Чонгук знал, что лирика Юнги всегда оказывается тяжёлой. Когда Мину давали полную свободу в текстах, в музыке, говорили, что он может писать обо всём, о чём только захочет или о чём посчитает нужным, то его нельзя было остановить. Чонгук завидовал хёну, ведь тот так искусен в своём умении использовать слова, говорить через тексты о важных вещах, которые беспокоят его. Он так не умел. Он смотрел на Намджуна, когда тот закрывался в своей студии и исчёркивал страницы блокнотов и тетрадей, а после переслушивал плейлист mono, удивляясь, что буквально мог наблюдать за тем, как пишется этот шедевр.
Лирика Юнги отличалась от лирики Намджуна. Хёны пережили многое, это, несомненно, так, но Чонгук не мог их сравнивать, как бы не пытался. Первый всегда говорил прямо; в большинстве случаев СМИ и критики выделяли его потому, что слова Мина – острые и честные. Он плюёт этой правдой в лицо, не оставляя шанса ослушаться. Резкие и громкие биты, которые начинались с чего-то спокойного и даже умиротворённого, Чонгук слушал это почти взахлёб, забывая дышать. Юнги был особенным во всех смыслах этого слова.
Чон помнит, как впервые слушал микстейп хёна, а после вытирал слёзы с покрасневших щёк. Он всегда хочет, чтобы его старшие были в порядке. Слушать о борьбе Юнги вот так, открыто, честно, без попыток скрыть правду за другими словами, невероятно трудно. Мин принял его в тот вечер в своей студии с объятиями и понимающей улыбкой. Он знал, что младший придёт к нему после того, как послушает микстейп. Непонятно, кто нуждался в поддержке больше: рэппер, открывший своё сердце для миллионов фанатов и рассказавший о своих страхах, или Чонгук, который всегда был слишком чувствителен к таким вещам, как боль его хёнов.
Полчаса назад он с затаённым дыханием смотрел трейлер к их новому альбому в исполнении Юнги и был готов к чему-то такому. Резкому, откровенному, честному. В каждом бите и в каждой строчке всё буквально кричало, что это Мин Шуга. Наблюдать за сменяющимися локациями, вслушиваться в лирику, в которой сказано больше, чем может показаться на первый взгляд, и знать, что в нескольких комнатах сидит Юнги и, возможно, пролистывает комментарии фанатов.
Чонгук чувствует, как в сердце колет на строчках, играющих на повторе в своей голове:
«…Хочу быть богатым
Хочу быть королем
Я хочу быть собой…»
Слава сделала из них тех, кто в какой-то момент своей карьеры обязан затрагивать тяжёлые темы. Сасэничество, давление со стороны общественности и СМИ, ненависть, выливающаяся на них целыми вёдрами. Они все справлялись с этим, потому что это обратная сторона жизни, которую они выбрали. Юнги был одним из тех, кто боролся со всем этим отчаянно и рьяно, хоть и понимал, что в какие-то моменты это его ломает. Всему приходит конец, как и маске, не справляющаяся со своими обязанностями через какое-то время. Мин знает, что такое плакать в ванне после осознания всей той популярности, что свалилась на них так резко и неожиданно. Чонгук был с ним в моменты, когда тот ловил очередные панические атаки после аэропортов, потому что мигание чужих вспышек от камер всё ещё оставались под закрытыми веками.
Юнги был напуган находиться на вершине так же сильно, как и пытался бороться со своими внутренними монстрами.
Чон думает, что ассоциировать страхи хёна с тенями было правильной вещью.
«…Я бегу, но тень преследует меня
Как тьма, как яркий свет ..»
У него много слов, которые он хочет сказать. Много просьб, так и сорвавшихся с губ и адресованных вовсе не Мин Шуге, а тому, кто сидит сейчас в своей комнате.
