Величайшее ожерелье мира: бриллианты на две с половиной тысячи каратов

Величайшее ожерелье мира: бриллианты на две с половиной тысячи каратов

Рука ювелира месье Бюмера дрогнула — большой темносиний сафьяновый футляр оказался тяжел. На помощь подскочил компаньон — месье Бассанж. Вдвоем они аккуратно поставили футляр на столик. Шарль Бюмер нажал на потайную пружину, футляр раскрылся, брызнув бриллиантовым светом. На темно-синем бархате лежало прекраснейшее ожерелье в мире…

Графиня де Ламотт на мгновение потеряла голову. Дыхание ее участилось, рука непроизвольно потянулась к бриллиантовому чуду. Но извиняющийся голос ювелира Бассанжа опередил ее: «Не трогайте, мадам! Оно не для вас… у вас не хватит средств…»

Жанна де Ламотт подняла на ювелиров разъяренный взгляд. Если бы, как утверждают цыганки, взглядом можно было убить, оба ювелира упали бы замертво. Но ювелиры — народ крепкий. Особенно если они — поставщики королевских украшений. А Бюмер и Бассанж гордо носили сие звание уже полтора десятка лет. Они создавали драгоценности еще по заказам Людовика XV, деда нынешнего короля Людовика XVI. Чудо бриллиантового искусства, на которое столь жадно взирала Жанна, предназначалось для последней фаворитки Людовика XV — мадам Дюбар-ри. Но, увы, король скончался, и ожерелье осталось невыкупленным.

Графиня де Ламотт сжала пальцы, словно боясь, что они опять потянутся к футляру. «Господа, я веду речь о покупке не для себя… — Голос графини сорвался. — Моя доверительница — самая могущественная дама Франции. Я не могу называть ее имени, но, надеюсь, вы понимаете, о ком речь?»

Ювелиры переглянулись. «Без имен так без имен, — вкрадчиво проговорил толстяк Бассанж. — Но вы должны понять и наши опасения. Такого ожерелья не создавал ни один ювелир мира. Здесь шестьсот сорок семь бриллиантов общим весом в две с половиной тысячи каратов. Из них семнадцать камней чистейшей огранки размером с грецкий орех. По самым скромным подсчетам, цена нашего изделия миллион восемьсот тысяч ливров. Она не каждому по карману. Год назад мы показывали ожерелье Их Величествам. Мария-Антуанетта, конечно, пришла в восторг. Но король Людовик отказался от покупки. Сказал, что не может приобретать жене драгоценности, которые стоят как флагманский корабль. Казна и так пуста».

«Откуда же теперь возьмутся средства? — почти грубо перебил коллегу Бюмер. — Или мы неверно поняли, мадам, и вы выступаете не от лица королевы?» Графиня закусила губу: «Я не должна произносить имен. Но если вы выражаетесь столь прямо, то придется подтвердить: я представляю королеву. Она не может забыть ожерелья и нашла возможность оплатить его из собственных средств. Однако сделка должна быть тайной. Надеюсь, вы знаете, что я — ее верная подруга. Я подпишу договор об оплате от ее имени и передам ей ожерелье!» Бассанж дипломатично заулыбался: «Мы будем несказанно рады, если наше сокровище достанется королеве. Но простите, мадам, мы не можем подписать с договор с вами. Нам нужен более солидный поручитель!»

 Графиня де Ламотт

Графиня де Ламотт вышла из ювелирной лавки, оттолкнув лакея, намеревавшегося помочь хозяйке. Сама вскочила на подножку легкого экипажа и откинулась на сиденье, радуясь, что верх экипажа опущен и воздух обвевает ее лицо. А лицо горело. Конечно, визит был необходим. Но как они посмели?! «Это ожерелье не для вас… у вас не хватит средств…» Чванливые снобы, всю жизнь ворочающие миллионами! Парижане говорят, их мастерские забиты бриллиантами, рубинами, изумрудами, как пещера сказочного Аль-Гаруна. И это в те времена, когда в стране недороды: то холод, то засуха. Народ ропщет — а что будет дальше?! Ювелиры, конечно, не думают об этом, им лишь бы продать подороже!

