Г. Атаманов Этногенез удмуртов: роль лингвистики в решении этногенетических проблем

Опираясь на языковые материалы, учитывая исторические документы, нам удалось выяснить место древней прародины бесермян: до ухода по неведомым нам причинам значительной их части на север Удмуртии, в бассейн р. Чепцы, они жили в нижнекамско-нижневятском регионе, на территории Волжской Булгарии, имели прямые связи с носителями кукморско-мамадышского и граховского говоров южноудмуртского наречия. Исторические документы, материалы переписей XVI – XVII, вплоть до начала XVIII в., остатки бесермянского населения под этнонимом чуваш фиксируют на право- и левобережных частях нажнего течения р. Вятки, в бассейнах рек Иж, Тойма. Среди граховских удмуртов (с. Старые Ятчи) еще в конце 70-х годов XX в. мне удалось записать воспоминания о бесермянах как о местных жителях-язычниках (бесермянами будто-бы называли жителей д. Удмуртский Сарамак соседнего Кизнерского района). Надо полагать, значительная часть бесермян-чуваш (в исторических документах «чуваша арская», удм. кукм. дюаш ар) отатарились, частично вошла в состав южных удмуртов⁵⁴.

Как выявили лингвисты, фонетика языка бесермян находит прямые аналоги в говорах, диалектах южноудмуртского наречия, а морфология близка к северному наречию. По северноудмуртско-бесермянским параллелям мы отсылаем к работам Т. И. Тепляшиной, В. К. Кельмакова, Л. Л. Карповой⁵⁵.

Из так называемого периферийно-южного наречия, носители которого ни в языковом, ни в историческом плане не имеют единства, я выделил бы особый нижневятский, арского типа диалект с шошминским (приказанским) и кукморско-мамадышским говорами. Носители этого оригинального диалекта являются древнейшим населением вятско-камско-поволжского региона, их предки во все времена жили здесь – до появления тюрков (булгар, татар) и русских. Самое интересное то, что, судя по воршудно-родовому составу, они родственны с нижнечепецкой – слободско-унинской, отчасти, глазовской – группой удмуртов-ватка, в первую очередь это касается балтасинско-карлыганско-малмыжской группы: воршудно-родовые группы Чипъя, Чола, Чабъя, Дурга, Сюра, Лќзя, Пышъя, Туръя для обоих групп являются общими.

На носителей нижневятского диалекта, в первую очередь, на кукморско-мамадышские говоры существенное влияние оказали носители собственно южноудмуртского и бесермянского диалектов, но особенно – татарский язык. Воршудно-родовые группы кукморско-мамадышских удмуртов Њумъя, Уча, Нќръя, Кибъя, Куарса, Урга чаще всего встречаются в среде южных и центральных групп; Њумъя, Уча Урга еще в среде средне- и верхнечепецких удмуртов, но ни один из вышеперечисленных шести воршудно-родовых групп кукморско-мамадышских удмуртов не встречается в нижнечепецком (слободско-унинском) регионе.

Из среды носителей кукморско-мамадышского, в меньшей степени – шошминского говора, после падения Казанского ханства и Арского-Удмуртского княжества в середине XVI в., многочисленными беженцами-переселенцами на территории Башкирии и Западного Приуралья были созданы татышлинский, ташкичинский, красноуфимский говоры. Носители верхнеикского (бавлинского) говора были выходцами из среды южных удмуртов, лишь члены нескольких семей из воршуда Пышъя в д. Николашкино Бавлинского района являются переселенцами из д. Старый Кушкет Балтасинского района (шошминский говор). Закамье или Западное Приуралье, включая сюда удмуртские населенные пункты Янаульского, Калтасинского, Бураевского, Кушнаренковского, отчасти – Илишевского районов Башкирии и Куединского района Пермского края, были заселены выходцами из всех удмуртских регионов, но здесь победила диалектная речь первопоселенцев данного края – выходцев из Южной Удмуртии.

