«Капитал и рента» и полемика с Прудоном о даровом кредите

2.3. «Капитал и рента» и полемика с Прудоном о даровом кредите

Как отмечал «Голос народа», газета левого направления, Бастиа достиг определенного успеха в этом поединке, поселив в значительной части рабочих сомнения в реализуемости, практичности и полезности схемы Прудона. Редакция ответила на брошюру Бастиа статьей одного из издателей, предупредив Бастиа, что дальнейшую полемику будет вести сам Прудон. Бастиа и Прудон обменивались статьями с ноября 1849 по январь 1850 г., после чего каждый опубликовал результаты этой полемики. Издание, осуществленное Бастиа, получило название «Даровой кредит».

«Капитал и рента» и «Даровой кредит» впервые публикуются на русском языке.

2.4. «Экономические гармонии» и другие последние работы

Интересы членов общества согласованы постольку, поскольку для каждого члена общества добровольное сотрудничество более продуктивно, чем изолированное производство всего необходимого. Обмен, в основе которого лежит распоряжение собственника своей собственностью, не содержит в себе ничего, что могло бы привести к нарушению указанной гармонии интересов.

Такой уровень постановки проблемы, фундаментальный характер утверждения противопоставляет Бастиа чрезвычайно многочисленным и разнородным интеллектуальным течениям. С одной стороны, это позволяет Бастиа не тратить времени на полемику с многочисленными группами оппонентов, каждая из которых отстаивает легитимность, реализуемость и результативность своей собственной системы преодоления гипотетического зла, коренящегося (в соответствии с их доктринами) в системе свободного рыночного обмена. С другой стороны, сформулировав свой тезис о гармонии интересов, присущей системе свободного рынка, Бастиа объединяет эти течения, которые находятся в состоянии полемики, часто ожесточенной. Их лидеры и последователи почти всегда являются политическими противниками, подчас беспощадными. Теоретически плодотворной оказывается не просто бескомпромиссная форма, с которой эта позиция выражена («как ни хорошо любить примирение, но никак нельзя примирить двух начал — свободу и принуждение!»), а само ее содержание. Ведь пока фундаментальный тезис не сформулирован, пока не заявлен исходный принцип исследования, не может быть выявлена и сама однородность этих разнородных групп!

И как бы предвидя перенос полемики на поле метанауки, Бастиа в первом же содержательном суждении устанавливает статус науки и научного закона. Наука по определению изучает общие законы. Если в жизни людей, рассмотренной в ее социальном аспекте, такие законы существуют, то они могут быть открыты (выше Бастиа говорит, что не покушается на веру в непостижимое Провидение, а ограничивается вполне умопостигаемой, более того, в высшей степени практической сферой человеческого разума и опыта).

Да, наличие этих законов неочевидно. Неочевидность существования этих законов связана с тем, что члены нормально функционирующего, обычного, так сказать, регулярного общества не воспринимают их — ни на уровне ощущений, ни, подчас, на уровне простейших суждений рассудка. Остро современными выглядят слова Бастиа, что наличие таких общественных законов сильнее всего дает знать о себе в те моменты, когда привычный ход вещей нарушается, иными словами, когда действия людей игнорируют и нарушают эти законы — как будто несуществующие (а на самом деле лишь не ощущаемые органами чувств)¹⁶.

Бастиа иллюстрирует наличие этих законов и привычку к ним, рассматривая то столяра, то парижского студента. Как будто предвосхищая концепцию, которая буквально приковывала внимание Фридриха Хайека, посвятившего ей множество работ, он пишет о том поистине бесконечном ряде согласованных действий десятков тысяч незнакомых между собой людей, который стоит за каждым обыденным, привычным, простейшим действием человека рыночной цивилизации, позволяет этой цивилизации свершаться и в итоге образует то, что Бастиа не без расчетливого лукавства называет естественной организацией общества.

Расчет и лукавство связаны с полемической задачей, которую Бастиа решает тут же, по ходу своего, так сказать, позитивного изложения. Он «перехватывает» терминологию оппонентов, называющих то, что им не нравится, «стихией, разрушительной конкуренцией, анархией» и т.п., а то, что им нравится, — «организацией», «ассоциацией» и «кооперацией». Он использует понятие естественной организации, имея в виду современных ему изобретателей новых, искусственных организаций. Обращаясь к ним, он указывает на то, что общественная организация существовала давно, существует сейчас и функционирует буквально перед глазами изобретателей. Ее-то и предлагают они реорганизовать, перестроить или сломать. Такого рода предложения, имея в основании благие побуждения, игнорируют существование описанной естественной организации. Отсюда проистекает, в частности, тот пессимизм, с которым преобразователи общества описывают его эволюцию от неких баснословных благословенных времен к современному им ужасному и несправедливому состоянию. Сторонники искусственной организации видят причину всех бед в частном интересе человека. Бастиа показывает противоречивость такой позиции — ведь она предполагает, с одной стороны, что преследовать частный интерес в природе человека (иначе порицаемое социальным реформатором статус-кво не имело бы места!), а с другой — что искусственная организация будет управляться людьми, этого частного интереса лишенными¹⁷. В политическом плане Бастиа полемизирует, прежде всего, с социалистами и коммунистами, для которых характерно это сочетание преувеличенного пессимизма по отношению к прошлому и настоящему со столь же преувеличенным оптимизмом по отношению к их проектам будущего.