Чонгуку не нужно было много времени, чтобы сорваться с постели и уверенными шагами направиться к чужой комнате. В общежитии тихо, потому все наверняка заняты предстоящим камбэком, дорабатывая всё то, что нуждается в поправках. За дверью тихо, что сначала он сомневается, стоит ли беспокоить хёна, но он знает, что, даже если и помешает тому, то его впустят. Потому что это Юнги.
«…Люди говорят, что в этом ярком свете есть своё великолепие,
Но моя растущая тень поглощает меня и становится монстром»
Парень стучит, топчась на месте, и, к своему удивлению, получает мгновенное «войдите». Он толкает дверь неуверенно, и в глаза тут же бросается освещённая приглушённым жёлтым светом комната. Монитор компьютера включен, а стоящее оборудование рядом всё на тех же местах, что и несколько дней назад.
Юнги сидит на кровати с телефоном в руках, но откладывает его сразу же, как видит в проёме Чонгука. Он мягко улыбается на взволнованный взгляд, издаёт мягкий вздох и кивает, позволяя пройти вглубь. Чон спешит прикрыть за собой дверь и тихой поступью направиться к хёну, готовому уже принять младшего в свои объятия.
Чонгук останавливается в шаге от рэппера, смотрит на его выражение лица, на которое падает свет от лампы и монитора, и с губ срывается тихое:
— Хён.
Юнги понимает его без слов: тянет руку вперёд, к чужой, и переплетает пальцы. Чон мгновенно сжимает его ладонь в своей, наблюдая за слабой улыбке и открытому взгляду в его сторону.
— Иди сюда, Гук-а, — тихо говорит старший, потянув макнэ на себя. Тот подчиняется просьбе, сокращает расстояние между ними и сразу же падает в тёплые объятия.
Мин слышит громкий вздох около своего уха и спешит устроиться на кровати поудобнее, отодвигаясь к стене. Чонгук приподнимается, чтобы хёну облегчить задачу, а после снова следует молчаливой просьбе и немного смущённо садится на бёдра Юнги, прижимаясь грудью к чужой. Одна рука всё ещё скреплена в замок, но младшему ничего не мешает обвить чужую шею свободной, устраивая подбородок на плече.
Его футболка с широким воротом сползла с одного плеча, а Мин из-за их положения получает к чистой шее полный доступ. Они молчат какое-то время; рэппер гладит подушечкой большого пальца ладонь парня, дышит тому в шею, вызывая толпу мурашек, пока сам Чонгук прикрывает глаза и улавливает носом слабый аромат кофе и одеколона, которым хён редко пользуется.
Чон хочет сказать, как хорошо Юнги постарался в этот раз. Похвалить за прекрасную лирику и музыку, за все старания, что тот вложил в съёмки, потому что это важно. Юнги важно слышать, какую тяжёлую работу он проделал, и что им гордятся. Говорить о тёмной стороне славы, через которую они все проходят, является чем-то безумно храбрым с их стороны. Чонгук не удивлён, что для такой душераздирающей вещи был выбрал именно Мин, чтобы рассказать обо всём, что их заботит прямо сейчас.
Они стоят на вершине, но никто не сказал им, что они будут здесь одни. Одиночество съедает и разрушает в тебе что-то, что ты так долго хранил сохранить, но всё становится бессмысленным после очередного падения после взлёта. Он чувствует то же, что и хёны, но, возможно, Юнги более храбр в том, что делает. У него самого никогда бы не хватило смелости так дерзко заявить о своих страхах и боли.
Чонгук восхищается хёном до боли в груди и сбитого дыхания.
— Ты хорошо постарался, — тихо говорит парень, перебирая короткие волосы на затылке. Тело под ним двигается на короткое мгновение, и только потом Юнги отвечает:
— Да?
— Мгм, — издаёт удовлетворённый звук младший, прислоняясь своим виском к чужому. — Я был впечатлён, — добавляет он и слышит, как хён начинает тихо смеяться. — Что такого я сказал? — недоумённо спрашивает он, отстраняясь и заглядывая в лицо напротив.