Для выделения удмуртских наречий, я считаю, следует, в первую очередь, выбрать самые характерные, широко распространенные морфологические признаки, следует учесть также диалектную лексику, ударение и синтаксические различия. Для выделения удмуртских диалектов в внутри наречий следует учесть фонетическое, возможно и морфологические особенности, диалектную лексику говоров, распространенных на большой территории – района(-ов), в бассейнах рек; для одного удмуртского говора достаточно нескольких фонетических и лексических особенностей, а для подговора, может быть, достаточным выделение одной фонетической и нескольких лексических особенностей.

Для определения границ расположения срединных говоров от соседних южноудмуртского и северноудмуртских наречий, следует в первую очередь обратить внимание на такие характернейшие языковые признаки, отсутствующие или не сохранившиеся в других наречиях и диалектах удмуртского языка:

1. Употребление аффрикат џ, љ, њ во всех позициях – в начале, середине, конце слова, ср. љуљыт // южн., сев. љужыт ’высокий’; оњы // южн., сев. озьы ’так’; уљ // южн., сев. уж ’работа, труд’ и др.

2. Употребление ученных форм глагола: выпадение в глагольных формах I спряжения инлаутных слогов типа согласный-гласный, согласный-гласный-согласный, гласный-согласный и образование стяженных форм глагола: тотко ~ тотско ~ тоско ~ точко // южн. тодћсько ~ тосько, сев. тодысько ~ тотско ’я знаю’; сико // южн. сиисько ~ сисько, сев. сиысько ’я ем’; юко // южн. юискько ~ юсько, сев. юысько ’я пью’; шумпотко // южн. шумпотћсько, сев. шумпотысько ~ шумпотско ’я радуюсь’ и др.

3. Инфинитив употребляется в усеченной форме с суффиксом -на: мынны // южн. мыныны ~ мынын, сев. мыныны ’идти’; тодны // южн. тодыны ~ тодын, сев. тодыны ’знать’; юны // южн. юыны ~ юын, сев. юыны ’пить’ и др.

Топонимика – один из разделов этногенетической науки
При решении этногенетических проблем любого народа не возможно пройти мимо такой важной, многоинформативной части лингвистической науки, как топонимика, имеющая непосредственные связи с историей, археологией, этнографией, фольклором, палеогеографией, палеоботаникой, особенно же с антропонимикой, этнонимикой и другими разделами, входящими в состав ономастики.

Каждое название имеет определенный интерес для языка, истории, культуры, в том числе и этногенеза народа, особенно когда испытывается дефицит в древних письменных источниках. Один из ведущих специалистов по ономастике В. А. Никонов пишет: «Названия – слова, – они красноречиво свидетельствуют о языке тех, кто их дал. А так как они прикреплены к месту, то по ним можно восстановить границы распространения его. Для большинства языков названия старше письменных свидетельств»⁵⁶.

Каждый топоним – своего рода исторический документ или письменный памятник, имеющий значение первоисточника. Не случайно, топонимы именуются «языком Земли», так как они несут разностороннюю информацию о языке, истории, культуре народа, о его социально-экономическом уровне развития в разные исторические периоды; они помогают восстановить зооботанические, климатические, ландшафтные и иные изменения в природе изучаемого региона и т.д. Историко-этимологический анализ географических названий помогает проникнуть в необъятную глубину истории этноса и его языка; раскрыть духовный мир народа – творца тех названий, восстановить праисторию народа страны, начиная с древних веков.

Ввиду ограничения объема статьи, в данном случае ограничусь лишь конспективной информацией, взятой из своих ранних публикаций⁵⁷.

В географических названиях Удмуртии выделяются прапермский, собственно удмуртский, русский топонимический пласты, выявляются угорские, самодийские, тюркские, марийские, топонимические элементы.