Но отчего они решили, что графиня де Ламотт — недостаточный поручитель?! Жанна и одета по последней моде, и драгоценностей на ней достаточно для дневного визита. Всему Парижу известно, что Николя и Жанна де Ламотт живут на улице Нев-Сен-Жиль на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Конечно в долг. Но кто нынче не имеет долгов?! В дамском салоне Жанны собираются супруги самых богатых парижан — банкиров, негоциантов, на балах присутствуют и сливки аристократии. Жанна не просто графиня по мужу. Она — Жанна де Л юз де Сен-Реми де Валуа — происходит из древнего королевского рода. Это теперь Францией правят Бурбоны, а пару веков назад королями были Валуа. Так вот предок Жанны являлся хоть и внебрачным, но сыном самого Генриха II. Правда, ко второй половине XVIII века потомки королевского бастарда обнищали. Отец Жанны вообще пристроился жить с парижской проституткой. Прижил с ней сына и двух дочерей. Младшая, Жанна, родилась 29 лет назад, в 1756 году. И побороться за существование ей пришлось с детства. С трех лет она просила милостыню на паперти церкви. Однажды ее увидела маркиза Буленвилье и, пораженная ангельским видом девочки, подала золотую монету. Жанна заалела как маков цвет от такой щедрой милостыни, но вскинула на маркизу свои черные огромные очи: «Мы не всегда были бедны, мадам! Когда-то мой предок правил этой страной. Я ведь из рода Валуа!» Маркиза не поверила, но навела справки. Каково же было ее удивление, когда выяснилось, что Жанна сказала правду.

Сердобольная маркиза пристроила ее отца-дворянина на службу, брата — в школу офицеров, а Жанну с сестрой — в монастырский пансион для благородных девиц. Впрочем, чем Жанна Валуа была хуже?! Да она училась вдвое усерднее. И вот какие-то ювелиры говорят, что им нужен поручитель важнее ее!

В тот же вечер графиня рассказала все мужу. Граф Николя де Ламотт слушал, как всегда, внимательно. Он-то отлично знал, кто главный в их семействе. Жанна выскочила за него замуж в 1778 году, когда ей было 22 года. Она и так засиделась в монастырском пансионе, где освоила все тонкости благородных манер. Вот только кротость и смирение, высшие добродетели монастыря, ей явно не дались. Впрочем, внешне Жанна умела изображать любые добродетели, но в душе ее кипели бурные страсти. Она была умна и понимала, что обладает одним капиталом — красотой. Так что, едва выйдя из пансиона, она сумела распорядиться им с толком — вышла замуж за Николя. Муж имел графский титул, офицерский чин, нужные связи и жаждал богатства. Жанна обладала умом, целеустремленностью и безумно желала блистать в высшем свете. Вместе они составили неплохой тандем и быстро поняли, что они не просто муж и жена, но коллеги на нелегком жизненном пути и даже сообщники в разных небольших дельцах, которые могут приносить весьма недурной доход. Роли были просты: Жанна ловила на свои прелести толстосумов, не стесняясь брать тысячами «на булавки». Николя же, изображая ничего не подозревающего простака, заводил с любовниками женушки дружбу и просил взаймы. Богачи, изумляясь недалекому рогоносцу, отсыпали деньги щедрой рукой и возврата не требовали. В итоге семейный бюджет регулярно пополнялся, а изворотливым супругам было над кем посмеяться в семейном алькове.

Ламотты понимали друг друга с полуслова. Но сегодня Николя был настроен против ожерелья: «Эта драгоценность проклята! Едва ожерелье было закончено, его заказчик, король Людовик XV, скончался. А мадам Дюбарри вообще выпроводили из Версаля. Она даже свои платья не смогла взять. Это ожерелье приносит несчастье!»

У Жанны же был свой план: «Оно нам не нужно! Ожерелье слишком известно, мы не сможем его продать. Но мы могли бы вынуть камни — они стоят целое состояние. Я взяла бы ожерелье у ювелиров, и мы бы с тобой уехали в Лондон».

«Но зачем ты приплела сюда королеву?!» Жанна уперла руки в бока: «От имени кого же мне еще действовать?! Все знают, что я бываю в Версале! Женушки твоих при-ятелей-банкиров часами готовы выслушивать последние сплетни и тайны королевского двора».

«Конечно, тебе лестно рассказывать о короле и Марии-Антуанетте как о собственных приятелях! А ведь ты и бывала-то в Версале всего лишь как просительница. Полдня на стуле перед кабинетом какого-нибудь чиновника и пять минут в самом кабинете с прошением!»