Юнги смотрит на него с мягкой улыбкой. У него чуть покрасневшие щёки и взгляд, полностью направленный на Чонгука. Юноша может поклясться, что видит, как карие глаза буквально блестят, излучая благодарность.
— Ты впечатлён каждой моей работой, — озвучивает очевидный факт Мин, свободной рукой поглаживая щёку макнэ, который ластится к ней и снова мычит.
Возможно, это правда. Но Чонгук не понимает, как можно не, когда Юнги заслуживает этого. Чтобы его музыкой восхищались, ставали на повтор, снова и снова находили для чего что-то новое, скрытое и не способное проявиться после первого прослушивания. Он заслуживает всех тех слов, что пишут фанаты, о том, как благодарны, как гордятся, как находят в его лирике себя.
— Это плохо? — наивно спрашивает Чонгук, и Мин бегает взглядом по его лицу, не отвечая сразу. Парень краснеет под таким пристальным вниманием и хнычет, морща нос и желая отвернуться. Юнги тихо хихикает и мотает головой.
— Нет, вовсе нет. Это льстит мне, — отвечает рэппер. — Ты приходишь после выхода каждой моей песни, и я не считаю это чем-то плохим.
Младший удовлетворённо мычит. Он готов и дальше приходить в комнату или студию хёна, чтобы похвалить его и выразить свою гордость за проделанную работу. Комната снова погружается в тишину, прерываемую только тихим звуком работающего процессора компьютера. Чонгуку тепло находится в объятиях Юнги, чья ладонь с щеки перемещается на его талию и остаётся там. Ладонь старшего горячая, он чувствует это через свою тонкую футболку, а также ёрзает, когда хватка усиливается.
Мин наблюдает за ним с нечитаемым выражением лица и странными эмоциями во взгляде. Он приковывает, манит юношу поддаться вперёд и поцеловать чуть приоткрытые губы, но также рэппер даёт знать, что не хочет, чтобы парень двигался. Чонгук замечает чуть загорелую кожу старшего, видные мешки под глазами и немного усталый вид. Наверное, он очень вымотался, пока ждал релиза и хотел увидеть реакцию поклонников. Это всегда было важным для него, хоть социальными сетями не пользовался так часто, как другие. Страх увидеть комментарий от хейтера всё же присутствовал до сих пор.
— Ты не представляешь, как много я хочу тебе сказать, — тихо говорит Чонгук, находясь в каком-то благоговении, пока Юнги перед ним после этих слов поджимает губы и хмурится. — Твоя лирика, хён, — поясняет он, отводя взгляд в сторону и пожимая плечами. — Я пересматривал столько раз видео, снова и снова вслушиваясь в твой голос, — Мин понимающе кивает, пока парень не сдаётся в своём рвении выразить свои эмоции словами с тихим «айщ».
Чонгуку отчасти нравится думать, что в словах, которые слетали с губ рэппера, скрывается огромный смысл и сокровенный разговор между сценическим Шугой и настоящим Мин Юнги. Мысли и догадки заполняют его голову, и он хочет услышать подтверждении своим предположениям, потому что человек, написавший всё это, прямо перед ним. Открыт и готов поделиться всем, что только Чон попросит. Но он помнит, как хён сказал, что хочет, чтобы фанаты понимали его музыку так, как хотят. Музыка делается на людей, поклонников, и только им решать, какой смысл искать в строчках.
Он не фанат, а участник группы, которая пишет всю эту музыку с невероятно искренним посылом. Однако ему кажется, что в этот раз, строя свои догадки по поводу всего, что он услышал в этот раз, должно остаться только в его голове. Юнги хотел бы, чтобы он остался при своём мнении, а не просил получить ответ на все вопросы.
«Пожалуйста, не позволяй мне сиять
Не предавай меня
Не давай мне летать
Теперь мне страшно»
— В твоей голове сейчас много мыслей, не так ли? — спрашивает Мин, смотря, как младший погрузился в свои мысли. Чонгук облизывает губы, собирается что-то ответить, но потом только кивает. — Ты знаешь, почему я пишу это, — говорит он, под «этим» имея в виду лирику, в которой всё написано буквально на белом листе чёрными чернилами. Без утаек и попыток завуалировать слишком пугающие мысли под тяжёлые метафоры.