Прапермский или общефинно-угорский пласт географических названий начал формироваться в период освоения территории современной Удмуртии с эпохи мезолита (VIII – VI тыс. до н.э.). С этого времени она никогда не пустовала и важно отметить: каких-то крупных этнических перемещений здесь никогда не произошло. Господствующим населением всегда оставались родоплеменные группы финно-угорского происхождения, вошедшие в состав формирующегося удмуртского этноса.

К прапермскому (финно-угорскому) пласту отношу лишь те апеллятивы, которые не встречаются в словарном фонде современного удмуртского языка, но они бытуют у коми, или ни в одном из пермских языков в живой речи не употребляются, но сохранились в географических названиях и их параллели выявляются в других родственных финно-угорских, шире – уральских языках, например:

люк ( в названиях нескольких рек и населенных пунктов Удмуртии), ср. фин. joki ’река’, данный гидротермин наличен во всех финно-угорских языках (в удмуртском начальный *й- довольно часто заменяется л'-);

ва (в названиях нескольких рек: Ва, Вала, Кыква, Сива), данный апеллятив очень широко распространен в Пермском крае, в коми языке ва ’вода’ / удм. ву ’тж’; апеллятив с тем же значением встречается в большинстве уральских языков;

пуро ~ буро (в названиях нескольких рек в бассейне Камы, Ижа, Валы), деэтимологизированный апеллятив находит параллели в топонимии прибалтийско-финских народов: в карельском пуро ’небольшая река, ручей’;

ой ~ уй ~ уйо ~ уйы ~ ай – весьма широко распространенный деэтимологи­зированный апеллятив в удмуртской топонимии, находит прямые параллели в прибалтийско-финских языках: фин., вепс., эст. oja ’ручей, протока, канава’ и др.

По всей деэтимологизированности к вышеприведенной группе топонимов приближаются географические названия, оформленные с топоформантами имеющими терминологическое происхождение, которые восходят к разным языкам. На наш взгляд, топоформанты -њи (-си, -чи) (очень большая группа топонимов Удмуртии оформлена этим формантом), а также -ма (-мо), -иж (-ыж), -ош (-оџ), -мыж, -мес (-мас, -мос, -маз) этимологически связаны с финно-пермскими языками; -ур (-ыр), -ым (-им, ум, ом); па ~ ба, ар, лет – с языками народов Западной Сибири, скорее всего, угров и самодийцев; -ман, -тан (-дан), -ганда (-гында) – с индоиранскими языками; -баш – с тюркскими языками. Эта группа топонимов разновозрастна.

Одну из широко распространенных групп топонимов составляют отантропонимические названия. Самую специфичную, наиболее древнюю и довольно внушительную группу в удмуртской топонимии составляют названия населенных пунктов, улиц, лугов, полей, рек, холмов, древних могильников, городищ, мест языческих мольбищ, образованные от воршудно-родовых имен, ведущих свое начало от эпохи тотемизма, матриархата, см.: г. Можга, с. Большая Уча, д. Бигра, родник Чолаошмес, городище Эбгакар, улица Сальяурам, озеро Лќзяты, святилище Чабья-куала и др. Около 9% ойконимов Удмуртии в своем составе содержат те древние воршудно-родовые имена.

В географических названиях Удмуртии отразились названия зверей, птиц, растений, характерных для таёжных лесов Восточной Европы, а также народные обычаи, обряды, поверья удмуртского народа, особенно связанные с древней языческой культурой и религией, хозяйственной деятельностью.

В сложении удмуртских топонимов довольно широко участвуют послелоги и послеложные слова, например: йыл ’верховье; исток, вершина; над, наверху’; ул ’низ; нижний; под’; сьќр ’за, позади’; дћнь ’около, возле, рядом с...’ и т.д.