«И что?! Зато мои прошения удовлетворены!» Жанна закусила губу, вспомнив, чего стоило ей добиться своего. Пришлось дождаться, когда вокруг соберется побольше скучающих придворных, и… упасть в обморок поэффектнее. «Какой ужас! — раздались голоса. — Представительница дома Валуа умирает от голода во дворце Бурбонов!» И что бы вы думали? Об инциденте прознала королева и приказала назначить Жанне Валуа пенсион. Пусть небольшой — зато приказ начертан собственной монаршей рукой. Вон бумага висит на стене на самом почетном месте с подписью: «Мария-Антуанетта Французская». С тех пор окружающие и стали считать Жанну особой, приближенной к Версалю — практически сердечной подружкой королевы. Ну и к чему ей уверять людей, что это не так?! Да все парижские банки охотно дают супругам Ламотт самые выгодные кредиты. Вот только проклятым ювелирам понадобился какой-то поручитель!..

Темно-синий футляр, искрящийся бриллиантовой радугой, вновь всплыл перед глазами Жанны. Неужели она упустит его?! Ах, сколь шикарно она смотрелась бы в завораживающем бриллиантовом водопаде! Впрочем, деньги, вырученные за камни, будут смотреться еще более завораживающе!..

Да разве такое чудо может достаться кому-то другому, хотя бы и худосочной австриячке, которую взял в жены Людовик XVI?! Да у Марии-Антуанетты нет ни шика, ни манер! У нее даже полной груди, на которой поместились бы все 647 бриллиантов, не имеется. И что только мужчины в ней находят?!

Вот, например, кардинал де Роган, с которым Жанна сошлась еще пять лет назад, в 1780 году. Превосходный любовник — даром что служитель церкви. Богатейший человек, никогда не жалевший денег ни для Жанны, ни для ее «обманутого мужа». Но даже он подпал под чары австриячки! А ведь Луи Рене Эдуар, принц де Роган-Гемене принадлежал к древнейшей аристократии, чье фамильное древо переплеталось с разными королевскими родами. Да он даже нынешнему Людовику приходился кузеном. Одного только у Рогана не было — высшей придворной должности, ведь нынче кардинал — это вам не прежний Ришелье и даже Мазарини. Сегодня кардиналов во Франции несколько. Потому-то Роган и мечтал стать первым министром, как его предшественники. Но вот только Мария-Антуанетта его терпеть не могла. А он, бедняга, на свою беду, еще и влюбился в гордячку!..

Ну как было не помочь, видя, что старинный друг так мучится? И как было не воспользоваться его муками себе на пользу? Ведь за расположение королевы, а тем более ее любовь, с Рогана можно потребовать груды золота. Жанна придумала виртуозный план. «Напишите королеве письмо! — посоветовала она кардиналу. — А я передам и принесу ответ».

Что ж, несчастная любовь готова поверить во что угодно, вот и Роган уверился, что Жанна — свой человек в Версале. Кардинал написал письмо. И вскоре получил ответ!

Ох уж эти послания!.. Жанна вместе с приятелем мужа, Рето де Вийеттом (а по совместительству, как обычно, своим любовником), полдня трудилась над письмом королевы. Вийетт умел с легкостью подделывать почерки, но на сей раз Жанна заставила его несколько раз переписать письмо, чтобы добиться наивернейшего сходства с почерком Марии-Антуанетты. Благо почерк-то был под рукой — на распоряжении о пенсионе, которое висело в рамочке на стене. С особой тщательностью Вийетт копировал подпись: «Мария-Антуанетта Французская».

Кардинал де Роган, получивший письмо, пришел в восторг. Ведь это — налаживание отношений. Еще пару раз «верная Жанна» «относила» письма влюбленного кардинала и «приносила» ответ. Но кардиналы, как известно из истории, люди пылкие и страстные. Вот и Роган потребовал свидания.

Николя с Вийеттом пришли в ужас. Но хитрюга Жанна и тут не спасовала. Обрядила свою подружку-модистку Николь Леге в платье, похожее на королевское. Повертела во все стороны, уверяясь, что девица похожа на Марию-Антуанетту фигурой и ростом, и отвела ее в безлунный вечер на террасу Венеры в парке Версаля. Случилось это 11 августа 1784 года в И часов вечера. Ровно через минуту на той же аллее появился влюбленный кардинал. Смущаясь, протянул руки к «королеве»: «Ваше Величество! Я не верю своему счастью… Может ли ваша доброта служить доказательством того, что вы перестали сердиться на меня?» Дама раскрыла веер и прошептала: «Прошлое забыто! Впереди у нас только будущее…»

И она протянула кардиналу розу. Алую! Это же верный признак страсти.

