Философия: Энциклопедический словарь

И.К. Лисеев

Программа имеет ряд особенностей, отличающих ее от других школьных программ по философии. Она рассчитана на весь период пребывания ребенка в школе (имеется материал и для детских садов). Вместо традиционной информационной модели (сообщения о персоналиях, «измах» и дисциплинах) в ней используется проблемно-деятельностный метод трансляции знания, т.е. обучение философствованию в процессе обсуждения проблем. (Они взяты из истории рационалистической мысли и адаптированы к возрастным возможностям детей.) Обычные учебники и хрестоматии заменены философско-нагруженными художественными повестями, сюжет которых строится на близких жизненному опыту учащихся школьно-семейных событиях, а заложенные в них проблемные ситуации — «затравка» для филос. разговора в классе и модель возможных обсуждений. Главной педагогической новацией Программы является превращение обычного школьного класса в «сообщество исследователей» (community of inquiry), коллективно ищущее истину методом «сократического диалога». Этапами исследовательского поиска являются: анализ контекста ситуации, формулировка относящихся к нему филос. проблем, конструирование гипотез, обсуждение критериев доказательств, выработка «хорошего суждения». По идее разработчиков, школьное сообщество исследователей является оптимальным местом для выработки как когнитивных, так и этико-социальных навыков. Программа оснащена обширными пособиями для учителей, дающими возможность преподавателю школы вести многоплановый диалог в классе.

Поддержанная ЮНЕСКО и др. международными образовательными организациями, программа «Ф.д.д.» во многих странах оказала большое влияние на теорию и практику преподавания философии в школе. Ее методика используется и в высшей школе.

Юлина Н.С. Педагогическая стратегия философии для детей // Философия для детей. М., 1996; Philosophy for Children. Vol. 1-7. Upper Montclair N.J., 1973-1978; Lipman M., Sharp A., Oscanyan F. Philosophy in the Classroom. Philadelphia, 1980; Lipman M. Philosophy Goes to School. Philadelphia, 1988; Lipman M. Thinking in Education. Cambridge, 1991; Matthews G. Philosophy of Childhood. Cambridge, 1996.

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ — течение в философии кон. 19 — нач. 20 в., выдвигавшее в качестве исходного понятия «жизнь» как основополагающую основу мира. К этому течению относятся разные по типу философствования мыслители: Ф. Ницше, В. Дильтей, А. Бергсон, О. Шпенглер, Г. Зиммель, Л. Клагес, Т. Лессинг, X. Ортега-и-Гасет и др. Ф.ж. возникла как реакция на неокантианство и позитивизм и пыталась вместо абстрактных и неопределенных понятий «материя», «бытие», «дух» и т.п. найти фундаментальную, первичную основу всего сущего. Различают биологический и историцистский варианты Ф.ж. Первый наиболее ярко представлен Ницше и Бергсоном, второй — Дильтеем и Шпенглером.

Жизнь в философии Ницше — это органический процесс, постоянно совершенствующийся, превозмогающий самого себя, расширяющий свое господство, никогда не застывающий в конечных и ограниченных формах. Сознание, дух — только средства и орудия на службе у жизни. Подлинный человек — это человек, обладающий мощной жизненной силой, жизненными инстинктами, в котором не угасло и не подавлено дионисийское (экстатически страстное, хаотическое, оргиастически-иррациональное) начало. Там, где начинает преобладать интеллект, угасает жизнь, человек становится ручным животным, живущим по законам рабской морали и искусственным законам науки.

Жизнь, согласно Бергсону, подобна взлетающей ракете, сгоревшие остатки которой падают вниз, образуя материю. Жизнь — космическая сила, «жизненный порыв», ведущий эволюцию, побуждающий к творчеству, порыв, никогда не воплощающийся окончательно ни в каких делах и свершениях, чистая длительность, постоянная изменчивость. Выражением чистой длительности в человеке является сознание как поток переживаний, внутренняя жизнь, где нет неподвижного окоченелого субстрата, нет различных состояний, которые проходили бы по нему, как актеры по сцене, а есть просто непрерывная, неделимая мелодия, которая тянется от начала и до конца нашего сознательного существования, никогда не повторяясь и постоянно изменяясь от каждого нового впечатления, как музыка от каждой новой присоединенной ноты. Поскольку мы живем больше в пространстве, нежели во времени, больше во внешней действительности, чем во внутреннем переживании, то весь мир является для нас разделенным на застывшие объекты, предметы и внешние отношения, и мы не замечаем, что они длятся, переходят друг в друга, что они текучи и динамичны.