Стиль Юнги таков, что говорить прямо и искренне всегда на первом месте. Это бывает страшно, но после последует неминуемое понимание от людей, который он любит.
— Я доверяю себя им, Гук-а, — юноша выдерживает зрительный контакт, не прерывает хёна, возжелавшего объяснить ему, как маленькому ребёнку, элементарные вещи. — Мой страх и моё одиночество будут всегда со мной, неважно, являюсь ли я Шугой из BTS или Мин Юнги. Это обратная сторона нашей популярности, и никому от этого не сбежать, — в голосе проскальзывает грусть, но Чонгук чувствует, что кроме этого старший испытывает смиренность.
— Ты всегда заставляешь меня думать о таких вещах, — говорит Чон. — В тебе очень много боли, хён, — добавляет шёпотом, впрочем, не удостаиваясь ответа от рэппера на эти слова.
Он хочет забрать её, но Юнги уже давно взрослый человек, знающий о жизни многое. Его собственные демоны останутся с ним до самого конца, и Чонгук может лишь наблюдать за тем, как тот выплёскивает свои переживания на листки бумаги, а после превращает это в музыку.
— На этой вершине у тебя есть мы, Юнги, — говорит Чон, пропуская вежливое обращение. Мин смотрит на него, снова улыбаясь от такой простой фразы, потому что он знает. У него всегда были мемберы и Чонгук в частности. — И если нам придётся упасть, то ты не останешься один, — Юнги поддаётся вперёд, пугая этим юношу, который инстинктивно поддаётся назад, но видя, что ничего страшного не случится, позволяет прижаться щекой к его щеке и издать смешок, но вовсе не издевательский.
Юнги тёплый, думает Чонгук, прикрывая глаза и чувствуя на своей коже горячее дыхание и то, как его руку сжимают в своей ещё сильнее. Старший ластится, тихо начинает что-то напевать себе, растворяясь в тишине комнаты, и позволяет макнэ чуть извернуться, чтобы оставить короткий поцелуй. Он чувствует, как тело Мина расслабляется, и даже немного гордится, что может так влиять на своего хёна.
— Разве это не иронично? — спрашивает Юнги, следом отвечая на вопросительное «а?» около уха. — Я хочу, чтобы никто из нас не упал, но в итоге иногда мне кажется, что я уже внизу, — Чонгук не слышит никакого отчаяния или отголосок боли, это просто факт, которым тот решил поделиться.
У него сердце превращается в маленький чувствительный комок, сжавшийся из-за слов хёна. Тихий, но низкий и чуть хриплый баритон старшего действует на Чонгука слишком сильно, так, что он напрягается на чужих коленях и под собственный недовольный хнык прижимается к телу сильнее. Юнги позволяет ему расцепить их руки и расположить свои вокруг его шеи, пока сам рэппер обвивает тонкую талию макнэ.
— Поцелуешь своего хёна? — спрашивает Мин слегка застенчиво, потому что просить о таком вслух для него довольно необычно. Он знает, что не получит отказ, но выражать свои желания вслух для него слегка сложновато. Чонгук хихикает, отстраняясь и больше не прижимаясь щеками друг к другу, но мгновенно тянется вперёд и целует его там же, где они прикасались секунду назад.
Юнги зажмуривает глаза, а после недовольно мычит, чуть надуваясь, когда за этим не следует ничего большего. Он жадный до внимания, ласки и поцелуев, потому что слаб перед Чонгуком, готовым сделать для хёна всё, чтобы тот просто был счастлив и хорошо себя чувствовал. Мин тянет его за талию ближе к себе, подстрекая на дальнейшие действия, и юноша даже сдерживается от закатывания глаз на такое очевидное ребяческое поведение. Иногда рэппер любит немного канючить, не получая того, что хотел. В глазах Чона это выглядит очаровательно настолько, насколько вообще может выглядеть двадцатишестилетний мужчина, выпрашивающий объятия и поцелуи.