Кардинал упал на колени. И в это время где-то рядом раздались шаги. Кто-то приглушенно воскликнул: «Сюда идут! Немедленно уходите!»

Темная фигура ухватила плохо соображающего кардинала за руку и потащила прочь. Свидание закончилось. Но во влюбленном кардинальском сердце ярким пламенем вспыхнула надежда.

На «верную Жанну» действительно пролился золотой дождь. Впрочем, она отнекивалась: «Мне не пристало брать деньги, ведь я помогала друзьям — вам, Рене, и милой Туанетте. Она несчастна в жизни и стеснена в средствах. На днях хотела помочь небольшой суммой мадам д’Артуа, старой подруге, которая теперь впала в нищету, но король не дал денег. Туанетта даже расплакалась, но…» Кардинал только руками всплеснул: «Так возьмите у меня, сколько надо, и передайте Ее Величеству!»

С тех пор прошло пять месяцев. Роган исправно ссужал деньгами «королевские нужды и прихоти», рассыпаясь в благодарностях перед Жанной, которая «относила» золотые луидоры своей монаршей подруге. Так почему бы теперь кардиналу не стать поручителем за королевское ожерелье?..

Не медля, Жанна отвела Рогана в особняк ювелиров на Вандомскую площадь. Кардинал согласился стать поручителем покупки, которую делает Мария-Антуанетта, и в случае ее неплатежеспособности внести цену ожерелья. Но баснословная сумма все-таки смущала его. Однако у сметливой мадам де Ламотт было припасено кое-что для увещевания кардинала. Дело в том, что Роган увлекался мистикой и имел в друзьях самого великого мага Калиостро. Впрочем, сей маг — масон, а по совместительству и великий авантюрист — был другом и Жанны тоже. Но главное, его супруга Лоренца была близкой подругой Жанны и попросила мужа провести медиумический сеанс для кардинала Рогана.

Сеанс проходил в тайной комнате великого мага. Двенадцать золотых свечей, зажженных в особых канделябрах, отражались в зеркальных стенах, причудливо переплетаясь. Калиостро в блестящем экзотическом наряде Великого

Кофра протянул хрустальный бокал девочке-медиуму, одетой во все белое. Сам маг не впадал в транс, за него это делали специально обученные дети, которых Калиостро именовал голубками. Чистые и непорочные, они произносили пророчества, коим невозможно не поверить. Ну разве мог подозревать кардинал де Роган, что на сей раз «голубкой» окажется юная племянница хитроумной Жанны?..

«Я вижу королеву! — проговорила она. — Ее Величество говорит, что любит кардинала де Рогана. Задуманное принесет счастье и успех!»

Ну чье влюбленное сердце устоит перед таким медиумическим предсказанием?! Кардинал тут же отправился к ювелирам. Ему даже удалось сбить цену на 200 тысяч. Так что королева должна была выплатить четыре транша по 400 тысяч. Ну а если королевские платежи где-то застрянут, кардинал обязался покрыть разницу. Тут же подоспело и письмо Марии-Антуанетты, в котором она соглашалась с условиями и просила доставить ожерелье как можно скорее. И вот долгожданный день настал: 1 февраля 1785 года ювелиры торжественно выдали кардиналу ожерелье для королевы. Роган тут же отвез его своей «верной Жанне». Та, обещая передать его королеве, отдала… мужу. И уже к вечеру Николя, вооружившись щипцами, выковырял из оправы первый камушек. На то, чтобы разобрать все ожерелье, ушло пару недель, и то в спешке камни поранили. Но к середине февраля граф де Ламотт уже отбыл в Англию, где и занялся продажей небольших бриллиантов.

Жанна осталась в Париже. В голове прелестной авантюристки уже имелся ловкий план, как надуть всех и выйти сухой из воды. Рыдая, она поведала кардиналу, что произошло ужасное: доверенный слуга королевы, взяв ожерелье у Жанны, не отдал его повелительнице. Его, подлого, одолела жадность, и он сбежал, украв драгоценность!..

Ювелирам Жанна рассказала ту же историю с поправкой на то, что кардинал сам, не удостоверившись в надежности королевского слуги, отдал ему ожерелье. Конечно, милейшая Жанна рассчитывала, что ювелиры надавят на Рогана и тот, испугавшись скандала, им заплатит. Ювелиры так и попытались сделать, но быстро выяснили, что сейчас денег у кардинала нет. Ждать, пока деньги появятся, они не захотели, и настойчивый Бюмер обратился прямо к королеве, добившись личной аудиенции.