Бастиа, далее, возвращается к определению предмета экономической теории, или, в соответствии с бытовавшим тогда термином, политической экономии. Он отмечает, что сфера человеческих чувств, например, остается за пределами этой науки. Сужая область ее применимости, он вводит понятие потребности, усилия и полезности. Потребности и их удовлетворение имеют индивидуальный характер («нельзя представить себе потребность, относящуюся к одному человеку, и удовлетворение ее, относящееся к человеку другому»). Усилие, интересующее экономиста-теоретика, имеет общественную природу — оно предполагает удовлетворение собственных потребностей не непосредственно, а косвенно — путем удовлетворения потребностей других людей. В рамках естественной организации (т.е. общества с рыночной экономикой и частной собственностью), разумеется, существует класс усилий, не предполагающих ни обмена, ни даже других людей. Однако, если речь идет не о «личной», а о политической экономии (т.е. об экономической теории), пишет Бастиа, не имеет значения формально индивидуальный характер усилий: «Нет необходимости заключать формальную сделку, достаточно простого наличия ее возможности, и работа уже приобретает экономический характер. Земледелец, взращивающий зерно для не собственного потребления, совершает экономическое действие единственно потому, что его зерно может быть обменено на что-нибудь другое». («Экономические гармонии, стр. ##).

Бастиа говорит от обмене услугами, определяя последнюю как такое усилие, которое направлено на удовлетворение потребностей других людей. Таким образом, ему удается отойти от отожествления труда с усилиями, столь характерному для трудовой теории ценности, «встроив» в понятие услуги момент, связанный с признанием ее полезности не тем, кем она осуществляется, а тем, кому она оказывается. Это стало настоящим теоретическим прорывом, позволявшим вплотную подойти к субъективной теории ценности в ее классической формулировке.

Первое издание «Экономических гармоний» вышло в Париже, в издательстве Гильомена, в 1850 г. (Les Harmonies économiques, par Frédéric Bastiat, Paris, Guillaumin, 1850, 463 pp.). Оно включало в себя только первые 10 глав обширного сочинения, которое Бастиа писал на протяжении 1848—1849 гг. и в основе которого лежали его статьи, полностью или частично опубликованные в периодических изданиях в 1840-х годах. Первое полное издание «Гармоний» было подготовлено на базе авторских рукописей, доставленных из Рима, где Бастиа умер и где он успел назначить деятелей «Общества друзей Бастиа» своими душеприказчиками в части здания «Гармоний». Оно вышло в двух томах в следующем, 1851 г. (Les Harmonies économiques, par Frédéric Bastiat, 2ème édition augmentée des manuscrits laissés par l’auteur, publiée par la Société des Amis de Bastiat (sous la direction de P. Paillottet et R. de Fontenay), Paris, Guillaumin, 1851, xi, 567 pp.). Впоследствии «Гармонии» составили последний, 6-й том полного собрания сочинений Бастиа, выпущенного Гильоменом в 1854—1855 гг. и вторым изданием (в семи томах) в 1862—1864 гг. (Oeuvres complètes de Frédéric Bastiat, mises en ordre, revues et annotées d’après les manuscrits de l’auteur (par P. Paillottet et R. de Fontenay), Paris, Guillaumin, 1854-55, 6 vols., и Oeuvres complètes, etc., 2ème édition, in the series “La Bibliothèque des sciences morales et politiques,” Paris, Guillaumin, 1862—1864, 7 vols.). Последнее издание считается стандартным — на его базе делались многочисленные переиздания и переводы на другие языки, выходившие вплоть до 1893 г.

Стандартным английским текстом «Гармоний» считается перевод, осуществленный Уильямом Бойерсом (William Hayden Boyers) в 1964 г. Этот перевод использовался при подготовке научного издания Фонда экономического образования, которое вышло в 1996 г. (Bastiat, Frédéric, Economic Harmonies. Irvington-on-Hudson, NY: The Foundation for Economic Education, Inc., trans. W. Hayden Boyers, ed. George B. de Huszar, 1996).

При подготовке своего перевода Бойерс использовал 6-е отдельное издание «Экономических гармоний» (Les Harmonies économiques, par Frédéric Bastiat, 6ème édition, Paris, Guillaumin, 1870), идентичное тому, что составило 6-й том собрания сочинений в семи томах (Oeuvres complètes, 2ème édition, vol. VI, 1862). В американское издание 1996 г. в качестве приложения вошел также вариант авторского предисловия, которое Бастиа написал в 1847 г. в форме письма самому себе (“A Tentative Preface to the Harmonies”) и которое вошло в седьмой том второго издания собрания сочинений (Oeuvres complètes, 2ème édition, vol. VII, 1862, pp. 303 ff.).