— Дразнишься, — говорит Юнги, прищуривая глаза, — а ведь недавно говорил, как сильно впечатлён моей работой. Разве я не заслужил маленькой награды? — он понижает свой голос, медленно приближаясь к лицу Чонгука, который вовсе не был готов к такой близости.
Младший сглатывает, впрочем, не сдерживая улыбки. Юнги красив в своём беспорядке и желании получить всё и сразу, остаться уверенным, что он правда хорошо постарался. Им искренне гордятся и восхищаются. Иногда самому Чону это тоже надо, но у него есть шесть хёнов, которые довольно открыты в выражении своей привязанности к нему, когда как к Мину они более скромны, но не менее искренны. Только Чонгук знает, что в какие-то моменты этого становится для старшего слишком мало. Он не становится эгоистом, но выражает свои «хочу» более требовательно.
Юноша перемещает свои ладони на затылок хёна, зарывается в пряди и массирует кожу голову чуть неумелыми движениями, скорее, просто дразня, чем действительно делая массаж. Юнги издаёт удовлетворённый звук и утыкается носом в загорелую шею, ловя тихое хихиканье слухом.
— Щекотно, — говорит Чон. Для Мина это срабатывает как зелёный свет, поэтому первый, кто стонет за сегодняшний вечер, несомненно, является именно Чонгук, а не он.
Мокрый язык оставляет за собой след, от которого младший съёживается, напрягая свои бёдра и зажимая чужие между своих. С губ срывается удивлённый вдох, а следом уже полноценный, тихий стон, когда Юнги повторяет свою ласку. Это ничего, думает младший, такие действия всего лишь дразнят, а не пытаются его возбудить или подтолкнуть к чему-то большему.
Мин почти мурлычет на отзывчивого парня и усилившуюся хватку в своих волосах. От коротких мазков переходит на короткие поцелуи, иногда ненадолго засасывая шею и слегка зажимая между зубами. Чонгук подпрыгивает, когда хён отстраняется, и сейчас он больше похож на ребёнка, просящего конфетку. Юнги появляется перед его лицом с довольной, издевательской улыбкой, наслаждаясь нахмурившимся выражением лица макнэ и румянцем.
— Почему мне кажется, что в этой игре ты точно мухлюешь? — спрашивает Чонгук, прикусывая губу, и старший прослеживает за этим движением с появившимся желанием во взгляде.
— Мы не играем в игры, малыш, — отвечает он, смягчаясь на прозвище, из-за которого Чон в его руках выпрямляется в спине и вздрагивает. Такой слабый, думает Юнги, поднимая глаза выше. — Я жду свою награду, Чонгук-а.
Парень показательно фыркает, но расплывается в улыбке с выжидающего лица Мина.
Когда он наклоняется вперёд, то рэппер с тихим звуком, выражающее нетерпение, встречает его губы на полпути, не давая Чону даже подумать о нежном, медленном поцелуе. Он начинается с оглушающих в тишине комнаты характерных звуков и дразнящих покусываний; Чонгук не успевает отвечать Юнги, но потом тот сбавляет темп и углубляет поцелуй, благодаря юноше, который понял желание старшего и приоткрыл рот.
Мин знает, как правильно и приятно целоваться. Он, возможно, не мастер в этом, но опыта намного больше, чем у макнэ. Его губы обветренные, с корочками, которые иногда так хочется отодрать, но Чон знает, что в этом есть что-то привычное. Они стукаются зубами, впрочем, не делая на этом акцент, и Чонгук пытается угнаться за своим парнем, налегающим на него всё больше и больше. Он хнычет из-за горячих ладоней, забравшихся под его футболку, и толкается бёдрами вперёд, как обычно привык это делать в такой позе.