Удмуртский пласт топонимов не ограничивается только территорией Удмуртии: географические названия удмуртского происхождения встречаются во многих частях Волго-Уральского региона, на территории Кировской области, Татарстана, Башкортостана, Марий Эл, Чувашской Республики, Пермского края, – в бассейнах рек Вятки, Белой, Камы, вплоть до среднего течения р. Волги. Наиболее плотный ареал удмуртских топонимов встречается в Заказанье, в районе Арска, Балтасей, Кукмора, Мамадыша, где с конца I тыс. н.э. до 1552 г. существовало Удмуртское (Арское) княжество и в районе городов Кирова, Слободского: до XIII – начала XIV вв. на месте современного г. Кирова находился племенной и религиозный центр северных удмуртов-ватка, разрушенный ушкуйниками-первопоселенцами Вятской земли.

Географические названия, образованные от экзоэтнонимов одо (марийское название удмуртов), ар (тюркское название удмуртов), вотяк (~ отяк ~ вотин ~ отин ~ вочь) (устаревшее русское название удмуртов), помогли выявить ареалы былого расселения удмуртских родоплеменных групп, очертить границы пратерритории древних удмуртов. Судя по этнотопонимам Одо, Ар, Вотяк, южная граница этнической территории древних удмуртов проходила несколько южнее линии городов Чебоксары – Казань – Уфа; западная – по р. Ветлуге (несколько восточнее), северная – по верховьям рек Камы, Вятки и до слияния рек Юг и Сухона; восточная граница жительства удмуртских родоплеменных групп, скорее всего, простиралась по линии с. Кулига (у истока р. Камы) – г. Оса – пос. Чернушка (в Пермском крае), по правым притокам – Быстрый Танып, Бирь, Уфа, Сим, Усолка – среднего и нижнего течения р. Белой (в 100 км южнее г. Уфы выявлены караабызские памятники, принадлежащие праудмуртам-калмезам).

Этнотопонимы Одо, Ар, Вотяк характерны для южной, наиболее густо заселенной части ананьиской археологической культуры (VIII – III вв. до н.э.). Именно на этой территории к III в. до н.э. на основе ананьино сложился пьяноборский союз племен, который послужил этническим ядром в формировании древнеудмуртской языковой общности; в внутри этого круга располагаются топонимы удмуртского происхождения.

Русский топонимический пласт начал складываться только с конца XVI в. Первые русские поселения появились по Каме в районе Сарапула, Каракулино, Воткинска. После основания Ижевского и Воткинского железоделательных и медеплавильных заводов в Удмуртии в середине XVIII в. русское население появилось во всех районах Удмуртии. Топонимы русского происхождения на территории Удмуртии сходны с географическим названиями Русского Севера, в первую очередь, Вятской земли. Основная масса русских переселенцев с “окающими” говорами шла именно с тех территорий.

С конца же XVI в., после падения Казанского ханства, на территории Южной Удмуртии, в бассейнах рек Ижа, Тоймы, появились первые поселения татар и марийцев; переписи еще начала XVIII в. здесь фиксируют чуваш, под этим этнонимом фигурировали бесермяне, говорившие на диалекте южноудмуртского наречия, – собственно чувашского происхождения топонимов здесь не выявлено.

Отдельные топонимы марийского происхождения фиксируются в Граховском, Кизнерском, Алнашском, Киясовском, Каракулинском районах, – в местах проживания марийцев.

Татарские же географические названия, помимо Южной Удмуртии, встречаются в северо-западных – Юкаменском, Глазовском, Балезинском – районах, в местах компактного проживания татар. их создатели здесь живут с конца XVII в., они являются выходцами из с. Карино Слободского уезда Вятской губернии. Во избежание иллюзорного представления о большом количестве тюркских топонимов в Удмуртии (см.: Байтуганово, Асаново, Батырево, Шадбегово, Нурузово, Баяран, Тукташ, Кельдыш и многие др.), следует подчеркнуть, что основателями тех селений были удмурты, носившие тюркские имена: в удмуртском дохристианском именнике зафиксировано несколько тысяч личных имен тюркского (включая сюда же имена арабского, персидского, монгольского) происхождения.