С т.зр. Дильтея, не бытие, а жизнь есть первое и всегда современное. Метафизика — это проектирование тотальности жизни на бытие. Все метафизические истолкования и интерпретации мира покоятся на переживании жизни. Переживание — основа наук о духе, в отличие от естествознания. Все продукты человеческой истории возникли из переживаний души, душевная связь, объективированная психическая жизнь лежит в основе мифа, литературы, искусства, исторических событий. Эта психическая жизнь имеет структурную взаимосвязь. Поскольку мы воспринимаем, внутренне переживаем эту структурную связь, охватывающую страсти, страдания и судьбы людей, постольку мы и понимаем человеческую жизнь, все ее глубины и противоречия. Любой интеллектуальный процесс поддерживается всей целостностью душевной жизни. Объясняем мы интеллектуально, но понимаем через взаимодействие всех душевных сил. Мы, по Дильтею, исходим из связи целого, данного нам живым, чтобы сделать постижимым единичное и отдельное, единичный факт, отдельный жест и однократное, неповторимое историческое событие. Поэтому человек всегда понимает больше, чем знает, и переживает больше, чем понимает. Т.о., внешние данные — только повод для работы воображения историка.

Шпенглер писал о противоположности судьбы и причинности в истории как о противоположности органической логики, логики жизни и логики неорганического, застывшего. Причинность относится к законам истории, но настоящая история имеет судьбу и не содержит в себе никаких законов. Судьба и причинность относятся друг к другу, как время и пространство. Причинность — это ставшая, превратившаяся в неорганическое, застывшая в формах рассудка судьба. Мы убиваем живущее, когда заключаем его в пространство, лишенное жизни и делающее все безжизненным. Шпенглер рассматривал историю как некую совокупность культур, каждая из которых представляет собой организм и подобно организму имеет свои стадии: рождение, расцвет, упадок, старость, умирание. Там, где все жизненные силы исчерпаны, культура превращается в цивилизацию, в нечто неживое, механическое, искусственное.

Общим для всех представителей Ф.ж. является противопоставление рациональному познанию в понятиях некоего рода мистической интуиции, схватывающей динамику жизни, индивидуальную природу предмета или исторического события. Бергсон называл интуицией особый род интеллектуального вчувствования, или симпатии, посредством которого человек проникает внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нем есть единственного и невыразимого. Подобного рода интуиция возможна лишь для художника, обладающего развитым воображением. Идею судьбы, считал Шпенглер, в отличие от идеи причинности, может сообщить только художник портретом, трагедией, музыкой. Идея причинности требует разложения, идея судьбы — созидания. В этом коренится связь судьбы с жизнью, а причинности со смертью. Переживание и понимание выше знания, так же как искусство выше науки. Искусство выражает понимание живой спонтанной жизни и предшествует научному знанию.

Интуиции представителей Ф.ж. относительно душевной жизни и ее внутренних механизмов стали истоком ряда построений феноменологии и экзистенциализма. Многие принципы Ф.ж. были заимствованы персонализмом и нем. школой филос. антропологии, прежде всего М. Шелером, учение Бергсона о потоке переживаний оказало огромное влияние на литературу кон. 19 — нач. 20 в., на художественные эксперименты М. Пруста, Д. Джойса и др.

Бергсон А. Творческая эволюция, М., 1997; Дильтей В. Описательная психология. М., 1997; Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1-2. М., 1993-1998; Leasing T. Geschichte als Sinngebungdes Sinnlosen (oder die Geburt der Geschichte aus dem Mythos). Leipzig, 1927; Bolinow O.F. Die Lebensphilosophie. Berlin; Gottingen, 1958.

В.Д. Губин

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ — раздел философии, дающий филос. интерпретацию исторического процесса. Элементы филос. осмысления истории содержались еще в антич. филос. и историографических работах. В Средние века филос. исследование истории не отделялось сколько-нибудь ясно от теологических представлений об истории. Как особый раздел философии Ф.и. сложилась только в 18 в. Сам термин «Ф.и.» был введен Вольтером в 1765. В работах И.Г. Гердера Ф.и. конституировалась как автономная дисциплина. Важный вклад в последующее ее развитие внесли Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, О. Конт, Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П.А. Сорокин, К. Ясперс и др.