Парень обхватывает верхнюю губу хёна своими и оттягивает, а после с нетерпением припадает снова к открытому рту, отклоняя голову чуть назад, когда Юнги напирает своим давлением и тянется вперёд, за чем-то большим. Чонгук пытается отдавать ему столько же, сколько принимает, но это становится трудно, когда доминирование старшего ощущается всем телом.
Чон прерывает поцелуй, и Мин спешит потянуться за ними снова, но понимает, что нужно время для вздоха.
— Хён жадный, — сбито говорит макнэ, сгорая от тёплых ладоней на своей спине и того, как Юнги облизывает свои губы, явно желая продолжить начатое.
— Хён хочет большего, — отвечает рэппер, в этот раз не стесняясь вслух говорить такое. Чонгук гулко сглатывает и понимает, что тот ни капли не шутит.
Если Юнги хочет, то он это обязательно получит.
Из второй поцелуй, возобновившийся через минуту, менее дразнящий и более медленный. Они издают тихие стоны, таким образом говоря, что обоим нравится. Чон чувствует небывалое спокойствие и раслабленность, хоть и был немного напряжён и обеспокоен после просмотра недавнего релиза. Лирика Юнги слишком сильно повлияла на него, заставив думать о не совсем хороших вещах, но сейчас, находясь в его объятиях, он лишь надеется, что это продлится как можно дольше.
Им всем сейчас трудно. Страшно и больно, но никто из мемберов не позволит другому закрыться от других, наедине со своим одиночеством. Чонгук всегда приглядывает на Юнги, а Юнги за Чимином и Хосоком, которые те, в свою очередь, за оставшимся участником макнэ-лайна и лидера с самым старшим хёном группы. Они все связаны между собой до тех пор, пока сплочены под одним названием и называют друг друга семьёй.
Юнги до сих пор борется сам с собой, начиная с пред-дебюта. Микстейп был лишь началом, отправной точкой, означающий пусть, что длится до сих пор. Выплёскивая свои мысли и эмоции на бумагу, показывая своё бескрайнее доверие своим фанатам, возможно, в этом он находит своё утешение. Чонгук хочет, чтобы и он сам продолжал быть им для Юнги, сколько бы ещё раз ему не пришлось выслушивать откровенную и тяжёлую лирику из уст рэппера.
Чон отрывается от чужих губ, но оставляет между ними всего несколько миллиметров. Он чувствует чужое сбитое дыхание и поднимает взгляд, встречаясь с пронзительными карими глазами. В них возбуждение и желание, но, что самое главное, молчаливая благодарность и затапливающая любовь. Ту, которую Чонгук привык видеть каждый раз, стоит им лишь пересечься взглядами на съёмках или концертах, даже за обычным ужином в общежитие.
— Вещь, которую я понял уже давно, — говорит парень, мягко улыбаясь, — ты можешь говорить о невероятно тяжёлых для тебя временах, о своей боли или страхах, но, в конце концов, твоя лирика заканчивается надеждой на лучшее. Для себя и поклонников.
Чонгук обхватывает чужое лицо ладонями, поглаживая большими пальцами загорелую кожу и смотря на мужчину перед собой, думая, как же он влюблён, что готов прямо сейчас заявить, что держит в своих руках целую галактику.
— Это поистине удивительно, Юнги-хён, — с благоговением в голосе говорит макнэ, улыбаясь с того, как от комплимента рэппер морщит нос, но не вырывается и не прячется.
— Твои слова много значат для меня, ты ведь знаешь? — с надеждой спрашивает Мин.
Чонгук поджимает губы, расплывается в более широкой улыбке, чем до этого, и кивает.
— Да, хён, — отвечает он. — Конечно, я знаю.
Юнги остаётся удовлетворённым его ответом, поэтому тянется вперёд за ещё одним поцелуем, совсем коротким и лёгким, еле заметным.
«…Я боюсь, что такой высокий полёт пугает меня
Никто не говорил мне,
Как же здесь наверху одиноко….»
Достарыңызбен бөлісу: |