Из иноязычных топонимов наиболее древними, представляющими определенный научный интерес, являются названия угорского и самодийского происхождения. Их не один десяток. Угорские названия представлены следующими апеллятивами: манс. унь ’запруда в реке’ (р. Уня – в бассейне Чепцы и Валы; р. Унинка; р. Лумпунь: лумп + унь); манс. уть ’порог в реке; отмель’ (р. Уть – в бассейне Кильмези; р. Омуть – в бассейне Чепцы: ом + уть, ср. р. Омь – пр. пр. р. Иртыша в Западной Сибири); манс. хоса ’длинный; долгий’ (р. Коса – в бассейне нижнего течения р. Вятки и Чепцы); хант. ёган, ёхан ’река’ (р. Яган – в бассейне Ижа и Валы); хант. уарсэŋ ’кустарник; заросли’: деревни Уарсем, Уварсем, Варсем имеются в Кезском, Балезинском, Глазовском районах и др. Фратриальное название пор отразилось в названиях удмуртских деревень на севере Удмуртии (примеры по Южной Ужмуртии не приводим, т.к. этим же этнонимом здесь называют марийцев): Поркар, Порва, Порпи, Порез, Порек, Порин, Порвай, Поршур, Порово, Поргучин и др.; эта фратриальная группа участвовала в сложении воршудно-родовой группы Порга > Пурга.

Самодийские названия представлены следующими апеллятивами: селькуп. лымпä ’болото; болотистый’ (р. Лумпа, р. Лумпо – в бассейне р. Валы; р. Лумпа, р. Лумпук, р. Лумпачик, р. Лымпашур – в бассейне р. Чепцы; р. Лумпунь: лумп + манс. унь ’запруда в реке’ – в бассейне р. Кильмезь; в Глазовском р-не есть деревня Лумпашур, в Якшур-Бодьинском – Лумпово, в Ярском – Лумпа); селькуп. кы, ке, гы ’река, речка’ (р. Сюгы, рус. Сюга – 2 реки в бассейне р. Валы: селькуп. сю ~ шю ’змея’, букв. ’змеиная река’); селькуп. колд, колдэ, колтта, голды ’большая река’ (р. Колтымак – в бассейне р. Тоймы: колты + мак – топоформант); селькуп. няр, няры, нярре ’заболоченный лес’; ’болотистое место’ (р. Синяр – в бассейне нижнего течения р. Вятки; си – гидроформант, ср. Сия, Сияг, Сива, Сишур); селькуп. йунггы ’запор для ловли рыбы’ (р. Юнга – в бассейне р. Чепцы); селькуп. тек ’быстрый’ (р. Тек – в бассейне р. Чепцы); ненец. яха ’река’ (р. Яга – в бассейне нижнего течения р. Вятки; р. Яга – в бассейне среднего течения р. Камы; р. Кордяга и Малая Кордяга – в бассейне р. Чепцы: корд < ненец. хард ’селение, поселение); возможно, сюда же относится Свияга – пр. пр. р. Волги; ненец. сада ’лужа’(3 реки в бассейне р. Чепцы носят это название); ненец. саля ’мыс; полуостров’ (р. Саля – в бассейне р. Чепцы; в Игринском р-не есть деревни Саля, Ближняя Саля, Дальняя Саля) и др.

Интересный вопрос: когда, в какие эпохи возникли эти топонимы на территории Удмуртии? Вопрос не простой. По проблеме проникновения западносибирского населения в Восточную Европу имеется обширная литература с самыми разными точками зрения. Я придерживаюсь мнения ученых, считающих, что западносибирское проникновение, по существу не прекращавшееся с момента разделения уральской общности, влилось окончательно в широкий процесс великого переселения народов в I тыс. н.э. Угорские и самодийские миграционные волны в Приуралье и Волго-Камскую область на протяжении многих столетий постоянно питали и поддерживали финно-угорскую основу этнокультурной характеристики Волго-Уральского населения⁵⁸.

Проникновение небольших групп нижнеобско-зауральского населения в бассейн р. Чепцы, на территорию Северной Удмуртии, прослежено на археологическом материале второй половины I тыс. н.э.⁵⁹.