 Мария — А нтуанетта

Пока он говорил, Мария-Антуанетта то краснела, то бледнела, то кусала губы. Она ведь и слыхом не слыхала ни об ожерелье, ни о поручительстве ненавистного ей Рогана. Но главное, из всей этой мерзкой истории выходило, нто ей приписывают какие-то сомнительные свидания и тайные сделки за спиной супруга-короля. И опять эта Ужасная Франция обвиняет ее в мотовстве и разврате. Это ее~то, верную жену своего увальня мужа!

В гневе Мария-Антуанетта потребовала от супруга пу-лично наказать всех виновных. 15 августа 1785 года кардинал Роган готовился служить мессу, однако его задержали прямо в церковном облачении и отвели к королю. Тот потребовал объяснений. Кардинал сослался на письма королевы. И тут толстяк король пришел в ярость: «Разве вы не знаете, что королева не подписывает частные письма титулом Французская?!»

Роган побелел. Как он мог не обратить на это внимание? Правда, он еще попытался объяснить своему царственному кузену, что, арестовывая слугу церкви, тот идет на грандиозный скандал. Король дрогнул, но Мария-Антуанетта, поняв, что ненавистный кардинал ускользает от ответа, залилась слезами. Увалень Людовик крякнул и провозгласил: «Я должен поступать так, как велит мне долг короля и супруга. В Бастилию!»

Через пару дней там же оказались и другие участники аферы — кардинал рассказал о всех. Нашлись и подделыватель писем Рето Вийетт, и мнимая королева Николь Леге, и маг Калиостро. Вот только Николя Ламотт оставался в Лондоне. Мария-Антуанетта, жаждавшая публичного осуждения негодяев и восстановления собственного честного имени, пожелала передать дело на рассмотрение парижского парламента. Недалекая красавица не понимала, чем это грозит именно ей. Не догадывался и ее царственный супруг. Но ненависть к монархии была уже столь велика, что парижский парламент, начав рассмотрение «Дела об ожерелье королевы», превратил его в дело ненавистной королевы. Все газеты освещали процесс, поливая грязью монархиню. Все были уверены, что она получила ожерелье, но не заплатила ни су, да еще и обвинила невинных. Скандал шагнул за пределы Франции. Неудивительно, что Гете в Германии заметил, что «история с ожерельем готовит скорое пришествие революции».

Вердикт парижского парламента не мог присниться королевской чете даже в страшном сне. Кардинала, Калиостро и Николь Лаге оправдали. Подделывателя Вийетта приговорили к… высылке из страны на два года. Николя Ламотта осудили… заочно. Отыгрались на одной Жанне де Ламотт. Ее ждало наказание кнутом, позорное клеймление и пожизненное заточение в тюрьму Сальпетри. 31 мая 1785 года состоялась гражданская казнь. Жанну вывели на эшафот в пять утра, надеясь, что парижане еще спят. Но народ не дремал и встретил заключенную криками поддержки, а в адрес монаршей четы понеслись ругательства. Жанна отбивалась от рук палача и тоже осыпала проклятиями королеву. Засвистел кнут. Но и он не остановил Жанну. Когда палач попытался поднести к ее плечу раскаленное клеймо в виде буквы «V» (именно так клеймили воровок), Жанна так извивалась, что клеймо не удалось выжечь с первого раза. На другой день процедуру пришлось повторить.

От такой жестокости французы пришли в ужас. В камеру узницы потянулись люди — несли корзинки с провизией, узелки с одеждой, кошельки с деньгами. Неудивительно, что через десять месяцев, в апреле 1786 года, Жанне удалось подкупить охранника и сбежать из тюрьмы. Тайком она пробралась к мужу в Лондон. А когда узнала, что французы требуют ее выдачи, написала скандальные мемуары о жизни королевской четы. Испуганная Мария-Антуанетта прислала из Парижа графиню Полиньяк, дабы та выкупила литературное творение Жанны. Ламотты согласились… за 200 тысяч ливров. Деньги были выплачены. Но случилось невероятное: Полиньяк сама издала эти мемуары, да еще и присовокупила к ним «Перечень всех лиц, с которыми королева предавалась разврату: 34 персоны обоих полов и разных сословий и все лесбиянки Парижа». Ну а парижская «свободная печать» с восторгом проиллюстрировала «перечень» порнографическими гравюрами. Ну точно: до революции оставался один шаг!

