уж было раскрывшие рот для приёма очередной порции, задержались, скосив глаза на ожившую мебель. Но тут возле отъехавшего стула зашевелилась скатерть, и из-под неё выполз Валька «Заяц». Вцепившись руками в край стола, подтянувшись на них и, помогая себе подбородком, он всё же преодолел уровень его крышки и, совершая невероятное усилие удержания на этом краю, с трудом выдавил: - И-и з-за л-любовь!  После чего, обессилено, облегчённо, и с чувством выполненного долга рухнул обратно под стол, где вскоре и был забыт всеми. Там его только утром следующего дня нашла Игорева мама, вернувшаяся от дочери и принявшаяся за уборку квартиры. Компания же, приняв по четвёртой, вдоволь натанцевавшись и навеселившись, снова, как и в прошлый раз, вначале пошла в парк, а, затем, домой к Гоге на Милиционную, которому там что-то нужно было взять. И снова жёлто-радужный, бредовый и фрагментальный мир встречал их. Они веселились, затрагивали девочек, ломали штакетные заборы, вызывая осуждение и недовольство прохожих, и пели песни. Одна песня была какой-то очень знакомой, но Женя, хоть и орал её больше и громче всех, как ни старался, никак не мог её узнать и понять, что же всё-таки он поёт. В его голове теперь, даже вызывая небольшую тошноту и некоторую боль, почти навсегда застряли слова: «На день коврово, на день коврово…». А может: «Надень коврово, надень коврово…». Потом ещё неделю он никак не мог понять, что это за дикие слова – «На день коврово?» или – «Надень коврово?», которые все и он, в том числе, пели, и от которых сейчас никак нельзя было избавиться.  И только через неделю, когда в классе запели эту песню, он понял, что это песня из оперетты Дмитрия Шостаковича – «Весна в Москве», экранизация которой только что прошла на экранах города, и звучала она так: «Надя Коврова, честное слово, Мы потеряли покой. Сжалься над нами - над соловьями, Птичкам махни рукой!» Поблагодарив Господа Бога за разгадку, Женя тут же понял, что приключения с этой песней на этом не закончились, так как его класс, весьма своеобразно интерпретировав её, полностью посвятил её своей классной руководительнице – Любови Григорьевне «Корове», поджидая её с перемены на урок, который в этот день был последний.  Звонок уже давно прозвенел. В школе, залитой тёплым, весенним солнцем, стояла звонкая тишина, какой она в своём лучшем виде, вообще, могла стоять в 9-й школе. И в этой тишине по коридорам школы неслась известная песня Дмитрия Шостаковича: «Люба – «Корова», честное слово, Мы потеряли покой! Сжалься над нами – учениками И отпусти нас домой!» Как оказалось, талантливый класс был богат также и на самодеятельных фольклористов-поэтов!
жүктеу/скачать 5.2 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|