Интересна и дальнейшая судьба угорского и самодийского населения, проникшего на территорию Удмуртии. Как она сложилась? Конечно же, часть ассимилировалась в среде древнеудмуртского населения, жившего в бассейнах рек Чепцы, Кильмези (ср. воршудно-родовые группы Эгра, Можга, Пурга), другая часть ушла в другие регионы или же вернулась к своим сородичам. Так, А. Ф. Теплоухов со ссылкой на Усть-Вымьскую летопись приводит данные о том, что в середине XV в. около Усть-Выми на Вычегде (территория совр. Коми Республики) жили «волуличи-вятчане», «вятские вогуличи», «пришедшие от Вятки вогуличи»⁶⁰.

В эпоху же великого переселения народов, в середине I тыс. н.э., на территории жительства древнеудмуртских родоплеменных групп могли проникнуть, помимо тюрков, части кочевых орд аланского, мадьярского союза племен и от них в Камско-Вятском междуречье могли остаться географические названия с аппелятивом тан ~ дан ’река’ – в осетинском и других индоиранских языках, ср. Мултан, Лыштан, Матан, Сардан, Гыбдан, Танып и др.; вар – в венгерском ’крепость; зáмок’, возможно и ’городище; укрепленное поселение’; ср. топонимы Удмуртии с этим апеллятивом: Варњи, Варни, Варади (Варали), Варага, Варавай, Сивар, Кивар и др. Все вышеперечисленные названия не расшифровываются с помощью удмуртского и других языков Волго-Уральского региона.

Так много ценной информации содержится в географических названиях всех регионов и всех народов.

Удмурты и их предки по финно-угорскому языковому родству являются исконными жителями лесной зоны. Весь многовековой уклад их, религиозные верования, мифология, древний и современный фольклор связаны у них с лесом, рекой/водой. Удмуртские названия таких деревьев, как ель, пихта, осина, черемуха, восходят к уральскому; сосна, береза, липа, дуб, вяз, жимолость, ива, рябина, калина, орешник – к финно-угорскому; осокорь – к пермскому праязыковым периодам; названия ольха, ветла, смородина, малина встречаются в пермских и в одном или в обоих волжско-финских (марийском, мордовском) языках.

Судя по таким названиям, как дуб (удм. тыпы), липа (нинпу), орешник (пашпу), прародина древнеудмуртских родоплеменных групп находилась несколько южнее верховий рек Камы и Вятки. Южная граница места их жительства, скорее всего, проходила по стыку тайги и широколиственных лесов, где росли дуб и орешник. По данным палеоботаников, дуб произрастал в южном Предуралье, но совершенно отсутствовал к востоку от водораздельной линии Уральского хребта⁶². По этой причине Зауралье исключается из числа предполагаемых районов формирования пермских народов. Северная граница произрастания дуба в настоящее время проходит по линии Екатеринбург – Ижевск (чуть севернее) – Киров – Вологда – С.-Петербург.

Одним из важных аргументов в пользу прародины удмуртов в Волго-Камье говорит название пчелы: удм. муш, к.-п. мош, мар. мÿкш, морд. мекш, ф. mehi-läinen, венг. méh < доиндоиранское ٭mekš⁶³. Как известно, до недавнего времени медоносная пчела не была известна к востоку от Уральского хребта – во всей Сибири, в Средней Азии, Казахстане, Центральной Азии, Монголии пчелы не водились (В Сибирь, например, их переселили лишь в XVIII в.). С древнейших времен пчелы водятся к западу от Урала, в восточной части Европы, к югу от северной границы распространения дуба, – 57-58° северной широты⁶⁴.