После взятия Бастилии революционеры пригласили Жанну де Ламотт в Париж. Она же — «разоблачительница деспотического режима». Но Жанна и тут проявила недюжинный ум — она отказалась. Но покоя в жизни не дождалась — ей начали угрожать эмигранты-роялисты, винившие ее в «расшатывании законных устоев». 23 августа 1791 года газеты Лондона опубликовали сенсационную новость: известная авантюристка Жанна де Ламотт скоропостижно скончалась. Правда, версии расходились: одни писали, что тридцатипятилетняя француженка выпала из окна, другие, что ее в проулке задавила карета. Однако когда любопытствующие отправились на кладбище Святой Марии в Лондоне, где, как сообщалось, должны были похоронить француженку, то могилы не обнаружили.

Зато к Рождеству 1791 года в далеком заснеженном и продуваемом всеми ветрами Санкт-Петербурге обнаружилась некая полуфранцуженка-полуангличанка — мадам (или миледи) Жанна де Гаше. Жила она тихо, в свете бывала неохотно, хоть и имела графский титул и большое состояние. Иногда, правда, она приезжала к графу Балицкому, с которым пускалась в воспоминания о… французском дворе. Граф, которому довелось не просто быть там принятым, но и поигрывать в картишки с самой Марией-Антуанеттой, проигрывая ей деньги, однажды проговорился своей петербургской приятельнице Марии Бирх о том, что с графиней Гаше он имел удовольствие познакомиться еще в Париже. Теперь же он помогает старинной приятельнице, берет у нее на продажу бриллиантики. Жаль только, что они «меченые». «Как это?»— удивилась госпожа Бирх. «Кто-то неумело выдрал их из оправы и покалечил», — ответил Балицкий.

Больше он ничего не сказал, но сведущая в парижских слухах Мария Бирх начала кое о чем догадываться. Она познакомилась с графиней де Гаше, стала бывать у нее, поспособствовала тому, чтобы ее новая подруга получила российское гражданство. Словом, жизнь мадам-миледи де Гаше наладилась и шла тихо-спокойно целых двадцать лет. Но однажды Мария Бирх, ставшая к тому времени доверенной фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, рассказала своей повелительнице о загадочной графине де Гаше и своих подозрениях, что та — не кто иная, как пресловутая де Ламотт. Беседу случайно услышал император и пришел в ярость: «Так она здесь?! Сколько раз французы спрашивали о ней, а я отвечал, что ее нет в России!.. Немедленно привезите ее!»

О чем он говорил с графиней на тайной аудиенции — неизвестно. Но если перед встречей Гаше с ужасом выговаривала Марии Бирх: «Вы меня погубили!», то, вернувшись, успокоенно сказала подруге: «Император пообещал хранить мою тайну и помочь мне!»

Помощь оказалась необычной: Александр повелел графине де Гаше выехать в Крым и затеряться там. Средств на большой дом у нее уже не было, и в 1824 году графиня купила крошечный домик на территории нынешнего Артека. На дом никто не зарился, ибо считалось, что в нем обитает привидение. Но авантюристке ли, уже тридцать три года как «умершей», бояться привидений?! Она назвала жилище «чертовым домом» и обустроилась в нем. Увы, ненадолго. Осенью 1826 года графиня заболела. Позвав служанку, приказала немыслимое: похоронить ее не снимая платья. Шкатулку, обитую темно-синим бархатом, отдать представителям власти. И еще велела: если приедут из далекой страны, выдать тело.

Служанка-армянка плохо поняла госпожу. И когда та умерла, естественно, ее переодела. На плече заметила два сильных ожога. Поохала-пожалела бедняжку. Шкатулку же отдала лавочнику в уплату за долги. И когда прибыли нарочные из самого Петербурга и потребовали эту самую шкатулку, уже никто не знал, где она и что там было. Петербургские служаки еще долго искали бумаги покойной. Наши два письма и отбыли восвояси.

Загадочную графиню вспоминали в Крыму как «миледи», не подозревая, что в далекой Франции король романистов Александр Дюма именно под этим именем так назвал свою героиню легендарных «Трех мушкетеров». Ну а тождество Ламотт — Гаше подтвердилось только в конце XX века. В 1987 году французские и российские историки пришли к выводу, что это была одна и та же женщина, нашедшая последний приют на старом армянском кладбище близ Феодосии.