Содержание и проблематика Ф.и. существенно изменялись с течением времени. В круг основных задач современной Ф.и. входят:

• исследование развития человеческой истории, на какие она делится эпохи, цивилизации, культуры, выявление ее общей схемы;

• анализ общей формы исторического процесса, указывающий на характер отношений между прошлым, настоящим и будущим (к этой теме относятся теории, согласно которым история имеет форму прямой линии, в силу чего времена не могут повторять друг друга, или форму круга, не несущего с собой никакой принципиальной новизны, или форму спирали, сочетающей линейное и кругообразное движение, или форму колебаний между некоторыми достаточно устойчивыми полюсами, и т.д.);

• изучение главных факторов исторической эволюции (предопределенность истории волей Бога, историческими законами, детерминация ее системой ценностей, взаимодействием материальной и духовной культуры, и т.д.);

• исследование смысла истории, ее направления и ее целей, если предполагается, что такие смысл, направление и цели существуют;

• изучение процесса постепенного формирования единого человечества и, соответственно, мировой истории;

• предсказание общих линий или тенденций будущего развития;

• анализ предмета науки истории и выявление тех факторов, которые связывают многообразные исторические дисциплины (политическая история, экономическая история, история культуры, история религии, история искусства и т.д.) в определенное единство.

В решении этих задач Ф.и. и наука история должны тесно взаимодействовать. Нередко возникающая между ними полемика и взаимное непонимание не могут поставить под сомнение то, что им трудно, если вообще возможно, обойтись друг без друга. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что Ф.и. без науки истории пуста, а наука история без Ф.и. слепа.

Наука история и Ф.и. принципиально различаются в своих подходах к реальной истории. Историк стремится заниматься прошлым и только прошлым. Он не делает прогнозов и не заглядывает в будущее. Он рассматривает только имевший место ход событий и неодобрительно относится к мысленному эксперименту в истории, к анализу, наряду с реальным, также возможного хода событий («история не имеет сослагательного наклонения»). Историк смотрит в прошлое из настоящего, что определяет перспективу его видения. Хотя истории, написанной с «вневременной» или «надвременной» позиции, не существует, историк стремится максимально ограничить воздействие на свои суждения о прошлом не только своего будущего, но и своего настоящего. Т.зр. Ф.и. является более широкой. Выявляя определенные линии развития событий в прошлом, Ф.и. стремится продолжить их в будущее. Представления не только о настоящем, но и о будущем определяют общие рамки философ-ско-исторического рассуждения. Ф.и. рассматривает также являвшиеся возможными, но не осуществившиеся варианты исторического развития, хотя и относится к такой «истории мыслимых миров» с известной осторожностью. Как и история, Ф.и. исходит из настоящего, но оно существенно шире, чем настоящее историка. В частности, историк избегает вербализации своих представлений о настоящем, стремясь максимально отстраниться от него. Ф.и. открыто высказывается о настоящем как моменте между прошлым и будущим. Наука история, как говорят, ничему не учит, точнее, стремится не учить современников, усматривая в этом — и не без основания — один из залогов своей объективности. Ф.и., связывающая прошлое с будущим через настоящее, учит уже самим фактом установления такой связи.

Более широкий, чем у истории, кругозор Ф.и. таит в себе многие опасности и объясняет, почему она нередко вырождается в утопию, как это было у Платона, или в антиутопию, как у Ж.Ж. Руссо. Вместе с тем широта кругозора позволяет Ф.и., представляя основные линии развития человеческого общества, наметить ту точку их схода на горизонте, которая, не будучи видима сама, создает более широкую, чем у науки истории, перспективу исторического изображения и в большей мере упорядочивает реальное историческое пространство. Погружая исторические события в широкий контекст не только прошлой, но и настоящей и будущей культуры, Ф.и. очищает эти события от исторических случайностей, отделяет важное от второстепенного и, подчеркивая основные линии исторического развития, придает реальной истории недостающие ей ясность и схематичность. Конструкции Ф.и. всегда являются идеализациями, или образцами, но образцами, сопоставление с которыми реальных событий и их последовательностей позволяет яснее понять суть последних.