Анализ лингвистических данных геоботаники и зоогеографии – лингвистической палеонтологии – удмуртского языка, по происхождению восходящей к общепермской, финно-угорской или уральской праязыковой эпохе, позволяет утверждать, что носители этого языка являются исконными жителями лесной зоны Восточной Европы. В районах, где жили праудмуртские племена, в географическом ландшафте преобладали холмы, возвышенности, поросшие лесом (ср. удм. выр ’холм, возвышенность’ ~ коми вќр ’лес’); вдоль рек (шур), озер (ты), на сырых, болотистых местах (нюр, куд) росли ива (бадьпу), ветла (уйпу), ольха (лулпу), черемуха (льќмпу), калина (шупу), смородина (сутэрпу), жимолость (ыжноны ~ к. диал. ыжнёнь ’тж’), брусника (ягмульы), клюква (нюрмульы), черника (кудымульы); на лесных полянах (куш), на вырубках и подсеках (сайкос, вќльы, тыло) росли малина (эмезь), земляника (узы), костяника (намер), на солнечной стороне пригорков – клубника (боры) и др.

Для фауны местности, где жили праудмурты, а еще шире – финно-пермские народы, были характерны такие звери и птицы, как бобр (мый), куница (сёр), соболь (нћзь), горностай (џќжмер), олень (пужей), бурундук (урдо), медведь (гондыр), норка (сян, чан, чайы), выдра (вад), выхухоль (вучайы), белка (коньы), волк (кион), тетерев (тур), журавль (тури), ронжа (љакы), рябчик (сяла), глухарь (дукъя), клест (кайсы) и другие животные и птицы, водящиеся в таежных лесах и реках.

У удмуртов существовала богатая терминология для обозначения разновидностей леса в зависимости от растущих в ней пород деревьев и кустарников, по месту их произрастания (ср. нюлэс, тэль, сик, сурд, яг, тыло, варсэм, пеџкезь и др.). В то же время, для обозначения растительного и животного мира более южных и северных широт в удмуртском языке нет собственных названий – все они заимствованы из русского или из тюркских языков⁶⁵.
***

Таким образом, языковой материал – заимствованный пласт лексики и морфологии, указывающий на этнолингвистические связи предков удмуртов с носителями индоиранских, тюркских, угорского (мадьярского), марийского языков, а также анализ топонимической системы Волго-Уральского региона, особенно этнотопонимии, связанной с экзоэтнонимами удмуртов, данные зоо- и геоботанической терминологии (лингвистическая палеонтология) дают возможность определения границ территории, где шло формирование воршудно-родовых, племенных групп, вошедших в состав удмуртского народа. Без сомнения можно сказать, что бассейны рек Вятки, среднего и нижнего течения Белой и Камы, лево- и правобережные притоки среднего течения Волги были местом жительства древнеудмуртских родоплеменных групп.

Границы этнической территории праудмуртов проходили по южной половине ананьинской историко-культурной (археологической) общности, где росли дуб, орешник, липа, где водились дикие медоносные пчелы. В результате распада ананьинской, общепермской этноязыковой общности в III в. до н.э. на две группы – на пьяноборский и гляденовский союзы племен, начали складываться самостоятельные праудмуртский и пракоми языки. На основе языка носителей диалектной речи создателей пьяноборской этнокультурной общности (III в. до н.э. - V в. н.э.) сложились древнеудмуртские племенные языки: ватка и калмез групп. Мнение о том, что общепермский язык-основа распалась лишь в VIII-IX вв. н.э. после появления булгар в Волго-Камье явно устарело, оно никак не стыкуется с огромным археологическим материалом.

Подобно другим финно-угорским народам, до недавнего времени удмурты делились на две эндогамные, дуальные группы: ватка и калмез. Издревле, по крайней мере с ананьинско-пьяноборского времени – точно, воршудно-родовые группы племенного объединения ватка жили в Вятско–Ветлужско–Поволжском регионе, по Каме от г. Елабуги до г. Тетюш на правом берегу р. Волги, а воршудно-родовые группы, входящие в состав племенного объединения калмез , занимали территории нижнего и среднего течения р. Белой – центральные и северо-западные районы Башкирии и прилегающие к ним районы северо-восточной части Татарии, юго-западные районы Пермского края, юго-восточные районы Удмуртии,   по Каме, от г. Осы до г. Елабуги.

На основе пьяноборско-азелинского (худяковского) (III в. до н.э. – V в. н.э.) и последующих за ней еманаевской (V в. н.э. – IX в. н.э.), кочергинской (IX – XI в. н.э.) археологических культур шло формирование диалектной речи удмуртов-ватка, как нижнечепецкого, так и нижне- и верхневятского диалектов современного северноудмуртского наречия; верхневятский диалект к концу XVII века исчез: его носители отчасти обрусели, отчасти растворились в среде нижнечепецких удмуртов.

На основе пьяноборско-караабызской (IV в. до н.э. – III в. н.э.), пьяноборско-чегандинской (III в. до н.э. – V в. н.э.), пьяноборско-осинской (среднекамской) (III в. до н.э. – V в. н.э.) и последующих за ними мазунинской (III – V вв. н.э.), бахмутинской (V – VIII вв. н.э.), верхнеутчанской (VI – IX вв. н.э.), чумойтлинской (X – XIV вв. н.э.) археологических культур шло формирование диалектной речи удмуртов-калмез. С началом великого переселения народов калмезы получили самый сильный удар со стороны пришлых кочевых орд Сибири, Казахстана, Приуралья. Под их беспрерывным напором значительная часть калмезов вынуждена была отступить на территорию современной Удмуртии, а многие ушли на запад – на Вятку, Поволжье. При этом они разорвали на две половины единую территорию ватки: на северную (нижнечепецко-слободская) и южную (нижневятско-шошминская-арская) группы. Остававшаяся в бассейне р. Белой калмезы – носители бахмутинской культуры,   к VIII в. н.э. окончательно растворились в среде тюркско-угорских предков современных башкир. Их племенное название сохранилось в этнонимии северо-западных башкир и в топонимии Камско-Бельского региона в форме Калмаш.

Носители пьяноборско-осинской группы калмезов к V в. н.э. оставили свою территорию,   с левобережья Камы и с ее притока Тулвы они перебрались на правобережье, на территорию современных Воткинского, Шарканского, Завьяловского, Дебесского районов, дошли до верхнего течения р. Чепцы. Создателями богатой поломской (V – IX вв. н.э.) и чепецкой (IX – XIII вв. н.э.) археологических культур были осинцы-калмезы.

С приходом именьковцев (? славяне-готы-балты) в IV в., булгар в VII - VIII в., татаро-монгол в XIII в. в Волго-Камский регион, удмурты-ватка с нижнекамско-поволжского региона начинают отступать на среднее и верхнее течение Вятки и на Чепцу к своим соплеменникам. На Чепце произошло столкновение ватки и калмезов; на Кильмези – калмезов с марийцами, на Вятке – удмуртов-ватка – с русскими. Об этом говорят удмуртские, марийские, русские легенды и предания. Со временем мощная волна удмуртов-ватка, отступающая с Вятско-Ветлужского междуречья на Чепцу под напором марийской и русской колонизации, поглотила калмезов среднего и верхнего течения Чепцы. Со временем создатели поломской и чепецкой культур стали носителями северноудмуртского наречия.

Калмезы современных центральных районов и южные удмурты – родственны: материальная и духовная культура, отчасти, язык и воршудно-родовая система у них едины.

Деление диалектной речи удмуртского языка на две группы: ватка (северные удмурты) и калмез (центральные и южные удмурты) восходит к пьяноборской и еще более отдаленным эпохам, когда существовала еще дуальная, общеплеменная организация с единой территорией жительства: ватка – в Вятско-Поволжско-Ветлужском регионе, калмезы – в Бельско-Средне- и Нижнекамском регионе. Этническая история бесермян до конца не выяснена, но, без сомнения, их древнейшие корни связаны с южными удмуртами, по крайней мере, языковые и отдельные исторические и этнографические материалы свидетельствуют об этом.