Хорошее представление о современной Ф.и. дают созданные в 20 в. концепции Ф.и. Тойнби, Сорокина и Ясперса. Теория цивилизаций Тойнби продолжает линию Шпенглера и является, можно сказать, классическим вариантом теории локальных цивилизаций. По Тойнби, история слагается из множества самостоятельных, слабо связанных друг с другом цивилизаций, каждая из которых проходит, подобно живому организму, путь от рождения до смерти. В числе этих цивилизаций егип., андская, кит., шумерская, эллинская, зап., православная христианская (в России), арабская, индуистская, вавилонская и др. «Число известных цивилизаций невелико. Нам удалось выделить только 21 цивилизацию, но можно предположить, что более детальный анализ вскроет значительно меньшее число полностью независимых цивилизаций — около десяти» (Тойнби). Рост цивилизации состоит в прогрессивном и аккумулирующем внутреннем ее самоопределении или самовыражении, в переходе от более грубой к более тонкой религии и культуре. Позицию Тойнби можно охарактеризовать как культурологический плюрализм — убеждение, что человеческая история представляет собой совокупность дискретных единиц социальной организации. Каждая из них проходит свой уникальный путь и имеет своеобразную систему ценностей, вокруг которой складывается вся ее жизнь.

Сорокин выделяет три основных типа культуры, или мировосприятия, в истории человечества: идеационную, идеалистическую и чувственную. Эти типы можно назвать также «религиозным», «промежуточным» и «материалистическим». Основу религиозной культуры составляет представление о Боге как всепроникающей реальности, которой подчинено земное существование человека (напр., культура западноевропейского Средневековья). Материалистическая культура основывается на противоположном принципе: реально существует только то, что поддается восприятию органами чувств. Промежуточная культура соединяет в себе элементы как религиозной, так и материалистической культур. Вся человеческая история истолковывается как смена этими тремя типами культур друг друга. В антич. Греции вначале господствовала религиозная культура, на смену ей пришла греко-римская материалистическая культура. Эта эпоха сменилась христианской религиозной культурой. Затем, после сравнительно непродолжительной промежуточной культуры, утвердилась материалистическая культура. Теперь эта культура находится уже в глубоком кризисе, предвещающем становление новой, более совершенной формы религиозной культуры. «Ночь переходной эпохи начинает спускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами различим, однако, рассвет новой великой идеационной культуры, приветствующей новое поколение — людей будущего» (Сорокин).

Основная тема Ф.и. Ясперса — тема единства мировой истории. Ясперс скептически относится к популярной в 1920—1930-е гг. теории культурных циклов и подчеркивает, что человеческая история имеет единые истоки и общую цель. Научно доказать это невозможно, единство истории может быть только предметом веры, но не религиозной, а филос. веры. Всю историю человечества Ясперс делит на доисторию, историю и мировую историю. Особую роль в фазе истории играет период, называемый Ясперсом осевым временем. В этот период между 800 и 200 гг. до н.э. произошел самый резкий поворот в истории, появился человек нового типа, сформировалась как бы ось мировой истории. Начало третьего периода, продолжающегося и сейчас, связано с возникновением науки и техники, внутренне и внешне революционизировавших мир. «Целостная концепция философии истории, которую мы пытаемся дать, направлена на то, чтобы осветить нашу собственную ситуацию в рамках мировой истории. Задача исторической концепции — способствовать осознанию современной эпохи» (Ясперс).

В последние два десятилетия оживились два старых предрассудка, касающихся Ф.и. Первый из них, реанимированный под влиянием постмодернистской моды, сводится к мысли, что филос. исследование истории не способно породить никаких общих идей, касающихся человеческой истории и тем более связных концепций исторического развития. Оно должно ограничиваться разрозненными деталями и мелочами. Др. предрассудком, сложившимся когда-то в недрах неокантианства, является утверждение, что одной из главных задач Ф.и. является изучение своеобразия исторического познания. Ф.и. истолковывается в результате как раздел теории познания. Первый предрассудок связан с разрушением грандиозных философско-исторических построений 19 в. и надеждой на то, что на смену филос. осмыслению истории вот-вот придет некая новая, более научная и более критическая теория развития общества. Однако надежда на создание теории общественной эволюции, не являющейся филос. и не вызывающей, подобно всем филос. концепциям, ожесточенных споров, является иллюзорной. Идея включить в число общих проблем Ф.и. и проблему своеобразия исторического познания, кажется приемлемой только на первый взгляд. Во-первых, если пойти по такому пути, придется для каждой из многочисленных социальных и гуманитарных наук создавать свою собственную «теорию познания» («теорию экономического познания», «теорию психологического познания» и т.п.). Но таких теорий нет, и очевидно, что их никогда не будет. Есть лишь общая, хотя и весьма слабая пока, эпистемология социальных и гуманитарных наук. Во-вторых, наука история является одной из гуманитарных наук, и обсуждать проблемы исторического познания в отрыве от общего контекста гуманитарного и социального познания непродуктивно. Особая «теория исторического познания» неизбежно окажется набором поверхностных советов, как писать книги по истории, включая рекомендации, как трактовать антич. историю, историю зарождения капитализма и т.д. Обе указанные идеи не соответствуют реальной эволюции Ф.и. 20 в., которая не выдвинула никаких «критических научных теорий» и не проявила заметного интереса к своеобразию исторического познания.

Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. М., 1980; Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1—2; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994; Тойнби А. Постижение истории. М., 1995; Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М., 1996; Гобозов И.А. Введение в философию истории. М., 1997; Ивин А.А. Введение в философию истории. М., 1997; Он же. Философия истории. М., 2000.

А.А. Ивин
ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ — филос. исследование принципов и общих закономерностей культуры. Может существовать как специальная теория или как аспект более широкой концепции. От Ф.к. следует отличать культурологию как специальную гуманитарную науку, не требующую сверхэмпирической интерпретации (однако четкого размежевания Ф.к. и культурологии пока не произошло).

Как самостоятельная дисциплина Ф.к. формируется лишь в 20 в., однако можно говорить о ее достаточно содержательной предыстории. В мышлении древних цивилизаций культура не становится предметом исследования хотя бы потому, что в своих «высоких» версиях она была полностью включена в религиозный культ, в «низких» же, фольклорных, версиях она существовала как данность в традиции.

Первым отчетливо выраженным актом филос. рефлексии о культуре были учения ранних греч. софистов, которые противопоставили мир человеческих творений и отношений миру природы. Этим не только была намечена будущая граница гуманитарного и естественно-научного знания, но и указана специфика культуры как особого типа реальности. В целом, однако, Ф.к. не нашла почвы в античности из-за фундаментальной установки на толкование природы как единственной и всеохватывающей реальности. Субъективный аспект культурного творчества рассматривался как то, что надо изживать в пользу объективно верного «подражания» (мимесиса) природным образцам (как бы при этом ни понималась природа). Правда, античность знала понятия, близкие к нашей «культуре»: таковы греч. «пайдейа» и римская «гуманитас», общий смысл которых — воспитание и образование, делающие из природного человека достойного гражданина. Было и понятие «мусейа», которое обозначало область духовных достижений образованного человека. Но все эти понятия, по сути дела, обозначали совокупность общезначимых ценностей. Достаточно было общего учения о природе и бытии, чтобы понять их смысл. К тому же древние не видели здесь специфического предмета науки: «мусическое» отличает свободного и образованного грека от варвара, но само оно не наука, и в нем нет особых законов его собственного бытия.

Средние века не меняют эту установку. Дело в том, что система средневекового образования в целом была заимствована из античности. Духовный аспект культуры был почти без остатка инкорпорирован религиозным культом. Религиозное же отношение средневековых теистических конфессий к культуре было парадоксальным соединением утилитарного приятия и субстанциального размежевания. Культура была «внешним», соблазн и опасность которого никогда не забывались.

Как ни странно, Ф.к. не возникла и в эпоху гуманизма. Казалось бы, в это время культура выделилась из культа и достигла высокой степени автономии. Возродился антич. антропоцентризм. Практически утвердилось представление о культурном плюрализме. Тем не менее по-прежнему филос. наука о культуре остается невозможной и неуместной. Может быть, это происходит из-за того, что появился такой самодостаточный предмет для размышлений, как «природа»: в однородном измерении природы можно было разместить весь универсум явлений так же, как размещался он греками в измерении «разума». Культура и в этом случае лишь имитирует природу, и значит — изучать надо не копию, а оригинал. К кон. 15 в. очевидно некоторое разочарование в идеале природы. Появляется маньеризм, деформирующий естественные пропорции в пользу субъективности духовного взора. Возникает ощущение неполноценности природы и незаменимости человека. Но этот процесс резко затормозился коллизиями Реформации, которая в некотором смысле была «антикультурной» силой, противопоставившей видимость (а значит, профанность) образа невидимому знаку. Протестантизм утвердил в правах неслиянность воли и веры с природой, но второй компонент культуры — выразимость воли в символе — был блокирован строгой цензурой борцов с «идолами». Так же мало склонен к пониманию специфики культуры и 17 в. с его парадигмой универсального Разума, по отношению к которому мир культурных реалий был лишь случайным разнообразием, легко редуцируемым к первичным рациональным (математическим и естественно-научным) моделям.